Глава 6

Онлайн чтение книги Однорукий аплодисмент One Hand Clapping
Глава 6

Говард успел на девять ноль пять с Юстона, и поэтому утром вернулся домой, когда времени было всего ничего, я давно уж лежала в постели, слишком разоспалась, чтобы что-то особенное сказать, кроме того, что я очень горжусь и не надо на будущее так выпендриваться. Он принял это очень болезненно, хотел завести долгий спор, но я ему велела ложиться в постель, что он и сделал, только сперва заставил меня посмотреть на выигранные тридцать два фунта. Я сказала, что с виду они ничем не отличаются от других виденных мною фунтовых бумажек, ложись, а об этом мы утром поговорим. И тогда он пришел в постель, и от этого я хорошенько согрелась. Если нет никаких других поводов для замужества, тот, что тебе в постели все время тепло, ничуточки не хуже всех прочих. Утром мы оба были немножко уставшими, но поднялись, как обычно; позавтракали, и Говард мне все рассказал – какие там на ТВ студии, и как везде разъезжают камеры с маленьким красным глазком, и какие все были милые. А я сказала:

– Ты за собой поглядывай, паренек, очень уж ты был надутый всезнайка.

И он вынужден был согласиться насчет выпендрежа, но сказал, было нервно, как не знаю что. Мы отправились на работу, и, разумеется, каждому в супермаркете было что сказать насчет вчерашнего вечера, и злопыхатели соглашались со мной (хоть я с ними об этом помалкивала) про выпендреж Говарда.

Говард потребовал, чтоб мы в тот вечер, немножечко приодевшись, поехали на машине из центра торговли подержанными автомобилями потратить кое-что из тридцати двух фунтов и отметить событие. Так мы и сделали, и немножечко перебрали с выпивкой за обедом в «Зеленом юнце» под Уилбриджем, что так или иначе привело к увольнению Говарда с работы в центре торговли подержанными автомобилями. Говард хорошо водил машину, одно время на воинской службе возил в штабной машине какого-то полковника или кого-то еще, но порой слишком выпендривался, как на телевикторине, порой бывал беспечным. Вышло так, что он въехал в том «бентли», в котором мы ехали, прямо в стену, сразу на въезде в Пелэм, хотя я бы сказала, не он целиком виноват. Другую машину вел кто-то по-настоящему пьяный, со свистом вылетел из Пелэма и понесся зигзагами по всей дороге, а Говард свернул, чтоб объехать, и перестарался, или еще что-нибудь, а потом машина въехала прямо в ту самую стену, хотя он почти вовремя ударил по тормозам, или типа того. Две фары вдребезги, большая вмятина на капоте, а тот «бентли» был хоть и подержанный автомобиль, как все прочие автомобили в том самом торговом центре, все-таки чуть поновее почти всех других, поэтому считался всеобщей красой и гордостью, особенно для старика Уаттса, босса Говарда. Ну, легко себе представить, что на завтрашний день в центре торговли подержанными автомобилями разразился небольшой скандал, тем более что мы еще осложнили все дело, позабыли со всей этой выпивкой и так далее поставить будильник, и поэтому оба проснулись немножечко поздно, я к тому же с больной головой. Говард пришел обедать пешком, не приехал, как всегда, в одном из подержанных автомобилей с рекламой на дверцах и сказал, что уходит в конце недели, и к чертям распроклятого старика Уаттса.

– Что случилось? – спросила я.

– Ох, – сказал Говард, – я пришел и сказал, что за все извиняюсь, за ремонт пусть высчитывают с меня, и так далее, а старик Уаттс очень разозлился. Думаю, больше всего другого из зависти, что я попал на ТВ, Так или иначе, он сказал, что дела вообще его вовсе не радуют, если я хочу знать; заявил, что лишился целой кучи сделок, так как я слишком честен с клиентами, говорю, чтоб взглянули на то и взглянули на это, а если не будут довольны покупкой, пускай возвращают обратно, и прочее; мы опомниться не успели, как уже по-настоящему адски скандалили, а так как голова у меня плоховато варила и во рту вкус был гадкий, я сполна ему выдал. Я сказал Уаттсу, что именно ему надо бы сделать со своим распроклятым поганым бизнесом, и с враньем, и с нечестностью; он сказал, что я слишком занесся, и зачем бы рабочему человеку, вроде меня, мусолить книжки и отвечать на ученые вопросы по телику. Тогда я сказал, что он старый невежественный потаскун, думает только о заколачивании нечестных денег, да еще, может быть, как побегать за маленькими девчушками в темных закоулках, – это правда, ты знаешь, – а он сказал, что привлечет меня за клевету, дискредитацию и за всякую всячину. Потом мы как бы немножечко утихомирились, хоть он знал, что я кое в чем правду сказал; а я в то же время никак не мог удержаться от чуточки жалости к старому безобразному потаскуну, ну и договорились, работаю до конца недели, а потом забираю манатки, и с центром торговли подержанными автомобилями все покончено, с моей стороны, в любом случае.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросила я.

– Торопиться особенно некуда, – сказал Говард в своей очень спокойной манере. – Викторина через неделю, и еще через неделю, к ним надо готовиться. Мне действительно нужно время. Кое-какие из заданных мне вопросов были очень трудные.

– Может, ты не пройдешь через первый этап к Большим Деньгам, – сказала я. – Может быть, просто вылетишь через неделю, и останутся у тебя только тридцать два фунта. Уже даже меньше, – добавила я, – после вчерашнего вечера.

– У меня такое ощущение, – сказал Говард, переходя на свой очень пророческий тон, – что нам больше тревожиться не придется. Что я выиграю этот куш и вдобавок еще кое-что. Если хочешь, можешь прямо сейчас бросать работу в супермаркете. Нам обоим не будет никакой нужды работать.

– Ты с ума сошел? – говорю я. – Даже если ты выиграешь ту тысячу, ее навсегда ведь не хватит, правда? Вдобавок, – говорю, – я еще не уверена, что хочу бросить работу. Мне нравится там бывать, и встречаться с людьми, и немножечко сплетничать, и в любом случае, мне туда надо ходить за покупками, хочешь не хочешь. Для меня это чуточка жизни, чуточка внешнего мира, – говорю я.

– Значит, – сказал Говард, – ты не была бы счастлива только со мной, чтобы просто вдвоем, ты и я? – И когда он это говорил, очень смахивал на цепную собаку, как бы выклянчивая любовь. И я говорю:

– Ох, конечно. Но не надо нам терять контакт, правда? Я хочу сказать, с миром надо общаться, правда? – Все это выглядело очень странно. У Говарда как бы были всяческие интересы, но на самом деле это просто его фотографические мозги. На самом деле ему нравилось только одно – быть со мной; на ТВ он сказал правду, я была его единственным хобби. Никогда не ходил, как другие мужчины, ни на футбол, ни на бокс, ни в новый боулинг, даже в пивную сам по себе не ходил. Он всегда хотел быть со мной. Ну, это очень лестно, мне было приятно, как было бы любой женщине, только раньше я в самом деле никогда никого не знала такого, как Говард, и меня это чуть-чуть пугало. Иногда он с любовью смотрел на меня, и в глазах у него было что-то типа большого дымящегося костра. А потом, в очень плохую дождливую погоду, я думала, как было б мило все время быть вместе, запереть дверь, разжечь хорошенько камины в обеих нижних комнатах, будто на Рождество и, пока весь народ на работе во внешнем мире, вместе слушать «Работаем под Музыку», а потом «Дневник миссис Дейл», а в окна стучит дождь со снегом, а во всем доме тепло и уют. Но, если подумать, была Другая сторона жизни, например, встречи с людьми, болтовня, витрины магазинов, глупый смех на работе с кучей бегающих вокруг покупателей с проволочными корзинками. У жизни всегда две стороны, прошу всех это помнить.

Следующая неделя была очень странной – я шла на работу, а Говард оставался дома. Не стану отрицать, что это многое мне облегчало, потому что действительно облегчало. Говард готовил как бы тяп-ляп, по-мужски, но еда всегда была горячей, ничего недожаренного, недоваренного, – на самом деле, как раз наоборот, сосиски почти черные, – и посуду он мыл очень чисто. Кроме того, очень тщательно пылесосил, очень ретиво охотился за паутиной и в целом за пылью. Но мне почти плакать хотелось, когда он шел встречать меня у дверей, только заслышав, как я вставляю ключ в скважину, – Говард, в каком-нибудь моем фартуке с оборочками, а кухня полна дыма, будто он что-то жарил, что он обычно и делал. И когда я приходила домой, Говард был всегда очень нежным и любящим. А потом настал четверг, когда Говарду пришла пора ехать в Лондон, начинать этап Больших Денег, и он был все таким же уверенным, готовым всем и каждому показать, что он в самом деле немножечко выше торговли подержанными автомобилями.

Ну и вот, вечером я уселась перед телевизором в черном вечернем платье. Я заранее приготовила здоровенные вкусные сандвичи, поставила бутылку британского шерри, и они дожидались, пока я перестану так нервничать и не пожелаю выплескивать все эти вещи обратно. Я вдобавок закрыла парадную дверь, собираясь прикинуться, будто никого нету дома, если кто-нибудь постучит. (Кто-нибудь из соседей вполне мог прийти и сказать: «Дорогая, наш телик накрылся, а нам ведь не хочется пропустить твоего муженька, правда? Поэтому мы пришли посмотреть на него вместе с тобой». Мысль на самом деле такая, что они надеются, он запутается и будет очень мило немножечко позлорадствовать над моим огорчением, которое было бы только естественным.)

Так или иначе, сердце у меня почти выскакивало и падало на коврик у камина, когда на экране возникло «Снова и снова». Вдобавок мешала то одна, то другая проезжавшая мимо машина, отчего на экране мелькало полным-полно снега и слышалось громкое шипение, так что я сыпала проклятиями, прямо как сыпал бы ими сам Говард. Но через чуточку времени все пошло хорошо, люди, которых набрали в первую часть шоу, были, как обычно, толпой дураков, кроме одного банковского клерка, который вполне много знал про современный джаз и мог соперничать за Большие Деньги. Но по правилам никто не мог бороться за них, пока борется кто-то другой, а в данном случае этим кем-то был Говард. Потом нам показали рекламу, я съела пару сандвичей, запила британским шерри, и когда увидела на экране выходившего во второй части шоу Говарда, то чувствовала себя на самом деле вполне спокойно. Говард выглядел очень уверенно и ответил на громкие аплодисменты каким-то достойным кивком. Потом его поставили в большую кабину со стеклянной дверью, и он надел наушники, и там были большие часы, готовые затикать. А потом Лэдди О'Нил, который был теперь в самом деле вроде очень старого друга, попросил принести вопросы за Большие Деньги, и улыбавшаяся до ушей брюнетка – на этой неделе в колготках телесного цвета – их вынесла. Лэдди очень торжественно объявил:

– А теперь вопрос за шестьдесят четыре фунта. – Он прокашлялся, и почти было слышно очень нервное, быстрое дыхание людей, но не слышалось ни единого другого звука, когда он сказал: – Я хочу, чтобы вы назвали четыре книги, в заглавии которых есть слово «золотой», а также имена их авторов. Ясно?

Говард сказал, что да.

– Хорошо, – сказал Лэдди. – Тридцать секунд, время… пошло.

И Говард сказал:

– «Золотой осел» Луция Апулея. «Золотая ветвь» сэра Джеймса Фрэзера. «Золотая чаша» Генри Джеймса. И… и… и… – Это было ужасно, Говард отчаянно силился думать, а часы тикали. – И, – сказал Говард, – «Золотая легенда» Лонгфелло.

Все, конечно, бешено захлопали, а Говард говорил:

– Или «Золотой век» Кеннета Грэма. Или «Золотая стрела» Мэри Уэбб. Или «Золотая…»

Но тут его заткнули, и Лэдди спросил, хочет ли он продолжать и услышать вопрос за сто двадцать пять фунтов. Говард хотел. На сей раз ему было сказано, что он должен ждать тридцать секунд, прежде чем отвечать.

Лэдди О'Нил сказал:

– Вот настоящие имена некоторых авторов. Я хочу, чтоб вы назвали, за сто двадцать пять фунтов, их псевдонимы или вымышленные имена. Ясно?

Ясно. Тогда он протараторил эти имена, и, честно сказать, для меня они не имели никакого смысла. Их было пять, и Лэдди прочитал весь список дважды, и Говард должен был их держать в голове, выжидая тридцать секунд. Эти тридцать секунд казались вечностью, причем оттого, что электроорган играл какую-то загробную музыку, пока Говард как бы раздумывал над своими ответами, лучше не стало Но потом он начал отвечать, радостный и уверенный, как не знаю что.

– Армандина Аврора Люсиль Дюпен известна как Жорж Санд. Мэри Энн Кросс была Джордж Элиот. Чарльз Лэмб называл себя Элия. Эрик Блэр писал под псевдонимом Джордж Оруэлл. Я забыл пятого. Ох, боже, боже. – Это был жуткий момент, потому что нельзя было снова назвать ему имя, что казалось очень несправедливым. Но как раз когда я собиралась стошнить на ковер, он вспомнил и сказал: – Ох, да. – И у меня возникло впечатление, будто он просто прикидывался позабывшим. – Сэмюэл Клеменс называл себя Марк Твен.

Ну, после всех аплодисментов он пошел на вопрос за двести пятьдесят фунтов, и мне пока нечего было себя чувствовать половой тряпкой, так как впереди был вопрос за пятьсот фунтов, и на эту неделю всё. Так или иначе, вот он, следующий вопрос, который вполне мог прозвучать по-гречески, потому что для людей типа меня не имел никакого смысла:

– Вопрос из трех частей. В каких романах появляются следующие персонажи? Первый, Глоссен.

– «Гай Мэннериш» Скотта, – сказал Говард.

– Имлак.

– «Расселас» доктора Джонсона, – сказал Говард.

– Дензел Равеншо. – По тому, как это прозвучало, видно было, вопрос трудный. Но Говард сказал:

– Это просто. Роман этим именем называется. Я имею в виду «Равеншо» Генри Кингсли.

Честно, как вы сами видите, Говард действительно был потрясающий. И только я знала, да еще кое-кто, определенно не из присутствовавших в телестудии, что все это фотографические мозги бедного Говарда. Ну, когда аплодисменты стихли, у Говарда спросили, пойдет ли он на вопрос за пятьсот фунтов, он сказал да, и возникло какое-то ощущение, будто телевизионщики оттачивают мечи. А потом вышли две эти самые девушки, не выставляя напоказ свои ноги, а в юбках, точно дело было слишком торжественным для демонстрации ног. Делать им было нечего, кроме как просто вроде декорации стоять по обеим сторонам кабины, где был как бы заключен Говард, и на этот раз они не скалились, были очень серьезными. А потом Лэдди О'Нил взял в руки вопрос за пятьсот фунтов, прокашлялся, и можно было сказать, вопрос будет по-настоящему на засыпку. Только взялся за гуж, не говори, что не дюж, я скорей согласилась бы, пускай Говард сейчас проиграет, чем даст слабину и уйдет, унеся всего двести пятьдесят. А если он сейчас ответит, хотелось бы, чтоб пошел до самого конца. И вот он, вопрос.

– Какая поэма, – сказал Лэдди, – какого автора королевской крови опубликована полностью сэром У.А. Крейги в «Очерках и исследованиях членов Английской Ассоциации», том 24?

– Хитрый вопрос, – сказал Говард, – действительно. Единственная значительная поэма, написанная хоть каким-нибудь автором королевской крови, это «Король Квейр» Иакова I Шотландского, которую он сочинил в 1423-м и 1424 годах, когда был в заключении в Англии, примерно во время своей женитьбы на…

Но ничего больше от Говарда не было слышно, так как Лэдди О'Нил запрыгал, заплясал, повторял, верно, верно, публика вопила до смерти, а потом программа кончилась, и меня ждала еще неделя смертельной агонии перед вопросом за тысячу фунтов, потому что я точно знала, Говард не возьмет пятьсот фунтов, пойдет до конца, и за это я восхищалась им и любила его, но вдобавок немножко побаивалась, хоть и не знала как следует почему.


Читать далее

Энтони Берджесс. Однорукий аплодисмент
Глава 1 25.02.16
Глава 2 25.02.16
Глава 3 25.02.16
Глава 4 25.02.16
Глава 5 25.02.16
Глава 6 25.02.16
Глава 7 25.02.16
Глава 8 25.02.16
Глава 9 25.02.16
Глава 10 25.02.16
Глава 11 25.02.16
Глава 12 25.02.16
Глава 13 25.02.16
Глава 14 25.02.16
Глава 15 25.02.16
Глава 16 25.02.16
Глава 17 25.02.16
Глава 18 25.02.16
Глава 19 25.02.16
Глава 20 25.02.16
Глава 21 25.02.16
Глава 22 25.02.16
Глава 23 25.02.16
Глава 24 25.02.16
Глава 25 25.02.16
Глава 26 25.02.16
Глава 27 25.02.16
Глава 6

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть