Онлайн чтение книги Лишь время покажет Only Time Will Tell
10

– Как по-твоему, ты готов встретиться с экзаменаторами, мальчик мой? – спросил Смоленый Джек.

– Настолько, насколько это вообще возможно, – отозвался Гарри. – Кстати, я последовал твоему совету и проглядел экзаменационные работы за последние десять лет. Ты был прав, в них есть определенная последовательность, и некоторые вопросы повторяются через равные промежутки времени.

– Хорошо. А как обстоят дела с твоей латынью? Мы не можем себе позволить провалить этот экзамен, как бы хорошо ни справились с прочими работами.

Гарри улыбнулся этому «мы».

– Благодаря Дикинсу на репетиционном экзамене на прошлой неделе я набрал шестьдесят девять процентов, хотя и послал Ганнибала в поход через Анды.

– Всего-то и промахнулся на шесть тысяч миль, – хмыкнул Смоленый Джек. – И что, по-твоему, станет для тебя главной трудностью?

– Сорок выпускников Святого Беды, которые тоже сдают этот экзамен, не говоря уже о двухстах пятидесяти из других школ.

– Забудь о них, – ответил ему Смоленый. – Если ты покажешь все, на что способен, они ничем тебе не помешают.

Гарри промолчал.

– А как поживает твой голос? – спросил Смоленый, всегда менявший тему разговора, когда мальчик умолкал.

– Никаких новостей, – доложил Гарри. – Могут пройти недели, прежде чем я узнаю, стал я тенором, баритоном или басом, и даже тогда не будет никаких гарантий, что я окажусь на что-то способен. Одно можно сказать с уверенностью: БКШ не предложит мне стипендию хориста, пока я похож на хромую лошадь.

– Брось, – ободрил его Смоленый. – Все не настолько плохо.

– Еще хуже, – возразил Гарри. – Будь я лошадью, меня бы уже пристрелили, чтобы избавить от мучений.

Старый Джек рассмеялся.

– И когда же экзамены? – спросил он, хотя и сам знал ответ.

– Через четверг. Мы начнем с общих знаний в десять утра, потом будет еще пять других работ, а в конце в четыре – английский.

– Хорошо, что последним будет твой любимый предмет, – заметил Смоленый.

– Будем надеяться, что так, – вздохнул Гарри. – И молиться, чтобы мне попался вопрос по Диккенсу. О нем уже три года не спрашивали, и я перечитывал его после отбоя.

– Веллингтон писал в мемуарах, – припомнил Смоленый, – что худшая пора любой кампании – это ожидание восхода солнца в утро перед сражением.

– Я согласен с Железным герцогом, а значит, в ближайшую пару недель не высплюсь.

– Тем больше причин не навещать меня в следующую субботу, Гарри. Тебе стоит провести это время с большей пользой. В любом случае, если я правильно помню, это твой день рождения.

– Откуда ты знаешь?

– Смею тебя уверить, что не из «Таймс», где публикуют придворные новости. Но поскольку в прошлом году он выпал на тот же день, я пошел на риск и купил тебе небольшой подарок.

Он взял сверток, упакованный в старую газету, и протянул его Гарри.

– Спасибо, сэр, – отозвался мальчик, развязывая бечевку.

Он развернул газету, открыл маленькую темно-синюю коробочку и недоверчиво уставился на мужские часы «ингерсолл», которые в последний раз видел в витрине магазина мистера Дикинса.

– Спасибо, – повторил Гарри, застегивая ремешок у себя на запястье.

Некоторое время он не мог отвести глаз от подарка. Гарри смотрел на часы и думал: «Надо же! А ведь они стоят шесть шиллингов».

В утро перед экзаменом у Гарри не было сна ни в одном глазу задолго до восхода солнца. Он пропустил завтрак, вместо этого просмотрев несколько старых работ по общим знаниям, сверил столицы со странами, от Германии до Бразилии, даты правления премьер-министров от Уолпола до Ллойд Джорджа и царствования монархов от короля Альфреда до Георга Пятого. Через час он решил, что готов встретиться с экзаменаторами.

И снова он сидел в первом ряду, между Баррингтоном и Дикинсом. И гадал: не в последний ли раз? Когда часы на башне пробили десять, преподаватели прошли по рядам и раздали задания сорока переволновавшимся мальчикам. Ну, тридцати девяти переволновавшимся и Дикинсу.

Гарри медленно прочел вопросы. Добравшись до сотого, он позволил себе растянуть губы в улыбке. Взял перо, окунул в чернильницу и начал писать. Сорок минут спустя он вернулся к сотому вопросу. Глянул на часы – у него еще оставалось десять минут на проверку. На миг он задержался на тридцать четвертом вопросе, усомнившись в первоначальном ответе. Кого отправили в лондонский Тауэр за предательство – Оливера Кромвеля или Томаса Кромвеля? Он вспомнил участь кардинала Уолси и остановился на человеке, занявшем его место лорд-канцлера.

К тому времени, как часы пробили снова, Гарри добрался до девяносто второго вопроса. Он поспешно проглядел оставшиеся восемь ответов, и работу выхватили у него из рук. Чернила на последнем из них, «Чарльз Линдберг», еще не успели просохнуть.

Во время двадцатиминутного перерыва Гарри с друзьями неспешно прогуливался по крикетному полю, где Джайлз набрал сотню перебежек всего неделю назад.

– Amo, amas, amat, – говорил Дикинс, усердно повторявший с ними спряжения, ни разу не сверившись с учебником Кеннеди.

– Amamus, amatis, amant[27]Спряжение латинского глагола «amare» – «любить» (люблю, любишь, любит)., – твердил Гарри, пока они возвращались в экзаменационный зал.

Когда час спустя он сдал работу по латыни, то был вполне уверен, что набрал больше необходимых шестидесяти процентов, и даже Джайлз выглядел довольным собой. По пути в столовую Гарри приобнял Дикинса за плечи.

– Спасибо, дружище, – сказал он товарищу.

Позже этим утром, прочтя вопросы по географии, Гарри мысленно поблагодарил свое тайное оружие. За годы знакомства Смоленый передал ему множество знаний, причем мальчику ни разу не показалось, будто он сидит на уроке.

За обедом он не притронулся к ножу и вилке. Джайлз осилил половину пирога со свининой, в то время как Дикинс насыщался без устали.

В первый день их пытали историей, не причинившей Гарри ни малейшего беспокойства. Генрих Восьмой, Елизавета, Рэли, Дрейк, Наполеон, Нельсон и Веллингтон дружным строем промаршировали на поле боя, а Гарри расставил их по местам.

Задание по математике оказалось куда проще, чем он ожидал, а Джайлз даже заподозрил, что смог набрать на нем очередную сотню.

Во время последнего перерыва Гарри зашел к себе в кабинет и еще раз проглядел сочинение, написанное по «Дэвиду Копперфилду», в полной уверенности, что сможет блеснуть в работе по любимому предмету. Неспешным шагом он вернулся в экзаменационный зал, снова и снова повторяя излюбленное слово мистера Холкомба: «сосредоточься».

Он уставился на последнее в этот день задание и обнаружил, что год посвящен Томасу Харди и Льюису Кэрроллу. Он читал «Мэра Кэстербриджа» и «Приключения Алисы в Стране чудес», но Болванщик, Майкл Хенчард и Чеширский кот были знакомы ему хуже, чем Пегготи, доктор Чиллип и Баркис. Его перо медленно зацарапало по бумаге, и когда час истек, Гарри оставался в сомнении, достаточно ли сделал. Он вышел из зала под вечернее солнце, слегка подавленный, хотя по лицам его соперников было видно, что никто из них не счел работу легкой. Это заставило его гадать, не осталось ли у него еще шанса на успех.

За этим последовала худшая, по словам мистера Холкомба, часть экзамена – дни бесконечного ожидания перед тем, как результаты официально вывесят на школьной доске объявлений; время, когда мальчики совершают поступки, о которых позже будут жалеть. Одного ученика поймали пьющим сидр за велосипедным сараем, другого – курящим «Вудбайн» в уборной, а третьего видели после отбоя выходящим из местного кинотеатра.

В следующую субботу, впервые за сезон, Джайлз не набрал ни одной перебежки за игру. Дикинс вернулся в библиотеку, а Гарри отправлялся на долгие прогулки, снова и снова прокручивая в мыслях каждый свой ответ. Легче от этого не становилось.

В воскресенье днем Джайлз устроил себе долгую тренировку с сеткой, в понедельник Дикинс нехотя сдал пост новому заведующему библиотекой, а во вторник Гарри прочел «Вдали от обезумевшей толпы»[28] «Вдали от обезумевшей толпы» – роман Томаса Харди. и чертыхнулся вслух. Ночью в среду они с Джайлзом заболтались за полночь, пока Дикинс крепко спал.

В четверг утром, задолго до того, как часы на башне пробили десять, сорок мальчиков уже бродили по школьному двору, засунув руки в карманы, повесив головы и ожидая прихода директора. Хотя каждый из них знал, что доктор Оукшотт не появится ни минутой раньше, ни минутой позже назначенного срока, без пяти десять почти все взгляды сосредоточились на двери директорского дома. Остальные посматривали на часы большого зала, мечтая, чтобы минутная стрелка двигалась чуть быстрее.

С первым боем преподобный Сэмюэл Оукшотт открыл дверь и вышел на дорожку. В одной руке он держал лист бумаги, а в другой – четыре кнопки. Он был не из тех людей, кто оставляет что-либо на волю случая. Пройдя дорожку до конца, он открыл небольшую калитку и спокойным шагом направился через двор, не обращая внимания ни на что вокруг. Мальчики поспешно расступились, образовав коридор. С десятым ударом часов тот остановился перед доской объявлений. Он вывесил результаты экзаменов и без единого слова удалился.

Сорок мальчиков ринулись вперед, сгрудившись вокруг доски объявлений. Никто не удивился тому, что Дикинс возглавил список, набрав девяносто два процента, и получил от Бристольской классической школы стипендию Пелоквина. Джайлз подпрыгнул, не пытаясь скрыть облегчения, когда увидел напротив собственного имени шестьдесят четыре процента.

Оба они обернулись в поисках друга. Гарри стоял в одиночестве, вдали от обезумевшей толпы.