- Фаулер, - взмолился я, - только не сегодня. Давайте отложим до завтра.
Он пристально посмотрел на меня.
- Ладно, Митч, хотя я не из тех, что отступают. - Проявилось еще одно из качеств, благодаря которому он стал боссом: Шокен начисто поборол сжигавшее его любопытство и не расспрашивал, где я был и что со мной произошло. - Хорошая работа, - сказал он, бросив на свой стол листки, исписанные мною предыдущей ночью. - Не просмотреть ли тебе это вместе с О'Ши? Он, как никто, сумеет придать им нужный колорит и достоверность. Да, чуть не забыл, укладывай вещи - полетишь обратно на «Вильфредо Парето». Хотя тебе ведь нечего укладывать. Вот деньги, выдастся свободная минутка, купи все необходимое. Прихвати с собой парней из охраны. Помнишь насчет «равноправия»? - И он лукаво подмигнул.
Я нашел О'Ши в соседней кабине - он свернулся, как кошка, клубочком, на большой, не по росту, койке. Джек повернулся и уставился на меня тусклым взглядом. Вид у него был ужасный.
- Митч? - произнес, он осипшим голосом. - О, господи, опять эти кошмары.
- Джек, - я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно. - Проснись, Джек.
Он вскочил и сел на койке. - Что за чертовщина! Неужели это ты, Митч? Да-да, припоминаю, кто-то говорил мне о тебе, когда я утром вернулся домой. - Он старался держать прямо свою маленькую головку. - Ох, умираю, - вдруг произнес он страдальческим голосом. - Достань мне чего-нибудь выпить, а? Выслушай мое предсмертное слово - никогда не становись героем. Ты для этого слишком хороший парень…
Джек, казалось, снова впал в оцепенение.
Я пошел в кухню и взял чашку Кофиеста, ломоть хлеба и стакан минеральной воды, но на обратном пути вернулся и зашел в бар за рюмкой виски.
О'Ши посмотрел на поднос и икнул. - Это что еще за дрянь? - спросил он слабым голосом, имея в виду Кофиест, хлеб и минеральную воду. Одним глотком Джек осушил рюмку виски; его передернуло.
- Давненько не виделись, Джек, - снова начал я.
- Ох-ох, - стонал он: - Ты принес как раз то, что нужно. Почему в ваших рекламах чертовски брешут о похмелье? - Он попытался встать, но тут же снова рухнул на койку.
- Спину ломит, - пожаловался он. - В монастырь уйти, что ли? Приходится так жить, положение обязывает. Это медленно но верно убивает меня. О… проклятая туристка из Новой Скотии. Ведь сейчас весна? Ты думаешь, этим все объясняется? А может, у нее эскимосская кровь.
- Сейчас поздняя осень, - сказал я.
- Вот как! Тогда, может, у нее нет календаря… Дай-ка мне Кофиест.
И никаких «спасибо» или «пожалуйста». Он привык к тому, чтобы по его первому требованию весь мир был у его ног. Да, Джек здорово изменился.
- Джек, ты мог бы поработать со мной сегодня? - спросил я уже без всякого энтузиазма.
- Мог бы, - равнодушно произнес он. - В конце концов Шокен мне платит. Но черт возьми, что же с тобой все-таки приключилось?
- Проводил кое-какие изыскания, - уклончиво ответил я.
- А Кэти ты видел? Чудесная у тебя женушка, Митч. - Его улыбка пришлась мне не по вкусу. Она могла означать воспоминания.
- Рад, что она тебе нравится, - процедил я сквозь зубы. - Заходи, будем рады.
Он сплюнул в чашку с Кофиестом, аккуратно поставил ее на стол и спросил:
- Ты о какой работе говоришь?
Я показал ему мои наброски. Большими глотками он выпил стакан минеральной воды и, постепенно приходя в себя, начал читать.
- Все ты тут переврал, - наконец недовольно сказал он. - Не знаю я никакого Лерода, Холдена или Макгилла, и черта с два были они самоотверженными исследователями. К Венере не «_притягивает_», к ней «_приталкивает_». - Он сидел с мрачным видом, поджав под себя ноги.
- Мы предполагаем, что их притянуло, - терпеливо пояснил я. - Если хочешь, мы попытаемся убедить в этом читателя. Здесь надо бы оживить рассказ твоими личными впечатлениями. Как ты на это смотришь?
- Меня с этого воротит, - произнес Джек равнодушно. - Митч, закажи-ка мне душ, а? Десять минут из пресной воды, погорячей. Черт с ней, с ценой. Ты тоже можешь стать знаменитостью. Нужно только, чтоб тебе повезло, как мне. - Он свесил с койки короткие ножки и стал сосредоточенно разглядывать собственные ступни. - Что ж, - вздохнул он, - живи пока живется.
- Так как же насчет статьи? - спросил я.
- Поищи мои отчеты, - небрежно ответил он. - А как там насчет душа?
- Поищи себе лакея, - в тон ему ответил я и вышел, вконец взбешенный.
В своей кабине я часа два потел, вставляя в статью «впечатления очевидца», а потом, прихватив охрану, отправился делать покупки. Стычек с патрульными на этот раз не произошло. В витрине обсерватории Астрона я увидел объявление: «Доктор Астрон сожалеет о том, что неотложные дела потребовали его срочного возвращения на Землю».
Я поинтересовался, улетела ли ракета «Рикардо» на Землю.
- Два часа назад, - ответил один из моих провожатых. - Завтра отлегает «Парето».
Итак, теперь я уже мог говорить.
Я рассказал Фаулеру Шокену все.
И он не поверил ни единому слову.
Однако он держался достаточно тактично, стараясь не обидеть меня.
- Никто не упрекает тебя, Митч, - мягко сказал он. - Тебе много пришлось вынести. Все мы иногда восстаем против действительности. Но у тебя есть друзья, мой мальчик. Они помогут тебе. Бывают минуты, когда каждый из нас нуждается в помощи. Мой психиатр…
Боюсь, что я закричал на него.
- Ну, ладно, ладно, - произнес он все так же мягко и понимающе. - Время у нас есть. Правда, профанам нечего соваться в эту тонкую область, но, мне кажется, я кое-что в этом смыслю и постараюсь объяснить тебе…
- Объясните лучше вот это! - заорал я, сунув ему под нос подделанный номер моего свидетельства благонадежности.
- Хорошо, объясню, - он оставался спокойным. - Это еще одно доказательство твоего короткого… ну, если хочешь, бегства от действительности. У тебя был психический шок. Ты бежал от самого себя, возомнил себя другим человеком и выбрал жизнь, диаметрально противоположную той, которую вел талантливый и прилежный работник рекламы. Ты выбрал легкую и беззаботную жизнь черпальщика, загорающего под солнцем тропиков…
Выслушав все это, я уже не сомневался в том, кто из нас на самом деле далек от действительности.
- Твою чудовищную клевету на Таунтона поймет всякий, кто мало-мальски разбирается в природе наших подсознательных мотивов. Я рад, что ты высказался. Значит, опять входишь в норму. Какова наша главная задача, главная задача Митчела Кортнея, работника рекламы? Бить противника, подрывать конкурирующие фирмы изнутри, уничтожать их. Твои выдумки о Таунтоне говорят понимающему человеку о том, что ты рвешься стать прежним Митчелом Кортнеем, работником рекламы. Выраженные в символах, окутанные таинственностью подсознательного, эти небылицы о Таунтоне тем не менее понятны. А встречу с девицей по имени Хеди ты позаимствовал из детективной литературы.
- Черт побери! - не выдержал я. - Да взгляните на мою челюсть! Видите эту дырку? Рана все еще болит.
Он только улыбнулся:
- Хорошо, что ты не причинил себе большего вреда, Митч.
- А Кэти? - хрипло спросил я. - А те сведения о «консах», которые я вам передал? Условные знаки, пароли, приветствия, явки?
- Митч, - произнес он искренне. - Я тебе уже говорил, что не намерен забираться в дебри психоанализа, но все это твоя фантазия. Из ревности - это тоже результат раздвоения твоей личности на Гроуби - Кортнея - ты отождествил свою жену с этими чудовищами - «консами». «Гроуби» тщательно подтасовывает факты, чтобы его сведения о «консах» нельзя было ни проверить, ни опровергнуть. «Гроуби» устраивает так, чтобы твое настоящее «я» молчало об этих «фактах» до тех пор, пока «консы» не сменят пароль, явку и прочее. «Гроуби» действует из чувства самосохранения. «Кортней» должен вернуться, и «Гроуби» это знает. Он чувствует, что его «вытесняют», и тогда решает дождаться удобного момента. «Гроуби» подстраивает все так, чтобы еще вернуться…
- Я не сумасшедший!
- Мой психиатр…
- Вы должны верить мне!
- Борьба подсознательного…
- Говорю зам, Таунтон нанимает убийц!
- Знаешь, Митч, когда я окончательно убедился в том, что ты нездоров?
- Ну? - с горечью спросил я.
- Когда ты сочинил, будто на ячейке «консов» сидела Малая Наседка. Этот символ… - он даже слегка смутился, и щеки его порозовели. - Мне стало совершенно ясно…
Больше я не стал спорить и только в одном решил не уступать: - Мистер Шокен, говорят, что лучше не перечить сумасшедшим?
- Ты не сумасшедший, мой мальчик. Тебе просто нужна помощь, как и многим…
- Выражусь яснее. Вы исполните одну мою прихоть?
- Разумеется, - снисходительно улыбнулся он.
- Обеспечьте охрану себе и мне. Таунтон нанимает убийц. Я ли так думаю, или «Гроуби», или сам дьявол, - неважно, но повторяю, Таунтон нанимает убийц. Если вы согласитесь обеспечить охрану, я обещаю, что не буду, как вы говорите, валять дурака и даже пойду к вашему психиатру.
- Ладно, - улыбнулся он, явно потешаясь надо мной.
Бедняга Фаулер. Можно ли винить его? Ведь каждое мое слово было ударом по воображаемому миру, в котором он жил. То, что я говорил, звучало как анафема богу Торговли. Фаулер не мог этого допустить и не представлял, что мое настоящее «я» верит тому, что я говорю. Не мог же, на самом деле, Митчел Кортней, рекламный работник высшей категории, утверждать, что:
у тех, кто потребляет, и у тех, кто производит, интересы диаметрально противоположны;
большая часть населения мира глубоко несчастна;
рабочему человеку не так-то просто найти подходящую работу;
предприниматели ведут нечестную игру, всячески нарушая законы;
«консы» - вполне нормальные, разумные люди и имеют хорошую организацию.
Все это прозвучало для Фаулера как гром с ясного неба. Но Шокен умел быстро восстанавливать свое душевное равновесие. В конце концов всему можно найти объяснение, а бог Торговли непогрешим. Поэтому совсем не Митчел Кортней, работник рекламы, говорит все это, а его злой, еще не отступивший двойник, чертов «Джордж Гроуби» или еще кто-то, только не Митч Кортней.
И, как человек, действительно страдающий раздвоением личности, что наверняка привело бы в восторг Фаулера и его психиатра, я сказал себе: «Слушай, Митч, а ты и вправду говоришь, как истый „конс“. И тут же мое второе „я“ ответило: „Но я и есть „конс“. Вот так номер!“
„Ладно, - продолжался этот внутренний диалог, - что я об этом знаю? Возможно, это действительно так…“
„Да, - заключило мое второе „я“ после некоторого раздумья. - Вполне возможно…“
В нашей профессии существует такой прием - если хочешь что-нибудь выделить, создай контрастирующий фон. Сейчас, к примеру, таким фоном стали для меня взгляды Фаулера Шокена и его отношение к действительности.
„Ладно, Шокен, можешь смеяться, сколько хочешь, - думал я. - Только дай мне охрану. Мне совсем не хочется снова встретиться с таким „плодом моей фантазии“, как милейшая Хеди“.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления