Онлайн чтение книги Испытание невиновностью Ordeal by Innocence
Глава 24

Уже темнело, когда Артур Колгари снова приехал в «Солнечный мыс», – совсем как в тот вечер, когда он явился сюда первый раз. «Гадючий мыс», – сказал он себе и позвонил.

Последовавшие события тоже были как бы повторением. И снова ему открыла Эстер. И на лице у нее было то же самое выражение вызова и отчаяния. В прихожей за ее спиной, как и тогда, мелькнула настороженная, бдительная тень Кирстен Линдстрем. Воистину история повторялась.

Но в какой-то момент все вдруг переменилось. С лица Эстер ушло выражение безнадежности и страха. Оно осветилось милой, приветливой улыбкой.

– Вы! – коротко воскликнула она. – Слава Богу, что вы здесь!

Он взял ее руки в свои.

– Мне надо видеть вашего отца, Эстер. Он наверху, в библиотеке?

– Да. С Гвендой. К ним подошла Кирстен Линдстрем.

– Зачем вы опять приехали? – укоризненно произнесла она. – Мало несчастья вы принесли сюда в прошлый раз? Смотрите, что с нами всеми сталось! Вы испортили жизнь Эстер, вы испортили жизнь мистеру Аргайлу. И две смерти. Две! Филип Даррант и крошка Тина. Это ваших рук дело – это все вы!

– Тина жива, – возразил Колгари. – И нечего накликать на нее смерть. А сюда я приехал, потому что у меня есть здесь неотложное дело.

– Какое еще дело? – Кирстен так и не сдвинулась с места, преграждая ему путь на лестницу.

– Я должен довести до конца то, что начал, – ответил Колгари.

Положив ладонь ей на плечо, он легонько отодвинул ее в сторону. И стал подниматься по ступенькам. Эстер пошла следом за ним. Он, оглянувшись, сказал:

– Пойдемте с нами, мисс Линдстрем. Я хочу, чтобы присутствовали все.

Когда они вошли в библиотеку, Лео Аргайл сидел у письменного стола, а Гвенда Воэн, стоя на коленях перед камином, всматривалась в огонь. Оба с удивлением оглянулись на вошедших.

– Простите, что врываюсь к вам, – начал Колгари, – но, как я только что уже сказал мисс Кирстен, я должен доделать то, что начал. – Он огляделся. – А миссис Даррант? Она еще не уехала? Я хотел бы, чтобы она тоже была здесь.

– Я думаю, она прилегла отдохнуть, – ответил Лео. – Она в ужасном состоянии.

– И все же пусть она придет. – Колгари посмотрел на Кирстен. – Если вам не трудно, пожалуйста, приведите ее.

– Не знаю, согласится ли она, – хмуро заметила Кирстен.

– Скажите, что ей будет интересно узнать кое-что о смерти ее мужа.

– Ну что ты, Кирсти, – обратилась к ней Эстер, – Перестань нас оберегать. Я не знаю, что хочет нам рассказать доктор Колгари, но мы все должны это услышать.

– Дело ваше, – проворчала Кирстен и вышла.

– Садитесь, – пригласил гостя Лео, указывая на кресло у камина.

Колгари сел.

– Вы простите меня, доктор Колгари, если я скажу, что очень сожалею о том, что вы появились тогда в этом доме, – произнес Лео Аргайл.

– Это нечестно! – горячо возразила Эстер. – Папа, ты говоришь ужасно несправедливые вещи!

– Я понимаю ваши чувства, – сказал Колгари, – Наверно, на вашем месте я испытывал бы то же самое. Какое-то время я и сам жалел, что явился к вам. Но при серьезном размышлении понял, что все-таки не мог бы поступить иначе.

Возвратилась Кирстен.

– Мэри идет, – сообщила она.

В ожидании все сидели молча. Вошла Мэри Даррант. Колгари взглянул на нее с интересом: он видел ее впервые. Мэри выглядела очень спокойной, собранной, она была тщательно одета и причесана – волосок к волоску. Но лицо ее напоминало маску, точнее лицо лунатика, который бродит во сне.

Лео представил их друг другу. Она наклонила голову.

– Благодарю за то, что пришли, миссис Даррант, – проговорил Колгари. – Я думаю, вам следует выслушать то, что я собираюсь сообщить.

– Как вам будет угодно, – ответила Мэри. – Но что бы вы ни сказали, Филипа это не вернет.

Она отошла в сторону и села на стул у окна. Колгари обвел глазами всех присутствующих.

– Сначала разрешите мне сказать следующее. Когда я явился к вам в первый раз, чтобы сообщить, что Жако невиновен, я был изумлен тем, как вы восприняли это известие. Теперь-то я понимаю почему. А тогда меня особенно поразили слова, сказанные этой девушкой, – он указал глазами на Эстер, – когда я уходил. Она сказала, что самое важное не справедливость, а то, на что обрекаются теперь невиновные. В Книге Иова есть выражение: «пытка невинных»[28]Книга Иова, гл. 9, ст. 23.. Известие, принесенное мною, обрекло вас всех на муку. Но невиновные не должны страдать, этого допустить нельзя. И сегодня я явился к вам, чтобы положить конец страданию невиновных.

Он помолчал несколько мгновений. Никто не произнес ни слова. Тихим ровным голосом Колгари продолжал:

– Весть, которую я вам принес тогда, не была для вас, вопреки моим ожиданиям, радостной. Для вас обвинение, предъявленное Жако, было вполне естественным. Вас всех это, если можно так выразиться, вполне устроило. Этот вердикт был самым подходящим для всей семьи.

– Вам не кажется, что вы чересчур категоричны? – спросил Лео.

– Нет, – ответил Колгари. – То, что я сказал, – правда. Жако, на ваш взгляд, вполне годился в убийцы, поскольку о том, что в дом мог проникнуть кто-то посторонний, всерьез говорить не приходилось, а для Жако можно было выдвинуть набор оправданий. Он-де несчастный, психически не совсем здоровый, он не в состоянии отвечать за свои поступки. У него сложный характер и врожденные дурные наклонности. Такого рода доводы с успехом используются в наши дни для оправдания преступников. Вы сами, мистер Аргайл, говорили, что не вините его. И что даже его мать, которую он лишил жизни, тоже не винила бы его. Его обвинял только один человек. – Колгари посмотрел на Кирстен Линдстрем. – Вы. Вы сказали просто и ясно, что Жако был негодяй, без всяких оговорок. «Жако был негодяй» – вот ваши слова.

– Может быть. – Кирстен пожала плечами. – Да, может быть, я так и сказала. Потому что это правда.

– Да, это правда. Он и в самом деле был негодяй. Не будь он негодяем, ничего бы этого не произошло. И однако, вы прекрасно знаете, – продолжал Колгари, – что мое свидетельство оправдывает его.

– Свидетельствам не всегда можно верить, – возразила Кирстен. – Вы перенесли сотрясение мозга. Мне хорошо известно, как может повлиять на человека сотрясение. Он все вроде бы помнит, но смутно, как бы в тумане.

– Значит, вы по-прежнему думаете, что Жако убийца? – уточнил Колгари. Что все-таки Жако совершил преступление, а потом каким-то образом обеспечил себе алиби? Так?

– Я, конечно, не знаю подробностей. Но да, примерно так. Я и сейчас считаю, что это сделал он. Все горе, которое обрушилось на этот дом, и эти смерти – да, эти ужасные смерти – все это его рук дело. Жако.

Эстер удивленно воскликнула:

– Кирсти! Ты же всегда так его любила!

– Может быть. Да, наверно. И все-таки я повторяю, что он был негодяй.

– Я думаю, у вас есть все основания так его называть, – сказал Колгари. Но относительно достоверности моих слов вы ошибаетесь. Сотрясение никак не повлияло на мою память. В конце концов она полностью восстановилась. Я четко помню, что в тот вечер, когда была убита миссис Аргайл, я именно в тот промежуток времени подвозил Жако на своей машине. И потому – я повторяю это с полной ответственностью – Жако Аргайл никак не мог убить свою приемную мать. Это абсолютно исключено. Его алиби не вызывает сомнений.

Лео нетерпеливо сменил позу. Заметив это, Колгари сказал:

– Вы думаете, что я пришел повторить то, что говорил вам в прошлый раз? Не совсем так. Теперь мне стали известны кое-какие детали. Во-первых, от старшего инспектора Хьюиша я узнал, что Жако, доказывая свое алиби, шпарил как по бумажке, слишком уж четко: время до минуты, место своего нахождения назвал не раздумывая, – словно заранее знал, что эти данные ему понадобятся. Это согласуется с тем, что сказал мне доктор Макмастер, у которого очень большой опыт работы с так называемыми «пограничными» правонарушениями, в которых трудно четко определить степень виновности. Его не удивило, что Жако, как он выразился, «носил в своем сердце семена убийства». Удивительно было другое: что он все-таки его совершил. По мнению доктора Макмастера, от Жако естественнее было бы ожидать, что само осуществление убийства он переложил бы на кого-то другого. И вот я спросил себя: не знал ли Жако заранее, что в тот вечер должно было произойти убийство? Не знал ли он, что ему понадобится алиби? И не нарочно ли он обзавелся таковым? Если так, то миссис Аргайл была убита кем-то другим, и Жако знал, что она будет убита. То есть его можно считать в данном случае подстрекателем, замыслившим убийство, но толкнувшим на него другого человека.

Колгари повернулся к Кирстен Линдстрем:

– И вы так считаете, верно? Вы по-прежнему чувствуете, или хотите чувствовать, что это Жако совершил убийство, он, а не вы. Вы считаете, что действовали по его приказу, под его влиянием. И хотите всю вину возложить на него.

– Я? – переспросила Кирстен – То есть как это? Что вы такое говорите?

– Я говорю, – ответил Колгари, – что в этом доме есть только один человек, который мог, как это ни дико звучит, стать сообщником Жако Аргайла. И этот человек – вы, мисс Линдстрем. Жако был покорителем дамских сердец, и особенно хорошо ему удавалось кружить головы немолодым уже женщинам. Этим умением он не раз пользовался – в корыстных целях. Он умел внушить доверие. – Колгари наклонился к ней. – Он ведь был вашим любовником, так? Уверял, что питает к вам самые нежные чувства и хочет жениться на вас? Что как только это дело будет сделано и он получит свою долю материнских денег, вы поженитесь и уедете куда-нибудь далеко-далеко. Ведь все было именно так, да?

Кирстен сидела неподвижно, как парализованная, не отводя от него глаз.

– Он поступил с вами очень жестоко, руководствуясь циничным расчетом, продолжал Артур Колгари. – В тот вечер ему срочно требовались деньги, иначе ему грозил арест и тюремное заключение. Миссис Аргайл отказалась его выручать. И тогда, ничего не добившись от нее, он обратился к вам.

– Неужели вы думаете, что я взяла бы деньги миссис Аргайл, вместо того чтобы дать ему свои? – пробормотала Кирстен Линдстрем.

– Нет, конечно, – ответил Колгари. – Вы наверняка сами дали бы ему денег если бы они у вас были. Но я думаю, у вас их уже не было . Вы получали неплохую годовую ренту, которую купила вам миссис Аргайл. Но, по-видимому, к тому моменту он уже успел все у вас вытянуть. Так что в тот вечер он действительно оказался в безвыходном положении. Когда миссис Аргайл поднялась к мужу в библиотеку, вы выскользнули из дому, снаружи вас ждал Жако, и он объяснил вам, что от вас требуется. Сначала вы должны были передать ему деньги, а затем, прежде чем пропажа обнаружится, убить миссис Аргайл. Потому что эту кражу она не стала бы покрывать. Он сказал, что ваша задача очень проста. Надо только выдвинуть ящики, чтобы подумали, будто в кабинет пробрался грабитель, а ее ударить по затылку кочергой. Это будет безболезненная смерть, она не успеет ничего почувствовать. А ему надо позаботиться о своем алиби, так что вам ведено было действовать строго в условленное время – между семью и семью тридцатью.

– Это не правда, – произнесла Кирстен. Ее била дрожь. – Вы, наверное, не в своем уме, раз говорите про меня такие вещи.

Но в голосе ее почему-то не слышалось ни малейшего негодования, только страшная усталость.

– Даже если бы то, что вы говорите, было правдой, как бы я, по-вашему, могла допустить, чтобы его засудили?

– А почему нет? – возразил Колгари. – Он же заверил вас, что у него будет алиби. Вы, наверно, ожидали, что его арестуют, но потом наверняка признают невиновным. Все это входило в ваш совместный план.

– Но когда он не смог доказать свою невиновность, неужели я бы не выручила его? Не дала бы показания в его пользу?

– Возможно, – ответил Колгари. – Возможно, что и дали бы, не случись одно небольшое происшествие: и утро следующего дня в дом явилась жена Жако. Вы даже не подозревали, что он женат. Посетительнице пришлось два или три раза повторить вам, кто она такая, прежде чем вы ей поверили. И в ту же минуту с ваших глаз спала пелена. Вы увидели Жако в истинном свете – бессердечного, хитрого и совершенно равнодушного к вам человека Вы вдруг осознали, на что он вас толкнул.

И тут Кирстен заговорила, горячо и бессвязно:

– Я любила его... Любила всем сердцем. Дура я была, доверчивая старая дура. Он заставил меня поверить... что будто бы все так и есть. Говорил, что молодые ему никогда не нравились. Он много чего мне нашептывал – я не могу вам повторить всего. Я его любила. Говорю вам, я любила его. И вдруг является эта молоденькая и довольно вульгарная девчонка. Тогда я поняла, что все было сплошной ложью, ложью и подлостью... С его стороны.

– Когда я сюда явился, вы испугались, – продолжал Колгари. – Ведь так? Испугались: что же теперь будет? Испугались за других. За Эстер, которую вы любили, за Лео, к которому хорошо относились. Наверно, вы понимали – в какой-то мере, – чем это все чревато для них. Но главным образом вы испугались за себя. И смотрите, куда завел вас страх... Теперь на вашей совести еще два убийства.

– Вы утверждаете, что это я убила Тину и Филипа?

– Конечно, – сказал Колгари. – Но Тина все-таки пришла в сознание.

Плечи Кирстен безнадежно обмякли.

– Значит, она сообщила, что это я воткнула ей в спину нож? А я думала, она ничего не почувствовала. Конечно, я была вне себя. Совсем потеряла от страха голову. Опасность подступала все ближе и ближе.

– Хотите знать, что на самом деле сказала Тина, когда ненадолго очнулась? – спросил Колгари. – «Чашка была пустая». Я догадался, что она имела в виду. Вы сделали вид, будто несли Филипу Дарранту кофе, но в действительности вы уже вонзили ему в затылок нож и выходили из его комнаты, когда услышали Тинины шаги. И тогда вы повернулись к ней спиной, чтобы она подумала, что только собираетесь войти. А потом, хотя она была потрясена его смертью почти до беспамятства, она все же заметила, что чашка, упавшая с подноса, была пустой и кофе по полу не разлился.

– Но Тину Кирстен не могла убить! – воскликнула Эстер. – Ведь Тина потом еще спустилась по лестнице и вышла к Микки. Сама, без всякой помощи.

– Милая девочка, – возразил ей Колгари. – Бывали случаи, что человек, пронзенный ножом, проходил всю улицу, даже не подозревая, что с ним произошло! Тина была в состоянии шока и поэтому ничего не почувствовала. Разве что легкий укол, может быть, и все. – Он снова обернулся к Кирстен. – А позже вы украдкой сунули нож в карман Микки. Большей подлости и представить себе невозможно...

Кирстен умоляюще вскинула кверху ладони.

– А что мне было делать? У меня не было другого выхода... Угроза разоблачения надвигалась все ближе... Все начали догадываться. Филип до чего-то додумался. И Тина... Я думаю. Тина слышала в тот вечер мой разговор с Жако за домом. Еще немного, и все бы догадались... А я... я так хотела спастись! Но это оказалось невозможно! – Руки Кирстен безвольно упали, – Я не хотела убивать Тину. Ну а Филипа...

Мэри Даррант встала и медленно, но целеустремленно пересекла комнату.

– Это ты его убила? – процедила она сквозь зубы. – Ты убила Филипа.

И вдруг, словно тигрица, бросилась на Кирстен. Гвенда тут же вскочила и все-таки успела схватить ее. Затем подбежал Колгари, и вдвоем они ее удержали.

– Ты! – задыхаясь, кричала Мэри. – Ты... Кирстен Линдстрем посмотрела ей прямо в глаза.

– А ему какое до этого было дело? Зачем он все вынюхивал, задавал всякие вопросы? Ему-то ничего не угрожало. Его-то жизнь не была поставлена на карту. Для него это было просто развлечение.

Она повернулась ко всем спиной и вышла вон.

– Остановите ее! – крикнула Эстер. – Надо ее задержать!

– Пусть уходит, Эстер, – возразил Лео.

– Но... она убьет себя.

– Едва ли, – сказал Колгари.

– Она долгие годы была нам всем верным другом, – вздохнул Лео. – Верным, преданным – и вдруг такое...

– Думаете, она пойдет в полицию и повинится? – спросила Гвенда.

– Гораздо вероятнее, – ответил Колгари, – что она доедет до ближайшей железнодорожной станции и отправится в Лондон. Но все равно скрыться ей не удастся. Ее конечно же найдут.

– Наша дорогая Кирстен, – повторил Лео дрогнувшим голосом. – Такая преданная нам всем, такая заботливая... Гвенда тряхнула его за плечо.

– Лео! Как можно? Вспомни, что она со всеми нами сделала! Сколько страданий нам причинила!

– Да, конечно, – согласился Лео. – Но она и сама страдала тоже. Наверно, ее страдание давило на всех нас в этом доме.

– И по ее милости мы бы могли страдать всю жизнь, терзая друг друга подозрением! – негодовала Гвенда. – Спасибо доктору Колгари, он избавил всех нас от этой муки.

– Итак, мне все-таки удалось сделать что-то полезное, – усмехнулся Колгари. – Правда, поздновато.

– Да, поздновато! – с горечью повторила Мэри. – Теперь уже ничего не исправишь... Но как же мы сами не поняли? Почему не догадались? – Обернувшись к Эстер, она со злостью произнесла – Я ведь думала, что это ты. Я все время считала, что это ты.

– А он так не думал, – сказала Эстер, кивая на Колгари.

– Я хочу умереть, – тихим ровным голосом произнесла Мэри.

– Дорогая девочка, как бы я хотел тебе помочь, – вздохнул Лео.

– Мне никто не поможет, – отозвалась Мэри. – Филип сам во всем виноват. Нечего ему было оставаться здесь и лезть во все это. Вот и доигрался... – Она обвела взглядом всех присутствующих. – И никому из вас меня не понять, заключила она и вышла.

Колгари и Эстер двинулись за ней следом. Подойдя к двери, Колгари оглянулся и увидел, как Лео обнял Гвенду за плечи.

– Она ведь предостерегала меня, – сказала Эстер, глядя на Колгари широко раскрытыми испуганными глазами. – Она с самого начала говорила, чтобы я никому не доверяла, и ей в том числе...

– Забудьте об этом, моя милая, – ласково приказал ей Колгари. – Ваша задача отныне состоит в том, чтобы забыть. Вы все теперь свободны. Тень вины больше не падает на безвинных.

– А как же Тина? Она поправится? Не умрет?

– Я думаю, она поправится, – ответил Колгари. – Она влюблена в Микки, правда?

– Наверно... Может быть... – растерянно пробормотала Эстер. – Мне это никогда не приходило в голову. Они ведь росли как брат и сестра. Но ведь на самом деле они не родственники.

– Да, кстати, Эстер, вы не знаете, что могли значить слова Тины: «Голубица высоко на рее»?

– «Голубица на рее»? – Эстер наморщила лоб. – Погодите-ка, это что-то очень знакомое:

Голубица высоко на рее

Тоскует вместе со мной.

Подходит?

– Да, наверное, – сказал Колгари.

– Это такая песня. Вроде колыбельной. Ее пела нам Кирстен. Я помню только отрывки.

«Я всем и всюду чужой

И жив одной лишь тобой «

И дальше:

«Плыви мой корабль быстрее,

Голубица высоко на рее

Тоскует вместе со мной».

– Да, понятно, – проговорил Колгари.

– Они, наверно, поженятся, – сказала Эстер, – когда Тина выздоровеет. И она поедет с ним в Кувейт. Тине всегда хотелось жить где-нибудь в таком месте, где тепло. На Персидском заливе ведь очень тепло, верно?

– Кажется, даже чересчур, – ответил Колгари.

– Для Тины не может быть чересчур тепло.

– И вы, моя милая, тоже сможете теперь быть счастливой, – проговорил Колгари, взяв ее руки в свои и попытавшись улыбнуться. – Выйдете замуж за своего медика, успокоитесь и не будете больше мучиться сумасшедшими фантазиями и приступами беспросветного отчаяния.

– За Дона? – удивленно переспросила Эстер. – Разумеется, я не выйду за Дона.

– Вы же его любите.

– Да нет, я думаю, что нет... Это мне просто показалось тогда. Он мне не верил. Он сомневался в том, что я не убила. Как он мог.... – Эстер заглянула ему в глаза. – А вот вы точно знали, что я тут ни при чем. Я бы вышла замуж за вас.

– Эстер, я же намного вас старше. Разве я могу рассчитывать на то, что...

– Если, конечно, вы согласны, – неуверенно проговорила она.

– О, я-то согласен! – ответил Артур Колгари.