Онлайн чтение книги Ось времен
19. Мрамор

Было любопытно смотреть в это чужое лицо после того, как его мысль была частью моей жизни. Бесстрастное лицо, странные быстрые металлические глаза…

Да, это был Де Калб.

Казалось, что свое собственное тело показалось ему чужим, потому что он сделал несколько коротких шагов вперед-назад.

– Ты очень похож на Де Калба, – сказал я. – И двигаешься, как Де Калб. Белем, где сейчас Де Калб?

Он быстро взглянул на меня.

– Я сказал, что начинаю понимать. Но пока у меня нет полного ответа. Смотри, Кортленд!

Я взглянул туда, куда он показывал. Огромная комната лежала передо мной. Возле панели управления суетились механдроиды. Вероятно, они создавали голубой купол света, который защищал лабораторию. Изредка световая завеса в некоторых местах рвалась. Нападение? Штурм? Но ведь прошло так мало времени после того, как я сбежал от Пайтнера! Значит, главный штурм впереди!

Под светящейся сетью все еще лежало на столе тело. Возле него работали механдроиды, старающиеся вдохнуть жизнь в это суперсущество.

– Это самое главное, что происходит здесь сейчас, – сказал Белем. – Я нужен там. У меня нет ни времени, ни умственной энергии, чтобы решать твои проблемы. Позже, если мы останемся живы, я помогу тебе.

Он быстро повернулся и пошел к столу. Я молча последовал за ним. Супермехандроид лежал на столе с закрытыми глазами. В его лице было что-то нечеловеческое, хотя черты лица казались вполне человеческими. Мне оно тоже показалось знакомым. Белем? Я смотрел на это лицо, но не мог понять, откуда у меня это ощущение, что я уже видел его. Человек? Машина? Или то и другое?

– Он уже жив? – спросил я.

– Для того, чтобы узнать это, нужно еще четыре дня, – ответил один из механдроидов. Он говорил по-английски безукоризненно правильно, как машина, казалось, что он изучал язык по пластинкам и теперь воспроизводил все шумы, которые были при воспроизведении, даже щелчки.

– Он уже жив и начал мыслить, но для полного оживления должно пройти еще четыре дня. Я думаю, что наша защита выдержит этот срок. Однако энергии у нас надолго не хватит.

– А мы сможем сбежать отсюда тем же путем, что я проник сюда? – спросил я.

– Не можем же мы взять его с собой. Нет, это невозможно. Единственное, что нам остается – это защищаться и надеяться, что мы сумеем закончить работу вовремя. Однако я в этом сомневаюсь, – печально заметил он.

– В первый раз, когда вы делали механдроида, – нетактично заметил я, – они уничтожили целый город. Почему бы им не сделать этого и сейчас?

– Они считают это ошибкой, – ответил Белем. – Сейчас они усовершенствовали оружие. А к тому же им хочется узнать, чего мы добились. Однако если у нас не останется выхода, мы взорвем себя сами.

– Но ты должен работать, пока…

– Естественно, – с удивлением ответил Белем. – Если есть малая, но отличная от нуля вероятность того, что мы добьемся успеха, было бы глупо отказываться от этого шанса. Я механдроид, и пока живу и мыслю, обязан работать над решением проблемы, которая поставлена передо мной. А решение проблемы может быть осуществлено только супермехандроидом. Поэтому мы создаем его.

– Я полагаю, – сказал я, – что во всех вас стоит встроить блок, который бы сделал вас неопасными для цивилизации.

– Это ни к чему. Супермехандроид вовсе не представляет угрозы для цивилзации. Пайтнер ошибается. Люди часто ошибаются. Человек-машина опасен только для тех, кого следует уничтожить. Люди игнорируют то обстоятельство, что мы тоже мыслим и можем принимать решения.

Ведь рано или поздно люди поймут, что супермехандроид необходим. Проблемы, встающие перед человечеством, слишком сложны для них и для нас.

Белем взглянул на спокойное лицо супермехандроида. Затем он повернулся и пошел куда-то. Я за ним. Мы прошли мимо механдроидов, занятых работой, которые не обратили на нас ни малейшего внимания. Затем Белем приблизился к ржавой металлической стене, нажал что-то – и стена раскрылась перед ним. И вот я снова в том передатчике, откуда впервые увидел эту лабораторию.

На ржавом полу лежал кусок мрамора. И все. Теперь он стал серебряным.

– Он же раньше был золотой, – сказал я.

– Трансмутация. Превращение радиоактивных элементов.

– Он такой маленький.

– Подними его.

Я попытался. Хотя я легко мог обхватить кусок мрамора пальцами, поднять мне его не удалось. Казалось, что он привинчен к полу.

– Никакая сила в мире не может сдвинуть с места отрицательно заряженное активированное тело, – сказал Белем.

– Даже бесконечная сила? – спросил я.

– Существование одного автоматически исключает другое…

– Это просто мой юмор, – сказал я. – Однако его не удовлетворил мой ответ. Меня тоже.

Я пнул ногой кусок мрамора и запрыгал на одной ноге, корчась от боли.

Я не могу описать битву, так как не понимаю, как она происходила. Изредка стена голубого света рвалась в нескольких местах, и тогда механдроиды начинали суетиться вокруг панели управления, пока стена не восстанавливалась. Вероятно, снаружи наша защитная стена выглядела весьма любопытно.

В лаборатории не чувствовалось никаких признаков паники. Механдроиды спокойно делали свое дело. Белем был занят своими делами. Я ходил по лаборатории и наблюдал, воображая, что я военный корреспондент. Иногда я заглядывал в передатчик вещества. Кусок серебряного мрамора все еще лежал там.

Я чувствовал себя весьма неуютно в этом мире, мире будущего. Я не мог понять здесь самых основных взаимоотношений человека с обществом. Я видел этот мир в действии, но не понимал, почему здесь все происходит именно так.

Для людей этого мира пространство не значило ничего. Человек мог жить у черта на рогах – в самом дальнем конце Галактики – и тем не менее он мог бы на завтрак получать калифорнийские апельсины прямо с дерева.

Да, пространство для них не существовало, а значит, должна была измениться сама система мышления.

И способ воевать тоже. Самое главное в этой войне – это сделать противника неподвижным. Этот кусок мрамора был, как гвоздь, которым нас приколотили к планете.

Значит, нам нужно придумать клещи, которыми можно вытащить этот гвоздь.

Я уже стал мыслить галактическими масштабами. У меня рождались в мозгу странные идеи – например, прицепить этот кусок к какой-нибудь планете с помощью лучевых тросов и вытащить его отсюда, как трактор вытаскивает из кювета машину. Я рассказал об этой идее Белему. Тот серьезно подумал и заметил, что идея чересчур фантастическая, и у нас нет никаких возможностей для ее реализации.

Несколько обескураженный, я сел и стал думать дальше.

– А почему ты уверен, что супермехандроид сумеет решить проблему некрона? – спросил я Белема.

Он работал с каким-то хитроумным прибором, состоящим из разноцветных линз. Его спокойное лицо совершенно не менялось.

– Я могу лишь надеяться на это, – ответил он. – Мы создаем его именно для решения этой проблемы, и мощь его мозга намного будет превосходить мощь моего.

– И он будет свободен в принятии решений?

– Да, в известных пределах. Он будет делать все, чтобы решить свою проблему.

– Но что еще он будет решать? Кроме некрона?

– О, это будет очень мощный мозг, способный на очень многое.

Он снова вернулся к своей работе. Через некоторое время он снова заговорил:

– Я все время размышляю над некроном. Материя и мысль связаны друг с другом. Может быть, некронное вещество может облекать себя в форму своей жертвы, того, кто служит ему пищей.

– Ты думаешь, он убивает ради пищи?

– Ты об этом знаешь столько же, сколько и я. А может быть, и больше. Мы не знаем, почему это существо убивает. Единственный очевидный ответ – восстановить свое существование. Даже организм с нулевой энтропией нуждается в этом.

Он задумчиво смотрел на голубые вспышки в своей машине и думал о чем-то. Задумался он не надолго – на несколько минут.

Я смотрел, как черная молния пробила голубую завесу, и черное облако вплыло в лабораторию. Но трещина в стене быстро залечилась, и облако мгновенно рассеялось.

Белем повернул ручку прибора, сдвигая две линзы.

– Вполне возможно, что мы уже никогда не узнаем ничего о некроне, – сказал он. – Мы не сможем выстоять. Командование принял здесь Военный Совет.

– А не Пайтнер?

– Он входит в Совет. Он уже трижды голосовал против уничтожения планеты. Он не хочет уничтожать нас – уничтожать тебя.

– Это очень любезно с его стороны. Особенно после того, как он пытался убить меня в Подземелье.

– Парализовать, – поправил меня Белем.

Снова тишина. Белем работал, а я смотрел.

– А что произошло бы, если бы у нас была возможность создать такой же кусок мрамора? – спросил я немного погодя.

– Два куска, оба отрицательно заряженные, отталкивали бы друг друга. К несчастью, у нас нет ни времени, ни оборудования, чтобы создать второй кусок.

– Но вам достаточно расколоть этот пополам, – сказал я. – Тогда они просто вытолкнут друг друга за пределы галактики. Верно?

– Неверно. А кроме того, это невозможно. Так что нет смысла говорить об этом. При расколе разрушается и Электронная матрица, целое никогда не бывает больше суммы составляющих его. И сумма составляющих всегда равна целому.

– Значит ты никогда не слышал о Банахе и Тарски, – сказал я.

– О ком?

– Однажды я писал очерк об их работе. Меня очень заинтересовали их расчеты. Парадокс Банаха–Тар­ски – так он называется – это метод разделения твердого тела на части и затем соединения в целое, но с другим объемом.

– Я должен вспомнить об этом, – сказал Белем. – Ведь я прочел всю твою память. Это чисто теоретическая разработка, да? – он обыскал мою память, и я чувствовал себя, как пациент перед врачом.

– Да, теоретическая, – сказал я. – Однако кто-то сумел се решить практически. Только я не помню подробностей.

– Нет, помнишь. Ты просто не можешь найти их у себя в памяти, – сказал Белем, глядя на меня. – Ты просто не властен над своей памятью. Но информация где-то хранится. Очевидно, я недостаточно хорошо изучил содержание твоей памяти. Ты помнишь имя – Робинсон?

– Н-нет.

На лице у него было все то же спокойное выражение, но я чувствовал, как возбуждение его возрастает.

– Кортленд, – сказал он. – Я снова хочу войти в твой разум. Я думаю…