Онлайн чтение книги Ослепительный оскал
Глава 18

Грязно-белый фасад здания муниципалитета отличался от окружающих его магазинов и офисов флагштоком без флага, торчавшем возле него среди выгоревшей травы. От находящейся за зданием стоянки машин отходила асфальтированная дорожка, ведущая к зеленой двери полицейского отдела. Беннинг, кисло улыбаясь, свернул к двери.

– Спуск в чистилище, – сказал он.

В коридоре с зелеными стенами несколько ламп в проволочных сетках раздраженно мигали под потолком. Пахло мастикой, страхом и дезинфекцией, бедностью и застарелым потом, а над всем этим – бормотание человеческих голосов. В дальнем полутемном углу, напротив двери с табличкой «дежурный сержант», на деревянной скамье у стены виднелась монументальная фигура. Она принадлежала крупной негритянке в черном. Волосы, выбивавшиеся из-под черной фетровой шляпы, цветом и видом напоминали стальную проволоку. Когда она обернулась и посмотрела на меня, я узнал ее.

Беннинг заговорил первым.

– Миссис Неррис! – воскликнул он и направился к ней с протянутыми руками.

Она приняла их, подняв к нему большое темное лицо.

– Я рада вас видеть, доктор.

В полумраке ее нос и подбородок казались черными камнями, отшлифованными многолетними дождями. Лишь полные мрачной скорби глаза были живыми.

– Алекса арестовали. Его обвиняют в убийстве.

– Это, должно быть, ошибка, – успокоил ее врач тихим голосом. – Я знаю, что он хороший мальчик.

– Он хороший мальчик, – повторила она и вопросительно посмотрела на меня.

– Это мистер Арчер, миссис Неррис. Он занимается этим делом. Мистер Арчер только что говорил мне, что считает Алекса невиновным.

– Благодарю вас, мистер Арчер. Очень рада с вами познакомиться.

– Когда его арестовали?

– Рано утром в пустыне. Он пытался уехать из Штатов, но машина сломалась. Он сделал такую глупость, решив бежать. Теперь его дела намного хуже.

– Вы наняли для него адвоката?

– Да, мистера Сантану. Он уехал в Сьеру на уикэнд, но его домоправительница связалась с ним.

– Сантана хороший человек, – сказал Беннинг. Потрепав ее по плечу, он двинулся к двери комнаты сержанта.

– Я поговорю с Брейком и попытаюсь что-нибудь сделать для Алекса.

– Я знаю, что Алекс ваш хороший друг, доктор.

В ее словах звучала надежда, но спина и плечи покорно сгорбились. Заметив, что я намерен сесть рядом с ней, она подобрала полы пальто и подвинулась в сторону. Я сел на скамью, отполированная поверхность которой была испещрена инициалами.

– Вы знаете моего сына, мистер Арчер?

– Я немного поговорил с ним вчера вечером.

– И вы верите, что он невиновен?

– Да. Он, кажется, очень любил Люси.

Она с подозрением поджала толстые губы и спросила, понизив голос:

– Почему вы так думаете?

– Он сам мне сказал. К тому же, об этом свидетельствуют его действия.

Это заставило ее на некоторое время замолчать. Ее мягкая рука робко дотронулась до моей и вернулась на колено. Тонкое золотое обручальное кольцо так глубоко врезалось в палец, что его почти не было видно.

– Вы на нашей стороне, мистер Арчер?

– Я на стороне справедливости, если знаю, на чьей она стороне. Если не знаю, то я за побежденного.

– Мой сын не побежденный, – заметила она с внезапной вспышкой гордости.

– Боюсь, что именно так он и будет себя вести. Алексу могут предъявить обвинение в убийстве. Единственно возможный путь избежать этого – найти убийцу. И, может быть, вы сможете помочь мне в этом.

Я глубоко вздохнул.

– Я верю, что вы справедливый человек, мистер Арчер.

Я позволил ей остаться в этом убеждении.

– Я рада буду помочь вам, чем смогу, словом и делом, – продолжала она. – Вы сказали правду. Мой мальчик был без ума от этой женщины. Он хотел на ней жениться. Я приложила все силы, чтобы не допустить этого. Алексу всего девятнадцать лет, ему рано жениться. Я рассчитывала дать ему образование. Я пыталась внушить ему, что темнокожий человек без образования ничего не стоит в этой стране. И Люси была неподходящей для него женой. Она была старше его на пять-шесть лет и уже имела дурные привычки. Вчера я выставила ее из своего дома, и ее убили. Я сознаюсь, что сделала ошибку. Я страшно рассердилась на нее. Но она не нашла себе безопасного места. Если бы я знала о том, что с ней должно произойти, то предпочла бы оставить ее с нами.

– Вы не должны себя винить. Я думаю, что такой конец был неизбежен для нее.

– Вы так считаете?

– Она тащила на своих плечах какой-то непосильный груз.

– Мне тоже так казалось. Да, она боялась...

Миссис Неррис доверительно наклонилась ко мне.

– Я с самого начала чувствовала, что Люси принесет в дом несчастье.

Она родом из Детройта, а я сама жила там, когда Алекс был ребенком. Я все время боялась за Алекса, когда мы переезжали из города в город в годы депрессии, и вот вчера ко мне пришли и сказали, что она убита. Все, чего я опасалась, случилось здесь, в долине. И это после стольких лет работы и планов, когда я так старалась держать свое имя незапятнанным.

Глядя в ее глаза – глубокие темные колодцы, уходящие в глубокую тьму прошлого, – я не знал, что сказать ей в ответ.

– Я сама себя обманула, – проговорила она с вернувшейся силой. – Не о своем имени я заботилась, а об имени сына. Хотела вырваться из этих больших северных городов, поселиться подальше и воспитывать его таким, каким хотел бы видеть его отец. А теперь его арестовали.

– Где его отец? Было бы очень хорошо, если бы он был поблизости.

– Да, было бы хорошо. Отец Алекса погиб во время войны. Мистер Неррис был старшиной во флоте Соединенных Штатов!

Сила и аффект этого восклицания зажгли ее слова гордостью.

Я подождал немного и спросил:

– Когда Люси Чампион поселилась у вас?

– Она приехала на такси утром перед воскресной службой. Должно быть, это было две недели назад. По воскресеньям я не люблю заниматься делами, но как я могла дать ей от ворот поворот из-за своего упрямства? Приличные отели в этом городе для нее закрыты, а то, что сдается в наших домах, не годится и для собак. Она хорошо говорила и была хорошо одета. Сказала, что сейчас в отпуске и хочет остановиться в частном доме. Боковая комната пустовала у меня с весны, а с тех пор, как Алекс стал учиться в колледже, мне нужны деньги.

Она казалась мирной душой, хотя была нервной и робкой. Она почти не выходила из дома, только на ленч. Завтрак она готовила себе сама, а обедала с нами. Так мы договорились.

– У нее был хороший аппетит?

– Я бы сказала, что нет. Схватит что-нибудь как птичка. Раза два я спрашивала ее, может, моя еда ей не нравится, но она отвечала уклончиво.

– Она не говорила вам о какой-нибудь болезни?

– Никогда, мистер Арчер. Хотя, извините меня, говорила. У нее было что-то с желудком. Нервные боли.

– И вы послали ее к доктору Беннингу?

– Я ее не посылала. Просто сказала, что если ей нужен доктор, то он как раз подходящий. А ходила она к нему или нет – сказать не могу.

– Ходила. А с вами о докторе Беннинге она не заговаривала?

– Не помню такого случая.

– А о миссис Беннинг она упоминала?

– О миссис Беннинг? Насколько мне известно, у доктора нет жены.

– Я встретил ее вчера в его доме. Во всяком случае, женщина назвала себя миссис Беннинг. – Вы, должно быть, говорите о Флориде Гутиерец. Она работает у доктора. Он ни за что не женился бы на ней. Доктор Беннинг ни на ком бы не женился после тех бед, которых он натерпелся от первой жены.

– Он вдовец?

– Разведен, – отрезала она, с явным неодобрением в голосе и быстро добавила:

– Я ни в чем не виню доктора, кроме его глупой женитьбы на женщине, которая была настолько моложе его... Она безо всякого стыда дурно с ним обходилась. Кончилось это, как я и ожидала, ее бегством, а потом разводом. Так, по крайней мере, я слышала.

Она приняла суровый вид.

– Не надо было мне поганить себе язык, повторяя слухи и скандальные сплетни в божий день.

– Как ее звали, миссис Неррис?

– Элизабет. Доктор называл ее Бесс. Ее девичьей фамилии я не знаю. Он женился на ней во время войны, когда был военным врачом во флоте Соединенных Штатов. – А когда она его оставила?

– Примерно через два года. Ему было без нее куда лучше, хотя я не осмеливалась ему об этом сказать.

– Похоже на то, что она вернулась.

– Сейчас? В его доме?

Я кивнул.

Она сжала губы и лицо ее замкнулось.

Недоверие к белому человеку было заложено в ее сознании глубоко и крепко, краеугольным камнем, на который наслоился опыт поколений.

– Вы никому не скажете о том, что я вам наговорила? У меня дьявольский язык, и я все еще не научилась придерживать его.

– Я стараюсь вызволять людей из беды, а не усугублять ее.

– Я вам верю. Это правда, что она к нему вернулась?

– Она у него в доме. Разве Люси ничего об этом не говорила? Она была у доктора три раза, а миссис Беннинг работала как его помощница.

– Люси ничего не говорила, – твердо ответила она.

– Доктор сказал мне, что вы опытная сиделка. Скажите, у Люси проявлялись признаки какой-нибудь болезни, психической или физической? – Она казалась мне здоровой женщиной, если не считать ее дурных привычек. Но она пила, и это портило ей аппетит.

– Она пила?

– К своему стыду и печали, я узнала, что она пьяница. А теперь, когда вы спросили о ее здоровье, я вспомнила кое-что, озадачившее меня.

Она открыла черную сумочку и вытащила из нее медицинский термометр в кожаном футляре. Миссис Неррис передала его мне.

– Я нашла его в аптечке, в ее комнате. Не стряхивайте его. Я хочу, чтобы вы посмотрели на температуру.

Я открыл футляр и начал поворачивать термометр, пока не стала видна полоска ртути. Она показала 41,7 градуса.

– Вы уверены, что этот термометр Люси?

Негритянка указала на инициалы Л.Ч., написанные карандашом на футляре.

– Это ее термометр. Она была медсестрой.

– У нее не могло быть такой температуры, не правда ли? Мне кажется, что такая температура смертельна.

– Совершенно верно – для взрослых. Я сама этого не понимаю. Вы думаете, мне надо показать его полиции?

– Если хотите, я покажу. А пока, не могли бы вы мне рассказать еще что-нибудь о ее привычках? Вы говорите, что она была тихой и робкой? – Да, очень, и вначале все время сидела одна. Почти все вечера она просиживала в своей комнате с портативным приемником, который привезла с собой. Я считала, что для молодой женщины странно проводить отпуск подобным образом, и сказала ей об этом. Она рассмеялась в ответ, но не от веселья. У нее началась истерика, и тогда-то я поняла, в каком она находится напряжении. Я сама начинала чувствовать напряженность в атмосфере, когда она была дома. Она, пожалуй, была дома двадцать три часа в сутки.

– У нее бывали посетители?

Миссис Неррис задумалась.

– Нет, не было. Она сидела в своей комнате и слушала музыку. А потом я обнаружила, что она пьет. Однажды, когда она ушла на ленч, я стала убираться в ее комнате. Я открыла ящик, чтобы сменить на дне бумагу, а там лежали бутылки из-под виски, три или четыре пустых бутылки.

Ее голос сделался резким от гнева.

– Может быть, это успокаивало ее нервы, – заметил я.

Она пристально посмотрела на меня.

– Алекс сказал то же самое, когда я рассказала ему об этом. Он защищал ее, и тогда я задумалась о том, что они живут под одной крышей. Это было в конце прошлой недели. А потом, в середине этой недели – это было в среду, поздно вечером, – я услышала, что она топчет по полу в своей комнате. Я постучалась, и она открыла дверь. Она была в красной шелковой пижаме, и в ее комнате был Алекс. Она сказала, что учит его танцевать. А на самом деле она учила моего сына безнравственности, и я высказала это прямо ей в лицо.

Ее грудь колыхнулась от вызвавших гнев воспоминаний, как почва от запоздалого толчка после землетрясения.

– Я сказала ей, что она превращает мой добропорядочный очаг в дансинг и что она должна оставить моего сына в покое. Она ответила, что Алекс сам ее просил, а он поддержал ее и сказал, что любит ее. Тогда я поговорила с ней резко. Эта красная шелковая пижама на вызывающе выставленном теле убила во мне всякое милосердие. Дьявол разжег во мне гнев, и я сказала, что пусть она оставит в покое Алекса или сейчас же уходит из дома в той ночной одежде, в какой была. Я сказала, что рассчитываю на лучшее будущее для своего сына, нежели на то, которое она сможет ему дать. Тогда заговорил Алекс. Он заявил, что если Люси уйдет, то он уйдет с ней.

В некотором смысле он так и сделал. Глаза его матери, казалось, уже видели его тень в той эфемерной стране, куда исчезла Люси.

– Да. Желания моего сына для меня закон. На следующее утро Люси ушла, но вещи свои оставила. Не знаю, где она провела день. Она ездила куда-то на автобусе, потому что, вернувшись вечером, она жаловалась на обслуживание. Она была очень взволнована.

– В четверг вечером?

– Да, это было в четверг. В пятницу она весь день была спокойна, хотя, возможно, она только скрывала свое беспокойство. Думаю, что она что-то замышляла, и я страшно испугалась, как бы она не убежала с Алексом. А ночью опять случилась беда. Я так и знала, что если она останется, то все так и пойдет одно за другим.

– Что же случилось в пятницу?

– Мне стыдно об этом говорить.

– Но это может оказаться важным.

Будучи невольным свидетелем ссоры, я догадывался, о чем она не решается сказать.

– У нее был посетитель, не так ли?

– Возможно, мне лучше рассказать вам все, если это может помочь Алексу.

Она колебалась.

– Да, в пятницу ночью у Люси был гость. Я слышала, как он вошел к ней через боковую дверь. Я проследила за ним и видела, как он вошел. Она впустила в комнату мужчину, белого мужчину. В ту ночь я не стала об этом говорить, не стала давать волю своему гневу. Я решила уснуть и забыть об этом, но спала очень мало. Люси встала поздно и, пока я ходила в магазин, ушла на ленч. Вернувшись, она принялась искушать моего сына. Она поцеловала его прямо на улице, на виду у всех. Это было бесстыдством и распутством. Я сказала ей, чтобы она уходила, и она ушла. Мой мальчик хотел оставить меня и уйти с ней. Тогда мне пришлось рассказать ему о мужчине в комнате.

– Вам не следовало этого делать.

– Знаю. Я стыжусь своего поступка. С моей стороны это было опрометчиво и необдуманно. Он все равно не отвернулся от нее. Я поняла, что он для меня потерян. Раньше он всегда был послушным.

Она вдруг согнулась, закрыла лицо руками и зарыдала. Черная мать, оплакивающая разбитые надежды всех матерей на своих сыновей, черных, белых и смуглых!

В дверях появился дежурный сержант. Он некоторое время молча наблюдал за ней потом спросил:

– С ней нехорошо?

– Она беспокоится о своем сыне.

– Ее право, – равнодушно заметил он. – Вы Арчер?

– Да.

– Если вы к лейтенанту Брейку, то он сейчас примет вас у себя в кабинете.

Я поблагодарил его, и он исчез.

Приступ скорби миссис Неррис утих так же внезапно, как и начался.

– Мне очень жаль, – сказала она.

– Все в порядке. Вы должны помнить, что Алекс невиновен, хотя он и ослушался вас. Он достаточно взрослый, чтобы принимать решения.

– Я согласна с вами, – ответила она. – Но то, что он ради какой-то женщины мог покинуть меня – жестоко и несправедливо. Она привела его прямо в тюрьму.

– Вам не следовало играть на его ревности.

– Из-за этого вы не будете ему верить?

– Буду, но из-за этого у него появился мотив. Ревность – штука опасная, особенно когда нет фактов. – Разве не ясно, кем она была, раз принимала ночью в своей комнате белого мужчину?

– У нее была только одна комната.

– Это верно.

– Где же она могла принять посетителя?

– В моей гостиной, – ответила она. – Я разрешила ей пользоваться гостиной.

– Может быть, у них был секретный разговор.

– Хотела бы я знать, почему. – Ее вопрос уже содержал в себе ответ.

– Есть множество причин, по которым мужчина может посетить женщину.

Как выглядел этот человек?

– Я видела его только секунду под фонарем на углу. Обычный человек среднего роста, средних лет. Во всяком случае, двигался он нетерпеливо. Лица его я не разглядела.

– Вы заметили, как он был одет?

– Заметила. На нем была соломенная панама и светлый пиджак. Брюки более темные. Он не казался мне респектабельным.

– Возможно, вы правы, миссис Неррис. Но могу утверждать, что он приходил к ней по делу.

– Вы его знаете?

– Это Макс Хэйс. Он частный детектив. – Как вы?

– Не совсем.

Я встал, но она удержала меня за руку.

– Я слишком много наговорила, мистер Арчер. Вы по-прежнему верите, что Алекс невиновен?

– Конечно, – ответил я.

Но мотив, которым она снабдила сына, беспокоил меня.

Миссис Неррис заметила мою озабоченность и поблагодарила меня печальным поклоном.