Онлайн чтение книги Остров Таусена
Глава 18. Как оправдалась догадка Рашкова

В этот же день на железнодорожной станции неподалеку от колхоза с поезда сошли два человека и направились к колхозу. Один из них, сухощавый, крепкий мужчина лет пятидесяти, с черными живыми глазами, похожий на цыгана, помог выйти из вагона своему спутнику, тучному, со странной, шестиугольной формы головой и невероятно крупными чертами лица.

На улице они встретили Миронова. Вид у него был очень усталый: колхозные дела не останавливались, а встреча островитян вызвала немало дополнительных забот.

Но Миронова это не угнетало: кипучей его энергии хватило бы и на большее.

Увидев новых людей, он подошел к ним и отрекомендовался:

— Председатель колхоза Миронов. А вы к кому?

— А вот как раз к вам, — обрадовался чернявый и представился: — Охотник Якушев из Ильинска. Что, Цветков и Гущин еще у вас?

— Да, — ответил Миронов и с гордостью добавил: — Гостей у нас много, еще и два академика — Таусен и Рашков… А у вас что же, дело к Цветкову и Гущину?

— Да как сказать… — ответил Якушев. — Мы к Цветкову за советом, хоть он и не доктор… Они вдвоем у меня в Ильинске были проездом. От меня и направились лысых уток разыскивать, — улыбнулся охотник.

— Ну, ладно, — сказал Миронов. — Что же мы будем на улице стоять, пойдемте-ка пока в правление.

И уже на ходу заметил:

— Они и тут насчет этих уток интересовались, и даже одна такая на них налетела.

— Молодцы, — обрадовался Якушев, — все же добились своего! Добрались и до Таусена. Люблю настойчивых! Я решил, узнав, что они у вас задержатся, съездить поздравить их. Не знал я, конечно, долго ли они тут останутся, ну, да риск невелик. И Таусена заодно повидать — очень, видно, любопытный человек. А вот этот товарищ, — Якушев кивнул на спутника, который с трудом поспевал за ними, хоть шли не быстро, — попросился со мной: «Хочу, говорит, использовать случай, что Рашков и Таусен тут. Попрошу их посмотреть на меня, — оба большие ученые, а Таусен еще и врач».

— Вы больной? — спросил Миронов, с участием глядя на неуклюжего человека.

— Сло… новая болезнь, — ответил тот.

— Болезнь внутренней секреции, — объяснил Якушев, — как сказали наши врачи.

Жалко товарища! Хороший человек, ценный работник. Бухгалтер по специальности. Уже с полгода перешел на инвалидность. Михайлов его фамилия.

Миронов протянул руку новому знакомому, и тот слабо пожал ее, с трудом подняв свою.

— И что же, трудно излечивается? — сочувственно спросил Миронов, поднимаясь на крыльцо правления.

— Трудно, — сказал Якушев, — хоть врачи у нас хорошие…

Из-за угла вышли Гущин и Цветков — они возвращались с радиостанции. Гущин издали увидел ильинских знакомых.

— Вот так встреча! — закричал он. — Как вы сюда попали, Сергей Иваныч?

— Вас повидать, — сказал охотник. — По правде сказать, не ожидал.

— Чего не ожидали? — не понял Гущин.

— Всего. Что достигнете насчет уток. Что спасетесь, как в шторм попали. Что Таусена найдете. Да и сам не ожидал, что так захочу вас повидать — сюда приеду.

Для председателя колхоза Миронова этот день был самый беспокойный. Принять как следует такое количество гостей — не просто, а Миронов любил угостить, принять.

За исключением больного Михайлова — он после дороги чувствовал себя неважно, — все гости с интересом знакомились с работой колхозников-поморов. Особенно любопытно было все Таусену и Кнуду. Мальчик всюду ходил вместе с академиком, и тот неустанно переводил и объяснял ему.

Как раз в этот день в гавань колхоза вернулся с богатым уловом траулер.

Почти одновременно с ним прибыло несколько самолетов за рыбой для Москвы и Ленинграда. Таусен долго смотрел, как автоматические краны перегружали живую, бьющуюся рыбу в цистерны на самолетах. Груды блестящей чешуи на мгновение мелькали в воздухе и с плеском опускались в воду. Через час погрузка была закончена, и самолеты один за другим исчезли в облачном небе.

И Таусен вспомнил с грустью свой остров, тяжелый, часто опасный промысел, норландбот, которым недавно так гордился…

Он ходил по новым улицам поселка, осмотрел клуб с большой библиотекой и вместительным зрительным залом.

— Здесь можно дать любой спектакль, но кто же здесь играет? — удивился он.

— Приезжают артисты, часто из лучших театров столицы, — спокойно ответил Миронов.

Таусен бросил на него недоверчивый взгляд.

— Ничего, академик, — сказал Цветков, — скоро вы перестанете удивляться таким вещам.

А Миронов добавил:

— Только этим летом у нас были опера и балет Московского Большого театра.

Таусен побывал и на консервном заводе. Он видел, как свежая рыба, поданная на заводской конвейер, выходит в другом конце завода в банках, балыками и другими копчеными изделиями. Он видел, как электрический ток мгновенно сушит огромные партии рыбы, подготовляемой к отправке.

— У вас красиво распланированы улицы и площади, есть театр и завод, — говорил Таусен. — Так что же это — деревня или город?

— Это, — сказал Гущин, — ваш первый наглядный урок, ваше первое знакомство с нашей политикой: социализм уничтожает различие между городом и деревней.

Вечером все приезжие собрались снова в доме Миронова.

— Хотя бы вкратце пока скажите, товарищи ученые, — расспрашивал Гущин, — можете вы тут на месте помочь больному Михайлову и как?

— На месте помочь, конечно, нельзя, — ответил Рашков, — но вообще помощь будет довольно скорая и ощутительная. Мы с академиком Таусеном совещались и написали целое руководство для ильинских товарищей-врачей. Это для их практики вообще будет полезно. Коротко объяснить трудно, но попытаюсь.

Лечить акромегалию быстро и эффективно мы уже научились. Случай с Михайловым довольно тяжелый, и лечить его придется комбинированно. Во-первых, мы рекомендуем оперативное вмешательство: у него будет удалена опухоль гипофиза. Затем, если спустя некоторое время его состояние не улучшится достаточно, то в его организм будут вводить тропные… Простите, тут присутствуют не специалисты… Ну, проще говоря, стимулирующие гормоны гипофиза. Эти гормоны усиливают действие других желез внутренней секреции и регулируют нормальный обмен веществ. Тут все дело в том, чтобы найти нужную комбинацию гормонов с некоторыми лекарственными веществами. Мы обследовали состояние Михайлова и, мне кажется, правильно определили для него лечение.

— И он выздоровеет? — спросил Гущин.

— Думаю, что да, — ответил Рашков.

— И неужели он будет иначе выглядеть?

— Ну, — сказал Рашков, — таким, как до болезни, он, конечно, не будет. Но несравнимо лучше, чем сейчас. А главное, развитие болезни остановится, и самочувствие, надеюсь, быстро улучшится.

Лицо Таусена помрачнело.

— Да, — сказал он, — каждое научное открытие вы обращаете на пользу человека, а я… я увлекался созданием курьезов: выводил гигантских собак, миниатюрных оленей и тюленей…

И Таусен угрюмо замолчал.

Цветков постарался переменить тему разговора и обратился к Рашкову:

— Как видите, Николай Фомич, ваше предсказание оправдалось: на неизвестном острове мы действительно нашли очень талантливого человека.

Хитро прищурившись в сторону Цветкова, Рашков сказал:

— Вот что, дорогой Таусен: ваши экспериментальные утки иногда улетали к югу… Очевидно, их заносило ветром… Разрешите спросить: какими способами вы добились линьки уток?

Цветков взглянул на Рашкова:

— Как? И это спрашиваете вы — тот, кто первый предложил метод кормления птиц щитовидной железой для искусственной линьки?! — И вдруг спохватился: — Конечно, одинаковых результатов можно достичь разными путями. Ведь то, что у нас давно удавалось с гусями, до сих пор очень плохо получалось с утками.

Значит…

— Значит, вы снова проявили непростительную рассеянность, — докончил за него Рашков.

— Действительно! — с досадой сказал Цветков.

— Итак, — любезно обратился Рашков к Таусену, — вы разрешили задачу, с которой мы еще до сих пор полностью не справились. Следовательно, я имел полное основание допустить, что речь идет о неизвестном, безусловно талантливом… (он чуть не сказал — чудаке), — и тут же перебил себя: — Что же все-таки вы делали с этими утками?

— То же, что вы делали с гусями, — ответил Таусен. — У меня утки также вначале не поддавались действию щитовидной железы. Уже на острове я применил добавочное воздействие витаминами и вытяжками из печени, и мне удалось разрешить эту теоретическую проблему.

— Напрасно вы считаете ее только теоретический, — возразил Рашков. — Ведь теперь мы не только с гусей, но и с уток сможем собирать перо и пух несколько раз в году. И не только с домашних уток. Мы заведем на полярных островах громадные хозяйства и по пять раз в году будем собирать с живых птиц драгоценный гагачий пух. Ведь гага тоже относится к породе уток, — заметил он Гущину.

— Но это живой пух, — сказал Гущин, — а он жирен и тяжел, как нам объяснил академик Таусен.

— Академик Таусен вам объяснил правильно, но так как мы будем собирать пух примерно каждые два месяца, то он не успеет пропитаться жиром и отяжелеть.

— Простите… — обратился Гущин к Таусену. — Если уж начали задавать вам вопросы… Что это за лекарство вы нам давали, которое почти моментально залечило все ушибы и ссадины? И как быстро зажили раны Ганса и Отто!

— Наверное, витамин Е плюс… — заметил Рашков.

— Ну да, — подтвердил Таусен, — плюс еще другие витамины и гормоны из печени трески.

— А почему, — спросил Гущин, — здесь печень играет такую важную роль?

— В печени, — объяснил Рашков, — резерв витаминов. В ней их накапливается громадное количество. Кроме того, она великий дезинфектор организма: она обезвреживает яды, разрушает их или переводит в эфирные соединения. Наконец, печень накапливает большие количества гормонов и других биологически активных веществ. Так что здоровая печень — весьма животворный орган, потому и вытяжка из нее обладает целительными свойствами.

Таусен задумался и замолчал. И все молчали, глядя на его серьезное, сухое, почти без морщин лицо, на живые синие теплые глаза под выцветшими бровями. О чем он думает? О своем сложном и трудном прошлом, о тех долгих годах, когда он был оторван от мира без намерения когда-нибудь вернуться? Или о том новом и необычайном, что ему еще предстоит узнать?