Онлайн чтение книги … отдаёшь навсегда
27

Мы ходили долго, очень долго — боже, как я устал в ту ночь! Протез тер ногу, байковая прокладка сбилась, скоба подвернулась, и настывший металл обжигал кожу. Валил снег. Хрусткие снежинки медленно кружились в рассеянном свете фонарей, и от этого безостановочного, неумолимого кружения плавно, как лодка на речной волне, покачивалась земля. Улицы были пустыми, только изредка по ним пролетали машины и таяли в белой замети. Странный замерзающий мир лежал перед нами, и мы брели по нему бесцельно, бессмысленно, вслушиваясь в самих себя, и молчание стояло между нами, как миллионы световых лет пространства между самыми далекими звездами.

Казалось, Лида спит на ходу: она спотыкалась, сбивалась на обочину тротуара и проваливалась в сугробы, вдруг останавливалась и подносила к щекам руки в синих шерстяных варежках, снова шла и снова спотыкалась… Она подняла воротник, натянула на уши шерстяную шапочку, а на ногах у нее были узконосые туфли на «шпильках» — самая подходящая обувь для такой идиотской прогулки! — и я просто физически ощущал, как намокли и озябли у нее ноги в этих туфлях и стеклянных капроновых чулках, как остро покалывают их красные искры, но какой-то черт упрямо нес и нес меня вперед, и мы шли мимо модернового кинотеатра с бетонным козырьком и стеклянном плоским фасадом, мимо автобазы, где за полосатым шлагбаумом ровными рядами дремали окоченевшие машины, мимо старого заброшенного кладбища, на котором уже давно никого не хоронят, мимо общежития строителей — из открытой на втором этаже форточки послышался чей-то резкий высокий голос… Я не могу, понимаешь? Я не имею права. Это минутная слабость, было бы низко воспользоваться ею, у меня свои представления о жизни и о порядочности. Я люблю тебя больше всех на свете. Ну и что с того? Именно поэтому я должен быть таким… жестоким, что ли. Это нужно нам обоим, чтоб я был жестоким, мне сейчас, пожалуй, труднее. Ты просто не понимаешь, что значит — иметь такого мужа, как я, ты просто не понимаешь этого, зато я понимаю… пошло оно все к свиньям! Голова болит, и проклятая железяка впивается не в ногу — в душу, и сигареты в пиджаке — попробуй достань их, лучше уж потерпеть.

Снова терпеть. А сколько можно?…

Зачем я ушел из дому, неужели я рассчитывал, что на улице все станет проще? Как мне не хватает этой простоты… Все сложно: почистить зубы, закурить сигарету, найти разумные, спокойные слова, весомые, как булыжины, и простые, как таблица умножения… Мне нужна обычная женщина, без претензий, чтоб она не отводила в сторону глаза, когда я раздеваюсь, чтоб она мне спину потереть не брезговала и не морщилась, что мне приходится носом шмыгать, и мало что еще мог бы я наговорить, но зачем это все?… Мне не красивая любовница нужна — перед друзьями хвастаться, а жена-друг; жена — руки мои, жена — надежное плечо, на которое я смог бы без раздумья опереться, когда вдруг становится так тошно, что не мил белый свет. Разве ты годишься для этой роли, такая… будто из света сотканная, тебя на руках надо носить… а я… Как мне найти слова, чтоб объяснить тебе это, когда у меня все запеклось внутри, запеклось и заледенело. Нынешний вечер мог стать самым счастливым в моей жизни, но я не хочу каждую минуту дрожать над этим счастьем, каждую минуту напряженно ждать, когда ж оно, наконец, закончится, оборвется, как натянутая струна. Счастье, что я заканчиваю университет, что меня ждет интересная работа, что у меня есть верные друзья, такие, как Геннадий Иванович, Олег Григорьевич, Андрей Верховский, что мне открыт безграничный мир Пастернака и Лорки, Шекспира и Толстого, — я давно уже вышел из того возраста, когда до смерти хочется заглянуть за горизонт, — там, за этой призрачной полосой, живут такие же люди, как мы, и лежит та же земля, и текут те же реки…

И как только взбрела в твою голову, Лидка-Лидуха, прекраснодушная мысль погореть на высоком костре самоотверженности и жертвенности?… А что ж еще твоя любовь?… За что еще меня можно полюбить? «Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним…» Неужели никто не рассказал тебе, что этот костер хорош на мгновение, а не на годы, очень уж много нужно для него горючего материала, откуда ему взяться у тебя, что ты видела в жизни, что ты знаешь? Что я буду делать, когда впущу тебя в свою жизнь, а потом ты уйдешь, забыв даже дверь прикрыть, как ушла от Кости, а он ведь по сравнению со мной… черт его знает, кто он по сравнению со мной, но что я тогда буду делать, — об этом ты подумала? Однажды тебе захочется, чтоб кто-то обнял тебя, просто обнял, и прижал к груди, и провел вздрагивающими пальцами по твоей коже, — что ты мне тогда прикажешь делать? Рассуждать о свободе любви? Убить тебя и себя? Или стать рабом, чтобы сохранить тебя, закрыть на все глаза, растоптать в себе человека?… Не выйдет, меня это не устраивает, я не способен ни на то, ни на другое, ни на третье. Понимаешь, не способен…

И снова тянутся мимо нас — когда это мы успели повернуть? — общежитие строителей: теперь из открытой форточки тоненькой струйкой сочатся пар и музыка, кажется, вальс Прокофьева из «Войны и мира»; старое кладбище: четко отпечатан в подсвеченном уличными фонарями небе черный силуэт полуразрушенной часовенки-каплички за звонкой железной оградой, вот бы провести сейчас по этой ограде палкой, наверно, весь мир разбудил бы!..

А вот и автобаза с полосатым шлагбаумом — интересно, что снится этим машинам, на которые сыплется, сыплется снег, — неужели теплый гараж?…

Возле кинотеатра Лида медленно-медленно, как-то боком валится в сугроб. Я вижу только ее узкую спину, туго обтянутую ворсистой тканью пальто, и подкорченные ноги в тоненьких туфлях, и мне становится страшно.

— Лида, — говорю я и не слышу собственного голоса, — вставай. Я ведь не могу поднять тебя, Лида, вставай, и пойдем домой.

Если бы в эту минуту нашелся на свете хоть один добрый волшебник, который сказал бы мне: «Отдай душу, отдай завтрашний день и все остальные, сколько их еще у тебя будет, а взамен получишь вот сейчас, немедленно, две здоровых и сильных, широких, как лопаты, мужских руки», — я не колебался бы и одного мгновения. Я подхватил бы ее на эти руки, легкую, как воробей, и окоченевшую, как сосулька, и отнес домой, и по дороге я чувствовал бы, как щекочет мне щеку тугой завиток волос, выбившийся из-под ее шапочки, а там будь что будет. Но добрые волшебники живут только в детских сказках, а я давно не читаю сказок и давно не верю им — с той самой осени сорок седьмого года…

Но Лида встала сама, так же медленно, как и падала, и пошла, покачиваясь, впереди меня по скользкому, присыпанному снегом тротуару, будто по ледяному карнизу над бездонной пропастью.


Читать далее

М.Н.Герчик. «…Отдаешь навсегда»
1 14.07.14
2 14.07.14
3 14.07.14
4 14.07.14
5 14.07.14
6 14.07.14
7 14.07.14
8 14.07.14
9 14.07.14
10 14.07.14
11 14.07.14
12 14.07.14
13 14.07.14
14 14.07.14
15 14.07.14
16 14.07.14
17 14.07.14
18 14.07.14
19 14.07.14
20 14.07.14
21 14.07.14
22 14.07.14
23 14.07.14
24 14.07.14
25 14.07.14
26 14.07.14
27 14.07.14
28 14.07.14
29 14.07.14
30 14.07.14
31 14.07.14
32 14.07.14
33 14.07.14
34 14.07.14
35 14.07.14
36 14.07.14
37 14.07.14
38 14.07.14
39 14.07.14
40 14.07.14
41 14.07.14
42 14.07.14
43 14.07.14
44 14.07.14
45 14.07.14
47 14.07.14
48 14.07.14
49 14.07.14
50 14.07.14
51 14.07.14
52 14.07.14
53 14.07.14
54 14.07.14
55 14.07.14
56 14.07.14
57 14.07.14
58 14.07.14
59 14.07.14
60 14.07.14
61 14.07.14
62 14.07.14
63 14.07.14
64 14.07.14
65 14.07.14
66 14.07.14
67 14.07.14
68 14.07.14
69 14.07.14
70 14.07.14
71 14.07.14
72 14.07.14
73 14.07.14
74 14.07.14
75 14.07.14
76 14.07.14
77 14.07.14
78 14.07.14
79 14.07.14
80 14.07.14
81 14.07.14
82 14.07.14
83 14.07.14
84 14.07.14
85 14.07.14
86 14.07.14
87 14.07.14
88 14.07.14
89 14.07.14
90 14.07.14
91 14.07.14
92 14.07.14
93 14.07.14
94 14.07.14

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть