Онлайн чтение книги Паника в ложе "В" Panic in Box C
Глава 16. ДВА ЧАСА НОЧИ

— Господи, неужели мы опять беремся за старое?

— А мы от него и не отказывались.

— Вот как? Я же говорил вам…

— Вы сказали мне не слишком много, верно?

Бэрри Планкетт швырнул арбалет на диван и отошел в сторону. Лейтенант двинулся к нему, словно намереваясь в буквальном смысле загнать его в угол.

— Если хотите знать мое мнение, — продолжал он, — то это называется двойным блефом.

— Двойным блефом?

— Такое уже встречалось один-два раза в делах, расследуемых маэстро. На репетиции вы носили бросающийся в глаза голубой с серебром костюм Меркуцио. Уилли видел, как вы возвращались в свою уборную, но больше, по его словам, он вас не заметил. Вы ведь далеко не дурак — возможно, этот безумный трюк был самым безопасным способом. Кто мог догадаться, что вы переоденетесь в черное трико и маску и вернетесь на сцену в качестве кого-то другого? Ведь вы, актеры, умеете быстро переодеваться.

— Вы спятили, лейтенант! Конечно, вы открыли возможный способ и показали, как он мог быть осуществлен…

— Нет, молодой человек, — прервал лейтенант Спинелли, — это вы показали, как он мог быть осуществлен. Я расставил маленькую ловушку, и вы в нее попались!

— Ловушку?

— А вы как думаете? Мне жаль, что все так вышло, — по-своему вы не такой уж плохой парень. Но я коп и должен руководствоваться уликами. Кто бы мог вообразить, что вы проделаете подобный двойной блеф?

— Вы уже вообразили! — огрызнулся Планкетт. — Если вы меня арестуете…

— Пока еще нет. У меня недостаточно доказательств.

— Да вы безумны, как Мартовский заяц! — завопил Бэрри Планкетт. — Зачем мне убивать эту женщину? Какой у меня мотив?

— По закону, молодой человек, обвинение не должно предъявлять мотив.

— По закону — может быть, — отозвался актер. — Но это чистая формальность. В любой демократической стране, будь то Америка, Англия или Ирландия, обвинение должно предъявить очень веский мотив, иначе присяжные не признают подсудимого виновным. Как коп, вы знаете это куда лучше, чем мы.

— Я выясню мотив, как только поговорю с… Доктор Фелл! — позвал лейтенант. — Где доктор Фелл?

Но доктора не было в комнате, хотя еще несколько минут назад он находился здесь. Казалось невозможным, чтобы человек его пропорций исчез абсолютно незаметно. Однако Нокс, хорошо знакомый с этим трюком своего друга, чувствовал себя обязанным упомянуть о нем. Его остановило внезапное появление Полсона.

— Усталый Уилли…

— Что с ним, Полсон?

— С ним все в порядке, лейтенант. Валяется пьяный на полу с бутылкой скотча в кармане.

— Валяется пьяный? Прекрасный из него получится свидетель!

— В том-то и дело. Окружному прокурору не понравится, лейтенант, что вы позволили ему напиться снова.

— Плевать я хотел на окружного прокурора, Полсон! Он может отправляться в… Нет-нет, я не это имел в виду!

— Конечно, не это, лейтенант. Так что мне делать с Уилли?

— Отвезите его в участок и запихните в вытрезвитель! Завтра утром спросим у мистера Лафаржа, какие обвинения…

— Кто тут упомянул мое имя?

Джадсон Лафарж во фраке и съехавшем набок белом галстуке, слегка шатаясь, вошел в комнату.

— Бэрри, — сказал он, — мы ждали вас и Энн в «Одиноком дереве». Я уже всех поздравлял, верно? Вы наплевали на все суеверия и добились своего! Мы не разорились — во всяком случае, пока. Но вам следовало прийти раньше — вечеринка кончилась, и бар закрылся. Я слышал, как тут упоминали Усталого Уилли?

— Совершенно верно, мистер Лафарж, — мрачно кивнул лейтенант. — Только он вовсе не Усталый Уилли. Его настоящее имя Уильям Истабрук, и в 1928 году он занимал в труппе то же положение, что теперь занимаете вы. К сожалению, он порядком опустился, а посещение театра, очевидно, пробуждает у него приятные воспоминания. Но я согласен, что это не служит ему оправданием. На ночь мы поместим его в вытрезвитель, а завтра, если вы скажете, какие обвинения хотите ему предъявить…

— Какие еще обвинения? Кто говорил об обвинениях?

— Вы! Прошлой ночью вы жаждали его крови!

— Значит, он опустился? В эти суровые времена, сержант, такое может случиться и со мной, и с вами, и с кем угодно. Ладно, подержите его ночь в вытрезвителе, а завтра утром… — мистер Лафарж отделил купюру от толстой пачки, — дайте ему пять долларов и скажите, чтобы он пришел ко мне на Олд-Мэнор-роуд, 318, в Фарли, штат Коннектикут. Не стоит быть слишком суровым к бедняге.

— Это далеко не все, папаша Джад, — вмешался Бэрри Планкетт. — Если бы вы слышали, какую историю поведал Уилли и какие выводы сделал из нее лейтенант Спинелли!

Он в нескольких словах обрисовал ситуацию, опустив маловажные подробности.

— Лейтенант утверждает, что это сделал я! — закончил Планкетт. — Как вам это нравится, папаша Джад?

— Никак, — ответил мистер Лафарж. — Ну, я, пожалуй, пойду. Никто не знает, сколько сейчас времени? — Он посмотрел на Нокса: — Вы не знаете, Фил?

— Нет, я потерял счет времени. А где Джуди?

— В машине с Конни. Вы к нам не присоединитесь?

— Боюсь, что здесь еще есть дела. Попросите Джуди подождать меня.

— Почему бы вам с Джуди не переночевать у нас? В доме полно места! Но она об этом и слышать не хочет — говорит, что должна вернуться в Нью-Йорк. Знаете что? На дороге есть еще один бар — «Джон Ричбеллс Плейс», он открыт до трех часов ночи. Конни немного выпила, поэтому не так строга, да и Джуди тоже. Мы поедем туда, а вы присоединитесь к нам, когда закончите. Слушайте, а почему бы вам всем не отправиться туда и…

— Простите, мистер Лафарж, — прервал лейтенант Спинелли, — но об этом не может быть и речи!

— Да поймите, — снова заговорил Бэрри Планкетт, — что все это крайне серьезно…

— Серьезно? — воскликнул Джадсон Лафарж. — Да брось ты, Бэрри! Ты, конечно, чокнутый, но никого не убивал и никогда не убьешь. Ну, пожалуй, это все. Увидимся позже, Фил! — И он вышел, напевая себе под нос.

— Меня вас незачем убеждать, что это серьезно, — произнес лейтенант. — Я и так это знаю. Мне нужно поговорить с доктором Феллом. Куда он мог деться?

— Вы имеете в виду толстяка в очках, который вечно натыкается на разные предметы? — спросил Полсон. — Он на балконе.

— Что ему там понадобилось?

— Не знаю, лейтенант. Когда я пытался привести в чувство Уилли, доктор Фелл прошел мимо меня, что-то бормоча о мэре Вагнере.[140]Вагнер, Роберт Фердинанд Младший (р. 1910) — американский политический деятель; в 1954–1965 гг. мэр Нью-Йорка. А когда я шел по сцене, то видел его в середине балкона зажигающим сигару. Привести его сюда?

— Приведите, и поскорее! Только без грубостей — помните, что он гость. Помогите ему спуститься.

Дверь за полисменом захлопнулась.

— Да, мой ирландский дружок, — продолжал лейтенант Спинелли. — Я очень рад, что вы понимаете, насколько это серьезно. И не твердите мне про отсутствие мотива — это негативный фактор, а я располагаю позитивными. Вы не можете предъявить ни одного свидетеля, который бы видел вас после того, как вы покинули сцену в роли Меркуцио, и до четверти двенадцатого, когда репетиция была прервана, не говоря уже о критическом моменте, когда произошел выстрел и все в зале слышали щелчок тетивы.

Энн Уинфилд вскочила с дивана:

— Тут вы не правы, лейтенант. Я видела его!

Она и в самом деле напоминала Марджери Вейн в молодости, хотя Ноксу казалось, что Марджери было недоступно такое напряжение эмоций.

— Вы хотите знать, когда это было? Как раз когда мы услышали этот жуткий щелчок арбалета — правда, в тот момент мы не знали, что это за звук. Бэрри как раз выходил из моей уборной, где он искал меня. Я видела его с лестницы.

Лейтенант Спинелли покачал головой:

— Вы славная девушка, мисс, и нам бы не хотелось, чтобы вы оказались в этом замешанной.

— Я и так в этом замешана!

— Но вы говорили…

— Я говорила, что была в уборной Харри Диливена.

— А это неправда?

— В общем правда. Рассказать вам во всех подробностях?

— Пожалуй, так будет лучше.

— Ну, вчера Бэрри держался со мной не слишком любезно. А я тоже была не в духе из-за того, что Марджери Вейн оказалась не такой, как я ее себе представляла, и из-за задержки репетиции. Мы всегда срываем плохое настроение на самых дорогих людях, а я еще хотела отплатить ему за грубость. Мистер Диливен был очень внимателен…

— Парень, который играл Париса?

— Сегодня он его не играл, — вмешался Бэрри Планкетт. — Если помните, лейтенант, я спустил эту крысу с лестницы и вышвырнул из труппы. Мы поручили роль Париса Джеку Хардингу, и он справился с ней не хуже других.

— Продолжайте, мисс Уинфилд.

— Я сказала, что мистер Диливен был ко мне очень внимателен. Во время репетиции, в промежутке между первым и вторым актом, он остановил меня у кладовой, где хранятся принадлежности для уборки. Мы вошли внутрь и поговорили — дверь была закрыта. Мистер Диливен попросил меня подняться с ним в его уборную в начале третьего акта, потому что там не будет двух других актеров, которые тоже ей пользуются. Мне он не слишком нравился, но я согласилась, так как злилась на Бэрри, хотя теперь об этом жалею. Мы поднялись туда, и он опять стал меня целовать…

— Мне следовало вырвать сердце у этой свиньи! — огрызнулся Бэрри Планкетт. — Если он снова приблизится к театру…

— Не мешайте, молодой человек! Да, мисс Уинфилд?

— Но я все время представляла себе Бэрри. Наконец, я вырвалась, сказала «извините» и побежала вниз по лестнице. Бэрри как раз выходил из моей уборной. Он стоял ко мне спиной и не видел меня. Я собиралась его окликнуть, когда услышала этот щелчок, который слышали все, и поняла, что что-то случилось, по голосам на сцене. Бэрри направился в свою уборную, а я снова побежала наверх и сказала Харри: «Произошло что-то ужасное — не знаю, что именно». Тогда Харри предложил: «Раз случилась какая-то неприятность, нам лучше говорить, что мы все это время провели вместе. В конце концов, это не ложь». На этом мы и условились. Минуты через две репетицию остановили, и мы узнали, в чем дело. Вот и все.

Лейтенант задумался.

— Вы действительно ожидаете, мисс, что я этому поверю? — осведомился он.

— А почему нет? Это правда!

— Не слишком ли велико совпадение? Как раз в тот момент, когда произошел выстрел, вы стояли на лестнице и смотрели на вашего дружка?

— Если хотите знать, я следила за Бэрри! Я не могла выбросить его из головы! У меня и в мыслях не было, что могут возникнуть такие нелепые подозрения!

— Тем не менее вы признаете…

— Дорогая, — вмешался Бэрри Планкетт, положив ей руку на плечо, — берегись этого парня — он коварен, как Макиавелли![141]Макиавелли, Никколо (1469–1527) — итальянский политический мыслитель. Допускал любые средства ради укрепления государственной власти. Ничего не признавай!

— Вы не слышали, что я велел вам не встревать?

— Я буду говорить ей, что хочу и когда хочу! Энн, не позволяй этому проклятому итальяшке запугивать тебя!

Лейтенант Спинелли шагнул вперед:

— Еще одно слово…

— Еще одно слово, и, клянусь Богом, один из нас не выйдет живым из этой комнаты!

— Стоит ли так волноваться, молодой человек? Я проведу расследование по всем правилам, — заявил лейтенант, со звоном бросив на пол стрелу, которую все еще держал в руке, — даже если меня разрежут на кусочки и подадут на стол окружному прокурору. Вас было двое — только это может объяснить все факты. Вы, мисс, подошли к ложе, постучали в дверь и попросили леди Северн впустить вас. А ваш дружок…

— Вы в самом деле думаете, что мисс Вейн открыла бы мне дверь? Если так, то вы понятия не имеете, как она ко мне относилась!

— Неужели, мисс?

В глазах Энн блеснули слезы.

— Я выставила себя дурой перед всеми, потому что не подумала как следует! Мой идол оказался глиняным божком! Мисс Вейн не могла вынести мысли, что выскочка вроде меня может преуспеть в роли Джульетты в том самом театре, где она потерпела фиаско. Конечно, мне повезло, что труппой руководил Бэрри. Но она приехала сюда, уже готовая меня возненавидеть… Думаете, я не слышала сплетню, будто я ее дочь? Как это ужаснуло бы мою семью в Спрингфилде! Вся беда в том, что я действительно на нее похожа и старалась ей подражать. Однажды моя тетя, которая видела ее в Лондоне, сказала: «Не правда ли, девочка напоминает Марджери Вейн?» С этого все и началось. А вчера вечером я чувствовала себя такой несчастной из-за Бэрри…

— Дорогая моя, — заметил мистер Планкетт, — я, как сказал бы лейтенант, самый худший сукин сын по эту сторону Порт-Честера.[142]Порт-Честер — город на берегу Лонг-Айленде кого пролива к северо-востоку от Нью-Йорка. Но я очень тебя люблю и всегда буду любить.

— Сукин вы сын или нет, — промолвил лейтенант Спинелли, — дайте мне хотя бы половину шанса, и я привлеку вас обоих к суду за преднамеренное убийство!

— Чушь! — послышался голос Гидеона Фелла, открывшего дверь с такой сияющей физиономией, словно он представлял собой рождественский подарок. — Почему добрые друзья смотрят исподлобья? Нарушены какие-то биологические функции? Забудьте о Бэрри Планкетте, лейтенант! Он виновен в этом преступлении не больше вас, и вы в глубине души отлично это знаете.

— Вы можете предложить альтернативу, маэстро?

— Должен вам напомнить, что преступление и милосердие обычно берут начало в одном и том же месте.

— Дома? Вы имеете в виду, здесь, в Ричбелле? Знаю, но чем нам это поможет. И я спросил, можете ли вы предложить альтернативу.

— Время объяснений приближается. Окончательные штрихи можно будет добавить, если мне удастся задать пару вопросов…

— Кому?

— Мисс Хэмилтон, с вашего и ее позволения.

До сих пор Кейт не вносила вклада в дискуссию. Теперь она поднялась с похожего на трон стула.

— Ну и ну! Неужели этот старый косоглазый людоед обратил взгляд на меня? Мы много о вас слышали, Гаргантюа,[143]Гаргантюа — великан, герой романа французского писателя-гуманиста Франсуа Рабле (1494–1553) «Гаргантюа и Пантагрюэль». — вы похожи на старого короля Коула и ведете себя как Джек Кетч.[144]Кетч, Джек (1663?–1686) — английский палач, прославившийся своей жестокостью. Я всего лишь маленькая девочка из Афин в штате Джорджия и никому не причиняла вреда. Скажите, вы баптист?

— Нет, мадам.

— В свое время я наделала немало дел, — продолжала мисс Хэмилтон. — Прыгала из одной постели в другую, пьянствовала с двумя мужчинами целую неделю в гостинице возле Покипси.[145]Покипси — город на реке Гудзон на юго-востоке штата Нью-Йорк. Короче говоря, мне есть что вспомнить! Но на моей совести только один грех, который я не в силах забыть. Когда бедная Мардж Вейн была зверски убита, я выиграла в кости у…

— У Лоренса Портера из Фер-де-Ланс в Кентукки, отцу которого принадлежит половина этого штата? Вполне простительный грех, ибо он может себе позволить проиграть. Кроме того, с каких пор стало новостью, когда один южанин выигрывает в крап у другого?

— Ну-у…

— Мои вопросы, мадам, касаются Уэстчестерской труппы тридцатисемилетней давности. Как хорошо вы помните это время?

— Лучше, чем многое из происшедшего позже. О чем вы хотите знать?

— О «Шерлоке Холмсе»! — возвестил доктор Фелл, словно произнося пароль. — Несколько месяцев назад на борту «Иллирии» мисс Вейн сказала мне, что, хотя Эдам Кейли приобрел права на пьесу Уильяма Джиллета «Секретная служба», он не намеревался ставить самое знаменитое произведение этого джентльмена — «Шерлок Холмс». Коль скоро леди весьма бойко солгала по другому поводу, меня заинтересовало, действительно ли Эдам Кейли не собирался ставить «Шерлока Холмса».

— Нет, не собирался. Я никогда не видела эту пьесу, хотя мистер Джиллет представил ее в «Крайтерионе» в качестве своего прощального спектакля в 1929 году. В этой пьесе Холмса женили — на такую наглость о великом сыщике не решаются даже в теперешнем бродвейском мюзикле. Эдам Кейли приобрел текст пьесы, они с Марджи прочитали его и сказали, что женская роль паршивая, да и сама пьеса не лучше.

— А вы читали ее, мисс Хэмилтон?

— По-вашему, младшего члена труппы могли попросить прочитать пьесу и высказать о ней свое мнение? Бросьте, Гаргантюа!

— Значит, вы не помните знаменитую сцену с сигарой в газовой камере в Степни?[146]Степни — район на востоке Лондона.

— Что это был за газ? Если цианид, как в камере смертников в Калифорнии, — это одно, а если обычный газ, которым пользуются на кухне, то его и спичкой не всегда зажжешь — не то что сигарой. И вообще, Гаргантюа, какое отношение имеет пьеса «Шерлок Холмс», написанная в 1899 году, к убийству Мардж прошлой ночью?

— Очень большое, уверяю вас. Вы раньше были хорошо знакомы с Уильямом Истабруком?

— Я знала Уилла, и он мне нравился. Правда, он и тогда прикладывался к бутылке — ну и что из того?

— А Джона Фосдика вы знали?

— Джона Фосдика? Его настоящее имя было Лютер Маккинли — кто-то говорил мне, что он недавно покончил с собой в отеле на Сорок третьей улице. О, мы все знали Джека! Многие думали, что он неравнодушен к подружке Мардж, Бесс Харкнесс, но Мардж бы ничего такого не позволила — она его на дух не переносила. Что касается Уилла Истабрука, то он вроде положил глаз на Мардж. И Грейем Каннингем…

— Вы имеете в виду судью Каннингема?

— Тогда он не был судьей, а к нашей труппе имел отношение только в качестве зрителя. Грейем Каннингем был просто адвокатом с хорошо подвешенным языком, жил в Скардейле[147]Скардейл — город на юго-востоке штата Нью-Йорк. и приезжал сюда время от времени — ему было не больше тридцати пяти. Может, он тоже положил глаз на Мардж, а может, и нет — Грейем был хитрой бестией и не болтал о своих делишках. Но какое это имеет отношение к нашему делу?

— Это я тоже хотел бы знать! — рявкнул Спинелли, вскочив на ноги. — Вы сказали, что приближается время объяснений. Не пора ли объяснить кое-что прямо сейчас? Было выдвинуто предположение, что убийство совершено двумя людьми, действовавшими сообща. Это так, маэстро?

— Ну… нет.

— Вы говорите так, словно колеблетесь!

Доктор Фелл выпрямился:

— Тогда я скажу то же самое без колебаний, черт побери! Это преступление, безусловно, дело рук только одного человека. И все же…

— Все же что?

— Предположение о двух сообщниках хотя и ложно, но ближе к истине, чем все остальные. Понимаете, вы забыли о Хансе Вагнере…

— Я думала, речь идет о мэре Вагнере! — воскликнула Энн Уинфилд. — Но не забыли ли вы кое о чем еще?

— Весьма необычно, дорогая, — заметил Бэрри Планкетт, — видеть тебя разыгрывающей великого детектива.

— Я не разыгрываю ни детектива, ни кого другого! Я знаю, что не слишком умна, и не собираюсь притворяться. Но этот Усталый Уилли! Не слишком ли легко вы приняли его за безобидного пьяницу, которым он старается казаться? Если Марджери Вейн могла таить злобу тридцать семь лет, то это был в состоянии делать и кто-то другой. Разве Уилли не мог совершить убийство?

— Мог, — кивнул доктор Фелл. — По-вашему, он его совершил?

— Не смотрите на меня! — завопил лейтенант Спинелли. — А то я за себя не ручаюсь! У меня голова кругом идет — я становлюсь психом!

— Видишь, Энн, ты едва не довела лейтенанта до припадка. Помягче, крошка, иначе его уволокут в психушку.

Кейт Хэмилтон поднялась со стула.

— Я не забыла о Хансе Вагнере, — откликнулась она, — а также о Кристи Мэтьюсоне,[148]Мэтьюсон, Кристофер (1880–925) — американский бейсболист. Тае Коббе[149]Кобб, Тайрес Реймонд (1886–1961) — американский бейсболист. и других звездах бейсбола. Но я не понимаю, зачем мне о них помнить. И я еще хуже, чем лейтенант. Он только становится психом, а я уже спятила. Как этот клоун, который кувыркается вокруг перекладины…

— Только не заводи его, Кейт! — закричал Бэрри Планкетт, ибо она уже к этому приступила. — И не ставь на стол! Он придвинется к краю и…

— Я буду осторожна, Бэрри. Смотри, как он вертится, — совсем как ты! Прости меня, Брайан Бору, но не пора ли вам с Энн громко петь осанну? Если Гаргантюа говорит, что вы невиновны, то вам больше не о чем беспокоиться.

— Не знаю, Кейт. Меня беспокоит не Гаргантюа, а наш Макиавелли с записной книжкой. Если он все еще думает, что я нарядился Гамлетом и пальнул из арбалета, то мне по-прежнему грозит обвинение в убийстве первой степени…

— Кейт! — вскрикнула Энн Уинфилд. — Ты поставила Джоуи слишком близко к краю! Хватай его скорее!

Кейт Хэмилтон сделала доблестное, но бесполезное усилие. Джоуи перекувыркнулся еще раз, свалился со стола и разбился надвое на покрытом линолеумом бетоне.

Шесть человек в «зеленой комнате» погрузились в напряженное молчание. Бэрри Планкетт сидел неподвижно. Кейт Хэмилтон уставилась на разбитую игрушку. Лейтенант Спинелли взмахнул кулаком. Доктор Фелл потянул себя за разбойничий ус. Энн Уинфилд со слезами на глазах собрала обломки и прижала их к груди.

— Ну, — заговорил Филип Нокс, — так кто же, в конце концов, совершил убийство.

Вдалеке часы на церкви пробили два.