Онлайн чтение книги Паника в ложе "В" Panic in Box C
Глава 5. МНОГО МАСОК

— Здесь? Но ты говорила…

— Знаю! — прервала Конни. — Мы все это говорили и все так думали. До сегодняшнего дня, когда она позвонила из аэропорта Ньюарка.[60]Ньюарк — портовый город в штате Нью-Джерси на берегу Ньюаркского залива. Не знаю, был ли это внезапный импульс или заранее обдуманный план. Но она здесь!

— Чего она хочет, Конни? Надеюсь, не играть Джульетту?

— Слава богу, нет! Мисс Вейн хочет посмотреть генеральную репетицию одна в ложе, так как не может выносить ничьей компании, когда смотрит то, что ей нравится! Если не считать участников постановки, в зале не должно быть никаких зрителей, кроме пятерых, которых она одобрила лично. К тому же репетицию следует задержать до тех пор, пока она не будет готова к просмотру.

— Когда ты сказала, что мисс Вейн здесь, Конни, ты имела в виду, что она уже в театре?

— Пока еще нет. Она, мисс Харкнесс и мистер Портер зашли перекусить в «Одинокое дерево». Джад, дорогой, тебе не кажется, что…

Джадсон Лафарж кивнул и, обмахиваясь шляпой, подошел к Ноксу.

— Слушайте! — начал он. — Я знаю, что вы иностранец. Но ведь вы не совсем иностранец. Конни много мне о вас рассказывала — в том числе, что вы были ее детской любовью…

Нокс покосился на Джуди, но ее лицо осталось бесстрастным.

— Так вот, я стал думать о вас как о члене семьи. Могу я рассказать вам кое-что?

— Разумеется.

— Ну, слушайте! — Джадсон снова начал «закипать». — Если нужно передвинуть шестнадцать стульев, это может сделать один рабочий. Но если стульев семнадцать, то рабочих требуется уже двое. Видите, электрик ремонтирует освещение? Ему нужно платить пять долларов двадцать пять центов в час и при этом гарантировать четыре часа работы ежедневно. А если бы я рассказал вам об этих чертовых музыкантах…

Нокс искренне сочувствовал ему.

— Мистер Лафарж…

— Зовите меня Джад.

— Хорошо, Джад. Я понимаю причину вашего беспокойства, будучи сам человеком консервативным в таких делах. Но какое отношение имеют ваши неприятности с рабочими к Марджери Вейн? Она ведь не диктует правила профсоюзу.

— Дело не в этом. Сказать ему, Конни?

— Да, дорогой, пожалуйста!

Джад снова указал на портрет.

— Никак не могу ее понять, — пожаловался он. — В январе мисс Вейн передала нам чек на пятьдесят тысяч баксов и бровью не повела. Я думал, что она остановится в Нью-Йорке в отеле «Карлайл» или таком же шикарном месте. Так нет! Она и оба ее нахлебника останавливаются в отеле «Першинг» в Уайт-Плейнс, так как нью-йоркские отели для нее, видите ли, «слишком дороги»! Я знаю, что цепы в наши дни жуткие, но ведь она платит в «Першинге» почти столько же, хотя условия там никудышные!

— Ты несправедлив, Джад, — попыталась успокоить мужа Конни. — Она просто хочет быть поближе к театру. Да и «Першинг» вовсе не такой уж плохой отель. А мисс Вейн, по-моему, настоящая леди.

— Для меня — нет, — отрезал Лафарж. — До сих пор я ей не возражал. Но всему есть предел. Конечно, я не могу особенно жаловаться. Она вложила в это предприятие столько денег, что имеет право выдвигать требования. Если ей хочется, чтобы мы что-то сделали, мы делаем. Если ей не хочется, чтобы мы кого-то нанимали, мы не нанимаем. Но я не желаю, чтобы она разговаривала с людьми как Господь Всемогущий, который отдает приказы с вершины горы. Менее часа назад она явилась сюда и стала всем читать лекции. Я думал, Энн Уинфилд свалится в обморок!

— Джад! — взмолилась Конни. — Пожалуйста, возьми себя в руки!

— Слушайте, Фил! Она требует ложу для себя? О'кей, может выбирать хоть четыре ложи с засовами на дверях и запираться в них по очереди. Никогда не мог понять, какого черта старый Эдам Кейли снабдил все ложи дверными засовами и диванами, если он не думал, что его лучшие посетители будут приводить с собой подружек для маленькой…

— Джад! — предупреждающе воскликнула Конни.

— Не бойся, малышка, я не стану произносить неприличных слов. Она требует задержать репетицию, чтобы успеть выпить и закусить? Снова о'кей! Мы удовлетворим ее королевское высочество, даже если бедным актерам и этим треклятым музыкантам придется ждать несколько часов. Но когда дело доходит до списка приглашенных…

— Списка приглашенных? — переспросил Нокс.

— Вы же слышали, что сказала Конни. Только пятеро!

Мистер Лафарж вытер рукавом лысину и достал записную книжку.

— Я прочту вам список, — продолжал разъяренный импресарио, — в том порядке, в каком она его продиктовала. «Приглашены судьей Каннингемом, одобрены Марджери Вейн. Доктор Гидеон Фелл. Окружной прокурор Херман Гулик. Лейтенант Карло Спинелли из полиции Уайт-Плейнс…»

— Кто такой лейтенант Карло Спинелли?

— Вы же слышали — полицейский. Кроме этого, я знаю только то, что Гулик сообщил мне по телефону. «Один из наших образованных полисменов; окончил Нью-Йоркский университет в 41-м». А теперь держитесь — я продолжаю. «Приглашены Констанс Лафарж, одобрены Марджери Вейн. Филип Нокс и его приятельница»! Вот и весь чертов перечень! Мы уже пригласили нескольких наших друзей, так теперь придется им отказать? Можете не отвечать — и так все ясно. Правда, к вам, Фил, она явно неравнодушна — согласилась без возражений. Я написал «и его приятельница», потому что так сказала Конни. Мы не знали, что вы приведете жену.

— Какой же ты хитрец, Фил! — воскликнула Конни. — Мы даже не знали, что ты женат! Ты об этом ни слова не проронил. Твоя жена очень славная, и мы от нее в восторге, но…

— Вы имеете в виду, действительно ли мы женаты? — осведомилась Джуди.

— Конечно нет, дорогая! Сейчас многие женщины не носят обручальное кольцо. Но… когда вы поженились?

— Почти двадцать семь лет назад.

— Двадцать семь лет?! — Конни выпучила глаза. — Шутки в сторону — теперь ясно, что тут какая-то ошибка.

— Никакой ошибки, миссис Лафарж. Почему вы так считаете?

— Зовите меня Конни. Вас зовут Джуди, верно? Я считаю так, потому что, во-первых, Фил никогда не упоминал, что у него есть жена, тем более такая хорошенькая, а во-вторых, прошу прощения, но вы не выглядите достаточно пожилой, чтобы…

— Чтобы что? — спросил Нокс. — Если ты имеешь в виду то, что я думаю, Конни, то тебя ожидает сюрприз.

— Мистер Лафарж, Фил, — скромно промолвила Джуди, — слишком цивилизован, чтобы использовать вульгарные выражения в присутствии жены. Ты не хочешь последовать его примеру?

— А кто использует вульгарные выражения? Я только сказал…

— Мы все слышали, что ты сказал. Но я знаю, что ты имел в виду.

Джадсон Лафарж сердито взмахнул шляпой.

— Черт возьми! — рявкнул он. — Неужели всем приспичило уподобляться ее королевскому высочеству, когда она в ярости? Не обижайтесь, Джуди, но мне хорошо знакомы эти нотки в женском голосе. Кстати, говоря о ее высочестве, не хотите ли взглянуть на театр, пока она не вернулась и снова не разбушевалась? Только не верьте этой чепухе про привидения — нет тут никаких привидений, кроме разве что Усталого Уилли. Здесь есть «зеленая комната»,[61]«Зеленая комната» — так обычно называют артистическое фойе. как в старых театрах, хотя ее используют в основном для игры в крап.[62]Крап — разновидность игры в кости. Через зрительный зал идут два прохода. Видите эти вращающиеся двери по обеим сторонам портрета ее высочества? Если вы, Джуди, пойдете вместе с Конни в правый проход, а мы с Филом — в левый…

— Он не упомянул не только о вас, дорогая Джуди, но и о том, что произошло на корабле, когда какой-то полоумный стюард выстрелил в леди Северн. Она сама рассказала нам об этом, приехав сюда.

— Ради бога, Конни! — перебил ее муж. — Ты слышала, что я пытался сказать?

— Да, дорогой, не волнуйся. Мы с Джуди должны пройти через дверь справа. Пошли и давайте надеяться, что все будет в порядке.

Подведя Нокса к двери слева, обитой коричневой кожей, Джадсон толкнул ее, оставив вращаться, и они вошли в зал.

Освещение здесь было включено лишь частично, но казалось светлее, чем в фойе. В отличие от бело-розового фойе в зале господствовали темно-бордовый бархат и позолота. В насыщенной запахами краски и пудры атмосфере ощущалось дыхание старины.

В проходе между тянущимися с обеих сторон рядами красных плюшевых стульев стояло, глядя на вошедших, существо, похожее на гоблина.[63]Гоблин — в британском фольклоре существо типа домового. Это был мужчина среднего роста, хотя из-за узкой талии и широких плеч он казался несколько выше. Курчавые волосы имели красно-коричневатый оттенок. На нем были светло-голубой камзол, расшитый серебром, и синие, подбитые ватой короткие штаны по моде шестнадцатого века. К левому бедру была прикреплена обоюдоострая рапира, а к правому — main-gauche, кинжал для левой руки с резной рукояткой.

Но вошедшие едва взглянули на шпагу и кинжал. К правому плечу гоблин прижимал рукоятку арбалета, а стрела с четырьмя остриями была нацелена прямо на них. Левая рука странного существа поддерживала рукоятку, а указательный палец правой лежал на спусковом крючке.

— Ни с места, если жизнь вам дорога! — прогремел голос.

Джадсон Лафарж швырнул свою шляпу через несколько рядов.

— Ты что, Бэрри, совсем спятил? Положи эту чертову штуковину! Судья Каннингем уже говорил тебе…

— Стоять! — повторил гоблин. — Не двигайтесь, и я гарантирую, что никто не пострадает. Внимание!

Послышался зловещий щелчок. Что-то мелькнуло в воздухе в нескольких дюймах от левого уха Нокса и ударилось в заднюю стену. Нокс резко повернулся. Железная стрела вонзилась в стену примерно на половину своей длины возле висящей там афиши.

— Видите? — осведомился гоблин неожиданно нормальным голосом. — Я боялся, что кто-нибудь шагнет на «линию огня». Но все обошлось.

— Обошлось?! — рявкнул Лафарж. — Слушай, ты, Вильгельм Телль!..[64]Вильгельм Телль — легендарный швейцарский патриот, которого австрийский наместник заставил стрелять из лука в яблоко на голове сына.

— Вашими устами глаголет истина, папаша Джад! — подхватил гоблин. — Положите яблоко на ваш череп, и я его продырявлю — я имею в виду яблоко. Я так напрактиковался с этой штукой, что могу попасть в таракана на стене — они в театре еще попадаются, хотя тут и навели чистоту. Позвольте вам продемонстрировать…

Мистер Бэрри Планкетт, актер-менеджер труппы Марджери Вейн, выпрямился и двинулся им навстречу, держа арбалет за кожаный ремень.

— Значит, ты напрактиковался? — угрожающим тоном спросил Джадсон Лафарж.

— Да. Как я говорил…

— Вот и отлично. А теперь слушай меня, Робин Гуд. В пьесе только трое фехтуют по-настоящему…

— Ромео, Тибальт и Меркуцио. Соответственно Тони Феррара, Ли Хаксли и ваш покорный слуга. Думаете, я этого не знаю?

— Погоди! Есть еще один парень — приятель главного героя. Он мало участвует в пьесе, но появляется в самом начале, когда слуги этих Хэтфилдов и Мак-Коев — ну, тех, у которых вендетта — вступают в схватку, выбивает у них оружие и велит прекратить драку, пока их не упрятали в кутузку.

— Бенволио! — догадался мистер Планкетт. — Его играет Бен Редфорд. По какой-то не попятной для меня причине всем кажется очень забавным, что Беи будет играть Бенволио. Судья Каннингем настаивает на настоящих шпагах и кинжалах из его коллекции, и я с ним согласен. Тони, Ли и Бен — тоже. Ну так в чем дело, папаша Джад? Вы возражаете?

— Кто я такой, чтобы возражать? Моя работа — следить, чтобы вы не обанкротились. Я хочу сказать, что вы четверо не должны носить арбалет, как и старики Монтекки и Капулетти. За каким же чертом он тебе понадобился?

— Я позаимствовал его у Джейка Харпендена, который играет Самсона в первой сцене и ловко научился им орудовать. Смотрите! — С арбалетом в руке Планкетт вышел в проход между последним рядом и задней стеной и указал на стрелу, торчащую рядом с афишей. — Обратите внимание — в этом месте находится позолоченная розетка, и я угодил прямо в нее.

Сильным рывком правой руки Планкетт выдернул стрелу. Раскрошившаяся белая штукатурка посыпалась на пол.

— Теперь, — осведомился Лафарж, — ты хочешь разрушить весь театр? Что скажет страховая компания?

— А разве мы собираемся предъявлять ей требования? Никакого ущерба не причинено. Заполните дыру замазкой, покрасьте сверху, и стена будет как новая.

— Ты просто чертов псих! — рассвирепел Лафарж. — Вместо того чтобы портить вещи, на ремонт которых требуется целое состояние, лучше бы стрелял в афиши!

— В афиши? Боже упаси! В этой одежде отсутствуют карманы, — Бэрри Планкетт хлопнул себя по бедрам, — поэтому у меня нет при себе ни спичек, ни зажигалки. А впрочем, я и так хорошо вижу. «Театр «Гейети», Дублин, 6 марта 1901 года. Эдам Кейли в «Сирано де Бержераке» Эдмона Ростана». А афиша справа еще древнее: «Королевский театр «Друри-Лейн».[65]Друри-Лейн» — знаменитый театр на одноименной улице в Лондоне. В следующую среду 23 мая 1827 года на бенефисе мисс Келли…» — С арбалетом и стрелой в руках он подошел к остальным. — Мне говорили, что, когда тут еще был кинотеатр, эти афиши хранились в старом доме Эдама Кейли завернутыми в пергамент! А вы хотите, чтобы я стрелял в них! За какого вандала вы меня принимаете?

Джадсон Лафарж, наконец, перестал кипеть от злобы.

— Боюсь, я становлюсь рассеянным. Я вас даже не представил. Бэрри Планкетт — Филип Нокс, писатель. Ты когда-нибудь слышал о нем?

— Слышал ли я о Филипе Ноксе?! — воскликнул актер. — Да только за одну биографию Генриха Наваррского[66]Генрих Бурбон (1553–1610) — король Наварры, а с 1589 г. король Франции Генрих IV. я горжусь, что могу пожать ему руку!

Чтобы сделать это, Бэрри пришлось отложить арбалет и стрелу. После обмена рукопожатиями звучный голос актера наполнил зал:

Оглянувшись, он добавил:

— Входите, дамы! Ваш покорный слуга приветствует вас!

Стоя в правом проходе, Конни и Джуди не без страха наблюдали за происходящим. Сначала Джуди, а за ней Конни стали пробираться к мужчинам между рядами поднятых сидений.

— Я говорила тебе, что мне не нравятся эти арбалеты, — проговорила Конни, — и снова это повторяю.

— Меня гораздо больше арбалетов пугают шпаги и кинжалы, — заметила Джуди.

— Тоже верно. У мужчин нет ни капли здравого смысла.

— Здесь есть один мужчина, у которого хватит здравого смысла на всех остальных, — заявил Джадсон Лафарж, хлопая себя по груди. — Но мне, очевидно, снова нужно заняться представлениями. Мистер Планкетт — миссис Нокс. Бэрри, познакомься с Джуди.

— Эта малютка — миссис Нокс? Рад с вами познакомиться, дорогая. Я как раз напомнил вашему мужу о его «Генрихе Наваррском».

— Который сказал, что Париж стоит мессы?[68]Осаждая Париж, находившийся в руках сторонников Католической лиги, Генрих IV в очередной раз сменил веру, превратившись из гугенота в католика и заявив, что «Париж стоит мессы». Я слышала, как вы тут декламировали. Фил обожает использовать скверные, но легко запоминающиеся вирши в качестве крючка, на который он подвешивает свои книги. В данный момент Фил хочет проделать то же самое с гражданской войной.

— С какой гражданской войной, дорогая? — спросил актер, намеренно усиливая в своей речи дублинский акцент. — Гражданской войной проклятых англичан в 1641–1644 годах[69]Гражданская война между английским королем Карлом I Стюартом и мятежным парламентом, завершившаяся казнью короля и временным установлением республики. или более недавней, американской?

— Боюсь, что американской. Он совершенно помешался на Джексоне Каменной Стене.

— Ну, могло быть и хуже. Ваш муж, очевидно, славный парень. Конни нам рассказывала, как они любезничали при луне.

— Не знаю, зачем вам понадобилось об этом вспоминать, — жеманно улыбнулась Конни. — Это было так давно — мы уже все позабыли.

— Держу пари, что мой муж ничего не забыл, — возразила Джуди. — Не позволяйте ему затаскивать вас в темный угол, Конни. Этот человек практически сексуальный маньяк.

Бэрри Планкетт сочувственно посмотрел на Нокса:

— Вам с ней нелегко, старина? Не беспокойтесь — у всех нас неприятности с женщинами. А теперь, с вашего позволения, я попытаюсь перенести беседу на более высокий уровень. Готов поручиться, мистер Нокс, что человек, написавший «Генриха Наваррского», знает кое-что о фехтовании.

— Да, я немного фехтовал, но только современными рапирами. В поединках со шпагой и кинжалом я никогда не мог толком разобраться.

— Да, это будет потруднее.

— Насколько я понимаю, — продолжил Нокс, — в шестнадцатом веке шпагой разрешалось наносить только режущие удары. Это требовало двух движений рукой, — он изобразил их, — и оставляло вас открытым для оружия противника.

— Воистину так, мой ученейший друг!

— Вы могли применять любой предательский удар — примером может служить coup de Jarnac.[70]Удар Жарнака (фр.). В 1547 г. французский дворянин Ги де Шабо, барон де Жарнак (1509–1572), одержал верх в поединке с Франсуа де Вивонном, нанеся ему удар в колено и перерезав сухожилия. Но колющий удар можно было наносить только кинжалом — в противном случае зрители бы вмешались и прикончили вас. Теперь представьте, что мы стоим друг против друга со шпагой в правой руке и кинжалом в левой.

— Уже представил.

— Вы наносите свирепый удар тяжелым обоюдоострым клинком. Я могу парировать его кинжалом — резная гарда защищает мои пальцы и запястья. — Нокс говорил все более увлеченно. — Но разве по-настоящему сильный удар, нанесенный такой рукой, как ваша, не может парализовать мою руку, запястье или кисть? Или, если ваш клинок будет очень острым, сможет даже разрубить сталь моего кинжала? Достаточно легко парировать шпагой удар кинжалом. Но как поудобнее парировать кинжалом удар шпагой? Существует ответ на этот вопрос?

Разговор увлек и Бэрри Планкетта.

— Да, существует! — возбужденно отозвался он. — Это так же верно, как то, что передо мной человек, который мне по душе!

— Ну?

— Ответ содержится в трактате Касла.[71]«Школы и мастера фехтования» Эджертона Касла (Лондон. Джордж Бедд и сыновья, 1893 г.). (Примеч. авт.) Его нелегко найти, хотя в библиотеке судьи Каннингема есть экземпляр. Но мы обойдемся без книги — я сам все продемонстрирую. Подождите минуту — я сейчас вернусь.

— Что ты еще затеял, чертов псих? — завопил Джадсон Лафарж.

Планкетт не обратил на него никакого внимания. Подобрав арбалет и стрелу, он направился по проходу к сцене. Все смотрели ему вслед. Свернув налево у оркестровой ямы, актер двинулся к железной двери, ведущей за кулисы. Сцена была скрыта за бордовым занавесом. Когда Планкетт в голубом с серебром костюме оказался у двери, она внезапно открылась ему навстречу.

Оттуда шагнула миниатюрная молодая женщина в белом, чьи темные волосы прикрывала серебряная сетка. Ее одухотворенное лицо, на котором поблескивал грим, было достойно кисти Берн-Джоунса.[72]Берн-Джоунс, Эдуард Коули (1833–1898) — английский художник. Нокс не мог хорошо разглядеть женщину при тусклом освещении, но ему показалось, что он уже видел ее прежде. Каждое слово четко слышалось в почти пустом зале.

— Бэрри!..

— С дороги, крошка! У меня важное дело.

— Бэрри, уже пять минут десятого! Когда же мы начнем?

Мистер Планкетт, несмотря на спешку, оставался весьма любезным.

— Когда леди Баунтифул[73]В пьесе английского драматурга Джорджа Фаркуара (1678–1707) «Стратегия щеголей» богатая и щедрая дама. В переносном смысле — благотворительница. вернется из таверны. Это должно быть скоро — не может же она съесть всю пищу в округе Уэстчестер. Так что возвращайся наблюдать за игрой в крап — все под контролем.

— Но я так ужасно нервничаю!

— Было бы плохим признаком, если бы ты не нервничала. Иди назад и не волнуйся.

Схватив девушку за руку, он втащил ее за кулисы и закрыл дверь.

— Полагаю, это была мисс Уинфилд? — спросил Нокс.

— Да, это наша Энн, — подтвердила Конни. — Какая она изящная! Но куда ушел Бэрри?

Джуди пожала плечами и отвернулась. Казалось, она решила хранить молчание, что бы ни произошло.

Они недолго пребывали в сомнении. Не прошло и минуты, как железная дверь снова открылась, впустив Бэрри Планкетта, который быстро побежал вдоль оркестровой ямы и по проходу. Помимо болтавшихся у него на поясе шпаги и кинжала в легких шагреневых ножнах, в руках он нес обоюдоострую рапиру без ножен и main-gauche, аналогичный его собственному. Отполированные наждаком клинки поблескивали при тусклом электрическом свете.

Нокс двинулся по проходу ему навстречу. Лафарж громко простонал:

— Этого я и боялся! Слушай, ты, Жарнак…

— Надеюсь, вы не собираетесь пользоваться этими штуками? — испуганно спросила Конни. — Хотя клинки не наточены, они могут сильно поранить. О, Джад, это ужасно!

Актер отвесил ей церемонный поклон:

— Примите мои уверения, мадам! Все будет проделано в медленном темпе, дабы не причинить никакого вреда. Что скажете, ученый магистр?

— Я к вашим услугам, — ответил Нокс.

— Поймаете? — спросил Планкетт, протягивая руку с кинжалом.

— Бросайте!

— Ловите! — Планкетт бросил ему кинжал.

Нокс поймал его и переложил в левую руку. После этого он поймал тяжелую рапиру.

Бэрри Планкетт вытер платком свои шпагу и кинжал.

— Вы абсолютно правы, магистр! — заявил он. — До того как колющие удары были узаконены в начале семнадцатого столетия, фехтование в значительной степени считалось акробатическим искусством. Рубящий удар никогда не пытались парировать кинжалом — просто отскакивали назад. А теперь попробуйте нанести мне рубящий удар по голове или плечу — только медленно, иначе у Конни случится припадок! — и я покажу вам трюк. Готовы?

— Готов!

Чтобы использовать оба оружия, противники должны были стоять лицом к лицу, а не поворачиваться боком, как в современном фехтовании. Но Нокс инстинктивно шагнул вперед правой ногой, отвел правую руку назад и поднял ее для рубящего удара, стараясь сохранять медленный темп. Однако его шпага не коснулась противника. Бэрри Планкетт отскочил, точно большой кот, и сразу же рванулся вперед, направив оба клинка в сторону Нокса.

— Вот как актеры будут фехтовать на сцене. По крайней мере, некоторые из них. На публику лучше действует грохот и лязг, поэтому многие рубящие удары будут парировать кинжалом. Это не так трудно, если не форсировать темп. Может быть, мы продемонстрируем присутствующим один-два passado?[74]Итальянское название фехтовального приема, используемое в «Ромео и Джульетте». Только осторожно, как во время тренировочного боя в боксерских перчатках.

— Знаю я эти тренировочные бои! — проворчал Джадсон Лафарж. — Один парень ударит противника слишком сильно, тот даст сдачи еще сильнее, и пошло-поехало!

— Запрети им, Джад! — взвизгнула Конни.

— Как я могу запретить, когда они оба рехнулись? К тому же это довольно забавно.

— Забавно? Говорила же я, что у мужчин нет ни капли разума!

— Итак, магистр, — произнес Планкетт, — я — Меркуцио, вы — Тибальт, а этот проход — площадь из пьесы. «Как крысолов, Тибальт, ты прочь уходишь?» — внезапно заговорил он шекспировским текстом.

— «Что, собственно, ты хочешь от меня?» — подхватил Нокс.

— «Одну из твоих девяти жизней, кошачий царь, в ожидании восьми остальных, которые я выколочу следом». Вот тебе!

Последних двух слов в тексте не было. Джуди молчала. Мистер Планкетт нанес рубящий удар, метя в голову Нокса, но тот парировал его и попытался применить такой же удар по плечу противника, который был отбит таким же образом.

Сверкнувший кинжал актера был отброшен в сторону движением рапиры. Ответный удар кинжалом так же легко отразил Планкетт.

Кровь бросилась в лица обоим. Снова увидев над головой блеск шпаги противника, Нокс отбил ее могучим ударом. Окончательно потеряв самообладание, он сделал выпад кинжалом во всю длину левой руки, целясь в правую сторону груди актера. Планкетт ловко отскочил назад.

Оба застыли, тяжело дыша, окутанные пылью, поднявшейся с ковра. Внезапно послышался четкий мелодичный голос:

— Продолжайте, джентльмены! «Ну, сударь мой, а где passado ваше?»

В конце прохода стояла Марджери Вейн.