Онлайн чтение книги Париж.ru
Валерия Лебедева. 26 июля 2002 года. Москва

А стоит только вспомнить, как все хорошо начиналось...

Визу ей дали практически мгновенно. Ну что такое три часа ожидания в симпатичном и удобном, исключительно кондиционированном холле посольства? И дали визу, что характерно, без всяких каверзных вопросов, а ведь Лера уже готовилась объяснять то, что объяснить невозможно, и уныло подыскивала максимально правдоподобные доводы.

Традиционный вопрос: почему мадемуазель Николь Брюн прислала вам приглашение? Кто она вам?

Ответа толкового нет. А придумать можно – какой угодно!

К примеру, такой: Николь – дальняя родственница Леры – вдруг решила восстановить узы, прерванные Отечественной войной (Октябрьской революцией, войной 1812 года, Великой французской революцией, Столетней войной, Первой Пунической войной – нужное подчеркнуть!). Лера могла бы порассказать несчетное количество душераздирающих подробностей того, как эти самые узы были прерваны, их хватило бы на дамский роман, а то и на целый сериал! В конце концов, ее профессия в том и состоит, чтобы сочинять дамские романы. Но штука в том, что историю об узах суровые господа из посольства вряд ли сочли бы не то что максимально, а даже мало-мальски правдоподобной. И ее очень просто проверить и выяснить, что у Николь Брюн нет и не было никаких родственников в России. Ее прапрадедушка и прапрабабушка не бежали от большевистских зверств, упрятав под прапрабабушкину нижнюю юбку энное количество бриллиантовых подвесок... Да и во время Отечественной войны никто из предков Николь не был угнан в концентрационный лагерь на территории Франции, никто не сбежал оттуда, никто не вступил в отряды легендарных маки и не принял героическое участие в Резистанс, то есть в Сопротивлении. Неведомо, конечно, как там насчет Пунической войны, однако в ближайшем приближении у мадемуазель Брюн не обнаруживалось никаких родственных связей с русскими, а значит, Валерия Лебедева ей никакой родственницей быть не может. Конечно, можно сразу назвать истинную причину, однако Валерия очень сомневалась, что после этого ее вообще когда-нибудь впустят во Францию. Да и, как это весьма часто бывает, правда выглядела совершенно невероятной.

Молчание – золото, это она давно усвоила. Вот и теперь: промолчала – и получила визу. И вышла из посольства вся такая окрыленная, и даже дешевый билет на чартерный рейс успела купить в кассах «Аэрофлота» на Октябрьской площади, буквально в пяти минутах ходьбы от Казанского переулка, где находился визовый отдел, и ринулась в издательство...

Нам известно, что случилось дальше, а еще нам известно, что до Краснопресненского универмага Лера не дошла.

Нет, ее не остановила бандитская пуля, или террорист, берущий в заложники всех подряд, или милиция, разыскивающая этого террориста, или нечто подобное. Просто Лера ощутила, что преждевременно начавшийся в ее организме процесс набирает силу, и поняла, что за оставшиеся до универмага сто метров ее платье приобретет совершенно неприличный вид. Огляделась безумными глазами – и вдруг увидела шагах в десяти от метро двухэтажное строение с надписью «Женская одежда».

Покрепче стискивая коленки, Лера просеменила до магазина и походкой девственницы принялась подниматься на второй этаж, куда вели указатели: «Роскошное белье» и «Платья! Платья! Платья!».

Сейчас она была готова напялить на себя даже те панталоны, которые некогда, во времена почти незапамятные, какой-то французский киноактер купил в Москве и привез на потеху парижанкам, чтобы продемонстрировать, что же носят под платьями многострадальные жительницы Страны Советов. Однако белье в этом магазинчике оказалось и впрямь роскошным. Цены – тоже... Самые дешевенькие трусишки стоили триста рублей! Но Лере было не до того, чтобы считать деньги. Она и не стала их считать – и была вознаграждена любезностью продавщицы, которая простерла свою доброту до того, что Леру пустили в примерочную переодеться, принесли бутылку минералки без газа, несколько полиэтиленовых пакетиков и пачку салфеток – понятно для чего. Женщина женщину всегда поймет – если при этом речь не идет о борьбе за мужика. То, что используется конкретно в критические дни, Лера успела прихватить еще на лотке в метро, поэтому она вышла из примерочной почти обновленным человеком. «Почти» потому, что по-прежнему прижимала к животу портфель, прикрывая его.

Тысячу раз поблагодарив милую девушку и назвав ее ангелом, Лера ринулась по коридору в соседний отдел – тот самый, где в изобилии предлагались платья.

И вот тут-то она убедилась, что реклама частенько лжет – и безо всякого стыда! В основном здесь были не «платья, платья, платья», а польские блузки и юбки редкостной уродливости и безумной цены. Платье сорок шестого размера – то есть Лериного – оказалось только одно, да и то это был сарафан. Простенький, синенький такой, типа легкой джинсы, очень красивый, с косой кружевной прошвой на подоле, он безумно шел к переменчивым серо-зелено-голубым Лериным глазам. Имел сарафанчик всего лишь два недостатка. Во-первых, он был на тонюсеньких лямочках, из-под которых неэстетично торчали белые кружевные бретельки Лериного бюстгальтера. Вторым недостатком – самым крупным! – была цена, ибо стоило незамысловатое рукомесло итальянских мастеров прет-а-порте всего-навсего три тысячи девятьсот рублей.

Сто тридцать евро!

Так, на минуточку...

Говорят, утопающий и за соломинку хватается, но в данном случае соломинка оказалась очень сильно позолоченной. Однако Лере уже попала вожжа под хвост! Она заплатила за сарафан и, больше не снимая его, только выхватив из-под него неудачный лифчик, ринулась, тряся грудями, обратно в «Роскошное белье».

Продавщица, видать, здорово наскучалась без работы, а может, она и вправду была Лериным ангелом-хранителем, временно сошедшим на землю, чтобы выручить попавшую в нужду подопечную, потому что новую Лерину проблему приняла так же близко к сердцу, как и предыдущую. И следующие четверть часа прошли в упоительных примерках всех синих и голубых бюстгальтеров третьего размера, какие только отыскались в отделе. Больше всего понравился Лере нежно-голубой лифчик, в котором ее бюст как-то невероятно приподнялся и выпятился вперед.

– Такой красивой груди у меня еще никогда не было! – с детским восторгом воскликнула Лера, на что продавщица с законной гордостью ответила:

– Что ж вы хотите, это же «балкон»!

Да, на балкон все это в общей сложности и впрямь походило здорово, и Лера с восторгом смотрела на себя в зеркало, в очередной раз ощутив бесспорность поговорки «Все, что ни делается, – к лучшему!» и правильность своих жизненных установок, принуждающих ее выискивать крупицы здравого смысла во всех, даже самых бессмысленных каверзах судьбы.

Вот не случись с ней такой жути, не испорти она свое белое платье, разве обогатился бы ее гардероб таким вот несусветным сарафанчиком, прелестными трусишками да еще и «балконом»?! Никогда в жизни!

Тот довод, что гардероб-то обогатился, однако сама она изрядно обеднела (на пять тысяч рублей в общей сложности!), Лера отмела как несущественный.

Теперь перед ней стояли две проблемы. Первая – как можно скорей попасть в издательство, чтобы, не дай бог, не опоздать на встречу с Фрау. Вторая – купить по дороге мыло из желчи, на худой конец – «Фэйри» и попытаться-таки отстирать в издательском туалете белое платье.

Да, пора бежать.

Лера снова и снова рассыпалась в благодарностях перед милейшей продавщицей, когда в дверях вдруг возникла темпераментная брюнетка:

– Анжела, я пойду покурю, присмотри там за моим отделом, ладно?

Мать честная, да ее и зовут вдобавок Анжелой! Все-таки и впрямь подфартило встретиться с ангелом-хранителем!

Распрощавшись и пожелав Анжеле успеха на земле и на небесах, умиленная Лера отправилась в издательство.

Брюнетка курила на ступеньках, причем не сигарету, а сигареллу, да еще на редкость вонючую. Лера отвернулась от дыма и невольно глянула в окно. И споткнулась, увидав мужика, маявшегося на пятачке неподалеку от магазина и разглядывавшего выходящих женщин. Особенно цеплялись его взгляды к тем, кто был одет в белое, а таких, учитывая жарчайшую погоду, оказалось нынче немало.

Само по себе все это оставило бы Леру совершенно равнодушной, однако дело заключалось в том, что мужик был ей вполне знаком. В том смысле, что она не знала, как его зовут, однако успела уже усвоить, что это – натура чрезвычайно человеколюбивая, заботливая: добрый самаритянин в чистом виде! Ну да, это опять был тот самый дядька – темноглазый шатен из метро!

Вот так номер...

Это ж надо запасть до такой степени на женщину в запачканном платье! Извращенец какой-то. Но продолжать знакомство с ним ей ни в коей мере не хотелось. Не ко времени это, во-первых, а во-вторых, сейчас совсем не стоит осложнять свою личную жизнь какой-то посторонней, пусть и кратковременной связью. Лерина судьба в этом смысле уже практически решена, шаг вправо, шаг влево... ни к чему все это! Как бы половчее проскользнуть мимо неожиданного поклонника?

Может, вернуться к Анжеле и попросить ее еще разок исполнить свои ангельские функции? В том смысле, чтобы вывести незадачливую подопечную из магазина по какой-нибудь запасной лестнице?

Поразмыслив, Лера, однако, решила своей небесной покровительнице больше не докучать. Во-первых, надо и совесть иметь. Во-вторых, запасной лестницы в этом зачуханном магазинишке, может статься, и нету. А в-третьих, она совершенно забыла, что переоделась! Как бы ни запал на нее этот мужик, зачем бы ее ни выслеживал, он вряд ли догадается, что Лера зашла в магазин переодеться. То-то он столь внимательно провожает взглядом каждую женщину в белом! Лера же теперь – в бледно-синем. Типа, в голубом. Почти по Есенину: «Да, мне нравилась девушка в белом, но теперь я люблю в голубом!» И если еще подобрать волосы, заколов их на затылке, и надеть большие голубые очки, которые лежат у нее в сумке, то опознать Леру будет затруднительно.

Она мгновенно изменила прическу, спряталась за очками, даже индийские серьги в виде позолоченных ракушек сняла (вдруг внезапный поклонник их приметил?), а потом, опустив голову и ссутулившись, ринулась из магазинных дверей.

Все-таки Анжела, очевидно, оказалась вполне профессиональным ангелом-хранителем, потому что продолжала охранять Леру даже без ее просьбы. Так оно, строго говоря, и должно быть! Именно в ту минуту, когда наша героиня готовилась пройти самую опасную зону, в кармане у самаритянина зазвонил телефон.

– Алло! – раздраженно крикнул он, не отрывая глаз от двери магазина, из которой (вот дурак-то!) Лера давно уже вышла. – Да, слушаю! Нет, еще нет.

Неизвестно почему Лера замедлила шаг, хотя ей бы, по-хорошему, следовало бежать со всех ног к метро, пока внимание самаритянина было отвлечено от нее.

– Да не мог я ее пропустить, – рявкнул в эту минуту означенный самаритянин. – Шляется небось по отделам. Как только выйдет, я ее сразу... Погоди, вон, кажется... Нет, не она. Тетка похожая, платье совершенно такое же, но не она.

Лера невольно оглянулась. Из магазина выходила рыжеволосая долговязая особа – то ли девица-перестарок, ли молодящаяся дамочка бальзаковских лет, – облаченная почти в такое же беленькое льняное платьице, как то, что лежало сейчас в Лериной сумке.

«Тетка похожая?! Ах ты!..» – несколько мгновений Лера была переполнена негодованием, для других чувств просто не оставалось места. Ну уж волосы у нее не мотаются вот так бестолково по плечам, а ниспадают на них красивыми волнами! И ноги не кривые: может быть, самое красивое во всей ее фигуре – это ноги! И она гораздо худее, эта тетка точно пятидесятого размера, а у Леры все-таки сорок шестой.

Но тут приступ возмущения схлынул, и до нее начал доходить основной смысл речи самаритянина.

«Как только выйдет, я ее сразу...»

Что?

Окликну? Провожу? Остановлю? Напугаю? Убью? Застрелю-зарежу-заколю-оторву голову?

Отчего-то в голову вползала исключительно террористическая терминология. Теперь Лера даже оглянуться боялась на темноглазого самаритянина, чтобы, не дай бог, не привлечь его внимания. Неслась к метро, сколько хватало прыти, а сама ломала голову в полной растерянности: так это что, не внезапное ошаление от ее несусветных прелестей произошло с мужиком? Скорее полная противоположность ему, если он мог сравнить ее с той дурацкой теткой! И почему он с кем-то советуется, как поступить с Лерой? Кто еще в курсе их мимолетной встречи? И почему сей неизвестный так интересуется встречей, что самаритянин докладывает ему о своей слежке?

Лера влетела в двери метро, ринулась к турникету, потом вынуждена была вернуться к кассе – купить билет, потом наконец-то вскочила на эскалатор и побежала вниз, ибо лестница-чудесница ползла слишком медленно, а спину словно жгло каленым железом, а в висках так и стучало тревожное: «По-че-му?! По-че-му?!»

Опомнилась она только в вагоне и обнаружила, что впопыхах заскочила в поезд, идущий в противоположном от «Баррикадной» направлении. А впрочем, это не страшно, ну доедет до «Пушкинской», там пересядет на Горьковско-Замоскворецкую линию. Разницы никакой. Однако надо взять себя в руки, не то заедешь в этой безумной Москве бог весть куда, а времени до встречи с Фрау осталось уже с гулькин нос.

Успокойся, сказала себе Лера. Все равно ничего не поймешь в создавшейся ситуации, так что лучше не дергайся. Это жизнь, а не дамский роман, в которых ты разбираешься не глядя. С жизнью дела у тебя обстоят посложней. Только зря накрутишь себя домыслами, поэтому забудь, забудь сейчас обо всем: о самаритянине, о его странном разговоре, о волчьем выражении, промелькнувшем в темных глазах, о злобе и раздражении, которые ты уловила в его голосе... Забудь! Помни только о Фрау. О том, что будешь говорить в защиту своего романа. А потом, по дороге домой, в Нижний, лежа на вагонной полке, ты как следует обдумаешь случившееся.

А скорее всего, постараешься забыть эту историю, отогнать от себя, как отгоняешь все непонятное, неприятное, ненужное. И зачем, зачем, в самом деле, думать о тревожном? Совсем скоро, если все сложится хорошо, ты отряхнешь с ног прах отечества...

Так не по барабану ли тебе все русские самаритяне на свете, будь они фанаты белых платьев или просто-напросто опасные маньяки?