Онлайн чтение книги Парк-авеню 79
Штат Нью-Йорк против Мэриен Флад

Секретарь вызвал первого свидетеля обвинения, и перед залом появилась высокая девушка с непроницаемыми глазами на туповатом лице. Широкий пробор казался особенно ярким среди распущенных смоляных волос.

Пока секретарь выполнял формальности, связанные с принесением свидетелем присяги, публика нетерпеливо гудела. Девушка же казалась совершенно спокойной и на присутствующих не обращала ни малейшего внимания.

Я ждал.

Секретарь поднял голову:

— Будьте любезны, назовите ваше имя.

— Рей Марней.

Голос у девушки оказался слишком тонким и писклявым для ее мощного сложения.

Секретарь дал мне знак. Я быстро вышел вперед, остановился напротив свидетельницы и начал опрос:

— Сколько вам лет, мисс Марней?

Девушка быстро ответила:

— Двадцать три.

— Где вы родились?

— Чилликот, штат Огайо.

— Когда вы приехали в Нью-Йорк?

— Около двух лет назад.

Я начал привыкать к ее странному писку.

— Чем вы занимались в Чилликоте?

— Жила...

По залу прокатились смешки. Когда публика успокоилась, пришлось пояснить:

— Мисс Марней, я хотел узнать, чем вы зарабатывали себе на жизнь в Чилликоте?

— А, я не поняла, что именно вас интересует. В Чилликоте у меня была должность учительницы.

Самое убийственное заключалось в том, что эта женщина действительно работала в школе.

— В каких классах вы преподавали?

— В младших. Я люблю детей!

Ее неуместное воодушевление вызвало тихое веселье в зале. Даже я не смог сдержать улыбку.

— Я не сомневаюсь в вашем отношении к ученикам. Почему вы решили оставить любимое дело и уехать в Нью-Йорк?

— Мне захотелось стать актрисой. Сначала я работала учительницей и ни о чем таком не думала. Но потом профессор Берг, который преподавал драматическое мастерство в старших классах, написал пьесу: «Жаворонок в долине», и мы поставили ее в нашем маленьком театре. Я играла главную роль. Профессор Берг сказал, что у меня талант, как у Мэри Астор, и что я не имею права губить свое дарование в захолустном Чилликоте. После этого мне пришла в голову мысль поехать в Нью-Йорк.

Теперь я спрашивал без тени улыбки:

— И что с вами случилось в Нью-Йорке?

— Ничего не случилось. Долгое время я пыталась устроиться в какой-нибудь театр, но никто не захотел посмотреть меня на сцене. Даже рекомендательные письма профессора Берга не помогли.

— Почему же вы не вернулись в Чилликот?

В ее писке прозвучала обида:

— Это было невозможно. Тогда бы весь городишко знал, что из меня ничего не получилось.

— Понятно. Ну, а на что вы жили?

— Мне удалось устроиться официанткой в ресторан на Бродвее. Туда часто приходили многие заправилы шоу-бизнеса. Я слышала, что кое-кто из работавших там девушек пробился на сцену.

— Сколько времени вы проработали в ресторане?

— Почти три недели.

— А что произошло потом?

Тут голос мисс Марней достиг высоты комариного дисканта:

— Меня выгнали. Хозяин сказал, что держит ресторан, а не драматическую студию.

Зал взорвался дружным хохотом. Мало-помалу ряды успокоились, и я продолжил опрос:

— И что с вами стало после этого?

— Ничего хорошего. Некоторое время я искала работу, не никак не могла найти и однажды разговорилась со своей соседкой по пансионату. Эта девушка сказала, что с моими данными, а она имела в виду лицо и фигуру, я вполне могла бы стать манекенщицей. Идея мне сразу понравилась, потому что многие актрисы сначала работали манекенщицами. Я попросила девушку что-нибудь мне порекомендовать, и она назвала Парк Авеню Моделс.

Я кивнул.

— Итак, вы утверждаете, что именно тогда решили стать манекенщицей?

— Да. Именно тогда.

— Что вы сделали дальше?

— Я отправилась в Парк Авеню Моделс и подала заявление.

— Кто из служащих Парк Авеню Моделс беседовал с вами, когда вы пришли туда?

— Миссис Моррис.

— Что она вам сказала?

— Миссис Моррис спросила, нет ли у меня с собой фотографий, которые она могла бы поместить в свою картотеку. Я ответила, что все фотографии остались в Чилликоте. Тогда она написала на листочке адреса четырех студий и посоветовала сфотографироваться именно там. В тот день у меня кончились последние деньги, и я сказала об этом миссис Моррис. Она заявила, что очень сожалеет, но без фотографий ничем не сможет помочь. Слава Богу, как раз в это время из своего кабинета вышла мисс Флад.

— Вы имеет в виду мисс Флад, которая сейчас находится здесь, в зале суда?

Девушка кивнула:

— Да.

— Что произошло после того, как мисс Флад вышла из своего кабинета?

— Мисс Флад увидела меня, щелкнула пальцами и сказала, что одному магазину нужна как раз такая девушка. Она дала мне записку, с которой я поехала в меховой салон на 14-ой улице. Там на меня надели манто и велели ходить взад-вперед по витрине. Я тогда позировала впервые в жизни, но все равно понравилась покупателям. Дело в том, что высокие манекенщицы видны издалека, а я — высокая. С того дня мне предложили работать в магазине три раза в неделю.

— В это время вы работали манекенщицей где-нибудь еще?

На мгновение она замялась.

— Нет. Только там.

— Сколько вам платили в меховом магазине на 14-ой улице?

— Десять долларов в день.

— Если я правильно понял, ваш заработок составлял около тридцати долларов в неделю. Этих денег хватало на жизнь?

Мисс Марней покачала головой:

— Что вы, конечно нет. Уроки сценического мастерства стоили гораздо больше.

— А каким образом вы получали остальное?

— О, у меня было много свиданий.

Эти слова были ею сказаны с невольной гордостью. Я переспросил:

— Свиданий?

Девушка утвердительно кивнула:

— Да. Мы их так называли.

— Кого вы имеете в виду, говоря: «Мы»?

— Знакомых девушек.

— А каким образом вы получали приглашения на эти м-м-м свидания?

— Очень просто. Все началось через несколько недель после того, как я устроилась манекенщицей в магазин. Однажды мне пришло в голову попросить мисс Флад о дополнительной работе, и она пригласила меня в свой кабинет. Там мисс Флад сказала, что труд манекенщицы очень утомительный, но, к сожалению, малооплачиваемый и что ей часто звонят богатые клиенты с просьбой порекомендовать девушку для приятного времяпрепровождения. Со слов мисс Флад можно было понять, что все эти мужчины щедро платят за такие встречи. В конце концов она спросила, интересуют ли меня подобные предложения?

— Ну и что вы ответили?

— Ответила, что интересуют.

В зале воцарилась атмосфера радостного возбуждения.

— Чем закончилась ваша встреча с мисс Флад?

— Мисс Флад в тот же вечер устроила свидание с одним симпатичным пожилым джентльменом. Сначала мы поужинали в ресторане, потом зашли к нему домой выпить пару бокалов хорошего вина. Вообще, он оказался довольно забавным, а когда я уходила, дал мне десять долларов и сказал, что остался доволен нашей встречей.

— Скажите, мисс Марней, находясь в доме этого джентльмена, вы выпили пару бокалов вина и больше ничего не делали?

В лице девушки появилось нечто, напоминающее смущение. Чуть слышным шепотом она ответила:

— Делали... У нас было два праздника.

Я озадаченно посмотрел на присяжных, присяжные — на меня.

— Праздники? А что вы называете праздниками?

Еще больше понизив голос, она выдохнула себе под нос:

— Совокупления.

— Вы хотите сказать, что с этим мужчиной совершили два половых акта?

Мисс Марней кивнула:

— Да. Я хотела сказать именно это.

— Явились ли для вас неожиданностью его намерения?

— Да что вы? Конечно, нет. Точно так же вели себя мужчины в Чилликоте. Им всем только одного и надо.

Ее ответ развеселил не только публику, но и присяжных. Судья постучал молоточком, шум стих.

— А что было потом?

— О, я чувствовала себя утомленной, поэтому поехала домой спать.

Зал грохнул, словно в суде взорвалась бомба. Чтобы не рассмеяться, я закусил губу и опустил голову. За те несколько минут, что публика хохотала, мне удалось вернуть своему голосу необходимую твердость.

— Меня интересует, что произошло, когда вы снова пришли в Парк Авеню Моделс?

— Я пришла туда на следующий день, чтобы поблагодарить мисс Флад за ее доброту. Она поинтересовалась, хорошо ли обращался со мной тот джентльмен, как мы провели время и нужна ли мне впредь такая работа? Я сказала, что нужна, но только в том случае, если другие мужчины будут столь же милы. Мисс Флад заверила, что все ее знакомые чрезвычайно обходительны и щедры. Потом она спросила, сколько у нас было праздников и достала из конторки деньги. Я не хотела их брать, поскольку джентльмен уже дал десять долларов, но мисс Флад засмеялась и назвала те деньги чаевыми. В конце концов мне пришлось взять...

— Сколько?

— Пятьдесят долларов.

— Вы отдавали себе отчет в том, что совершили акт проституции?

— Ну знаете! Лично я к этому отношусь совершенно иначе. Если бы джентльмен мне не понравился, я ни за что не стала бы...

— В течение долгого времени вы встречались со многими джентльменами. Скажите, был ли среди них хотя бы один, который вам не понравился?

Девушка ответила, не раздумывая:

— Нет. Мисс Флад была права: все ее знакомые — на редкость приятные, воспитанные люди.

Публика веселилась так, будто пришла не на судебное разбирательство, а в цирк.

— Мисс Марней, скажите, до знакомства с мисс Флад вы вступали когда-нибудь в половую связь за деньги?

— Нет, сэр.

— А после знакомства с мисс Флад вы вступали в половую связь за деньги только с теми мужчинами, к которым она вас посылала, или были другие связи, помимо мисс Флад?

Она возмущенно вскинула голову:

— Никаких связей, кроме тех, что устраивала мисс Флад, у меня не было и быть не могло. Я не шлюха!

— Благодарю вас. У меня нет больше вопросов к свидетелю.

По пути к своему месту я на секунду остановился перед столом защиты. В напряженных темных глазах Марии светилась неуместная гордость. Мне вдруг показалось, что гордится она мной.

Я отвел взгляд от ее прекрасного лица и коротко обратился к Вито:

— Свидетель в вашем распоряжении.

Теперь опрос Рей Марией будет вести защитник Марии. Глядя на него, я снова (в который раз!) восхищался высочайшим профессионализмом Вито. Легкой походкой, непринужденными, уверенными движениями, бархатным голосом он сразу же вызвал почтительное внимание публики. Вито обратился к свидетельнице:

— Мисс Марней, вы упоминали некую пьесу, кажется: «Жаворонок в долине», не так ли?

— Да, сэр.

— Вы сказали, будто исполняли в ней главную роль?

Девушка кивнула:

— Да, исполняла.

— Вами был назван автор этой пьесы — профессор Берг, преподававший драматическое искусство в старших классах.

— Да, сэр.

— С ваших слов мы поняли, будто именно профессор Берг навел вас на мысль уехать в Нью-Йорк. Ведь это он сказал, что нельзя губить такой талант в Чилликоте?

— Да, это сказал профессор Берг.

— Скажите, мисс Марней, какой талант имел в виду профессор Берг? Драматический?

Девушка замялась. Вито нетерпеливо наседал:

— Почему вы раздумываете, мисс Марней? Профессор Берг имел в виду именно ваш драматический талант, разве не так?

Она неуверенно пискнула:

— Наверное...

— Я бы попросил вас высказаться более определенно.

— Да, он имел в виду только это.

— Что именно?

— Драматический талант, сэр.

— Мисс Марней, расскажите подробнее о том маленьком театре, в котором, по вашему утверждению, шла эта пьеса.

Девушка растерянно заерзала, оглянулась на меня. Я постарался успокоить ее уверенным взглядом, хотя и сам не понимал, куда клонит Вито.

— Этот театр... не совсем театр.

— Если это не совсем театр, то что же это такое?

— Видите ли, представление состоялось в клубе «Антилопа». Мы разыграли шоу, которое профессор Берг специально написал для ежегодного юбилея этого клуба.

Вито многозначительно повторил:

— Клуб «Антилопа»... Понятно.

Потом он выразительно посмотрел на присяжных и легко повернулся к свидетельнице:

— Поясните, был ли этот ежегодный юбилей просто-напросто холостяцкой вечеринкой? Ну, был или нет?

Она опустила голову:

— Мне кажется, был.

— И вы играли в шоу единственную женскую роль? Не правда ли?

Девушка кивнула, не поднимая головы:

— Да, сэр.

— И кого же вы играли?

Ее писк перешел в шепот и едва долетал до моего уха:

— Деревенскую девушку.

В голосе Вито зазвучали суровые нотки:

— Скажите, мисс Марней, много ли в вашей пьесе текста? И кроме того, я попросил бы вас пересказать ее содержание.

— В этой пьесе речь шла об одной деревенской девушке и трех мужчинах: фермере, его сыне и работнике. Дело происходило ночью, ну и... мы должны были делать разные движения. Никто из нас вообще не сказал ни слова, поскольку разыгрывалась пантомима. Видите ли, профессор Берг — большой новатор и поклонник метода Станиславского.

— Станиславского? Гм-м-м.

Вито театрально почесал в затылке:

— Это тот русский, который словам предпочитает действие?

— Совершенно верно, сэр.

— И что же, в пьесе было только действие?

Мисс Марней кивнула:

— Да.

И тут Вито блеснул. Очень громко, внятно (чтобы слышали задние ряды) и с убийственной издевкой в голосе он проговорил:

— В вашей пьесе преобладало действие того сорта, какое именуется порнографическим представлением. Полиция, нагрянувшая на этот, с позволения сказать, юбилей, была вынуждена предъявить артистам соответствующие обвинения. В результате шумного скандала и вас, и профессора Берга уволили из школы. Я прав?

Закусив губу, девушка потрясенно молчала. Вито повысил голос и почти крикнул ей в лицо:

— Отвечайте! Я прав?

В один миг краска отлила от ее щек, и лишь грубые мазки румян оживляли бледную пористую кожу. Девушка тяжело выдохнула:

— Да...

Вито удовлетворенно кивнул головой.

— У меня все, мисс Марней.

Он повернулся к присяжным, молча пожал плечами, словно не понимая, как можно принимать во внимание показания такой особы.

Пока следующий свидетель приносил присягу, Алекс и Джоэл с двух сторон возбужденно шептали мне в уши:

— Как он ее вздул! Высший класс!

— Не говори, оставил, в чем мать родила.

Я облегченно вздохнул:

— Ребята, вы упустили главное — Вито не стал влезать в фактическую суть дела. Он расправился с этой дурой, но обошел стороной сведения о причастности Флад ко всем ее похождениям.

Джоэл поддакнул:

— Кто спорит — Вито не дурак. Грамотно работает. В два счета подорвал доверие к показаниям свидетельницы.

У меня на этот счет было другое мнение:

— Подорвал — не подорвал, какая разница? Учитываются только факты, имеющие непосредственное отношение к делу. Вито и сам это понимает.

Алекс наклонился к моему плечу:

— Будь осторожнее, Майк. Обычно у него в запасе целый мешок хитростей.

Секретарь привел к присяге одну девушку и снова дал мне знак. Я встал и, огибая стол, бросил своим помощникам:

— Если Вито хочет выиграть дело Флад, ему придется подыскать что-нибудь посильнее правды.

Начался опрос второго свидетеля.

* * *

Я на цыпочках вошел в темную палату. В сонной тишине слышалось ровное спокойное дыхание Старика. Сестра приложила палец к губам:

— Он отдыхает.

Я кивнул и покорно направился к двери. Из-за спины громыхнул знакомый сильный голос:

— Кто это отдыхает? Майк! Наконец-то ты явился!

Я вернулся к кровати.

— Да, сэр.

Старик сварливо проворчал:

— Иди ближе, а то я ничего не разберу. И что за манера — бубнить себе под нос!

Пришлось подойти к изголовью. Сейчас шеф уже не производил того жуткого впечатления, что утром перед процессом. Вид у него был довольно свежий, в темных умных глазах светился свойственный ему интерес к собеседнику. Он улыбался.

— Как прошел день, господин прокурор?

— Нормально. Мы пропустили четырех свидетелей. Вито огрызался, но ни одного показания опровергнуть не смог. Для начала не так уж плохо.

Старик подтвердил:

— Да, мне уже все рассказали.

Я покосился на телефон возле кровати. Наверное, за день трубка раскалилась докрасна.

Шеф задумчиво потер подбородок:

— Знаешь, меня очень беспокоит поведение Вито. Ты раскусил его замысел? А я — нет. Складывается впечатление, будто он готов без боя выдать дамочку на растерзание волкам.

От этих слов у меня заныло сердце. Да, старик умел нащупать слабое место. После опроса второй свидетельницы я и сам заподозрил какой-то подвох в поведении защитника. На месте Вито любой, самый слабый адвокат, мог бы добиться более обнадеживающих результатов.

— Да, сэр. Мне показалось, что ему вообще наплевать на ход процесса. Может, своего туза он оставляет напоследок? Но что это за козырь?

Неожиданно шеф повернул разговор в другую сторону:

— Ты видел Флад? Как она выглядит?

Его пристальные глаза следили за моим лицом. Ответив в тон, я невольно передразнил Старика:

— Видел. Флад выглядит отлично!

— Майк, не забывайся! Ты разговариваешь со своим начальником.

— Сэр, она выглядит прекрасно. Действительно прекрасно. Как всегда.

— Ты по-прежнему неравнодушен к ней?

— Трудно сказать, Джон. Но когда я вижу ее, у меня всякий раз перехватывает дыхание.

Подумав, Старик кивнул:

— Я понимаю тебя, сынок. Пару раз мне пришлось с ней разговаривать. На редкость смела и умна. Пойди она по другому пути, из нее получилась бы великая женщина.

— А может, судьба не дала ей другого пути?

Он жестко отрезал:

— Не верю. У любого из нас есть выбор, и, как бы ни складывалась жизнь, последнее слово за самим человеком. Флад упустила свой шанс.

Я молчал. На память пришел день, когда Мария вышла из колонии для несовершеннолетних. В то утро я одолжил у приятеля машину и, прождав полдня, наконец-то увидел ее возле ворот. По дорожке легко шла девушка с лицом и фигурой Марии, но не Мария. От прежней самоуверенной и веселой школьницы почти ничего не осталось. Она посмотрела на меня, и я понял причину перемены. Мария стала взрослой, очень взрослой. Слишком взрослой. Вряд ли мне удастся испытать столько, сколько пришлось пережить ей. Ее увезло такси, и я оглушенно смотрел, как оно сворачивает за угол. Стало тихо. Меня жгла незаслуженная обида. Как во сне, я сел в одолженную машину и вернулся домой.

Родители ждали нас на кухне за празднично накрытым столом. На отце был выходной костюм и красивый галстук. Радостно улыбаясь, мать выгнула шею — хотела разглядеть прячущуюся за моей спиной Марию.

Спотыкаясь, я втащился в квартиру и с трудом выдавил:

— Ма, она не приехала...

Мать встала, с затаенной болью посмотрела мне в глаза:

— Может, так будет лучше, сынок?

Я кричал, исступленно мотал головой и захлебывался слезами:

— Нет! Не лучше! Мы любим друг друга! Мы нужны друг другу — это я знаю точно. Но почему, почему она не захотела поехать со мной? Что ей мешало?

Отец встал.

— Майк, я перенесу вещи обратно в твою комнату.

Я посмотрел ему вслед — он шел с бессильно опущенными плечами. Бедный отец!

— Что мне делать, мама?

Мать мягко обняла меня за плечи:

— Забудь ее, сынок. Эта девушка не для тебя.

— Легко сказать: «Забудь». Думаешь, я не пробовал забыть? Пробовал, и не один раз. Не получилось. Пойми, мне уже двадцать один год, я не ребенок. С тех пор, как мы познакомились, Мария сидит в моей голове и моем сердце. Я люблю ее.

Мать опустила руки и насмешливо протянула:

— Любишь? Что ты понимаешь в любви, зеленый мальчишка? Только и можешь слезы лить в материн подол.

Неожиданно ее голос дрогнул и осекся. Мама резко отвернулась — теперь плакала она.

— Мам, не надо. Пожалуйста, перестань. И без того плохо.

Я заглянул ей в глаза и впервые в жизни увидел в них ненависть.

— Перестать? Еще чего! Да я об этой... слышать не могу! Чтоб ей вечно гореть в аду, прости Господи, за все, что она сделала с моим сыночком!

— Ма, может виновата судьба, а не Мария?

— Мария. Запомни, сын: в любой ситуации человек решает сам, как ему поступить. И судьба здесь не при чем.

С той поры немало воды утекло. И вот сейчас, по прошествии многих лет. Старик повторил слова моей мамы. Я смирился с тем, что в своих суждениях люди безжалостны и субъективны. Им никогда не понять ни моего отношения к Марии, ни ее самой. Неужели наступит день, когда я взгляну на все происшедшее их глазами?

Старик снова перешел к обсуждению дел:

— Кого ты собираешься отправить завтра?

Я назвал нескольких свидетелей.

Он подмигнул:

— Ого! Я вижу, ты собираешься уложиться в две недели? Тогда сегодня же садись писать заключительную речь, а то, не успеешь. К этому времени меня должны выпустить, так что можешь рассчитывать на поддержку.

— Спасибо, Джон, но я обойдусь. Когда вы давали мне дело Флад, мы договорились, что никто, включая вас, не станет в него вмешиваться.

Старик сделал наивное лицо:

— А я и не собираюсь этого делать. Веди его сам. Может быть, иногда что-то подскажу... если, разумеется, ты захочешь меня выслушать.

— Нет, сэр. Спасибо. Я сам доведу дело Флад.

— Хорошо-хорошо. Тебе пора. Иди.

И Старик раздраженно отвернулся к стене.

* * *

Дома никого не было. Я вошел в темную квартиру и, не раздеваясь, бросился на кровать. Слава Богу, что удалось уговорить мать задержаться за городом. Правда, она узнала, какой процесс предстоит мне вести, и потому почти не сопротивлялась. Как только я закрыл глаза, из темноты выплыло нежное лицо в обрамлении коротко остриженных золотистых волос. В широко открытых глазах светилась гордость. Мария, почему ты гордишься мной? Ведь я из кожи вон лезу, чтобы посадить тебя за решетку. Надолго, на несколько лет. А может, ты надеешься на мою помощь? Вряд ли... За те годы, что мы с тобой не виделись, многое изменилось, и я мог встретить другую. Хотя нет, с первой же минуты сегодняшней встречи мы оба почувствовали неразрывную связь друг с другом. Как когда-то, много лет назад.

Пытаясь отогнать от себя Марию, я повернулся на бок. Не помогло. Она пристально смотрела мне в глаза, будто хотела что-то сказать. Мария, расскажи о себе.

В твоей жизни было много событий и дел, о которых я до сих пор ничего не знаю.

В тот день, когда ты вышла из колонии и отказалась поселиться в моем доме, я потерял тебя из виду на целых четыре месяца. Чем ты занималась в это время? На какие деньги жила? У кого просила помощи?

Только теперь мне стало ясно, что в те далекие дни ты надеялась на мою любовь и поддержку. А я обманул эти надежды. Я тебя предал.