Онлайн чтение книги Возмездие в рассрочку Payment Deferred
Глава 4

На службе, как и можно было ожидать, почти никто не заметил каких-то существенных изменений в поведении мистера Мабла. Он и прежде всегда выглядел удрученным и много пил. Мистер Хендерсон, начальник отдела, часто видел своего заместителя под хмельком, но никаких решительных шагов в этом плане не предпринимал. Он, в общем-то, был даже рад, что у его заместителя есть такая слабость, — значит, он может увереннее держать в своих руках нити власти, не боясь, что Мабл его подсидит. С другой стороны, он, как ни странно, даже симпатизировал «бедному старому Маблу», с его озабоченным лицом, озабоченными глазами, озабоченными усами. Мистер Хендерсон искренне радовался, что Мабл, судя по всему, выбрался из своих денежных затруднений, которые несколько месяцев назад заставили его обратиться даже к шефу с просьбой одолжить ему денег, и это за две недели до выплаты жалованья. Одного Хендерсон не сумел разглядеть в своем помощнике: хотя характер у того был нерешительным и, видимо, непригодным для каких-то важных дел, однако в нем, где-то в самой глубине, прятался проницательный, даже — несмотря на все растущее пристрастие к виски — острый ум плюс невероятная энергия, способная, если ее разбудить, на великие свершения. Мистер Хендерсон, разумеется, ничего не знал о той небольшой операции, которую Мабл столь успешно осуществил несколько месяцев назад.

Мистер Мабл все еще не придумал способа добыть сумму, к которой так вожделенно стремился. А ведь там, где он служил, сам воздух был пропитан деньгами, причем, пожалуй, даже в большей мере, чем в других учреждениях подобного рода. Отдел Кантри Нэшнл Банка, где мистер Хендерсон был начальником, а мистер Мабл — его заместителем, занимался исключительно операциями с иностранной валютой; тут ежедневно шла интенсивная купля-продажа: долларов — хлопкопрядильщикам, франков — производителям готовой одежды, песет — виноторговцам, долларов, франков, песет и особенно марок — всякого рода валютным спекулянтам. Азартная игра с иностранной валютой превращалась в национальный вид спорта, и Кантри Нэшнл Банк неплохо на этом зарабатывал. Где-где, а уж здесь-то мистер Мабл мог добыть деньги, о которых мечтал. Однако он слишком много знал о махинациях, связанных с обменом валюты, и потому боялся. Прежде у него бывали случаи, когда, вовремя купив или продав немного валюты, он зарабатывал фунт-другой, но не более. Перед его мысленным взором всегда стояли примеры дельцов, которые покупали марку по невиданно низкой цене и потом обменивали фантастические тысячи на еще более фантастические сотни тысяч, — но в конечном счете девяносто процентов вложенных средств пропадали бесследно. Умный спекулянт получает верную прибыль чаще всего не на покупке, а на продаже. Продать можно, как известно, в том случае, если ты предварительно что-то купишь; исключение из правил — форвардная операция. Колебания курса принесут ощутимый барыш, если ты продашь то, чем не владеешь. Но ни один банк не заключит с тобой форвардную сделку, если у тебя нет на это весомой причины. Слишком уж основательную причину, конечно, искать нет необходимости; однако она должна быть чуть более убедительной, чем безденежье, которым страдает какой-нибудь незаметный банковский служащий, у которого за душой жалкие шестьдесят фунтов. Форвардная операция обладает еще одним преимуществом: ты не обязан вносить на счет более десяти процентов номинальной суммы. И тогда даже пять процентов, на которые вырастет курс данной валюты, будут означать, что номинал вырос в пятьдесят раз, — разумеется, если ты был так удачлив и вовремя приобрел валюту; если же продал, потеря будет равна пятидесяти процентам. Предположим, ты решил покупать с десятипроцентным индексом прибыли и стоимость твоего вклада удвоилась. Тогда вложенный капитал возрастет не в два раза, а в двадцать… Мистер Мабл вспомнил про свои шестьдесят фунтов, и у него потекли слюнки.

Неделя шла за неделей, а шанс все не представлялся. Валютный рынок словно сошел с ума. Немецкая марка рухнула в пропасть — ее отношение к доллару выражалось в миллионных цифрах; два года назад то же самое творилось с австралийским шиллингом. Туда же катилась итальянская лира. Фунт стерлингов лишь в Нью-Йорке с трудом вскарабкался на довоенный уровень. Постоянно падал и франк. Перед войной он был — к доллару — едва выше двадцати пяти; сейчас индекс перевалил за сотню, и процесс этот продолжался неторопливо, но верно… Мистер Мабл присматривался к конъюнктуре и размышлял. Если франк и лира упадут столь же стремительно, как это было с маркой, и если умный делец купит их авансом на форвардный залоговый счет, то он может рассчитывать на прибыль, выражаемую тысячью процентов. Подобным образом, видимо, рассуждали и брокеры, с которыми Мабл в течение дня многократно беседовал по телефону. Того же мнения были поголовно все служащие в валютном отделе Кантри Нэшнл Банка. Кое-кто из них, пускаясь в осторожные спекуляции, ухитрялся урвать неплохие деньги; в этом им помогали друзья, работающие на бирже. Продавая авансом ничтожные суммы, они тут же спешили сломя голову дать отбой, а потом проклинали свою трусость, видя, что франк падает дальше. Наблюдая все это, мистер Мабл тоже впал в искушение. Дважды он почти готов был сделать решительный шаг — но каждый раз его удерживало то чутье, которое, действуя исподволь, было всегда на страже. Где-нибудь, что-нибудь всегда вызывало сомнения.

Но однажды утром шаг этот был сделан. Успех представлялся столь очевидным, что нужно было лишь протянуть руку.

В десять часов мистер Мабл сидел за своим столом в глубине комнаты, возле перегородки, за которой находился чертог его величества, мистера Хендерсона. Перед Маблом лежали вскрытые письма, переданные экспедицией, и он рассеянно просматривал их, проверяя, нет ли среди них таких, из-за которых придется побеспокоить мистера Хендерсона или, не дай Бог, кого-нибудь еще выше. Письма, однако, были неинтересные — какие-то извещения о выдаче кредитов и о выпуске векселей. Они требовали лишь рутинного учета. Ничего экстраординарного в них не содержалось, все можно было передать рядовым клеркам, лишь два следовало показать мистеру Хендерсону… Последнее письмо было, пожалуй, самым заурядным из всех. Оно представляло собой обычный двухнедельный отчет, поступивший из парижского филиала, и подтверждало сведения о сделках, заявленных уже в телеграммах и по телефону. Мистер Мабл пробежал письмо. Нет, ничего интересного. Парижские сотрудники, как ни дико это звучало, не допустили ни единой ошибки в декодировании телеграмм. Они выполнили все, что им было велено, и так, как было велено. Ни небрежности, ни бестолковщины… И все же Мабл дочитал письмо до конца: тот, кто его составлял, был ему лично знаком. Коллинз несколько лет назад, до того как его перевели в Париж, работал здесь, в подчинении у мистера Мабла. Это был очень разговорчивый человек — Мабл в свое время называл его болтуном, — и разговорчивость его отражалась даже в официальной переписке: в конце письма был абзац, который по всем официальным канонам должен был выглядеть здесь лишним. Для Коллинза, впрочем, абзац был довольно коротким. Он содержал следующее: в будущем французский франк станет, вероятно, стабильнее, так как правительство Франции намерено взять заботу о нем в свои руки, а это, возможно, принесет свои результаты и на лондонской бирже…

Мистер Мабл отодвинул письмо и устремил задумчивый взгляд на пыльное окно, за которым, по ту сторону вентиляционной шахты, виднелись такие же пыльные окна. Сегодня утром франк котировался на пункт выше, чем вчера, на момент закрытия биржи. Его тренированный мозг сразу это отметил (мистер Мабл, поразмыслив минуту-другую, мог назвать курс обмена в любом месте и в любой день за минувшие два года). Но как ни странно, мистер Мабл способен был и на большее — если для этого имелся соответствующий стимул. Если Французская Республика возьмет выплату иностранных долгов в свои руки, это будет означать не только простую устойчивость франка… Мистеру Маблу вдруг пришла в голову давно занимающая его идея относительно того, как можно было бы использовать ситуацию самым выгодным для себя образом… Он прикинул несколько вариантов. Если французы действительно готовятся это сделать, франк стремительно пойдет в гору. Он легко может достигнуть шестидесяти пунктов по отношению к доллару… а то и пятидесяти; не исключено, что даже и сорока. Более сорока — нереально, решил мистер Мабл, оценивая шансы с такой проницательностью, какая его самого удивила бы, если бы он думал об этом… Вероятнее всего, франк останется на шестидесяти пунктах.

— Какие новости в Париже, Нетли? — спросил он сослуживца, как раз проходившего мимо.

— Сто девятнадцать, сто семнадцать, — бросил Нетли через плечо, надеясь, что мистер Мабл заметит: он не употребил слово «сэр».

«Еще два пункта», — подумал Мабл. Не исключено, что дикий план, родившийся у него в голове, не такой уж и сумасшедший… Конечно, вполне может быть, что это всего лишь обычное, временное повышение: сегодня чуть лучше, завтра чуть хуже… Тогда котировка в любой момент упадет снова. Только начни покупать — и тут выяснится, что это начало падения, а не подъема. А если заключить форвардную сделку (в голове мистера Мабла был уже готов план, как это осуществить), то неизбежное падение на десять пунктов съест девяносто процентов его и без того тощего капитала. Но если — тут сердце мистера Мабла забилось с утроенной силой, — если произойдет подъем на те же самые десять пунктов, а это выглядит очень даже реальным, то вложенная сумма вырастет в сотню раз… Мистер Мабл, несмотря на сердцебиение, постарался заставить мозг работать предельно ясно и точно… как в тот памятный вечер, несколько месяцев тому назад. Это — реальный шанс… В голове его пронеслись друг за другом все скопившиеся за последнее время крохотные сигналы и знаки. «Нет, это больше, чем шанс… Это — верный выигрыш», — сделал он вывод.

Мистер Мабл почувствовал, как кровь приливает к лицу, а сердцебиение становится невыносимым; он вскочил и торопливо двинулся к выходу. Может быть, это самый важный момент в его жизни!.. Сознание значительности минуты настолько переполняло его, что даже походка у него стала неуверенной, и молодые клерки у него за спиной толкали друг друга и ухмылялись.

— Старик пошел принимать, — тихо говорили они. — Что-то рановато нынче. Вчера, видно, сильно перебрал…

За углом находился пивной бар; сюда, на обычное место, и несли Мабла ноги. Барменша встретила его как старого знакомого: когда он подошел, двойное виски уже поджидало его. Однако на сей раз мистер Мабл не выпил его залпом и не заказал тут же еще, как делал обычно. Он взял стакан, сел за столик и стал ждать. Ждал долго, сосредоточенно, пока биение сердца не захватило все тело, до кончиков пальцев. Бар только что открылся, в него валом валили биржевики, служащие банка, уличные букмекеры — та странная публика, что наполняет в будни, уже в утренние часы, пивные и бары в окрестностях Треднидл-стрит.

Среди посетителей мелькнуло несколько знакомых; они кивали ему, но Мабл не собирался тратить время на болтовню, и в его ответном кивке не было ни намека на приглашение присесть к его столику. Впрочем, подобное приглашение, скорее всего, и не было бы принято… Мистер Мабл не отрывал глаз от входа.

И вдруг его сердце затрепетало. Страх — страх перед будущим — он тут же почувствовал тошноту. План его наконец утратил приятную отвлеченность и предстал перед ним во всей своей грозной конкретности. В течение нескольких секунд Мабл был опасно близок к тому, чтобы сдаться, плюнуть на все и отказаться от риска. Ведь дело, в общем, не требовало решительного и бесповоротного выбора. Он мог вполне протянуть еще несколько лет в том же шатко-устойчивом равновесии, не кидаясь вниз головой во мрак неизвестного… Однако он нашел в себе силы перебороть слабость и отбросить соблазн. Стиснув зубы, он перешел Рубикон.

Мистер Мабл поднял руку и поманил к себе Сондерса — того человека, который и вверг его было в панику.

Сондерс, держа в руке стакан с виски, поздоровался со знакомыми, толпящимися у стойки, и огляделся: не пропустил ли кого?

Это был полноватый, респектабельного вида человек, выше среднего роста, с розовым добродушным лицом. С Маблом его связывало лишь шапочное знакомство, иногда они перекидывались парой слов в этом же самом баре. Сондерс знал, что Мабл служит в Кантри Нэшнл Банке, с которым он и сам имел дела, вот и все. Конечно, он был слегка удивлен, заметив жест Мабла. Но Сондерс старался поддерживать хорошие отношения со всеми: он знал, что его благополучие зависит от расположения окружающих. Сондерс был букмекером, держал бюро на шестом этаже дома по Олд-Брод-стрит и дела свои вел по большей части с помощью телефона и нескольких помощников, которые в обеденное время торчали на ближайших перекрестках.

Со стаканом в руке Сондерс подошел к столику и, почти помимо своей воли, сел напротив Мабла. Было в лице, глазах Мабла что-то такое, что парализовало его волю, хотя сам бы он в этом ни за что не признался.

— Ну, — добродушно сказал Сондерс. — Как делишки?

— Как всегда, — ответил Мабл. — У вас найдется десять минут?

«Десять минут-то найдется», — подумал Сондерс с некоторым облегчением: вначале он было решил, что Мабл собирается открыть у него кредит, потом — поскольку тот не делал на этот счет никаких намеков, — что Маблу нужна подсказка, на кого ставить в сегодняшних заездах. Жизненный опыт говорил Сондерсу, что люди, общаясь, заняты только тем, что заключают пари или просят взаймы.

— Вы ведь тоже клиент Кантри Нэшнл Банка, верно? — спросил его Мабл.

— Ну да…

— А знаете, что я там служу?

— Знаю, конечно. А в чем дело? Фирма обанкротилась? Или мой кредитный счет превышен? — Сондерс шутил: о банкротстве Кантри Нэшнл Банка и помыслить было трудно, а что касается кредитного счета Сондерса, то он никогда не опускался ниже четырехсот фунтов… Но Мабл даже не улыбнулся. Его блекло-голубые глаза впились в зрачки Сондерса.

— Нет, — медленно сказал он. — Я хочу провернуть одно верное дело, но для этого мне нужен один из клиентов банка. Вы мне подходите. Разумеется, если не захотите, найдется другой.

— Пожалуй, вы правы, — сказал Сондерс, но уже совсем не шутливым тоном. Мозг его напряженно работал, пытаясь понять, почему Мабл обратился к нему. Этот шут гороховый или свихнулся, или замыслил что-то такое, что не очень согласуется с законом. В любом из двух вариантов Сондерс предпочел бы держаться от него подальше. К закону Сондерс относился с почтением, если не считать того, что подбивал людей заключать уличные пари. Но все-таки… все-таки…

— Согласны меня выслушать? — спросил Мабл сурово. Он был решителен и уверен в себе, но это стоило ему таких же усилий, как в тот момент, когда он подал Мидленду стакан виски… Его уверенность развеяла сомнения Сондерса.

— Валяйте! Хотя большой вопрос, буду ли я играть в эту вашу игру, — поспешно добавил он.

— И не надо. Только, пожалуйста, дайте слово, что будете обо всем помалкивать.

Сондерс дал слово. А слово букмекера высоко ценится в Англии.

— Я получил кое-какую информацию. Если правильно ею воспользоваться, это принесет большие деньги.

— Информацию о забегах? — В тоне Сондерса прозвучало подозрение: может, это чучело над ним насмехается? Но за информацию о забегах он отдал бы половину своего дохода.

— Нет. Это связано с валютой.

— В валюте я мало что смыслю.

— Конечно, — сказал Мабл. — Многие не смыслят вообще ничего.

— Ну, немножечко я все-таки разбираюсь, — попытался смягчить впечатление Сондерс. — Скажем, знаю, что марка упала почти до нуля… ну и все такое.

За эти несколько минут баланс сил меж ними каким-то таинственным образом изменился. Причем Мабл, несомненно, оказался в восходящей ветви. Изменение главным образом объяснялось тем, что речь шла теперь о предмете, в котором один из них разбирался прекрасно, другой — не разбирался совсем. Однако нельзя не признать, что играл свою роль и личностный фактор. Мабл пустил в ход все свои душевные силы, чтобы воздействовать на настроение Сондерса, и это ему удалось. Люди способны на многое, когда их прижмет.

— Итак, — произнес Мабл, твердо глядя на собеседника, — франк поднимается, пора его покупать.

Тайна вышла на свет. Сондерсу теперь ничего не стоит его надуть. Но Мабл ни на секунду не сводил с него глаз — и знал, что тот его не надует.

— Я ведь не спорю, — хрипло ответил Сондерс. — Но что будет в конце? Что я должен делать? И что должны вы?

— Ситуация такова… — Мабл был так уверен в себе, что спокойно открыл свои карты. — Покупать в открытую не очень-то хорошо. Это бы я и сам мог сделать где-нибудь по соседству. Но тогда и толк будет невелик. Можно заработать сто процентов, но это, конечно, пустяк.

— Конечно, — покорно согласился с ним Сондерс.

— Самый лучший способ для этого — форвардная операция. Это значит, нужно вложить всего десять процентов…

— Залоговая сумма, — вставил Сондерс, гордый своим знанием жаргонных словечек, которые подобрал в пивных и забегаловках Сити.

— Именно. Залоговая сумма. Но это значит, что пятипроцентный рост франка даст пятьдесят процентов прибыли. Как я сказал, возможен и стопроцентный рост. Стало быть, прибыль составит тысячу процентов. Иными словами, десять к одному, — добавил Мабл, чтобы Сондерсу было понятнее.

Однако тот с трудом улавливал суть.

— Только я все равно не пойму: зачем вы мне все это рассказываете? — спросил он. — Почему не пойдете и не купите франки? Почему вообще говорите об этом?

— Потому что мне нельзя заключать форвардную сделку в банке на свое имя. Нужен какой-нибудь официальный повод, чтобы я мог об этом просить.

— А у меня такой повод есть? — моментально попался в расставленные сети Сондерс.

— О, найти нетрудно. У вас могут быть коммерческие дела во Франции. Разве нет? Вы никогда не принимаете ставки на тамошние бега?

— Принимаю. Время от времени.

— А деньги во Францию никогда не посылаете?

— Раза два посылал.

— Вот и прекрасно. Если вы скажете в банке, что хотите купить французских франков, вам в любом случае поверят. Вас вообще в банке любят. У вас большой текущий счет.

Сондерс попытался бороться с гипнотическим воздействием, которое исходило от Мабла и все сильнее охватывало его.

— Расскажите-ка мне еще об этой форвардной сделке, или как там ее, — попросил он неуверенно. Он знал, что не далее чем через минуту должен сказать: да или нет. И знал, что, по всей вероятности, согласится участвовать в афере Мабла. Но он знал также, что в душе совсем этого не хочет. — Расскажите, что я должен делать.

Мабл во всех подробностях объяснил ему задачу, тщательно растолковал каждый шаг. И затем пустил в ход последнюю приманку: рассказал, какую прибыль можно загрести, если вклад его увеличится всего в пять раз и если у него найдется смелость, чтобы снова вложить и капитал, и проценты. Если купленная валюта подорожает по сравнению с исходным уровнем вдвое, доход увеличится не в десять, а в тридцать раз.

Сондерс растерянно чесал в затылке.

— Ишь ты!.. Что будете пить? — вдруг спросил он взволнованно, махнув рукой официанту, и снова склонился к столу, чтобы еще раз обсудить детали. Мабл с его интуицией удачно выбрал партнера. Букмекер зарабатывает на хлеб, эксплуатируя чужой азарт, однако, видя перед собой пагубные примеры, тем не менее сильнее всех простых смертных жаждет азарта — во всем, что происходит не на ипподроме…

Тут Сондерс сделал последнюю попытку выбраться из лап Мабла. В конце концов, Мабла он знает плохо.

— Откуда я знаю, верное ли это дело?

— А каким же оно еще может быть? — ответил Мабл, и интонация превосходства в его голосе окончательно добила Сондерса. — Я не могу украсть ваши деньги, верно? Все будет записано на ваше имя. Если это дело не верное, тогда я не знаю, что такое верное дело.

Сондерс, правда, сам понял это, еще когда задавал вопрос, и теперь постарался замять неловкость. В сердце мистера Мабла уже трепетала надежда, и настроен он был снисходительно.

— И сколько же вы просите для себя? — с несчастным видом спросил Сондерс.

— Кроме моей половины, десять процентов от того, что заработаете вы, — решительно ответил Мабл, давая понять, что торговаться он не намерен. — Разумеется, я тоже внесу некоторую сумму.

— Сколько же?

— Шестьдесят. — Мистер Мабл вынул пятифунтовые купюры, последние из тех, которые он с такой осмотрительностью разменивал в ресторане «Корнер Хаус». Однако теперь он махнул рукой на предосторожности. Если происхождение банкнот сумеют установить и доберутся до него, виноват будет он один; но сейчас не было времени на сложные операции по их размену.

Сондерс волей-неволей взял деньги и сунул в карман.

— По правде говоря, — сказал мистер Мабл, — я бы хотел войти с большей долей. Но с собой у меня денег нет. Завтра я бы смог увеличить сумму. Но завтра, увы, будет поздно.

Под устремленным на него гипнотическим взглядом и с приятным ощущением пятифунтовых банкнот в кармане Сондерс сделал лишь то, что мог сделать: дал согласие.

— Спасибо, — сказал Мабл. — А теперь слушайте: я расскажу вам, что мы будем делать. Внесите на свой счет четыреста фунтов. Из них двести ваши. Я вам дал шестьдесят. Сто сорок вы мне дадите взаймы. Тогда наши доли станут равными.

Сондерс растерянно согласился.

— Время бежит, — посмотрел на часы Мабл. — Идемте. Остальное расскажу по дороге.

Сондерс, словно лунатик, послушно поднялся из-за стола и двинулся за Маблом. На свежем воздухе туман у него в голове немного рассеялся, и Сондерс сообразил, что неплохо было бы знать, почему, собственно, Мабл так уверен, что франк будет расти.

— Знаю, и все, — коротко бросил Мабл. Он уже мог позволить себе подобный тон — настолько он был уверен в себе и еще больше — в Сондерсе.

И тот, совсем обессилев, подчинился этому человеку, владеющему каким-то непостижимым, почти сверхъестественным знанием. Странно все-таки это выглядело… Ведь подойди к Сондерсу какой-нибудь случайный знакомый и предложи поставить в очередном заезде двести фунтов на своего фаворита, он рассмеялся бы нахалу в лицо и послал бы его куда подальше. А если бы этот случайный знакомый захотел еще и рискнуть ста сорока фунтами за его, Сондерса, счет… он по земле катался бы от хохота… Но сейчас, понятно, они не на ипподроме. Это — бизнес, Большой Бизнес, — и Сондерс, перепуганный насмерть, держался тихо и подобострастно.

Они подходили к Кантри Нэшнл Банку. Мабл заканчивал инструктаж.

— Сейчас вы войдете и скажете, что хотели бы купить франков для форвардной операции. Вас пошлют в мой отдел, так что не волнуйтесь. Я буду там. Я же все и оформлю. Скорее всего, вам придется побеседовать еще и с Хендерсоном. Да, и пожалуйста, не забудьте: как бы вы ни были заняты сегодня и завтра, раза два-три позвоните. Спрашивайте отдел валюты и просите позвать меня. Что вы будете мне говорить, не имеет никакого значения. Скажете… например, как в баре: «Хелло, старина, как делишки?» И еще что-нибудь, хоть «трали-вали» — чтобы потянуть время. А я сделаю вид, будто вы мне даете распоряжения на операции с вашим вкладом. Все понятно? Тогда о’кей. Будьте здоровы.

Мистер Сондерс, уже ничего не соображая, расслабленной походкой вступил в здание Кантри Нэшнл Банка. Мабл же прошел к боковому подъезду, где находился его отдел. Пот лил с него ручьями; только что он, на короткое время, стал властителем мира: ведь он заставил твердолобого букмекера, этого опытного дельца, совершить поступок, совершенно ему не свойственный. Он играл азартную партию с собственной судьбой — и, кажется, выиграл, на краткий миг ощутив неистовый, кружащий голову вкус успеха. Он сделал нечто такое, на что никогда не решился бы, если бы сам не загнал себя в угол дождливой и ветреной ночью несколько месяцев тому назад, бросив вызов закону, обществу, миропорядку… На него навалилась ужасная, нечеловеческая усталость. Шатаясь, неверной походкой он вошел в отдел валюты. Он чувствовал себя совершенно разбитым, и это явственно отражалось на его лице. Молодые клерки, когда он проходил мимо, толкали друг друга локтями: «Старина Мабл и сегодня наклюкался. Вот увидишь, скоро его попросят отсюда на все четыре стороны…»

Смертельно усталый, истерзанный страхом, чувствуя, как неровно и бурно колотится сердце, Мабл на подгибающихся ногах дотащился до своего места, рухнул на стул и спрятал лицо в ладонях…