Онлайн чтение книги Пелэм, или приключения джентльмена Pelham: or The Adventures of a Gentleman
ГЛАВА XI

Мадам д'Анвиль сдержала слово: я вовремя получил приглашение, а посему в тот вечер, около половины одиннадцатого, поехал на улицу Анжу.

Гостей уже было много. У двери первой гостиной стоял лорд Беннингтон, а рядом с ним — лорд Винсент, имевший очень рассеянный вид. Оба они подошли ко мне одновременно. «Как вы ни старайтесь, — подумал я, приглядываясь к величественной осанке первого из них и к насмешливому выражению лица второго, — как вы ни старайтесь, ни тому, ни другому из вас, ни трагику, ни комику, не подняться до Гаррика!»[150]Гаррик, Дэвид (1717–1779) — английский актер, реформатор английского театра, возродивший в XVIII веке интерес к Шекспиру.

Я сначала заговорил с лордом Беннингтоном, так как знал, что от него мне легче будет отделаться, а затем бедняга Винсент добрых четверть часа оглушал меня всеми теми остротами, для которых в течение уже нескольких дней не находил слушателей. Условившись отобедать с ним на следующий день у Вери,[151]Вери — парижский ресторан, расположенный в Пале-Рояле и носящий имя своего основателя — знаменитого кулинара Вери (1760—?), который незадолго до описываемого визита Пелэма в Париж удалился от дел, передав ресторан своим племянникам. Этим и объясняется падение репутации ресторана, которое Пелэм приписывает дурному вкусу английских посетителей я потихоньку улизнул от него и подошел к мадам д'Анвиль.

Она была окружена мужчинами и с каждым из них разговаривала с той живостью, которая так к лицу француженкам, а в англичанках была бы нестерпимо вульгарна. Она не смотрела в мою сторону, но безошибочным инстинктом кокетливой женщины почуяла мое приближение и, неожиданно пересев, указала мне место возле себя. Разумеется, я не упустил столь благоприятного случая приобрести ее расположение — и утратить расположение всех увивавшихся вокруг нее зверюшек мужского пола. Я опустился в кресло рядом с ней и, сочетая невероятнейшую дерзость с изощреннейшим мастерством, сумел так повести разговор, что каждая любезность, которую я ей говорил, в то же время была оскорбительна для кого-нибудь из окружавших ее поклонников. Сам Уормвуд — и тот вряд ли справился с этой задачей лучше меня. Один за другим поклонники исчезли, и среди толпы гостей мы оказались в уединении. Тогда я резко изменил тон. Язвительность уступила место чувству, притворная пресыщенность — притворным излияниям души. Словом, я так твердо решил очаровать мадам д'Анвиль, что не мог не преуспеть в этом.

Но этот успех был отнюдь не единственной целью моего присутствия на вечере. Я был бы совершенно недостоин той, на мой взгляд вполне заслуженной, репутации зоркого наблюдателя, которой издавна пользуюсь, если бы за три часа, проведенные мною у герцогини Д., не запомнил каждого, кто чем-нибудь выделялся, будь то высокое положение в обществе или лента на корсаже.

Сама герцогиня была белокурая, миловидная, умная женщина, — манерами скорее напоминавшая англичанку, нежели француженку. В тот момент когда я почтительно представлялся ей, она опиралась на руку некоего итальянского графа, пользующегося в Париже довольно широкой известностью. Бедняга О—и! Говорят, он недавно женился. Он не заслужил такого тяжкого бедствия!

Возле герцогини стоял сэр Генри Миллингтон, весь накладной, втиснутый в модный фрак и жилет. Несомненно, во всей Европе не найти человека, который был бы так искусно подбит ватой.

— Подите сюда, посидите со мной, Миллингтон, — вскричала старая леди Олдтаун, — я хочу рассказать вам презабавную историю о герцоге Г.

Сэр Генри с трудом повернул свою величественную голову и невнятно пробормотал какие-то извинения. Дело в том, что бедняга в тот вечер был не приспособлен к тому, чтобы сидеть, — на нем был тот фрак, в котором он мог только стоять. Но леди Олдтаун, как известно, легко утешается. На место, предназначавшееся ветхому баронету, она усадила какого-то немца с пышными усами.

— Кто такие, — спросил я мадам д'Анвиль, — эти миловидные девицы в белом, которые так оживленно болтают с мистером Абертоном и лордом Лескомбом?

— Как! — воскликнула француженка. — Вы уже десять дней в Париже — и еще не представлены девицам Карлтон? Знайте — ваша репутация среди ваших соотечественников в Париже целиком зависит от их приговора.

— И от вашего доброго расположения, — прибавил я.

— Ах! — воскликнула мадам д'Анвиль, — вы несо-мненно француз по происхождению, в вас есть нечто presque Parisien![152]Почти парижское (франц.).

— Прошу вас, — сказал я (учтиво поблагодарив свою собеседницу за этот комплимент, самый лестный, какой только может сделать француженка), — скажите честно, без прикрас, какое мнение о моих соотечественниках сложилось у вас за время вашего пребывания в Англии?

— Я скажу вам всю правду, — ответила мадам д'Анвиль, — они храбры, честны, великодушны, mais ils sont demi-barbares.[153]Но они полуварвары (франц.).