Онлайн чтение книги Первые грозы
Глава четырнадцатая

Сырые облака, пригретые утренним солнцем, обеспокоенно ворошились в ущельях. Мохнатое озеро тумана затопляло широкую болотистую лощину, охваченную со всех сторон крутыми вершинами. Высокие сумрачные ели, в тёмных бурках ветвей, непроходимой толпой спускались с гор. В тумане плавал серый каменный вокзальчик с мокрой крышей и небольшой палубой перрона.

Из дверей вокзальчика вышел стрелочник, развалисто прошагал к колоколу и задергал верёвочкой; колокол пролаял звонким голосом, отмечая прибытие пассажирского поезда. Вынырнувший из тоннеля паровоз распорол тишину охриплым ревом. Машинист, с обветренным лицом и расстёгнутым воротом куртки, приятельски поклонился дежурному по станции. Дежурный подбежал и вручил машинисту путёвку.

— Холодно? — спросил он, задирая кверху подбородок.

— Морозит, — оскалил снежные зубы машинист и вытер паклей руки, — туманы одолевают. Как у вас тут?

— Пока спокойно. Ждём...

— Ну, ну, в добрый час!

Стрелочник отбил отправление.

Из предпоследнего вагона высаживались три человека: невысокий полноватый мужчина на костылях, молодая женщина, повязанная синей косынкой, и светловолосый подросток, нагруженный кожаным сундучком с металлическими застёжками. Сундучок, по-видимому, был нелёгкий — подросток тащил его с заметным усилием. В сенях вагона стоял провожавший их кондуктор с лукавыми хохлацкими усами.

— Доброй судьбы вам!

— Счастливо...

— Жду к обратному поезду.

— Постараемся вернуться.

Поезд тронулся, и кондуктор замахал фуражкой. Увидев на перроне стрелочника, он приставил ко рту ладонь и, перекрикивая лязг колес, гаркнул:

— Анастас, покажи хлопцам дорогу!.. Це свои.

— Ого-го, — обрадовался стрелочник. — Фёдору Иванычу!

— Дорогу покажи-и!..

— Покажу!.. Каштаны как?

— На обратной прихвачу-у! — уже издалека отозвался Фёдор Иваныч.

Последний вагон нырнул в туман, и только красный огонек фонарика долго качался, напоминая речной буек.

Стрелочник поздоровался с гостями и проводил их в вокзальчик.

— Подводу тут можно нанять? — спросил человек на костылях, присаживаясь на подставленный сундучок.

Стрелочник посмотрел на свои сапоги с таким выражением, словно удивился, почему они так облеплены грязью.

— Подводу?.. Нн-ет, подводу достать трудно! Не ездят. Опасно.

— Скажи, пожалуйста,— притворно поразился тот, что был на костылях. — Опасно?

— Пошаливают...

— Д-да... — Сдерживая обрадованную улыбку, безногий переложил костыли в одну руку и свободной нахмуренно почесал в затылке. — И далеко?

— Где там далеко! — простодушно подтянул голенище стрелочник.— Нынче тут, завтра там... Того и гляди, из-за камня пулю в затылок пустят. Таманцы.

— Ишь ты!.. Ну, а охрана?

— Охрана есть! Горе одно. Уже четыре поезда ограбили...

— Однако смелые ребята.

— Головорезы, што и говорить!.. Атаманом, говорят, у них какой-то Забей-Ворота...

Подросток просиял и хотел было что-то сказать, но безногий перебил его:

— Хм, да... Забей-Ворота? Фамилия чудная... Придётся, видно, пешком шагать.

Стрелочник сочувственно глянул на костыли.

— Вам далеко?

— А нам до первой станицы. Где люди.— Безногий весело похлопал по сундучку. — Мы, брат, музыканты: поем, играем — скуку разгоняем...

Стрелочник недоверчиво покосился на сундучок, словно думал — шутят с ним или не шутят?

— Ну и чудаки? Какое теперь веселье?

— Э, братец, сейчас само и веселиться, про войну забыть. Показывай-ка дорогу!

Стрелочник проводил их до переезда и попрощался.

— По этой дороге и топайте!.. Перевалите через гору, тут и станица. За вторым перевалом — горский аул. Я все-таки не советовал бы...

Он постоял на переезде, сплюнул и, недоумённо пожав плечами, вразвалочку зашагал к вокзальчику.

Из сумеречных ущелий выползали облака и, клубясь, поднимались над лесом. Влажный туман путался в траве. Невидное солнце подожгло вершины нежным вишнёвым румянцем. Скалистая малоезженая дорога задыхалась под сугробами тёмного, отсырелого валежника, из леса несло гнилым квасом. Когда миновали опушку, безногий, прерывисто дыша, остановился и обождал отставшего с поклажей подростка.

— Устал, Митька?.. Терпи, казак!

— Пустяки,— улыбнулся натужливо Митя.

— Неосторожен ты, брат: чуть было и не ляпнул, чего не следует...

Митя виновато отвернулся, и плечи у него обидчиво вздрогнули.

Сестра заступилась за него.

— Зря ты накинулся, Никита. Не сказал же?

— Ладно, ладно,— смилостивился гармонист, — на всякий случай, как предупреждение... Гармонь поставь, чего ты её держишь в руках.

Митя стоял, не опуская сундука, будто и не слышал ничего.

— Упрямый, — поплевал на ладони Никита и, опершись па костыли, поднял ногу на выступ дороги.

— Давай я помогу нести, — предложила сестра.

Ничего не ответив, Митя поставил сундучок на плечо и шагнул за Никитой. Сестра шла последней. Ей нравилось мужественное упрямство Мити. Она прибавила шагу и заботливо поправила ему завернувшийся воротник курточки. Никита поднимался довольно скоро, и Мите казалось, что костыли для него были даже преимуществом. Но крутой подъём отнимал много сил, и Никита задохся.

— Перекурим, ребята, — предложил он, присаживаясь на камень, — гляди, какой вид отсюда!..

— Замечательно! — всплеснула руками Леля.

Дикие скалы обрывались у самой дороги, туман поднимался, покачиваясь и тая, мокрая крыша вокзальчика нестерпимо сверкала под солнцем, словно вся была покрыта зеркалами.

Железная дорога петлёй охватывала гору и пропадала за поворотом. Отсюда виднелся длинный караван горбатых голубеющих гор, тянувшихся к югу.

— Там, за горами — море...