Онлайн чтение книги Песни Невинности и Опыта
* SONGS OF INNOCENCE *. * ПЕСНИ НЕВИННОСТИ *

Piping down the valleys wild

Piping songs of pleasant glee

On a cloud I saw a child.

And he laughing said to me.

Pipe a song about a Lamb:

So I piped with merry chear,

Piper pipe that song again —

So I piped, he wept to hear.

Drop thy pipe thy happy pipe

Sing thy songs of happy chear,

So I sung the same again

While he wept with joy to hear.

Piper sit thee down and write

In a book that all may read —

So he vanish'd from my sight,

And I pluck'd a hollow reed.

And I made a rural pen,

And I stain'd the water clear,

And I wrote my happy songs,

Every child may joy to hear.

Шел я с дудочкой весною,

Занималася заря —

Мальчик в тучке надо мною

Улыбнулся, говоря:

«Песню мне сыграй про агнца!»

Я сыграл — развеселил!

«Ты сыграй-ка это снова!»

Я сыграл — он слезы лил.

«Дудочку оставь и спой мне

То, что прежде ты играл».

И пока я пел ту песню,

Он смеялся и рыдал.

«Выйдет книга неплохая —

Песни эти пусть прочтут», —

Молвил мальчик, исчезая…

Сразу взялся я за труд:

Для письма сломил тростинку,

Бросил в воду горсть земли —

Записал все песни детям,

Чтобы слушать их могли!

How sweet is the Shepherds sweet lot,

From the morn to the evening he strays:

He shall follow his sheep all the day

And his tongue sliall be filled with praise.

For he hears the lambs innocent call.

And he hears the ewes tender reply.

He is watchful while they are in peace,

For they know when their Shepherd is nigh.

Доля пастыря так хороша!

На лугу он встречает рассвет,

До заката овечек пасет —

Доли лучше на свете и нет!

Ибо слышит он агнцев своих,

Бережет их все ночи и дни;

Овцы паствою мирно идут —

Ибо пастыря знают они.

The Sun does arise,

And make happy the skies.

The merry bells ring,

To welcome the Spring.

The sky-lark and thrush,

The birds of the bush,

Sing louder around,

To the bells chearful sound,

While our sports shall he seen

On the Ecchoing Green.

Old John with white hair

Does laugh away care,

Sitting under the oak,

Among the old folk.

They laugh at our play,

And soon they all say,

Such such were the joys,

When we all girls & boys,

In our youth time were seen,

On the Ecchoing Green.

Till the little ones weary

No more can be merry

The sun does descend,

And our sports have an end:

Round the laps of their mothers,

Many sisters and brothers,

Like birds in their nest,

Are ready for rest:

And sport no more seen,

On the darkening Green.

Чуть солнышко встало —

И все заблистало!

Чиста и ясна,

Приходит весна!

И нет угомону

Ее перезвону,

И песня звонка

У жаворонка!

Мы пляшем в кругу

На Звонком Лугу.

Под дубом зеленым

Со стареньким Джоном

Мамаши сидят —

На игры глядят.

И слышно средь смеха

И звонкого эха:

«Мы тоже детьми

Резвились до тьмы,

Танцуя в кругу

На Звонком Лугу!»

Но в никнущем свете

Усталые дети

Глядят на закат,

И тени лежат…

И сестры, и братья,

Цепляясь эа платье

Мамаши родной,

Идут на покой.

И тихо в кругу

На темном Лугу.

Little Lamb who made thee

Dost thou know who made thee

Gave thee life & bid thee feed,

By the stream & o'er the mead;

Gave thee clothing of delight,

Softest clothing wooly bright;

Gave thee such a tender voice,

Making all the vales rejoice:

Little Lamb who made thee

Dost thou know who made thee

Little Ldmb I'll tell thee,

Little Lamb I'll tell thee;

He is called by thy name,

For he calls himself a Lamb:

He is meek & he is mild,

He became a little child:

I a child & thou a lamb,

We are called by his name.

Little Lamb God bless thee,

Little Lamb God bless thee.

Милый Агнец, расскажи,

Кем ты создан, расскажи?

Из каких ты вышел рук?

Кто тебя привел на луг?

Кто пушок придумал твой,

Чистый, мягкий, золотой?

Кто тебе твой голос дал,

Чтоб так нежно он звучал?

Милый Агнец, расскажи,

Кем ты создан, расскажи?

Милый Агнец, я скажу,

Милый Агнец, я скажу! —

Имя Агнца он избрал,

Ибо так себя назвал.

Как дитя, он тих и мил —

Он пришел и всех простил.

Я дитя, и Агнец ты —

И у нас его черты!

Милый Агнец, Бог с тобой!

Милый Агнец, Бог с тобой!

My mother bore me in the southern wild,

And I am black, but O! my soul is white,

White as an angel is the English child:

But I am black as if bereav'd of light.

My mother taught me underneath a tree

And sitting down before the heat of day,

She took me on her lap and kissed me,

And pointing to the east began to say.

Look on the rising sun: there God does live

And gives his light, and gives his heat away.

And flowers and trees and beasts and men recieve

Comfort in morning joy in the noon day.

And we are put on earth a little space,

That we may learn to bear the beams of love.

And these black bodies and this sun-burnt face

Is but a cloud, and like a shady grove.

For when our souls have learn'd the heat to bear

The cloud will vanish we shall hear his voice,

Saying: come out from the grove my love & care,

And round my golden tent like lambs rejoice.

Thus did my mother say and kissed me.

And thus I say to little English boy.

When I from black and he from white cloud free,

And round the tent of God like lambs we joy:

I'll shade him from the heat till he can bear,

To lean in joy upon our fathers knee.

And then I'll stand and stroke his silver hair,

And be like him and he will then love me.

В иной стране я свет увидел Божий;

Я черный, но душа моя бела;

Английский мальчик — ангел белокожий,

Меня же мама черным родила.

И поутру она мне говорила,

Склоняясь с поцелуем надо мной

И указуя взглядом на светило,

Еще не разливающее зной:

«Взгляни на солнце — то Господь сияет!

Даруя свет и благостную тень,

Он все живое щедро оделяет

Заботой утром, лаской в ясный день.

Здесь, на земле, чтобы душа сумела

К лучам любви привыкнуть — зной суров!

Нам черные даны лицо и тело,

Но это только временный покров.

Когда нужды не будет нам в защите,

Покров спадет — услышим в небесах:

„О чада, к Моему шатру придите

И агнцами блаженствуйте в лучах!“»

Так мама объясняла мне основы —

И так скажу я брату своему,

Когда он снимет белые покровы

И черные покровы я сниму.

И мальчику английскому вожатым

Я буду на дороге в небеса

И там как равный встану рядом с братом,

Его златые гладя волоса.

Merry Merry Sparrow

Under leaves so green

A happy Blossom

Sees you swift as arrow

Seek your cradle narrow

Near my Bosom.

Pretty Pretty Robin

Under leaves so green

A happy Blossom

Hears you sobbing sobbing

Pretty Pretty Robin

Near my Bosom.

Радостный Воробышек,

Под листом Цветок

Затаен:

Жду — стрелою сладкой

Ляжешь, как в кроватку,

В мой бутон!

Милая Малиновка,

Под листом Цветок

Затаен:

Слышу — ты рыдаешь

И слезу роняешь

В мой бутон!

When my mother died I was very young,

And my father sold me while yet my tongue,

Could scarcely cry weep weep weep weep.

So your chimneys I sweep & in soot I sleep.

Theres little Tom Dacre, who cried when his head

That curi'd like a lambs back, was shav'd, so I said,

Hush Tom never mind it, for when your head's bare,

You know that the soot cannot spoil your white hair.

And so he was quiet, & that very night,

As Tom was a sleeping he had such a sight,

That thousands of sweepers Dick, Joe, Ned & Jack

Were all of them lock'd up in coffins of black,

And by came an Angel who had a bright key,

And he open'd the coffins & set them all free.

Then down a green plain leaping laughing they run

And wash in a river and shine in the Sun.

Then naked & white, all their bags left behind,

They rise upon clouds, and sport in the wind.

And the Angel told Tom, if he'd be a good boy,

He'd have God for his father & never want joy.

And so Tom awoke and we rose in the dark

And got with our bags & our brushes to work.

Tho' the morning was cold, Tom was happy & warm.

So if all do their duty, they need not fear harm.

Когда я еще начинал лепетать,

Ушла навсегда моя бедная мать.

Отец меня продал, — я сажу скребу

И черную вам прочищаю трубу.

Заплакал обстриженный наголо Том.

Его я утешил: «Не плачь, ведь зато,

Покуда кудрями опять не оброс,

Не сможет и сажа испачкать волос».

Затих и уснул он, приткнувшись к стене,

И ночью привиделись Тому во сне

Гробы на поляне — и их миллион,

А в них трубочисты — такие, как он.

Но Ангел явился в сиянии крыл

И лучиком света гробы отворил.

И к речке помчалась ватага детей,

Чтоб сажу в воде оттереть поскорей.

Мешки побросав и резвясь на ветру,

Затеяли в облаке белом, игру.

Сказал Тому Ангел: «Будь чистым душой!

И Бог, как отец, встанет рядом с тобой».

Со всеми во тьме пробудился наш Том,

Со всеми за щетку с тяжелым мешком —

И утром промозглым согрет трубочист:

Трудящийся честно пред Господом чист.

Father, father, where are you going

0 do not walk so fast.

Speak father, speak to your little boy

Or else I shall be lost,

The night was dark no father was there

The child was wet with dew.

The mire was deep, & the child did weep

And away the vapour flew.

«Отец, отец, куда же ты?

Зачем так торопиться?

Не слыша слова твоего,

Могу я заблудиться!»

Дитя измокло от росы,

В трясину оступилось;

Отца с ним нет — пропал и след,

Виденье растворилось…

The little boy lost in the lonely fen,

Led by the wand'ring light,

Began to cry, but God ever nigh,

Appeard like his father in white.

He kissed the child & by the hand led

And to his mother brought,

Who in sorrow pale, thro' the lonely dale

Her little boy weeping sought.

Заплакал мальчик в темноте,

Среди болот блуждая —

И тут пред ним отцом родным

Предстал Господь, сияя!

И за руку ребенка взял,

И к матери отвел,

Что ночь брела, дитя звала,

Слезами полня дол.

When the green woods laugh with the voice of joy

And the dimpling stream runs laughing by,

When the air does laugh with our merry wit,

And the green hill laughs with the noise of it.

When the meadows laugh with lively green

And the grasshopper laughs in the merry scene,

When Mary and Susan and Emily,

With their sweet round mouths sing Ha, Ha, He.

When the painted birds laugh in the shade

Where our table with cherries and nuts is spread

Come live & be merry and join with me,

To sing the sweet chorus of Ha, Ha, He.

Когда, заливаясь, смеется ручей

И полон воздух веселых речей,

Смеется роща, смеемся мы,

И эхом смеющимся вторят холмы,

Смеются луга зеленой травой,

Смеется кузнечик, укрытый листвой,

И девушки, сладкие губы раскрыв,

Выводят со смехом веселый мотив,

И птицы звенят, оглашая дол,

И в тени накрыт с угощеньем стол

А ну-ка с нами веселья испей

И хохотом, хохотом радость излей!

Sweet dreams form a shade,

O'er my lovely infants head.

Sweet dreams of pleasant streams,

By happy silent moony beams

Sweet sleep with soft down,

Weave thy brows an infant crown.

Sweet sleep Angel mild,

Hover o'er my happy child.

Sweet smiles in the night,

Hover over my delight.

Sweet smiles Mothers smiles

All the livelong night beguiles.

Sweet moans, dovelike sighs,

Chase not slumber from thy eyes,

Sweet moans, sweeter smiles,

All the dovelike moans beguiles.

Sleep sleep happy child.

All creation slept and smil'd.

Sleep sleep, happy sleep,

While o'er thee thy mother weep

Sweet babe in thy face,

Holy image I can trace.

Sweet babe once like thee,

Thy maker lay and wept for me

Wept for me for thee for all,

When he was an infant small.

Thou his image ever see.

Heavenly face that smiles on thee.

Smiles on thee on me on all,

Who became an infant small,

Infant smiles are his own smiles,

Heaven & earth to peace beguiles,

Сладкий сон, пеленой

Чадо милое укрой —

Из лунных лучей

Ты над ним свой полог свей.

Чадо, спи — златым венцом

Пух сияет над челом,

И кружит в головах

Кроткий ангел на крылах.

Ты, улыбка, приходи —

С нами ночь проведи;

И улыбкой станет мать

Чадо ночью охранять.

Пусть ни легкий вздох, ни стон

Не тревожат детский сон —

Нежною улыбкой мать

Станет вздохи отгонять.

Чадо, спи — кругом темно,

Все с улыбкой спят давно.

Спи, радость моя —

Над тобой поплачу я.

Глядя в колыбель твою,

Лик священный узнаю:

Некогда создатель твой

Так оплакал жребий мой.

Как ребенок, тих и мил —

Он пришел и всех простил,

И его небесный лик

Над вселенною возник.

Будет он всегда с тобой,

Чтоб улыбкою святой

На твоих устах сиять,

Проливая благодать.

To Mercy Pity Peace and Love,

All pray in their distress:

And to these virtues of delight

Return their thankfulness.

For Mercy Pity Peace and Love,

Is God our father dear:

And Mercy Pity Peace and Love,

Is Man his child and care.

For Mercy has a human heart

Pity, a human face:

And Love, the human form divine,

Ahd Peace, the human dress.

Then every man of every clime,

That prays in his distress,

Prays to the human form divine

Love Mercy Pity Peace.

And all must love the human form,

In heathen, turk or jew.

Where Mercy, Love & Pity dwell,

There God is dwelling too.

Добро, Терпимость, Мир, Любовь

В несчастье мы зовем

И сим достоинствам святым

Возносим наш псалом.

Добро, Терпимость, Мир, Любовь —

Все это Бог Благой;

Добро, Терпимость, Мир, Любовь —

Все это мы с тобой!

Ведь наше сердце у Добра,

Терпимость льет наш свет.

Святой наш образ у Любви —

И Мир, как мы, одет.

Мы — люди, жители земли,

В несчастье все зовем

Добро, Терпимость, Мир, Любовь

Во образе людском!

О если б образ наш святой

Любой в любом берег!

Где Мир, Терпимость и Любовь —

Там, собственно, и Бог!

Twas on a Holy Thursday their innocent faces clean

The children walking two & two in red & blue & green

Grey headed beadles walkd before with wands as white as snow

Till into the high dome of Pauls they like Thames waters flow

O what a multitude they seemd these flowers of London town

Seated in companies they sit with radiance all their own

The hum of multitudes was there but multitudes of lambs

Thousands of little boys & girls raising their innocent hands

Now like a mighty wind they raise to heaven the voice of song

Or like harmonious thunderings the seats of heaven among

Beneath them sit the aged men wise guardians of the poor

Then cherish pity; lest you drive an angel from your door

И вот настал Святой Четверг — колонною несметной

Шагают дети парами в одежде разноцветной.

К Святому Павлу их ведут наставники седые

Как будто Темза потекла под купола святые.

О сколько, Лондон, ты таишь цветов дикорастущих,

В невинных личиках своих сияние несущих!

И гул под сводами стоит — то агнцы Бога просят

И тысячи невинных рук они горе́ возносят.

Единым духом, словно вихрь, взмывает песнопенье

И словно дружный гром, грядет в Небесные Владенья!

А вы, заступники сирот, добро свое творите,

Стучащегося ангела с порога не гоните.

The sun descending in the west,

The evening star does shine,

The birds are silent in their nest,

And I must seek for mine,

The moon like a flower,

In heavens high bower;

With silent delight,

Sits and smiles on the night.

Farewell green fields and happy groves,

Where flocks have took delight;

Where lambs have nibbled, silent moves

The feet of angels bright;

Unseen they pour blessing,

And joy without ceasing,

On each bud and blossom,

And each sleeping bosom.

They look in every thoughtless nest,

Where birds are coverd warm;

They visit caves of every beast,

To keep them all from harm:

If they see any weeping,

That should have been sleeping

They pour sleep on their head

And sit down by their bed.

When wolves and tygers howl for prey

They pitying stand and weep;

Seeking to drive their thirst away,

And keep them from the sheep,

But if they rush dreadful;

The angels most heedful,

Recieve each mild spirit,

New worlds to inherit.

And there the lions ruddy eyes,

Shall flow with tears of gold:

And pitying the tender cries,

And walking round the fold:

Saying: wrath by his meekness

And by his health, sickness,

Is driven away,

From our immortal day.

And now beside thee bieating lamb,

I can lie down and sleep;

Or think on him who bore thy name,

Grase after thee and weep.

For wash'd in lifes river,

My bright inane for ever,

Shall shine like the gold,

As I guard o'er the fold.

На западе горит закат

Вечернею звездой,

По гнездам птенчики молчат

И мне уж на покой.

А в небе безбрежном

Соцветием нежным,

Чиста и бледна,

Раскрылась луна.

Прощайте, звонкий луг и дол!

Прощай, зеленый лес! —

Уж ангелов дозор сошел

С блистающих небес:

И каждой былинке

Они по слезинке

Несут Божий дар —

Блаженства нектар.

И к каждой норке подойдут,

И к каждому гнезду,

Верша свой милосердный труд,

Чтоб отвести беду:

Услышав рыданья

Земного созданья —

Со сном поспешат

И боль утишат.

А если тигры в эту ночь

Хотят овцу забрать —

Спешат рыданьями помочь

И алчность их унять.

А если не много

Дала их подмога —

То душу с собой

Берут в мир иной.

А там овечек смирный лев

На пастбище хранит —

Сменив на слезы прежний гнев,

Он овцам говорит:

«Ваш Пастырь любовью

И пролитой кровью

Грехи искупил —

И мир наступил.

С тобою, агнец, на лугу

Мы будем спать вдвоем —

Здесь вечно думать я могу

О Пастыре твоем.

Я гриву омою

Живою водою,

Чтоб шар золотой

Сиял над тобой».

Sound the Flute!

Now it's mute.

Birds delight

Day and Night.

Nightingale

In the dale

Lark in Sky

Merrily

Merrily Merrily to welcome in the Year

Little Boy

Full of joy.

Little Girl

Sweet and small.

Cock does crow

So do you.

Merry voice

Infant noise

Merrily Merrily to welcome in the Year

Little Lamb

Here I am,

Come and lick

My white neck.

Let me pull

Your soft Wool.

Let me kiss

Your soft face.

Merrily Merrily we welcome in the Year

Трубный звук

Смолкнул вдруг,

И кругом

Птичий гам!

Слышу я

Соловья —

И для всех

Звонкий смех!

Весело, весело, приходи, Весна!

Мил и шум

Малышам,

Смех детей

Все слышней!

Петушок —

На шесток!

Покричим

Вместе с ним!

Весело, весело, приходи, Весна!

Агнец мой,

Ты со мной,

Так игрив

И кудряв,

И тебя

Буду я

Обнимать,

Целовать!

Весело, весело, приходи, Весна!

When the voices of children are heard on the green

And laughing is heard on the hill,

My heart is at rest within my breast

And everything else is still

Then come home my children, the sun is gone down

And the dews of night arise

Come come leave off play, and let us away

Till the morning appears in the skies

No no let us play, for it is yet day

And we cannot go to sleep

Besides in the sky, the little birds fly

And the hills are all coverd with sheep

Well well go & play till the light fades away

And then go home to bed

The little ones leaped & shouted & laugh'd

And all the hills ecchoed

Когда, играя, дети шумят

И смехом полнится луг,

День заверша, покойна душа,

И так покойно вокруг.

Пора по домам, скоро закат,

И луг роса остудит!

Пора, пора! Вернемся с утра!

Все игры еще впереди!

Ах, рано, нет-нет! Так радостен свет!

Какой же может быть сон!

Еще не закат, и птички не спят,

И пестреет овцами склон!

Ну ладно, ступайте, еще поиграйте!

Но к закату все по домам!

Восторг их велик, и радостен крик,

И эхо летит по холмам!

I have no name

I am but two days old. —

What shall I call thee?

I happy am

Joy is my name, —

Sweet joy befall thee!

Pretty joy!

Sweet joy but two days old.

Sweet joy I call thee:

Thou dost smile.

I sing the while

Sweet joy befall thee.

— Мне имя дай —

Ведь мне всего два дня!

— Как же назвать, я гадаю?

— В жизнь я пришла,

Радость нашла!

— Счастья тебе пожелаю!

Дитя мое,

Тебе всего два дня —

Радостью я нарекаю!

Стоя над зыбкой

С нежной улыбкой,

Счастья тебе пожелаю!

Once a dream did weave a shade,

O'er my Angel-guarded bed,

That an Emmet lost it's way

Where on grass methought I lay.

Troubled wilderd and folorn

Dark benighted travel-worn,

Over many a tangled spray,

All heart-broke I heard her say.

O my children! do they cry,

Do they hear their father sigh.

Now they look abroad to see,

Now return and weep for me.

Pitying I drop'd a tear:

But I saw a glow-worm near:

Who replied. What wailing wight

Calls the watchman of the night.

I am set to light the ground,

While the beetle goes his round:

Follow now the beetles hum,

Little wanderer hie thee home.

Спал я, окруженный тьмою —

Ангел вился надо мною…

Я лежу в траве, а в ней

Заблудился Муравей.

Мраком он окутан темным —

Страшно быть в ночи бездомным!

Он идти уже не мог

И в корнях корявых лег.

«Видно, не дойду до дому!

Дети по лесу глухому

Тщетно кликают меня —

Но во мраке ни огня…»

И залился я слезами…

Вижу — Светлячок над нами

Засветился и сказал:

«Кто ночного стража звал?!

Я — Огонь в Ночи Горящий,

И со мною Жук Жужжащий —

Полетим над головой.

Поспеши-ка ты домой!»

Can I see anothers woe,

And not be in sorrow too.

Can I see anothers grief,

And not seek for kind relief.

Can I see a falling tear,

And not feel my sorrows share,

Can a father see his child,

Weep, nor be with sorrow fili'd.

Can a mother sit and hear,

An infant groan an infant fear —

No no never can it be.

Never never can it be.

And can he who smiles on all

Hear the wren with sorrows small,

Hear the small birds grief & care

Hear the woes that infants bear —

And not sit beside the nest

Pouring pity in their breast.

And not sit the cradle near

Weeping tear on infants tear.

And not sit both night & day,

Wiping all our tears away.

O! no never can it be.

Never never can it be.

He doth give his joy to all.

He becomes an infant small.

He becomes a man of woe

He doth feel the sorrow too.

Think not, thou canst sigh a sigh,

And thy maker is not by.

Think not, thou canst weep a tear,

And thy maker is not near.

O! he gives to us his joy,

That our grief he may destroy

Till our grief is fled & gone

He doth sit by us and moan.

Если горе у других —

Как не мучиться за них?

Если ближнему невмочь —

Как же можно не помочь?

Как на страждущих смотреть

И при этом не скорбеть?

Как отцу при детском плаче

Не пролить слезы горячей?

И какая может мать

Плачу чада не внимать?

Нет! Такому не бывать!

Никогда не бывать!

Как Тому, Кто всем Отец,

Видеть, что в беде птенец,

Видеть, как дитя страдает,

Слышать, как оно рыдает,

И не подойти к гнезду,

И не отвести беду,

И не быть все время рядом,

И не плакать вместе с чадом,

В изголовье не стоять,

Горьких слез не отирать?

Нет! Такому не бывать!

Никогда не бывать!

Как дитя, Он тих и мил —

Он пришел и всех простил;

Он изведал горе Сам —

Потому снисходит к нам.

Если ты грустишь порою —

Знай: Творец грустит с тобою.

Если плачешь, удручен —

Знай: с тобою плачет Он.

Радость Он несет с Собою,

Бьется с нашею бедою.

И покуда всех не спас —

Он страдает подле нас.