Онлайн чтение книги Песня цветов аконита
4. Отори

Столица

Комната была похожа на пион. Решетки из золотистого южного кедра – дерева драгоценного, бархатистая ткань теплых расцветок. Только в покоях, где останавливается Ханари, средний брат, – властный, вызывающе-красный цвет. Но у Ханари свой дом. Впрочем, у Асано вкусы похожи – Лисы умеют жить красиво и ценить красоту вещей. И в конюшнях у них стоят лучшие лошади, в основном вороные. Только Золотой Дом держит лошадей, которые не уступят этим скакунам.

Когда-то Асано были влиятельней всех, сам правитель слушал их речи. Потом – десятилетья немилости. Лисы – животные плавают плохо. Но эти – животными не были, и на плаву удержались. А потом снова начали карабкаться на верхушку. Отец Шену и еще троих сыновей сумел занять хорошую должность. И начал окружать себя родней и верными людьми. Шену оказался достойным наследником. Ханари – тоже неплох, но слишком самонадеян и порывист. Неверный шаг – и Мийа, те, кого потеснили Лисы, с радостью свалят их.

Шену не любил суеты. Отстранение от должности дурачка Юини было не просто камешком на поле соседей. Сама дочь Благословенного не посмела вмешаться.

Подвязанные белым шнурком рукава домашнего одеяния чуть прикрывали бумагу, когда приближались слуги. Привычка – никто не должен видеть написанного, кроме тех, кому он позволит сам.

Девочка – с иини сидела в уголке на низком сиденье. Она не была ничем занята – просто, темно-бронзовая, красиво смотрелась на фоне стен и решеток, сказочным существом смотрелась. Ей бы камни, похожие мерцаньем на угли – тогда картина будет казаться законченной. Но таких камней нет. А надоест обстановка – и девочки этой не будет. Появится кто-то другой.

…Ему даже не доставляло удовольствия сталкивать неудобных с насиженных ими мест. Просто никто не должен мешать. Не помешают – пусть останутся, где положено. Но Асано будут стоять на вершине.

Слуги отодвинули створку двери, откинули занавесь. Отец Шену вошел в комнату без приветствия – уже виделись. Напротив, он зашел попрощаться перед дальней дорогой – здоровье стало сдавать, лишь горячие источники у моря могли вернуть прежнюю силу. О младших спросил. Шену ответил:

– Ханари здесь. Он и Тами уехали на новых конях. Наверное, снова затеют спор, чей быстрее. Тами просто бредит лошадьми.

– Оберегай младшего, пока он не подрастет. А Ханари держи в узде… хоть он и не конь, – отец позволил себе улыбку. Он был человеком скорее даже веселым, только очень уж привык к осторожности.

– Ты всегда говоришь о Тами, как о младшем. Но у тебя есть еще один сын.

– Его я не пущу ко двору. Он слаб и не очень умен.

Шену пожал плечами.

– Его мать… такая же. Но она чем-то пришлась тебе по душе.

– Она все же моя жена. Отзывайся о ней почтительней.

– С чего бы? Моя мать была достойней и лучшего рода. Но, если хочешь, я больше не стану упоминать о той женщине.

– Надеюсь, ты скоро подаришь мне внука, – отец не стал спорить. – Моя главная надежда и гордость – ты.

– Может быть, скоро твое пожелание исполнится.

Какое-то время оба молчали. Давно прошли времена, когда отец подолгу весело шутил со старшим сыном. Сейчас рядом был взрослый человек, помощник в нелегких и не всегда чистых делах.

Бесшумно появились мальчишки – один принес чеканный кувшин и маленькие серебряные чашечки, другой – блестящие красные фрукты на золотистом круглом подносе. Тонкие, словно стебли, мальчишки, Несущие тень. Один был похож на смуглую змейку – медянку, другой, поменьше, с русыми волосами – на вечернего мотылька. Узкие браслеты были на руках у обоих, украшения, стоящие чуть меньше небольшого дома в провинции. Старший Лис вгляделся в лица, полюбовался на плавные сдержанные движения.

– Что-то новенькое? Или память начинает меня подводить?

– Нэннэ вновь порадовала меня. Ее ученики хороши. Они много умеют. Говорят, люди ее обшаривают все захолустья в поисках таких вот цветов. Конечно, она не остается внакладе – из глуши любой с радостью отправится сюда, а родителям или опекунам достаточно самой ничтожной платы.

– Я хочу, чтобы один из них поехал со мной. Этот, пониже ростом.

Шену рассмеялся непринужденно.

– Родной отец грабит меня? Разве я смею перечить?

Они посмеялись немного. Потом голос старшего Лиса стал очень серьезным.

– И вновь повторю – присмотри за Ханари. Он достойный потомок Дома, но своенравен не в меру. Он может помочь укрепить Дом, а может разрушить все.

– Не беспокойся, отец. … Ты не навестишь мать по дороге?

– Нет. Она добровольно ушла от людей.

– Я слышал, она все еще выглядит молодой.

– Возможно, – сухо ответил старший мужчина.

Ханари задержался у старшего брата. Его собственный дом стоял неподалеку – пересечь рощу; однако Тами пока был здесь, а этот «лисенок» был к братьям привязан. А Тами скоро возвращаться в Ай Ташина. Отец решил за него – он станет военным. Как и Ханари. Только у среднего Лиса душа лежит к избранному пути, а младшему пока хочется иной жизни.

Сшитые листы лежат на столе.

«…Ее прозвище было – Розовый Дождь. Девочка знатной дамы, невесты Благословенного. Потом невеста стала женой, а девочка – с иини заняла малые покои рядом с покоями повелителя. Пять лет продолжалось так. Говорят, она хорошо танцевала, вышивала и складывала забавные фигурки из разноцветной бумаги. И у нее были дети. Их отняли от матери и отправили с кормилицей куда-то на север. Там их настигли и убили по приказу Благословенной. А Розовый Дождь потеряла зрение – то ли от слез, то ли виной тому – люди.

И камышовая хижина приютила ее и служанку на долгие годы…»

Записано в год 210 от Великой Осады.

Ханари поднимает взгляд от листа, чуть раздраженно отводит волосы за ухо. Зачем Тами, младший брат, читает эти хроники? Какое дело до мертвых игрушек и фаворитов?

Что ж… и Ханари не чужды волнения души. Только направлены они на живых. Ханари и стих может написать не хуже, чем те, кого хвалят. Только несерьезно все это, забавы.

И Ханари велит унести желто-зеленые листы, ценную рукопись. Лучше младшему брату читать другое. Ханари выберет сам.

* * *

Предгорье Эйсен

Отори, человек с виду массивный, двигался вовсе не тяжело, хотя и лениво. Круглое лицо его было немного надменным, но все-таки добродушным. В этих местах, неподалеку от гор Эйсен, он считался довольно важной персоной – доверенный чиновник в штате ревизора провинции. У господина Отори был дом неподалеку от главного города этой провинции, дом, убранный по столичному. С мнением такого человека считался даже начальник, и тот был почти доволен собственным существованием.

Отори возвращался от родственников, когда получил полное хвалебных слов послание Сэнхэ, и соизволил сделать небольшой крюк, заглянув на обратном пути жилью своего осведомителя.

Он оказывал старику некоторое покровительство, и не удивился, когда тот в послании сообщил ему, что приготовил хороший подарок.

Погода была холодной и ветреной. Тем не менее носилки господина Отори остановились у ограды обиталища Сэнхэ, сам он не пожелал войти внутрь. Ему не нравился Сэнхэ, хотя старичок вел себя очень учтиво и не раз был весьма полезен – мог узнать и разыскать что угодно.

– Я не замечал за тобой склонности к живым подаркам, – не очень приветливо сказал Отори. – С чего тебе вообще взбрела в голову эта мысль? Мне хватает своих.

– Я случайно подобрал этого мальчика… Он оказался настоящим сокровищем. Мне негоже держать его здесь.

– А у меня своих предостаточно, – пожал плечами Отори. – Но хватит болтать. Где он?

У калитки показалась фигурка в светло-серой куртке простого покроя, недлинные волосы трепал ветер. Мальчишка.

–  Ас антэ , – сказал он тихо, склонился в почтительном приветствии – и замер, опустив глаза.

– Иди сюда.

Повинуясь приказу, мальчишка подошел к носилкам и поднял голову. Он выглядел безучастным, несмотря на легкую улыбку, которая дрожала возле уголков губ, едва касаясь их. Тонкое чистое лицо с чуть заостренным подбородком, довольно темные глаза – в тени опущенных ресниц цвет радужки только угадывался. В мальчишке не было ничего особенного, в богатых домах такие нередки. Только маленькая черная «метка» над губой как-то отличала его от таких же подростков обоего пола. Сокровище? Вряд ли.

– Ладно, – равнодушно сказал Отори. – Поедет со мной. Там разберемся. И обратился к мальчишке: – Садись ко мне. Ты, вижу, почти ничего не весишь.

Тот наклонил голову, потом повернулся к Сэнхэ и склонился перед ним в жесте прощания. Потом одним движением очутился в носилках. Отори не понравилось, что он всячески избегает его взгляда и старается не поднимать лица.

– Как тебя зовут? – спросил он довольно резко, когда носилки тронулись.

– Йири, господин, – в голосе звучало напряжение, не подходящее к спокойной мягкой улыбке. В полутьме носилок глаза мальчишки мерцали, как у ночного животного. Это тоже оказалось не слишком приятно.

– Что ты умеешь?

– Не знаю.

Отори со свистом втянул в себя воздух.

– Старик хвалил тебя. В каком доме ты был раньше?

– Только у Сэнхэ.

– Это не дом, а сарай… Откуда ты вообще? Из Квартала?

– Из деревни в Хэнэ, господин.

Отори чуть не застонал. Подарочек…

– Да что же мне делать с тобой?

– Не знаю, господин. Что будет угодно.

– Нет смысла брать тебя в дом, – решил Отори. – Я оставлю тебя в какой-нибудь гостинице… будешь прислуживать там. Сэнхэ все равно не мог научить тебя ничему путному.

Тот не ответил. Чуть вздрогнули губы – и все так же странно поблескивали глаза. И эти глаза притягивали, как колодец с ядовитой водой.

– Ты меня понял?

– Как вам будет угодно, господин, – голос был мягким, негромким, с отчетливым акцентом северян. Богатый оттенками голос, весьма приятный для слуха.

«А он интересней, чем кажется с первого взгляда», – невольно отметил Отори.

– Так что ты умеешь?

– Меня научили немногому, – задумчиво и с каким-то странным сожалением проговорил Йири, вновь опуская ресницы.

Больше Отори не задавал ему вопросов. Йири сидел неподвижно, опустив голову. Пушистая длинная челка падала на глаза. Отори коснулся его волос – он вздрогнул и поднял взгляд, полный растерянности, испуга и странной тоски. Прикосновение было почти незаметным, однако он чуть подался в сторону – и потянулся к руке, как растение в засуху – к капле воды. Он больше не казался ко всему безразличным.

Отори, улыбнувшись, вновь дотронулся до его головы, провел пальцами по щеке.

Поездка оказалась забавной.

…Сейчас он получит полную свободу. Наверное. Если там снова не станут следить за каждым его шагом. Он вернется домой. Но сначала он должен увидеть тех, кто скажет ему, что дальше. А что они скажут? Что сделают? Где он сейчас вообще???

…Носилки остановились.

– Выходи.

Йири послушно откинул занавеску – и оказался на земле. «Так могут двигаться змеи или дикие кошки», – подумал Отори.

– Останешься здесь, – обратился он к Йири. – Я скажу хозяину гостиницы…

Тот прикусил губу. Непроизвольно качнулся назад – рука сжала деревянную створку. Отори увидел, что он дрожит, и, кажется, до полусмерти испуган. Глаза его расширились и стали совсем черными.

Люди – видимо слуги – во дворе уже заметили их, с поклонами устремились вперед.

«Сын хромоногого лиса!» – выругался про себя Отори. – «Ну и подарочек мне подсунул Сэнхэ Мальчишка же сейчас закричит! Этого еще не хватало!»

Он оторвал руку мальчишки от створки и сжал ее очень сильно, вывернул в кисти. Боль привела того в чувство, он умоляюще взглянул на Отори. Казалось, ему проще было умереть прямо тут, чем остаться в гостинице.

– Залезай обратно! – Отори был зол на себя.

– Спасибо, господин, – очень тихо сказал тот, очутившись на месте. Его все еще била дрожь.

– Ты всегда такой своевольный?

– Я делаю то, что мне говорят. Я не нарушал ваш приказ.

Господин Отори рассмеялся.

– Верно. Это я сам…Ты сумел меня заинтересовать. Может, я и оставлю тебя в своем доме. Только – не отправлять же тебя на конюшню, даже если ты ничего не умеешь. Но чего ты так испугался? – его мысли пошли в другом направлении. – А как ты попал к этому проходимцу? Что он тебе наобещал?

– Ничего.

– Ты его воспитанник? Давно у него?

– С конца весны. Я не знаю, кем я был в его доме. И кем я буду теперь.

– Странный ты, – негромко проговорил Отори.

– Простите, господин. Я многого не знаю.

– Вижу… Впрочем, это неважно. Сегодня я посмотрю, пригодишься ли ты в моем доме.

Дом Отори был невысоким, с изгородью, крашенной в карминный цвет. Аккуратно подстриженные кусты и деревья окружали дом, толпились во внутреннем дворике. Занавеси из расписных деревянных пластин – нарисованные синим цветы померанца – скрывали окна. Покинувший носилки Йири стоял неподвижно, ветер тормошил густые черные волосы.

Отори кликнул какую-то женщину в темной одежде. Обратился к подростку:

– Иди с ней. Она передаст тебя, кому следует, там займутся тобой. Приведут в подобающий вид. Потом отдыхай. Потом я решу, пригоден ли ты к жизни в хорошем доме.

– Да, господин… – его губы словно хотели произнести еще что-то.

– Ну?

– Если я окажусь ненужным… что со мной будет?

– Да мне все равно, – с усмешкой сказал Отори. Его уже утомил этот разговор, и неприятно было находиться на холоде. – Вернешься в гостиницу. Или иди куда хочешь. Можешь попытать счастья в Алом квартале.

Мальчишка вновь опустил глаза. Он показался Отори духом зимних гор – безучастный, в светлом и черном. Казалось странным, что еще полчаса назад он едва не кричал от ужаса.

Спустя несколько часов Отори велел позвать его. Теперь тот был одет, как подобает. В шелковой лиловой одежде сиин с вышитым знаком их – треугольником с символом Исполнения, изящный, как статуэтка из кости, он казался игрушкой. Лиловая лента льнула к его горлу, скрепленная тем же значком из бронзы – центральная точка в нем была яшмовой. Яшма – единственный камень, разрешенный Несущим тень.

Лиловый шел к светлой коже, еще хранящей следы былого загара. Не поднимая глаз, мальчишка опустился на колени у двери. Отори не мог не признать, что теперь он казался красивей – и совсем не походил на уроженца какой-то деревни.

– Сними одежду. Я хочу взглянуть, как ты сложен.

Тот повиновался мгновенно, гибким текучим движением избавился от того, что было на нем. Это движение было бы естественным для танцовщицы – или для лесного зверька. Ресницы его взлетели вверх, когда он искоса бросил взгляд на Отори, а на губах появилась странная тень улыбки – ласковой и самую малость тревожной. Пылинки, танцующие в луче света, создавали зыбкий ореол вокруг его тела.

«Что за оборотня он мне подсунул?» – чуть не с испугом подумал Отори.

– Ты лучше, чем мне показалось вначале, – задумчиво сказал он. И неторопливо продолжил:

– Ты должен уметь прислуживать в личных покоях – за столом, помогать одеться, вымыться, подать то, что требуется… Нужно знать, где тебе позволено стать или опуститься на пол, как держаться, как отвечать. Без этих умений ты стоишь немного. Сэнхэ не мог научить тебя тому, что знают сиин в хороших домах. Мне же нет резона возиться с тобой.

– Да, господин.

– Но ты чем-то мне нравишься. Попробуй оказаться понятливым и ловким.

Мальчишка склонил лицо ниже. Отори подошел к нему и взял за подбородок, приподнял ему голову. Выражение лица Йири не изменилось, однако по губам вновь скользнула тень странной улыбки – горькой и ласковой одновременно. Красивое существо. Но разве мало таких?

– Давай попробуем выяснить, что ты умеешь, – сказал Отори, не отпуская его.

Отори был довольно ленивым человеком, любившим покой и удобства. Необходимость проводить некоторое время в разъездах, связанных с делами, утомляла его – но только так он мог занимать не слишком большую, но хорошую должность. Он был холостым и не стремился заводить подруг или друзей, предпочитая стены дома, чтение и изящные вещи. Его домашним жилось хорошо; случавшиеся у господина приступы раздражения не имели серьезных последствий.

Даже искать развлечений ему было лень. Но одно нашло его само.

* * *

Слуги поначалу встретили новичка добродушно – и с тем безразлично. Мальчишка не проявлял ни к чему интереса. На вопросы отвечал односложно. Если не звали, отведенного ему угла не покидал. Часами мог неподвижно сидеть на лежанке своей, завернувшись в тканое покрывало. Но исполнительным был, и не злым. Как-то гости приехали в дом Отори. Как раз праздник осенний пришел, повсюду огни золотые – красиво. Хозяин не пожалел денег, чтобы гостей удивить. После этого первый вопрос от мальчишки услышали:

– Господин Отори очень богат?

– Не то, чтоб очень, – отвечали ему.

– Но он из тех, кто стоит наверху?

– Нет, мальчик. До Тайо , Высоких, ему далеко, – собеседник бросил косой взгляд через плечо. – Ну, в этих краях он важная птица. А так – есть и куда пострашнее него.

– Красивый дом, – обронил подросток, весьма удивив отвечавшего.

– Наш господин весьма разборчив. Плохого не приобретет. А ты, выходит, видишь что-то, кроме своего носа?

Шутливого тона мальчишка не принял. Однако с этого дня оттаял немного, уже не вздрагивал, когда к нему подходили. Как-то спросил:

– Здесь еще будет так? Чтобы ночью – огни на ветвях, и ветви звенели?

– Будет…

– А нарисовать это… можно?

– Ты, что ли, помнишь? Умеешь? – недоверчиво отозвались.

– Не знаю… я помню…

– Так у господина спроси.

– Нет…

– Да ты его испугался, никак? Напрасно. Хозяина добрее еще поискать надо.

Мальчишка чуть улыбнулся, грустно немного – и отошел.

– Да ты погоди…

Отори любил живопись и знал работы многих художников. Однако мельком увиденный рисунок мальчишки его заинтересовал. Где он раздобыл краски? У слуг, вероятно. Совсем распустились… Отори посмотрел на листок раз, потом другой. В третий – разглядывал долго. Было что-то невероятно притягательное и вместе с тем неприятное в переплетении тонких линий, в слиянии холодных тонов.

«Он ведь еще дитя, – подумал Отори, – но у него рисунок взрослого». Велел позвать Йири.

– Тебе нравится рисовать? Я дам тебе такую возможность.

…Серые птицы срывались с испуганной глади озера, падали листья, мешая птицам подняться… И тишина. Пугающе полно передана тишина в рисунке.

– Что это такое?

Ответа, естественно, нет.

А вот еще один. Тоже листья, разных цветов. Паутина из листьев. Пламя из листьев. Бурые – мертвые, зеленые – недавно рожденные. Сизые – духи…

– Ты мог бы, наверное, стать хорошим художником.

– Не знаю… меня никогда не учили…

– Однако… Это похоже на стиль Зимней Ветви… ты не мог видеть его работ. Он…

– Что, господин?

– Хм… сошел с ума. В одиночестве умер. И не оставил учеников. Он рисовал птиц. Ты же – не только… однако похоже.

Когда ударяли морозы, а потом приходила временная оттепель, голова у Отори начинала сильно болеть. Это служило поводом для постоянного раздражения, там паче, что отвары пустырника или горной мяты, какие обычно советуют в подобных случаях, не помогали. Советчики разные ничего путного сказать не могли. А найти стоящего врача в этой глуши было не проще, чем луну в погребе. Новый мальчишка, узнав о подобной напасти, спросил у господина дозволения посмотреть запас сушеных трав – отобрал кое-что, после в саду и поле недалеко от ограды выкопал что-то еще, разгребая мелкий снег. Потом залил все это водой, долго держал на огне – получился некий настой, золотисто-коричневый, с горьким запахом.

– Это еще что такое? И это поможет? – спросил Отори, глядя на жидкость в широкой чашке.

–  Аэ тэ хэтта , Травы говорят друг другу, – на протяжном диалекте Хэнэ отозвался мальчишка. Отори поморщился – он не любил северо – западный говор.

Однако настой помог. Правда, пить его приходилось часто – но пара глотков возвращала ясность мыслям, и даже приносила чувство некой восторженной легкости.

Мальчишка назвал это снадобье «кээ-ши ай» , «глаз вороненка». На вопрос, почему, рассказал короткую прелестную историю о птенце, потерявшем мать, и сторожившим звезды на крыше Небесного дворца. Звезды поведали ему тайны трав…

– Откуда ты все это знаешь? И сказки, и травы? – господин явно был удивлен. Мальчишка не улыбнулся – но его лицо просветлело. Он чуть склонил голову:

– Травы я знаю плохо. А сказки… они везде.

«Не одна душа живет в этом существе. Деревенский мальчишка, порою неловкий, правда, умеющий быстро учиться – это понятно. А зеленоглазый оборотень, он-то откуда взялся? В самую пору звать заклинателя, изгонять его из чужого тела».

Однако в подобные байки Отори не верил, да и оборотень был хорош. Среди расписанных стен, синего, богатых оттенков, шелка и резных перегородок из светлого дерева он смотрелся великолепно, и впрямь – неким лесным существом. Двигался с бесшумной текучей упругостью, словно между стволами в чаще. Отзывался на любое проявление доброты со странной порывистостью, испуганной и нежной одновременно. Но господин заметил – тот все время боится чего-то, особенно – прикосновений. Вытягивать из Йири слова было делом тяжким, и толком Отори узнать ничего не сумел. На требование рассказать, как с ним обращались раньше, мальчишка отвечал односложно и голосом неживым, глухо звучащим. Лень было возиться с этим, да и не нужно. Скоро хозяин дома перестал обращать на это внимание. Однако дал мальчишке прозвище Раи – так на юге страны называли тамошних лесных существ, наполовину оборотней, наполовину духов. После уже и слуги не звали его иначе. А слуги его любили, хотя и опасались странного взгляда в упор, когда он будто сквозь них смотрел.

Отори, долго проживший в столице, уроженец окрестностей Аэси, с трудом переносил диалект северян – и Раи учился говорить, как принято в Сиэ-Рэн. Впрочем, он вообще был молчаливым – однако….

Он не просто делал то, что положено – он должен был делать это хорошо. А вкусы Отори сохранили много столичного блеска. В этом доме слуги одевались в одежду указанного господином цвета, разного днем и ночью, и в разное время года, и носили одинаковые прически. И в деревенском мальчишке, словно зерно весной, начинало расти то, о чем он и помыслить не мог раньше. Простые, грубоватые караванщики, и даже Кенну об этом и не задумывались. Разве что Хиранэ видел в маленьком работнике не просто большеглазого паренька из деревни, а нечто более тонкое.

Раи подошел дому и господину, как подошел бы изумруд золотой оправе.

Его обязали быть достойным оправы.

Иногда Отори читал стихи вслух. Порою Раи находился рядом. Он слушал с закрытыми глазами – а может, и вовсе не слушал, мысленно улетая куда-то. Лицо становилось словно из воска сделанным. Но однажды он произнес фразу из одного такого стиха. Запомнил он только ее, или что-то еще – Отори не пожелал узнавать. Но даже такая мелочь ему польстила – уж если этого зверька проняло…

Да, мальчишка бывал временами неловок, но это лишь вызывало снисходительную усмешку. Зато он умел рассказывать чудные, странные истории, порой страшные, порой чуть не заставляющие плакать. Откуда он брал их – неведомо.

Почему Отори взялся учить его тонкостям этикета и различиям рангов, он и сам не смог бы сказать. Разве – зима, нечего делать. Гости бывали редко и одобряли игрушку – так почему бы не уделить ей чуть больше времени?

Иногда господин брал его в город. Тогда, если настроение было хорошим, немного отдергивал занавеску носилок и обращал внимание подростка на это или на то.

Что видел Раи во время редких прогулок – узоры, отличия кроя – то, возвратившись, переносил на бумагу и тогда уже запоминал намертво. Услышанное же запоминал сразу, хотя мог бы и записать – яну он знал.

«Это – зимняя птица. Весной, когда все цветет, ее темное очарование только мешает, как мешает горький холодный запах сухого цветка чувствовать аромат первоцветов. И сказки она поет темные, странные – они хороши в осенние или зимние жуткие вечера, когда нечисть бредет по дорогам. Только «да», «нет», «не знаю» произносит та птица языком человека, остальное же – своим, глубоким горловым птичьим звуком, отчего оживают сказанные слова.

По ночам она стоит у окна и перекликается с оборотнями – совами, и духами – свитой луны. Кажется, сутки может пробыть без движения, словно душа выходит из тела и отправляется путешествовать».

Слуги с криками забегали по дому – нашли змею в покоях. Она забилась под циновку и раздраженно шипела. Серая в белую полоску, луговая гадюка – яд ее был не смертельным, но все же опасным весной, после змеиной зимовки. Змей местные боялись сильнее, чем следует – слуги пытались убить гадюку, но только ранили, при этом разозлив изрядно. Покинув укрытие, змея стремительно перетекла в угол, а потом – в стенную нишу, и бросалась на каждого, оказавшегося на расстоянии трех ни.

Откуда взялся Раи, слуги, поднявшие излишне много шума, не заметили. А мальчишка буквально просочился между ними, – и ловко схватил змею за хвост, бросил в полотняный мешок, который держал в руке. Немного опешившие слуги хотели было забрать мешок с извивающейся шипящей пленницей, но натолкнулись на вопросительный взгляд.

– Ее надо убить, – объяснил один.

– Нет, – Раи поднял глаза – холодные.

Вышел из дому. Слуги следовали за ним на некотором расстоянии. А тот, не замечая хлесткого ветра, в легкой одежде, дошел до ограды, присел у изгороди, смотрящей на луг. Выпустил змею – та вяло попробовала кинуться, но потом уползла за решетки. Сзади раздался голос Отори:

– Зачем отпустил?

– Она хотела тепла. Ее не за что убивать.

– А если укусит?

– Этот укус не смертелен.

– Кому будет радость, если она вернется?

– Не вернется, – Раи, откинув длинную челку, поднял глаза. Они потемнели. – Она умная.

– А ты не очень, дружок, – Отори направился к дому. Раи остался стоять на ветру. Господин оглянулся:

– Змее захотелось тепла. А тебе больше нравится тут?

В лице мальчишки что-то дрогнуло, и он пошел к двери. Старшему из слуг, немало удивленному тем, как непочтительно мальчишка вдруг заговорил с господином, Раи в этот миг напомнил фигурку из воска.

Да, слуги его любили – а после случая со змеей еще и побаивались. Таких же, как он, Раи сторонился, хотя заносчивости не было в нем. Говорил он мало, сам заговаривал редко – хотя господину рассказывал странные, красивые истории. Хоть под дверью подслушивай!

Однажды спросил у старшего по дому слуги:

– В провинции Хэнэ никаких новостей?

Тот брови поднял:

– Откуда мне знать? Не у меня спрашивать нужно. А Хэнэ – она большая. Если что, господин знает, наверное.

Раи еле заметно качнул головой – нет, мол. То ли «не знает», то ли «не стану спрашивать». И отошел.

– Погоди. Ты, что ли, оттуда?

Мальчишка не ответил. Только руку к щеке приложил, постоял так немного. Потом словно ветром его сдуло.

– Почему? – жаловалась одна из сиин старшему по дому потом. – Он вообще себе на уме, слова от него не дождешься, а всё ему достается. О нем только упомяни – сразу у всех лица меняются, словно хорошее что сказала.

– Глупышка, – отозвался старший. Больше не произнес ничего.

–  Скажите, бывает так, что Бестелесные отвернулись от человека?

– Разве злодей какой… И то – нет, тогда просто судьба накажет его. Я не силен в этом… – старший потер переносицу.

– А если ему судьба – стать злодеем?

– Совсем ты меня запутал. Случилось что?

– Но у человека не может быть выбора? Если ему начертано что-то, оно все равно сбудется?

Раи тревожно вгляделся в глаза собеседника и вдруг отступил назад, будто испуганный тем, что прочел там.

…А с началом весны пришло время проверок, время оставить на месяцы дом и спокойную лень.

Зверушку-оборотня с собой не возьмешь, слишком он странный. А запереть его в доме – не дело: Отори освободится не скоро, и после окончания дел не сразу вернется. Сестра ожидает первенца, не навестить нельзя.

К тому же вещь хороша, когда ею пользуешься. Отдать кому из знакомых – чувство собственника восставало.

Довольная улыбка скользит по лицу.

Хорошие слуги стоят многого, и поступать с ними должно как можно лучше. Воспитанные люди иного себе не позволят. Мальчишка был хорошим слугой. Он заслуживает награды.

Сиэ-Рэн – мечта провинциалов. Черный Соболь везет туда важные письма – пусть и мальчишку прихватит. Есть, кому его поручить. Когда-то она была очень красива… хоть и старше Отори. А Раи… уж вытерпит еще один раз.

Позвал его – появился, как всегда, тихо. В доме прохладно – Отори любил свежий воздух – но мальчишка одет легко, и холода, похоже, не чувствует.

Впервые в разговоре с Несущим тень испытав некоторое смущение, Отори сказал ему свое решение – и даже до подобия объяснений снизошел, видя, как стали пустыми глаза.

– Господин! Не отсылайте меня! – шепотом произнес тот, и полным какого-то неживого отчаяния был его голос.

– Ну, что ты? – удивленно и чуть испуганно даже откликнулся Отори. Прибавил ласково:

– Дурачок, с чего ты взял, что тебе будет плохо? Я пристрою тебя в хорошее место.

Тот не отозвался. Отори вспомнил, как он панически боялся остаться в гостинице. Чем вызван этот страх?

– Скажи, чего ты боишься? Что с тобой поступят как-то не так? Или другого?

Раи покачал головой.

– Позвольте мне просто уйти.

– Зачем? И куда?

– У меня был дом.

– Где?

– На той стороне Орэн…

– И как ты доберешься туда?

– Доберусь.

Отори задумался. Он знал, что мальчишка из деревенской семьи. Но он талантлив. И совсем не похож на грубых тупых крестьян. Его нельзя отпускать туда – кто ж отдает таскать воду и камни породистого жеребца, даже если больше не может ездить на нем?

– Ты поедешь в столицу.

Мальчишка прикусил губу. Потом отвернулся. Отори понял, что больше тот ничего не скажет. Так и случилось. Впрочем, Отори и не пытался особо с ним разговаривать, боялся, что передумает. Если бы мальчишка начал его умолять, он бы оставил его, наверное. Сцен и слез Отори тоже не выносил. А уж от слуг – тем более. Те должны исполнять, что сказали. И он был даже рад, что все так легко и быстро уладилось.

Он постарался напоследок выказать мальчишке свое расположение, но тот словно этого не замечал – перед Отори снова было нечеловеческое существо, по сути, безразличное к тому, что происходит с его оболочкой – и при этом ласковое и покорное. Так что Отори даже вздохнул с некоторым облегчением, когда Раи покинул его дом. Слишком уж много сил и внимания на него уходило.

* * *

Черный Соболь безраздельно был предан господину Отори и приказов не обсуждал, хоть и странным ему казалось поручение господина. Не его то было занятие, доставлять вещи в столицу. Иной мог и обидеться за подобное поручение – но не Черный Соболь. К тому же и мальчишка оказался совсем не помехой.

Раи – так называл его Отори, и другого имени Черный Соболь не знал – был существом на редкость послушным и незаметным, если надо. Сказано – он должен быть доставлен в столицу. Не исполнить повеление – позор для виновного. Значит, Раи должен попасть, куда велено, живым и здоровым. Если же вдруг он попробует покинуть Черного Соболя, чтобы поискать себе иной доли – к примеру увязаться за кем-то – то вернее будет убить его, но не дать выставить на посмешище Черного Соболя и господина Отори впридачу.

Впрочем, он сам не верил, что его будущий подопечный способен муху отогнать без приказа. В простой темной одежде подросток казался младшим из слуг. Темный шарф из той же материи стягивал его голову, а во время дождя и сильного ветра он накидывал сверху еще и капюшон. И ничем бы не отличался он от людей Черного Соболя, если бы не почти полная неподвижность.

Отори уверил своего посланника, что мальчишка вполне способен держаться в седле. Это было немного необычно для сиини – однако Черный Соболь скоро убедился в этом сам. Не то что бы Раи был очень хорошим наездником, но на лошади сидел так, словно привык ездить верхом – и, скорее всего, без седла. Лошадку для Раи подобрали смирную, серой масти. Повод ее скрепляли с поводом лошади Черного Соболя или одного из двух его слуг.

Погода в начале весны стояла отвратительная. Грязь на дорогах, дождь, сменявшее его жаркое солнце – то холод, то сырая духота.

Присоединились к небольшому обозу, идущему в Сиэ-Рэн. Попутчики попались хорошие. Пара чиновников, молодой студент, небогатый горожанин с сыном – Черный Соболь смотрел на них свысока, однако для долгой дороги спутники годились.

Однако гладко все было лишь первые несколько дней. Слишком уж невзлюбили Раи и хозяева обоза, и присоединившиеся путники.

Молчаливый, с опущенным взглядом, смотрящий на все безразлично, как через густой туман, он казался вырезанной из черного льда статуэткой. Сначала его не замечали. Потом сочли, что у него дурной глаз. Приметили родинку на лице – крошечную, ее тоже посчитали недобрым знаком. Тем более людям не пришлось по душе имя мальчишки – студент не преминул разъяснить, что на диалекте провинций юга «Раи» означает «оборотень». А погода была прескверная – чувствовали себя люди неважно, и дорога временами была совсем непроезжей. У одной лошади из обоза разболелось копыто.

Черный Соболь хмурился, когда смотрел на мальчишку. Тот был ко всему безразличен, что верно, то верно, однако, стоило обратиться к нему, он поднимал голову – и взгляд становился внимательным, мягким как бархат. Это пугало.

Первую неделю пути одолели.

А начало второй недели отметила неожиданно ранняя гроза.

Разразилась днем – но тучи так заполнили небо, что потемнело изрядно. Укрыться было негде – поля, только огромное мертвое дерево невдалеке. В него и ударила молния. Сухое, оно загорелось мгновенно, и чахлые кустики возле него загорелись. А дождя еще не было, зато гром оглушал.

Крича о гневе Иями, одни кинулись к лошадям, другие врассыпную. Черный Соболь соскочил с коня. Раи замер на своей лошади – неподвижная темная фигура, смотрящая на огонь. Он выглядел частью стихии – спокойный и равнодушный, уголь в противовес огню.

– Посмотрите на это! – закричал кто-то, указывая на него.

– Он! От него все! – истошно завопил другой.

Люди ощетинились, пошли вперед – кто робко, кто очень зло.

Черный Соболь сдернул мальчишку наземь и загородил его от перепуганных попутчиков.

– А ну, тихо! – рявкнул он. Выглядел посланник Отори свирепо.

Белые молнии кромсали небо.

– Кто только тронет… – люди притихли, особенно когда двое младших спутников Черного Соболя встали возле него.

Гром ударил по ушам с небывалой силой, казалось, Иями сходит на землю. Сильный порыв ветра – и сразу после этого дождь. Он обрушился единой тяжелой массой, словно хотел сравнять с землей тех, кто посмел стоять на ногах. Люди больше не представляли угрозы. Им сейчас было не до того.

Черный Соболь от души отвесил мальчишке затрещину.

– Клянусь рогами демонов, ты просто придурок! Они бы убили тебя!

– Ну и что, господин? – глухо прозвучало в ответ.

– Я обязан доставить тебя в столицу, раздраженно проговорил Черный Соболь. – Если уж ты умрешь, то только по моему решению.

– Нет. – Это слово он произнес впервые. Черный Соболь опешил. Он привык к молчаливой безвольной покорности Раи, словно к покорности вещи.

(Дождь, похоже, всерьез решил смыть с земли все, что дышит. Струйки стекали по капюшону Раи, по его лицу. Но подростку было все равно)

– Нет, господин. Воля человека не может отнять жизни. Только воля неба.

– Хм… – Черный Соболь не нашелся с ответом. В словах мальчишки не было дерзости. В них вообще не было жизни.

Стояла пора новолуния. Ночью на землю бросили деревянные складные щитки – на мокрой земле лучше не спать. Однако одеяла не пропускали холод ночи, холод ранней весны.

Черный Соболь дремал вполглаза, наблюдая за Раи – ему что-то не нравилось, беспокоило – так беспокоит воздух перед грозой. Жалобно заржала одна из лошадей – та, что была больна и плелась через силу. Темная фигурка поднялась и устремилась к ней. Черный Соболь издал невнятное шипение – не один он мог видеть Раи, дозорные тоже не спали, хоть и вяло соображали после недавней передряги с дождем и молниями. Но никто не произнес ни звука.

Мальчишка обвил руками шею лошади, что-то ей говорил тихо-тихо; животное успокоилось. Потом нагнулся к ее копытам, опустился на землю – что-то делал. После еще некоторое время крутился возле нее… наконец вернулся на место.

– Сволочь, что же ты делаешь! – прошипел Черный Соболь, стараясь не разбудить попутчиков, – Зачем суешься, куда не просят? Какое тебе дело до этой клячи?

Раи опустился на колени молча, с низко склоненной головой. Лица его посланник не видел.

– Они свернут тебе шею, и я не смогу исполнить приказ господина Отори, – задумчиво сказал Черный Соболь. – Что ж… посмотрим, что будет завтра.

Назавтра лошадь явно повеселела. Она все еще немного прихрамывала, но было ясно, что животное выздоравливает. Попутчики еще больше косились на мальчишку – видимо, дозорные его все-таки углядели. Но люди уже были напуганы, и выздоровление лошади сочли колдовством.

Черный Соболь начал подумывать, что лучше отстать от других путешественников.

Прибыли в окрестности озера Айсу, Серебряного. Оставалась неделя пути до столицы. Уже проглядывала поросль серебристого ковыля, который летом возле озера становился сплошным покровом.

Пока Черный Соболь и его люди мрачно поглядывали на спутников, а те отвечали им не менее хмурыми взглядами, Раи вел себя, как обычно. Статуэтка была бы таким же попутчиком, разве что этот двигаться мог. Лицо полузакрытое, жизни в текучих движениях нет. И все же Черный Соболь сомневался, на самом ли деле Раи настолько послушен – или только притворяется для каких-то своих целей. Он сам понемногу начал подозрительно посматривать на подростка, правда, без малейшего страха, в отличие от спутников. Не сбежал бы тот, прибыв в Сиэ-Рэн.

Впрочем, лишь бы передать его, куда велено, а там пускай хоть в огонь прыгает.

В сумерках проехали мимо леса. Из-за деревьев раздался рыдающий хохот – он катился между ветвей, как камень с горы.

–  Кьонг . Пересмешник, – спокойно сказал мальчишка, заметив испуганные глаза людей Черного Соболя. Попутчики не слышали негромкого голоса, и не скрывали страха. И верно – мало кому по душе бы пришлось дикое, болезненное веселье невидимой птицы. Только фигурку в одежде без единого светлого пятна оно не тревожило. Снова пополз, прижимаясь к земле, человеческий ропот.

На привале от прочих отделился едущий в столицу чиновник – еще молодой, он выглядел старше своих лет и держался уверенно и солидно.

– Простит ли уважаемый, если я осмелюсь дать ему совет? – крайне вежливо, но категорично обратился он к Черному Соболю – без господина Отори они были равны.

– Простит, – довольно жестко ответил посланник.

– Люди… хм…простые стали вашими попутчиками. Они верят в то, что просвещенные зачастую отвергают слишком поспешно. Так уж сложилось…они напуганы. Ваш мальчик…говорят, что у него дурной глаз.

– Он вылечил лошадь! – резко сказал Черный соболь.

– Не спорю, – поспешно согласился чиновник. – Но для чего и, главное, как он это сделал? В караване есть опытные лошадники – а он почти что ребенок. И кроме того… Поверьте, вам лучше ехать отдельно. Будет жаль, если малыш пострадает. А до столицы осталось четыре дня. Никому не нужна ссора.

– Дорога одна. Придется вам потерпеть, – сухо бросил Черный Соболь.

– Позвольте… Скоро дорога раздваивается. Одна ее часть удобней для каравана, но несколько верховых, без сомнения, предпочтут ехать более коротким путем, – он поклонился и отошел.

Черный Соболь выругался сквозь зубы.

– Славно пошутил господин Отори, – пробормотал Черный Соболь, когда разрезавшая дорогу скала скрыла караван.

– Раи…оборотень. Почему мой господин назвал его так? Тень демона…не больно удачно вышло.

– Эй! – обратился он к подростку, который, кажется, и не заметил, что их осталось четверо.

– Каково там твое настоящее имя?

– У меня его нет, – без выражения отозвался мальчишка.

– Ну, раньше-то как тебя называли?

Мальчишка молчал некоторое время. «Господин сказал на прощание – теперь пусть тебя зовут так, как захотят…»

– Не имеет значения, – прозвучало это не дерзко – устало. Странно, но Черный Соболь не рассердился. Даже усмехнулся краешком рта.

– А ты способный малыш. Напугать целый караван. Да и мои люди на тебя косо поглядывать начали.

Тени таяли, и напряжение последних дней начинало спадать. До столицы и впрямь было уже недалеко. А там… он оставит эту черную статуэтку, и будет свободен.

…Туман тек по самому краю поля, переливающийся и матовый одновременно. Мальчик вскинул голову – ему почудилось движение в тумане: серебряный старик шел, статный, важный, вброд по бледно – молочной дымке.

– Хранитель луны… – беззвучно позвал мальчик.

Величавый старик оглянулся, будто услышал.

– Очень прошу… расскажи обо мне дома.

Не различить лица было, однако мальчику показалось, что тот улыбается и кивает согласно. Туман заклубился, поднялся выше, слился с высокой травой на краю поля. Хранитель луны исчез. Со вздохом мальчик заполз под одеяло, свернулся калачиком, положив голову на собственное плечо. Скоро заснул.

У подножия сосновой горы примостился маленький каменный храм. Серый, рифлеными стенами похожий на морскую ракушку, невесть как занесенную в центр страны.

Когда-то давно в этих местах жил старик, управлявший погодой, лечивший больных и заступавшийся за обездоленных. Потом в его честь и построили этот храм. Проехать мимо, не оказав уважение духу святого было недопустимо – оскорбленный, он мог весьма затруднить остаток дороги в столицу.

– В давние времена здесь неподалеку было сражение… Кто-то из дальней родни правителя много возомнил о себе, и поднял мятеж. Его конница была остановлена здесь ураганом, и все люди погибли.

– А лошади – нет? – Черному Соболю почудилась насмешка в негромком голосе.

– О лошадях не сказано в летописи.

– Я бы сказал, – непонятно было, серьезно он или смеет издеваться.

– Не самое последнее дело на войне – конь, однако есть вещи и поважнее.

– Те, кто начинают войну… Они отвечают за все. А другим остается совершать подвиги или безвестными умирать.

– Ты хочешь совершить подвиг? – уголок рта Черного Соболя дрогнул.

– Не хочу – на войне. Лучше работать в поле и тихо умереть, когда придет срок.

Черный Соболь вошел первым, его люди за ним. Раи опустился на колени возле самого входа. Черный Соболь сделал ему знак рукой – «иди сюда»! Если мальчишка и вправду оборотень, ему трудно будет находиться в храме. Или он просто не сможет через порог переступить. Хотя… есть такие, которые могут.

Раи подошел к нише – алтарю, не поднимая глаз. Ему нечего было положить туда – он опустил ладони на камень.

– Можешь о чем-нибудь попросить, – тихонько посоветовал Черный Соболь.

Тот покачал головой.

– Небо знает и без меня…

– Но ты чего-нибудь хочешь?

Довольно долго молчал.

– Я хотел бы остаться тут. Стать одним из камней этих стен… – похоже, и не заметил, что произнес слова вслух.

– Пойдем, – посланник Отори попытался отогнать наваждение – темная фигурка растворяется в камне.

«Не знаю, кто он, но он точно немного чокнутый», – подумал Черный Соболь.

На выходе Раи оглянулся.

– Ты чего забыл?

– Я слышал про этот храм, – тихо откликнулся тот. – Но не думал, что увижу его… вот так.

И добавил:

– Тот, кто мне рассказал про Хранителя Пути, уже не здесь… – его лицо стало серым и измученным.

«Все-таки оборотень, – отметил Черный Соболь. – Нехорошо ему стало в святых стенах».

* * *

Сиэ-Рэн, Ивовый Остров, был крупнейшим городом Тайё-Хээт. И красивейшим, надо сказать. Не в пример тем городам, что и вовсе о своей красоте не заботились. Что же до Островка – тем более его Сердца, резиденции Солнечного, то об этом шел разговор особый. Далеко не каждый житель квартала Аэси оказывался достоин просто попасть туда. Лучшие мастера были удостоены чести оставить там собственные творения, будь то малое изделие или целый дворец, выстроенный под их руководством. Много сотен лет насчитывала Столица.

Здесь даже на окраинах располагались домики приличного вида – крошечные, но чистенькие; за этим следили. Сине-коричнево-белые крыши делали их похожими на изделия из сахара и глазури, какие подают к столу в богатых семьях. Почти возле каждого домика рос большой куст – или высилось деревце. По узким, выложенным плиткой канавкам бежала вода, поблескивали маленькие бассейны – все районы снабжались водой весьма хорошо.

Издалека было видно огромную стену – и нежную весеннюю зелень, рощицы и высокую траву, как волны, разбивающиеся о каменную кладку. Стена, старая, невысокая, выглядела внушительно до сих пор.

– Когда-то давно здесь стоял дворец – крепость кого-то из прежних Благословенных, – неожиданно заговорил Черный Соболь. – Он и был на месте нынешнего Островка. А ныне человеческие руки превратили Островок в настоящий остров. Говорят, сверху, со сторожевых башен, он похож на огромный глаз. Конечно, сейчас это не крепость. Однако стена вокруг столицы быть обязана.

В небе парили большие хищные птицы. Черный Соболь счел это добрым знаком.

– Ты не увидишь столицы, как увидел бы простой человек. Я отвезу тебя в Аэси – оттуда родом мой господин. Если тебя примут те, кому он хочет тебя поручить, там и останешься. Это удача для такого, как ты… да что там говорить, каждому хотелось бы жить там. Любой деревенщине лестно, если позволят хоть пыль подметать в Аэси.

– Что там? – после долгого перерыва подал голос мальчишка. Черный Соболь аж вздрогнул от неожиданности.

– Там находятся дома только уважаемых людей, многие из которых весьма высокого рода. Иные дома стоят в перешейках между пятью другими частями города, соединенных дорогами. Но части, подобной Аэси, нет.

– Что я буду делать в столице? – неожиданно и чуть ли не требовательно это звучало после его молчания.

– Разговорился… Что скажут, то и будешь. Не знаю. Видишь ли, мой долг – доставить тебя сюда. Господин Отори не приказывал всю жизнь возиться с тобой.

Однако в мальчишку словно демон вселился.

– Я обязан остаться там? Или нет?

– Ты мне надоел.

– Господин Отори относился ко мне хорошо. Я не могу ответить ему неблагодарностью. Но перед теми, кто там, впереди, у меня нет никаких обязательств.

– Надо было убить тебя по дороге, – раздраженно выдохнул Черный Соболь. – Мне все равно. Только прежде чем выкидывать какие – либо штучки, подумай, как это отразится на репутации оказавшего тебе покровительство – даже при том, что ты, вероятно, больше не увидишь его.

– Я хочу лишь понять, – тихо сказал Раи. – А идти отсюда мне некуда.

* * *

– Ну, покажи, что прислал господин Отори, – голос был женский, немолодой, но приятный. В комнату вплыла пожилая особа. Густые без седины волосы – явно накладные, – пышной прической обрамляли круглое лицо, на котором было на удивление мало морщин. Богатое платье переливалось красным и синим, походило на садовый цветок.

Мальчишка поднялся, длинным движением снял темный шарф с головы – волосы были сколоты на затылке, лишь несколько прядей выбрались на свободу. Спокойное лицо казалось сделанным из золотистого снега – холодное в своей отрешенности и мягкое одновременно.

– Неплохая зверушка, – улыбнулась женщина. – Он всегда любил все красивое. – И чуть озадаченно сдвинула брови, разглядев черную «метку»:

– Метка? Ну-ну. Особенный, значит. Придется гадальщика звать, узнавать, к добру или к злу этот знак. Недобрый – нехорошо, придется избавляться от тебя. Впрочем, если к добру… – она призадумалась. Если верить изображению и легендам, у Лотос, девушки – героини, была такая же родинка.

Черный Соболь вспомнил испуганных попутчиков, и уголок рта невольно пополз вверх.

– Господин Отори не прислал бы в столицу то, что может быть злом.

– Это не нам решать, – хладнокровно ответила та. – Что-то он у себя его не оставил. Может, судьба так распорядилась, а может, и нет. А в остальном… приспособлю я его куда-нибудь, если нет на нем тени. В столицу много таких из провинций привозят. И правильно. Красивое тут должно быть.

Раи слушал их безо всякого выражения. Однако женщина вдруг обратилась к нему:

– А ты, похоже, не рад очутиться в столице?

– Не знаю. Я не видел ее.

И глаза закрыл, словно и не желая видеть. Вдруг понял, что никогда не вернется в Хэнэ.