Онлайн чтение книги Приключения Питера Симпла Peter Simple
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

О'Брайен уверяет свой экипаж, что на соленой воде один англичанин стоит трех французов. — Экипаж подтверждает это. — Встреча со знакомым, которого, впрочем, нельзя назвать приятелем.

Вслед за тем мы получили приказ крейсировать у берегов Гвианы и в Мексиканском заливе, где шмыгали взад и вперед около трех месяцев, не встречаясь ни с кем, кроме вест-индских купеческих кораблей, шедших в Дсмерару, Бервис и Суринам и только изредка преследуя какого-нибудь корсара; но при тихом ветре бег их оказывался быстрее нашего, и они ускользали. Впрочем, мы весьма способствовали торговле, и при расставании с этой стоянкой О'Брайен получил от купцов благодарственное письмо и в подарок серебряное блюдо. На второй день пути к Барбадосским островам мы заметили шесть парусов с подветренной стороны по носу. Скоро разглядели, что это были три купеческих корабля и три шхуны, и мы решили, что и подтвердилось впоследствии, что это, должно быть, корсары и взятые ими в плен вест-индские купеческие корабли. Мы пустились за ними на всех парусах, и сначала трое корсаров также добавили ходу, но потом, сосчитав наши силы и не желая лишиться призов, решили дать сражение. Вест-индские корабли повернули к ветру и сменили галс, а трое корсаров убавили парусов и стали нас дожидаться. Мы забарабанили к бою. Когда все было готово и мы находились только в одной миле от неприятеля, О'Брайен созвал матросов на квартердеке.

— Ну, ребята, — сказал он им, — вы видите тут трех корсаров и три вест-индских корабля, взятых ими в плен. Что касается корсаров — они нам под стать: один англичанин всегда побьет трех французов. Корсаров должно поколотить ради чести и славы, а вест-индские корабли надобно отнять у них ради выгоды, потому что вам понадобятся деньги на берегу. Ну, так вам предстоит поработать, а там мы пообедаем.

Эта речь очень понравилась матросам, и они снова вернулись к пушкам.

— Питер, — сказал мне О'Брайен, — отзови от пушек парусных, я намерен сражаться под всеми парусами и одержать победу посредством маневров, если получится. Да скажи мистеру Вебстеру, что мне нужно поговорить с ним.

Мистер Вебстер был степенный, тихий молодой человек и очень хороший офицер.

— Мистер Вебстер, — сказал ему О'Брайен, — помните, что передние пушки должны быть как можно далее вдвинуты в порты. Пусть ядра лучше ударяют под воду, чем перелетают через головы неприятеля. Приготовьте пушки заблаговременно, а я уж постараюсь, чтобы лаги наши не пропадали. Поворачивайте руль, Суинберн!.. Еще, еще, Суинберн!.. Так! Теперь хорошо! Достаточно! Держите так, чтобы подойти прямо к корме подветренного корабля.

— Готово, сэр!

Мы находились теперь на расстоянии двух кабельтовых от корсаров, которые по-прежнему держались ветра на расстоянии полкабельтова один от другого. Это были большие шхуны с многочисленным экипажем; они уже приладили абордажные сети и открыли ряд пушек; потом оказалось, что одна из них, побольше других, имела шестнадцать, а обе другие по четырнадцать пушек.

— Ну, ребята, к подветренным пушкам и стреляй на повороте. Парусные — к подветренным брасам и поворачивай к ветру! Ослабь наветренные реи!Квартирмейстер, натяните гика-шкот!

— Есть, сэр!

Бриг повернул к ветру, выстрелил по кормовым частям двух наветренных шхун и, поравнявшись с ними боковыми пушками, разрядил в них полный лаг.

— Живо, ребята! Заряжай, не отходя от пушек! Свернуть наветренные передние брасы; мне они не нужны, Питер, справимся и так! Суинберн, руль поперек!

Между тем мы выстрелили другим лагом в шхуну, которая не успела еще ответить на наш огонь, потому что, безрассудно придерживаясь ветра, не могла вовремя сделать этого. Бриг подвигался теперь задом, и тут О'Брайен выполнил один из искуснейших маневров: он переменил руль и вторгся кормой между двумя наветренными и одной подветренной шхуной и в то же время к другому галсу.

— Разделись на обе стороны, ребята, и стреляй обоими лагами, когда будем проходить мимо.

Матросы, стоявшие у штирбортных пушек, перебежали на другую сторону, и когда первая сторона была снова заряжена, мы обменялись лагами с подветренной и наветренной шхунами; корабль наш все продолжал подвигаться задом, пока не очутился впереди неприятельских судов. Когда мы опять зарядили пушки, он снова пошел передом, вторгся в промежуток между теми же двумя шхунами и, выстрелив в них лагами, остановился позади них.

— Славно, ребята, славно! — вскричал О'Брайен. — Вот это искусная битва!

Так было и в самом деле: О'Брайен сделал шесть лагов, получив взамен только два, потому что шхуны не успели выстрелить в нас в то время, как мы проходили мимо них в последний раз.

Дым отнесло в подветренную сторону, и мы могли теперь видеть результаты действий наших лагов. Средняя шхуна лишилась своего грот-гика и получила повреждение корпуса. Шхуна, находившаяся с подветренной стороны, казалось, не очень-то пострадала. Но теперь они заметили свою ошибку и распустили паруса. Они ожидали, что мы снова вторгнемся в их середину и будем отстреливаться лагами; в этом случае крайняя шхуна приняла бы грозную позицию, между тем как другие две зажимали бы нас по бокам. Наши потери были незначительны: слегка ранен был матрос и отрезаны грот-ванты. Мы отошли на полмили назад, потом, зарядив оба лага, повернули и увидели, как ожидали, что можем обогнать их всех. Мы так и сделали. О'Брайен, подойдя к наветренной шхуне на расстояние броска камнем, завязал с ней перестрелку лагами, между тем как две другие шхуны не могли стрелять из опасения попасть в своих. Всякий раз, как шхуна, которую мы атаковали, прибавляла ходу, то же самое делали и мы; если она убавляла — и мы убавляли; так что взаимная позиция наша сохранялась в одном и том же положении. Шхуна хорошо отбивалась, но сила ее залпа не могла сравниться с мощью наших тридцатидвухфунтовых пушек, изрыгавших ядра в ее бока на таком близком расстоянии, что они пронизывали ее насквозь — от одного борта до другого. Наконец, ее фок-мачта сорвалась и полетела через борт — позади корабля. Между тем обе другие шхуны повернули и двинулись к нам с целью громить нас сзади; но урон, нанесенный нами первой шхуне, освободил нас or нее. Мы были уверены, что она не уйдет от нас, а потому, повернув, завязали битву с двумя другими, подходя к ним как можно ближе. Ветер теперь подул несколько сильнее прежнего; О'Брайен, повернув руль, вступил в промежуток между ними и выстрелил обеими лагами сразу, осыпав их картечью и гранатами так, что осколки мачт полетели на головы их экипажей. Это охладило противника; самая маленькая шхуна, в начале дела бывшая крайней с подветренной стороны, воспользовавшись ветром, поплыла прочь на всех парусах. Мы приготовились следовать за ней, как заметили, что и другая шхуна, потерявшая свой грот-гик, распустила против ветра все паруса.

— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, — сказал О'Брайен. — Поворотим, Питер, и удовольствуемся одной.

Мы повернули и, приближаясь к шхуне, лишившейся грот-гика, готовы были разразиться в нее лагом. Наши матросы грянули троекратное «Ура!». Забавно было видеть, как они пожимали друг другу руки, радуясь и поздравляя всех с успешным окончанием битвы.

— Ну, ребята, живее! Мы довольно сделали для чести, теперь пора позаботиться и о выгоде. Возьми оба катера с людьми, Питер, и поезжай на борт шхуны, а я между тем постараюсь захватить эти три вест-индских корабля. Прикрепи временные мачты и следуй за мной.

В одну минуту мы спустили катера и наполнили их людьми. Я вступил во владение шхуной, между тем как бриг, снова повернув к ветру и распустив все паруса, погнался за вест-индскими кораблями. Самая большая из трех шхун называлась «Жанна д’Арк», имела шестнадцать пушек и только пятьдесят три матроса, так как остальные были размещены на призах. Капитан был тяжело ранен, старший офицер был убит. Мне сказали, что они вышли три месяца тому назад из порта Св. Петра, встретились с тремя другими корсарами и крейсировали вместе, взяв в плен девять вест-индских кораблей со времени выхода своего в море.

— Скажите, пожалуйста, — спросил я офицера, который сообщил мне эти сведения, — нападали на вас боты, когда вы стояли у Св. Петра?

Он отвечал утвердительно, прибавив, что они были отражены.

— А эти мачты вы купили у американца?

Он подтвердил и это, таким образом оказалось, что мы взяли тот самый корабль, в попытке овладеть которым лишились стольких людей.

Это нас очень порадовало.

— Пусть меня повесят, — сказал Суинберн, — если мне не казалось, что эта портовая дыра мне знакома: тут вырвал я пику у одного негодяя, который пытался заколоть меня. А в тот вон порт я отправил, по крайней мере, дюжину мушкетных пуль. Я чертовски рад, что мы захватили наконец этого молодца.

Мы заперли пленных внизу и начали приводить в порядок шхуну. Полчаса стучали топоры и молотки, а через час я водрузил с помощью двух плотников маленькую подставную мачту, которой на время было достаточно. Опустив грот-стеньгу, мы поставили трисели и последовали за нашим кораблем, который в это время уже догнал призы; но они рассеялись во все стороны, и не раньше ночи смог овладеть О'Брайен двумя из них. Третий лежал в дрейфе. Мы устремились вслед за О'Брайеном вместе с двумя взятыми в плен кораблями и нашли, что даже с подставными мачтами можем плыть так же скоро, как и он. На следующее утро увидели, что О'Брайен поворотил к ветру в трех милях впереди нас; с ним были три корабля, взятые в плен. Мы соединились, и я вернулся на борт брига; Вебстеру поручено было управление корсаром. Переведя всех пленных на борт корсара, мы поставили подставные мачты и вместе отправились кБарбадосским островам. По возвращении на борт я узнал, что у нас убиты матрос и юнга, да кроме того шесть человек ранено. Я забыл сказать, что другие два корсара назывались «Этуаль» и «Магдалина».

Через две недели мы со всеми призами благополучно возвратились в Карлайльский залив, где встретили адмирала, бросившего якорь здесь за два дня до нас. Нечего и говорить, что О'Брайен был ласково принят и приобрел себе этой битвой большой авторитет.

Я нашел тут несколько писем от сестры, содержание которых очень огорчило меня. Отец мой пробыл несколько месяцев в Ирландии и возвратился оттуда, не собрав никаких сведений. Сестра писала, что он очень грустен, не занимается своей должностью и по целым дням сидит, не говоря ни слова; внешность его очень изменилась, и худ он до чрезвычайности. Короче, милый мой Питер, говорила она в заключение, я боюсь, что его жизнь приближается к концу. Я, разумеется, провожу время в полном одиночестве и скуке. Не могу удержаться от печальной мысли, что будет со мной, если батюшку постигнет несчастье. Прибегать к помощи дяди я не хочу, а чем мне жить, когда батюшка ничего не оставляет? В последнее время я была очень занята, готовясь к должности гувернантки, и по нескольку часов упражнялась на арфе и фортепьяно. Твое возвращение домой меня крайне радует.

Я показал письма О'Брайену. Он прочел их с большим вниманием. Я заметил, как кровь бросилась ему в лицо, когда он читал то место, где упоминалось его имя и выражалась ее благодарность за его дружбу ко мне.

— Об этом говорить не стоит, Питер, — сказал он, возвращая мне письма. — Кому я обязан моим повышением, этим бригом, призовыми деньгами, которые я сколотил и которые составляют довольно приличную сумму, как не тебе? Успокойся насчет твоей сестры. Мы соединим вместе наши призовые деньги, и ей можно будет выйти замуж за герцога, если есть в Англии такой, который бы ее стоил; расходы на приданое понесут французы; это так же верно, как то, что есть руль у «Раттлснейка».