Онлайн чтение книги Питер Пэн и Венди
Глава 3. Улетим! Улетим!

Когда мистер и миссис Дарлинг ушли, ночники у детских кроваток с минуту горели ясно. Это были очень милые ночники, и нам остается только пожалеть, что они заснули и проглядели Питера; но Вендин ночник почему-то заморгал и так широко зевнул, что два других тоже принялись зевать и так, не закрывая ртов, и заснули.

В комнате был в это время и другой огонёк, в тысячу раз ярче, чем ночники. Пока я говорю тебе об этом, он успел заглянуть в шкаф, пошарил в ящиках комода и вывернул все карманы. Он искал тень Питера. И, знаешь, это был совсем не огонёк, а маленькая фея, не больше твоей ладони (правда, она ещё росла); она так быстро носилась по комнате, что казалось, будто это огонёк пляшет в воздухе. Звали её Динь-Динь; одета она была очень изысканно — высохший листок с глубоким квадратным вырезом у шеи изящно облегал её фигурку. Она была слегка склонна к полноте.

Через минуту после появления феи юные звёзды дунули, распахнули окно в детской, и в комнату влетел Питер. Часть пути он нёс Динь-Динь в руках, и потому к его пальцам пристала волшебная пыльца.

— Динь! — позвал он тихонько, убедившись, что дети спят. — Динь, где ты?

Она была в кувшине, и ей это страшно нравилось — никогда раньше она не бывала в кувшинах.

— А ну вылезай! Ты не знаешь, куда они девали мою тень?

В ответ раздался дивный звон, будто зазвенели золотые бубенчики. Это язык фей. Вы, дети, не можете его услышать, но если бы вдруг услышали, то сразу поняли бы, что уже слышали его когда-то.

Динь сказала, что тень в большой коробке (она хотела сказать — в комоде), и Питер тотчас подскочил к ящикам и начал обеими руками выгребать из них содержимое и швырять всё на пол, словно король, бросающий медяки в толпу. Он скоро нашёл свою тень и так обрадовался, что захлопнул ящик, не заметив, что в нём осталась Динь.

Если он о чём-нибудь и думал в эту минуту (а я подозреваю, что думать было не в его привычках), то, конечно, только о том, что тень тотчас же прирастёт к нему, стоит только прижать её покрепче; когда же этого не случилось, он пришёл в ужас. Он попытался прилепить её мылом, взятым из ванной, но у него ничего не вышло. Дрожь пронизала Питера, он уселся на пол и расплакался.

Его плач разбудил Венди, и она села в постели. При виде незнакомого мальчика, плачущего на полу, она не испугалась, а скорее приятно удивилась.

— Мальчик, — спросила она вежливо, — почему вы плачете?

Питер тоже умел быть необычайно вежливым — он выучился светским манерам на праздниках у фей; он встал и с чрезвычайной учтивостью поклонился Венди. Ей это очень понравилось, и, сидя в постели, она ответила ему поклоном.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Венди Мойра Анджела Дарлинг, — ответила она не без гордости. — А вас?

— Питер Пэн.

Она уже знала, что это Питер, но всё же его имя показалось ей коротким.

— И всё? — спросила она.

— Да! — ответил он резко. Впервые в жизни он почувствовал, что имя у него и вправду коротковато.

— Простите, — сказала Венди Мойра Анджела.

— Чепуха, — отрезал Питер. Она спросила, где он живёт.

— Второй поворот направо, — сказал Питер, — а потом прямо, до самого утра.

— Какой смешной адрес!

У Питера сжалось сердце. Он подумал, что адрес, пожалуй, и в самом деле смешной.

— Нет, не смешной! — сказал он.

— Я не то хотела сказать, — поправилась Венди, вспомнив, что Питер был её гостем. — Я хотела спросить: на письмах так и пишут?

„Лучше б она не вспоминала про письма“, — подумал Питер.

— Не получаю никаких писем! — сказал он презрительно.

— Но ваша мама получает?

— Нету меня никакой мамы! — ответил он.

У него не только не было мамы, но не было ни малейшего желания её иметь. Он считал, что про матерей вообще зря говорят столько хорошего. Но у Венди сердце сразу заныло от жалости.

— Ах, Питер, теперь понятно, почему ты плачешь! — вскричала она, спрыгнула с кровати и подбежала к нему.

— И вовсе я не поэтому плакал, — сказал он с негодованием. — Я плакал потому, что никак не могу прилепить свою тень. А вообще я и не думал плакать!

— Она отлепилась?

— Да.

Туг Венди увидела тень, лежащую на полу; тень была такая мятая, что Венди стало невыносимо жалко Питера.

— Какой ужас! — сказала она.

Впрочем, она не могла сдержать улыбку, увидев, что Питер пытался прикрепить её мылом. Уж эти мальчишки!

К счастью, она тут же сообразила, как помочь горю.

— Её надо пришить, — сказала она высокомерно.

— Что такое „пришить“? — спросил он.

— Ой, какой ты невежа!

— Вот и неправда!

Ей было очень приятно, что он не знает таких простых вещей.

— Я тебе её пришью, маленький, — сказала она. Непонятно, почему она его так назвала, — ведь он был с неё ростом.

Она достала свою рабочую шкатулку и принялась пришивать тень ему к пяткам.

— Боюсь, что тебе будет немножко больно, — предупредила она.

— О, я не заплачу! — сказал Питер.

Он уже был уверен, что никогда в жизни не плакал. Он сжал зубы и не заплакал, и скоро тень уже вела себя вполне прилично, хоть и выглядела всё же немножко помятой.

— Надо было её прогладить, — сказала Венди задумчиво.

Но Питера, как и всех мальчишек, это ничуть не заботило, и он в восторге запрыгал по комнате. Увы, он уже забыл, что своим счастьем обязан Венди. Он был уверен, что сам пришил себе тень.

— Какой я умный! — кричал он радостно. — Нет, вы только подумайте, какой я умный! — И он закукарекал.

Мне очень грустно в этом признаться, но самодовольство было одной из самых привлекательных черт Питера. По правде говоря, не было на свете большего зазнайки, чем Питер.

Венди возмутилась.

— Ну и самодовольство! — воскликнула она с едкой издёвкой. — А я, по-твоему, тут совсем ни при чём?

— Нет, отчего же, ты тоже кое-что сделала, — ответил небрежно Питер и продолжал плясать.

— Кое-что! — сказала она свысока. — Что ж, если я здесь не нужна, я могу и удалиться…

И с большим достоинством она прыгнула в постель и с головой накрылась одеялом.

Питер подумал, что она выглянет, если он притворится, будто уходит, но, когда из этого ничего не вышло, он присел к ней на кровать и легонько толкнул её ногой.

— Венди, — сказал он, — не удаляйся. Я всегда так кричу, когда я собой доволен.

Но она осталась под одеялом.

— Венди, — сказал он голосом, перед которым не устояла ещё ни одна женщина, — Венди, от одной девочки больше пользы, чем от двадцати мальчишек.

Венди, конечно, была женщиной до самых кончиков своих пальцев, хоть пальчики эти и были совсем невелики, и она высунула голову.

— Ты правда так думаешь, Питер?

— Да, думаю.

— По-моему, это очень мило с твоей стороны, — заявила она. — Тогда я опять встану.

И она села рядом с ним на кровати.

— Хочешь за это поцелуй? — спросила Венди. Питер протянул руку.

— Разве ты не знаешь, что такое „поцелуй“? — спросила Венди в смятении.

— Буду знать, когда ты мне его дашь, — ответил он холодно. И, чтобы не обидеть его, Венди дала ему напёрсток.

— Ну а теперь, — сказал он, — вот тебе поцелуй. Хочешь? Она сдержанно ответила:

— Ну что ж, пожалуй…

И наклонила к нему лицо. Это было очень глупо с её стороны, потому что он просто сунул ей в руку желудёвую пуговицу. Она медленно выпрямилась и сказала вежливо, что всегда будет носить его „поцелуй“ на цепочке Так она и сделала — это было очень кстати, потому что впоследствии он спас ей жизнь.

Когда люди в нашем кругу знакомятся, они обычно интересуются возрастом друг друга, и потому Венди, которая всегда старалась вести себя как полагается, спросила у Питера, сколько ему лет. Это был не очень удачный вопрос — так порой бывает на экзамене, когда тебе предлагают грамматику, в то время как тебе хотелось бы написать, какие короли правили в Англии.

— Не знаю, — ответил Питер смущенно, — но я еще очень молод…

Он действительно не знал, сколько ему лет, только смутно кое о чем догадывался, но сказал он совсем другое:

— Знаешь, Венди, я убежал из дому в тот день, когда родился.

Это было странно, но интересно, и Венди, вспомнив, как в таких случаях поступают в гостях, легонько похлопала себя по ночной рубашке, давая ему понять, что он может придвинуться к ней поближе.

— Я услышал, как мои родители говорили о том, кем я буду, когда вырасту, и убежал, — сказал Питер тихо.

Он был чрезвычайно взволнован.

— А я не хочу становиться взрослым, — продолжал он с жаром. — Я хочу всегда быть мальчишкой и ни о чём не думать! Вот я и убежал в Кенсингтонские сады и стал жить там с феями.

Венди глядела на него с глубочайшим восхищением, и он подумал, что она восхищается его побегом из дома; на самом же деле её поразило то, что он был знаком с феями. Венди вела такой скромный домашний образ жизни, что знакомство с феями показалось ей чем-то изумительным. Она засыпала его вопросами о феях, что очень удивило Питера, ибо феи ему часто надоедали, лезли под ноги и прочее, так что порой ему приходилось задавать им трёпку. Всё же в целом они ему нравились, и он рассказал ей, как феи появились.

— Знаешь, Венди, когда первый младенец впервые засмеялся, смех его разлетелся на тысячи кусочков — вот откуда пошли феи.

Скучный это был разговор, но ей как домоседке он очень понравился.

— Так что в результате, — сказал он добродушно, — на каждого мальчика и девочку должна быть одна фея.

— Должна? Но разве так оно и есть?

— Нет. Дети сейчас так много знают, что очень рано перестают верить в фей, а всякий раз, когда кто-нибудь из них говорит: „Я в фей не верю“, какая-нибудь фея тут же падает и умирает.

Скоро ему наскучил этот разговор, и тут он заметил, что Динь что-то притихла.

— Не знаю, куда она задевалась, — сказал он и встал. — Динь, где ты? От восторга сердце громко забилось у Венди в груди.

— Питер! — вскричала она и схватила его за руку, — неужели у нас в детской настоящая фея?

— Она только что была здесь, — сказал он с нетерпением. — Ты ничего не слышишь, а?

Оба прислушались.

— Я слышу только, будто где-то звенят бубенчики, — сказала Венди.

— Это Динь! У фей такой голос, понимаешь? Кажется, я тоже теперь слышу.

Звон шёл из комода, и Питер скорчил весёлую гримасу.

— Венди, — прошептал он с восторгом, — кажется, я запер её в комоде! Когда он выпустил наконец бедную Динь, она заметалась по детской, вопя от гнева.

— Ну что ты кричишь? — возразил ей Питер. — Ну хорошо, я виноват, но откуда мне было знать, что ты там?

Венди не слушала его.

— Ах, Питер! — воскликнула она. — А не могла бы она остановиться на минуточку? Я хочу её получше разглядеть.

— Они очень редко останавливаются.

Но Венди всё же увидела, как это романтическое создание присело на * минутку на большие часы с кукушкой.

— Какая прелесть! — воскликнула она, хотя лицо у Динь всё ещё было перекошено от злости.

— Динь, — сказал Питер с улыбкой, — эта дама хочет, чтобы ты была её феей!

Динь что-то дерзко прокричала в ответ.

— Что она говорит, Питер? Ему пришлось объяснить:

— Она не очень-то вежлива. Говорит, что ты большая, неуклюжая девчонка и что она моя фея.

Он стал уговаривать Динь.

— Ты ведь знаешь, тебе нельзя быть моей феей, Динь, — ведь я джентльмен, а ты дама!

На это Динь только ответила:

— Ну и дурак!

И скрылась в ванной.

— Она фея низшего разряда, — сказал Питер в её оправдание. — Её зовут Динь-Динь, потому что она паяет чайники и кастрюльки.

Они уселись вдвоём в кресло, и Венди снова засыпала его вопросами:

— Значит, ты больше не живёшь в Кенсингтонских садах?

— Иногда живу.

— А чаще где же ты живёшь?

— С пропавшими мальчишками.

— А кто это?

— Это мальчики, которые выпали из колясок, когда няньки смотрели в другую сторону. Если никто не потребует их обратно через неделю, их отсылают на остров Нигдешний, чтобы не было лишних расходов. Я у них капитан.

— Как это, должно быть, чудесно!

— Да, — согласился коварный Питер, — но иногда нам бывает очень грустно. Понимаешь, общество у нас исключительно мужское.

— Как, разве среди вас нет девочек?

— Конечно нет! Ты же знаешь, девочки умные, они из колясок не падают.

Это страшно понравилось Венди.

— По-моему, — сказала она, — ты ужасно мило говоришь о девочках. А вот Джон, — и она указала рукой на старшего брата, — он нас просто презирает!

Вместо ответа Питер встал и одним ударом ноги сбросил Джона вместе с одеялом на пол. Одним ударом! Это показалось Венди несколько дерзким для первой встречи, и она твёрдо сказала Питеру, что у неё в доме он не капитан. Джон, однако, продолжал крепко спать на полу, и она не стала его тревожить.

— Я знаю, Питер, ты хотел сделать мне приятное, — сказала она, смягчаясь. — За это можешь подарить мне поцелуй.

Она забыла, что Питер не знает, что это такое.

— Я так и знал, что ты возьмёшь его назад, — сказал он не без горечи и протянул ей напёрсток.

— Ах нет, — сказала добрая Венди, — я хотела сказать не „поцелуй“, а „напёрсток“.

— Что это такое?

— А вот что!

И она поцеловала его.

— Смешно! — сказал Питер серьёзно. — Ну а теперь хочешь получить от меня напёрсток?

— Как знаешь, — ответила Венди, на этот раз держа голову очень прямо.

Она получила „напёрсток“ от Питера и почти туг же вскрикнула от боли.

— Что случилось, Венди?

— Кто-то дёрнул меня за волосы!

— Это, верно, Динь. Что это с ней? Раньше она никогда так не безобразничала…

И правда, Динь летала вокруг них и выкрикивала всякие обидные слова.

— Венди, она говорит, что за каждый напёрсток будет дёргать тебя за волосы.

— Но почему?

— Почему, Динь?

И снова Динь прокричала в ответ:

— Дурак!

Питер так ничего и не понял, зато Венди поняла. Она немного огорчилась, когда он признался, что прилетал в детскую не для того, чтобы повидаться с ней, а чтобы послушать сказки.

— Понимаешь, я не знаю ни одной сказки. И пропавшие мальчишки тоже!

— Какой ужас! — воскликнула Венди.

— А знаешь, — продолжал Питер, — почему ласточки лепят гнёзда под крышами? Чтобы слушать сказки! Ах, Венди, твоя мама рассказывала такую чудесную сказку!

— Какую?

— Про принца. Он ещё не мог найти девушку с хрустальным башмачком.

— Питер, — заволновалась Венди, — это была Золушка, а он нашёл её, и они жили счастливо до самой смерти.

Питер так обрадовался, что вскочил и бросился к окну.

— Куда ты? — крикнула она. Сердце у неё защемило.

— Рассказать мальчишкам!

— Не уходи, Питер! — попросила она. — Я знаю много-много сказок.

Именно так она и сказала, и потому не может быть никакого сомнения в том, что уговаривала его она. И он вернулся. Глаза у него жадно блестели, это должно было бы насторожить Венди, но не насторожило.

— А какие сказки я могла бы вам рассказать! — воскликнула она. Тогда Питер схватил её и потащил к окну.

— Пусти меня! — приказала она.

— Полетим со мной, Венди! Ты будешь рассказывать нам сказки! Конечно, ей было очень приятно, что он её так просит, но она сказала:

— Ах нет, я не могу… Что будет с мамой?! И потом, я не умею летать…

— Я тебя научу.

— Вот было бы чудесно!

— Я научу тебя вскакивать ветру на спину, и мы улетим!

— О-о! — простонала она, захлебываясь от восторга.

— Венди, Венди, вместо того чтобы лежать в этой глупой постели, ты могла бы летать со мной по небу и шутить со звёздами!

— О-о!

— И знаешь, Венди, там есть русалки!

— Русалки? С хвостами?

— С длинными-предлинными.

— Ах! — вскричала Венди. — Увидеть русалку!

Туг Питер проявил ужасное коварство.

— Венди, — сказал он, — а как мы тебя будем уважать! Венди задрожала. Она изо всех сил старалась остаться дома. Но Питер не знал жалости.

— Венди, — продолжал этот хитрец, — а по вечерам ты будешь подтыкать нам одеяла.

— О-о!

— Нам ещё никто никогда не подтыкал одеяла! — О-о!

И она протянула к нему руки.

— И ты могла бы штопать нам чулки и пришивать нам карманы. У нас на всех ни одного кармана!

Разве она могла устоять?!

— Да, это было бы замечательно! — сказала она. — Питер, а Джона и Майкла ты тоже научишь летать?

— Научу, если хочешь, — сказал он равнодушно.

Она подбежала к Джону и Майклу и стала их расталкивать.

— Проснитесь, — сказала она, — Питер Пэн здесь! Он сейчас научит нас летать!

Джон протёр глаза и сказал:

— Встаю. — Он и не заметил, что лежит на полу. — Э, да я уже, кажется, встал.

Майкл тоже проснулся. При виде Питера глаза его засверкали, словно новенький перочинный ножик с шестью лезвиями и пилкой, но тут Питер подал им знак молчать. В глазах у них мелькнуло то страшное лукавство, которое появляется у детей, когда они прислушиваются к звукам из взрослого мира. В доме было тихо. Значит, всё в порядке. Впрочем, стоп! Тут что-то не так! Нэна весь вечер просто разрывалась от лая, а теперь вдруг замолчала. Эта тишина и насторожила их.

— Гаси свет! Прячься! Живо! — скомандовал Джон в первый и последний раз за всю эту историю.

Вот почему, когда в детскую вошла Лиза, держа Нэну за ошейник, ей показалось, что всё в порядке; в детской было темно, и она готова была поклясться, что слышит, как дети сладко посапывают во сне. На самом-то деле эти негодники сопели нарочно, спрятавшись за оконными занавесками.

Лиза была страшно сердита на Нэну: она месила на кухне рождественский пудинг, а тут ей пришлось всё бросить из-за каких-то глупых собачьих подозрений. Она даже не заметила, что к щеке у неё пристала изюминка. Чтобы заставить Нэну замолчать, она решила свести её на минутку в детскую, но только, конечно, под надзором.

— Вот, смотри, подозрительное ты животное, — сказала она, радуясь, что Нэна в немилости. — Ничего с ними не случилось, с твоими любимцами. Спят себе спокойно в кроватках. Слышишь, как они ровно дышат?

Тут Майкл, обрадовавшись, что они так ловко провели Лизу, засопел ещё громче и чуть всё не испортил. Нэна поняла, что здесь что-то не так, и стала рваться из Лизиных рук.

Но Лиза ни о чём не догадалась.

— Ну хватит, Нэна! — сказала она строго и потащила Нэну из детской. — Добром тебе говорю: если ты опять станешь лаять, я сбегаю за хозяином и хозяйкой! Ну и выдерет тебя тогда хозяин!

И она снова привязала несчастную собаку во дворе.

Ты думаешь, Нэна перестала лаять? Сбегать за хозяином и хозяйкой? Этого она как раз и хотела! Ты думаешь, она испугалась побоев? Ей было всё равно, только бы спасти детей! Но Лиза, к несчастью, опять занялась пудингом, и Нэна, видя, что ждать от неё помощи нечего, прыгала и прыгала на цепи, пока наконец не оборвала её. Через минуту она уже вбежала в столовую дома номер двадцать семь и воздела передние лапы к небу — она всегда так поступала, когда нужно было сообщить что-нибудь особенно важное.

Мистер и миссис Дарлинг тут же поняли, что в детской происходит что-то ужасное, и, не прощаясь с хозяйкой, бросились на улицу. Но с того момента, как трое негодников сладко сопели, спрятавшись за оконными занавесками, прошло уже целых десять минут, а за десять минут Питер Пэн может много чего натворить!

Теперь давайте вернёмся в детскую.

— Опасность миновала, — сказал Джон, выходя из своего укрытия. — Нет, Питер, ты правда умеешь летать?

Вместо ответа Питер вспрыгнул на камин и сделал круг по комнате.

— Вот здорово! — закричали Майкл и Джон в один голос.

— Как мило! — воскликнула Венди.

— Да, я милый! Я очень милый! — согласился Питер, снова забывшись.

Им показалось, что летать очень просто, и они попытались взлететь — сначала с пола, а потом с кроватей, — но только падали, а не взлетали.

— Послушай, как это у тебя получается? — спросил Джон, потирая коленку. Он всегда отличался деловитостью.

— Надо просто подумать о чём-нибудь приятном и удивительном, — объяснил Питер, — и сам не заметишь, как поднимешься в воздух!

И он показал им, как это делается.

— Здорово у тебя получается! — сказал Джон. — А ну-ка повтори, но только медленно.

И Питер повторил — сначала медленно, а потом быстро.

— А-а, понял! — вскричал Джон.

Но очень скоро он убедился, что ничего не понял. Никто из них не мог и секунды продержаться в воздухе, хотя Майкл уже читал двухсложные слова, а Питер и азбуки-то не знал.

Конечно, Питер просто шутил, ведь всем известно, что без волшебной пыльцы взлететь невозможно. К счастью, как мы уже говорили, на пальцах у Питера оставалось немного пыльцы, и он дунул ею на всех троих. Результаты превзошли их ожидания.

— А теперь пошевелите плечами, — сказал Питер. — Вот так! Ну, отрывайтесь!

Все они стояли на своих кроватях, и доблестный Майкл взлетел первый. Он и не думал, что взлетит, но вдруг оказался где-то под потолком.

— Я ле-тю-у! — закричал он, едва оторвавшись от опоры.

Тут Джон тоже поднялся в воздух и встретился с Венди около ванной.

— Как чудесно!

— Как удивительно!

— Взгляните на меня!

— Взгляните на меня!

— Взгляните на меня!

Конечно, они летали не так изящно, как Питер, и ноги у них болтались во все стороны, но головами они то и дело стукались о потолок, а это одно из самых приятных ощущений! Сначала Питер немножко поддерживал Венди, но Динь так сердилась, что пришлось ему от этого отказаться.

И они летали, вверх и вниз, и кружили, кружили по комнате.

— Это восхитительно! — повторяла Венди.

— Послушайте, — сказал вдруг Джон. — А почему бы нам не улететь?

Именно на это и подбивал их Питер. Майкл ничего не имел против: ему хотелось узнать, за сколько дней он пролетит миллиард миль. Но Венди колебалась.

— Русалки! — напомнил ей Питер. — О-о!

— А потом, там ещё есть пираты!

— Пираты! — воскликнул Джон и схватил свою праздничную шляпу. — Летим сию же минуту!

В это самое мгновение мистер и миссис Дарлинг выбежали вслед за Нэной из дома номер двадцать семь. Они выбежали на середину мостовой, чтоб взглянуть на окно в детской. Окно ещё было закрыто, но комната была ярко освещена, и — о-о, это было страшнее всего! — на занавесках они увидели три тени. Три тени в ночных рубашонках кружили по комнате. Кружили не по полу, а по воздуху!

Нет, не три, а целых четыре тени!

Мистер и миссис Дарлинг с трепетом распахнули дверь в дом. Мистер Дарлинг хотел тут же ринуться в детскую, но миссис Дарлинг сделала ему знак, чтобы он не шумел. Она даже попробовала убедить своё сердце, чтобы оно не так громко стучало.

Успеют ли они добежать до детской? Если успеют, то как они обрадуются, а мы все вздохнём с облегчением, но рассказывать будет не о чем. Ну а если не успеют, обещаю тебе, что в конце концов всё будет хорошо.

Они бы успели, если б за ними не следили юные звёздочки. Снова звёзды дунули, распахнули окно, и самая крошечная из них заглянула в детскую и крикнула:

— Эй, Питер, cave!

И Питер понял, что нельзя терять ни минуты.

— Вперёд! — скомандовал он и вылетел в ночь, а за ним Джон, Майкл и Венди.

Мистер и миссис Дарлинг с Нэной вбежали в детскую, но было уже поздно. Птички улетели.