Онлайн чтение книги Плащ и шпага
8. Комедия и трагедия

Прошел день, и можно уж было подумать, что сын графа Гедеона совсем забыл о происшедшем в гостинице «Красная лисица». Он не говорил об этом ни с кем, даже с Коклико. Когда кто-нибудь из бывших при этом делал какой-нибудь намек, Югэ делал вид, что не слышит, или разговаривал о другом. Однако, он рассказал обо всем и поверил свои планы Агриппе.

— Графиня права, — сказал старик, выслушав все внимательно, — толковать мщении — значит давать ему выдохнуться и разлететься дымом, а молчать — значит давать ему укорениться… К тому же, зачем предупреждать своего врага? Особенно, если сила на его стороне.

Теперь они чаще бывали в зале, где собрано было всякое оружие. Коклико ходил с ними туда и все удивлялся, к чему это они фехтуют с таким усердием; но он так привык подражать во всем Югэ, что и сам стал часто снимать шпагу со стены и тоже набивал руку.

Иногда Югэ требовал, чтобы он становился рядом с Агриппой и чтоб они бились вдвоем против него одного. Удваивая внимательность, Югэ успевал иногда сладить с ними благодаря своей ловкости и проворству.

— Браво! — кричал Агриппа в восторге.

— Ах, — отвечал Югэ, — все это ещё не то, что Брикетайль!

— Да нет же, совсем нет! — возражал Коклико, которому в голову не могло прийти, что Югэ мог уступать кому бы то ни было на свете, даже самому богу Марсу.

Прошло года полтора со времени происшествия в гостинице «Красная лисица», когда Югэ, не пропускавший ни одного случая узнать о привычках и образе жизни маркиза де Сент-Эллиса, созвал к себе всех, кто был с ним тогда в Иль-ан-Ноэ, и сказал им:

— Друзья мои, вы не забыли, что случилось с нами в «Красной лисице», когда мы встретили маркиза Сент-Эллиса?

— Разумеется, нет, — вскричали все разом.

— Хорошо! Я вспоминаю об этом каждый день и каждый час, и теперь говорю с вами для того именно, чтобы узнать, хотите ли и вы вспомнить вместе со мной? Ты, Жаклен, что думаешь?

Жаклен отделился от прочих и, подойдя ближе, отвечал:

— А я не говорил об этом с вами никогда потому только, что вы сами об этом, казалось, не думали… Мне же эта история приходит на ум беспрестанно… Подумайте только! Я хромал целых шесть недель!

— Значит, если бы вам предложили отплатить маркизу, вы согласились бы?

Раздался дружный крик:

— Все! Все!

— И поклянетесь ли вы повиноваться мне во всем, как солдаты своему командиру?

— Клянемся!

— И идти за мной повсюду, куда я поведу вас?

— Всюду!

— Хорошо! Надейтесь же на меня так, как я на вас надеюсь!

Как только он это произнес, перед ним появился на дороге фокусник с медведем на цепи. Трудно было решить, кто более жалок — человек или медведь; первый был весь в лохмотьях, на втором облезла вся шерсть и ребра торчали наружу.

Бедняга, увидевши толпу молодых людей, потянул медведя за цепь и, подставив палку, заставил его прыгать. Медведь плясал неохотно. Сам хозяин тоже был невесел, по его впалым щекам было видно, что он не каждое утро завтракает и не каждый вечер ужинает. У Коклико сердце сжалось при виде этого несчастного и, взяв в руки шляпу, он обратился к товарищами:

— Подайте этому бедняку и его медведю!

Каждый достал, что мог, кто медный грош, кто кусок хлеба. Когда шляпа была полна, Коклико высыпал собранное в мешок фокусника. После всех Коклико подошел к Югэ, который бросил в шляпу серебряный экю. Никогда бедняге и не грезилось такого праздника. Поблагодарив всех, он отдал медведю половину собранного хлеба.

— Вот и видно добрую душу! — сказал Коклико.

Медведь присел на задние лапы и, взяв в передние кусок хлеба, принялся есть, маленькие глазки его сияли удовольствием.

— Подходите смело, — сказал фокусник, заметив, что все отошли подальше, с тех пор, как он снял намордник с медведя, — он не злой и ничего вам не сделает.

Коклико, желая показать свою храбрость, погладил медведя по шерсти, медведь не зарычал, а посмотрел на Коклико, как будто говоря:

— Я узнаю тебя, ты собрал подаяние!

— Не бойтесь, — продолжал фокусник, садясь рядом с медведем, — Виктор, так зовут моего медведя, и я умеем быть благодарными, и если случится нужда в нас когда-нибудь, вы нас всегда найдете.

Два дня спустя Югэ, обдумав свой план, опять собрал своих товарищей.

— Маркиз приезжал к нам, — сказал он, — мы должны отдать ему визит… Он съел наш обед в «Красной лисице». Хотите, мы съедим его ужин в Сен-Сави?

— Хотим! Хотим! — закричали все в восторге от одной мысли съесть ужин маркиза.

— Итак, завтра утром будьте готовы на рассвете идти за мной.

Назавтра Югэ сделал всем смотр и, выбрав самых решительных, предупредил их, что игра будет серьезная и может кончиться смертью.

— Итак, если кто-нибудь из вас не хочет идти до конца, пусть идет домой… Я сердиться не буду.

Никто не тронулся. Убедившись, что ни один из них не убежит, Югэ повел их прямо в заброшенный старый домишко, показал в углу целый ворох потешных костюмов и велел переодеться. Переодевшись, группа молодежи стала похожа на циркачей или цыган.

Молодые люди хохотали, глядя друг на друга. В париках и с фальшивыми бородами, они стали неузнаваемы.

— А теперь, — сказал Югэ, — поищите в другом углу оружие, которое там приготовлено, и спрячьте под платье.

Здесь было спрятано за разобранными бочками столько кинжалов и пистолетов, что каждый мог выбрать, что ему нравилось.

Это было ещё не все. Тут же нашлось множество тут же нашлось множество разных музыкальных инструментов, которых достало бы на все кошачьи концерты в провинции.

— Разберите трубы и барабаны, — сказал Югэ, — тут особого искусства не требуется. Вы сами увидите, что эти вещи тоже пригодятся.

Инструменты разобраны были со смехом и прицеплены рядом с оружием.

Как только со всем этим было покончено, Югэ приказал:

— А теперь, пора нам и в путь!

Замок, в котором жил в это время маркиз, находился в глухом месте, в окрестностях Сен-Сави, и потому назывался тем же именем. Толпа пошла весело в ту сторону. На дороге не без удивления они встретили фокусника с медведем, которые как будто поджидали их за углом забора.

— А, Виктор! — сказал кто-то.

Компания ещё больше удивилась, увидев, что медведь с хозяином двинулись вслед за ними и тем же шагом, как и они.

— Ну, это мне пришло в голову, — сказал Коклико со скромным видом

— Тебе? Такому болвану?

— Мне, такому болвану! Это-то именно мне и удивительно.

И развеселившийся Коклико повесил бубен на шею Виктору.

— Он участвует в экспедиции, — сказал он, — надо, чтобы он участвовал и в оркестре.

Дойдя до ворот замка, по приказанию начальника, толпа остановилась и, выстроившись в ряд, принялась бить в барабан, трубить в трубы и дудки, играть на мандолинах и лютнях, и притом с таким усердием и силой, что все слуги высыпали к окошкам.

Увидевши музыкантов, все население кухни, передней и конюшни испустило крик восторга и не устояло против искушения посмотреть поближе на эти странные вещи. Все бросились бегом на лестницы и к дверям, и в одну минуту были во дворе.

Югэ ожидал их невозмутимо, с огромной меховой шапкой на голове и в пестром плаще, совершенным царем — волхвом. Возле него Коклико, тоже в пресмешном костюме, бил в барабан.

Как только высыпала толпа слуг из замка, Югэ подал сигнал деревянным золоченным скипетром. Оркестр прибавил жару, а медведь, ободренный этим адским шумом, принялся плясать, выделывая с ловкостью и быстротой самые лучшие свои штуки.

Как только все развеселились, Югэ, увидев дворецкого, которого нельзя было не узнать по золотой цепи на шее и важному и величественному виду, пошел к нему и, поклонившись самым почтительным образом, предложил сыграть комедию.

— Он хочет, — сказал Югэ, — показать свое искусство ему первому, и если человек с таким образованным вкусом будет доволен их игрой, то заплатит за труды, сколько сам захочет, а теперь пусть велит подать несколько кружек вина актерам, которые так счастливы будут повеселить его милость.

Польщенный этой речью, дворецкий улыбнулся, самым величественным шагом пошел впереди группы и ввел её в замок; медведь шел опять следом с бубнами в лапе.

Веселая компания очутилась в длинной галерее, из которой винтовая лестница вела во внутренний дворик, обнесенный со всех сторон высокой голой стеной. На стоявших в этой галерее столах скоро появились жбаны и кружки, и вокруг них столпилась вся прислуга маркиза. Рядом, через большие стеклянные двери виднелся в соседней комнате накрытый стол с дорогой посудой.

— Это столовая самого маркиза, — сказал дворецкий, снимая шляпу, — если мне понравится ваше представление, я доложу его милости и он сам пожалует вас посмотреть и послушать.

Какая честь! — вскричал Югэ, кланяясь почтительно.

У молодежи были в свежей памяти разные сценки, виденные ими в Оше на ярмарке, и спектакль, в который они, как в готовую рамку, вставляли все, что им только на ум приходило, получился на славу. Для медведя и его хозяина тоже нашлись роли. Развеселившись, один из конюхов налил себе стакан, охотник сделал то же, а за ними и прочие принялись усердно попивать. скоро повар с двумя поваренками принес огромные куски холодного мяса и попотчевал ими комедиантов.

— Кушайте сами прежде, — отвечал вежливо Югэ.

Прислуге такая вежливость понравилась; она принялась есть, а шутки шли своим порядком. все кричали и хохотали до упаду. Коклико, набеливший свое красное лицо мукой, старался изо всех сил и вызывал самые громкие аплодисменты расходившейся публики. Медведю тоже доставалось их немало.

Ободренный таким успехом, и видя, что публика порядочно нагрузилась, Коклико крикнул:

— Все это сущие пустяки! А вот что бы вы сказали, если бы увидели страшный скачок медведя при дворе китайского императора? Вот это так истинно чудо! Славный вышел бы финал!

— Страшный скачок! — закричали со всех сторон. — Давайте страшный скачок!

Коклико раскланялся и провозгласил:

— Хозяин мой, знаменитый и великолепный дон Гузман Патрицио и Гомез Фуэрас Овьедо, от души желает потешить честную компанию, но в этом зале слишком низко!

— Как, слишком низко? — крикнул дворецкий, обидевшись.

— Да, ваша милость, так точно, и вот сам китайский император, — Коклико указал своим скипетром на медвежьего хозяина, который поклонился, — сам китайский император вам скажет, что медведь здесь разобьет себе голову о потолок. У него такая удивительная легкость, что он легко достает, когда скачет, до облаков, а раз как-то зацепился за рог месяца! Страшный скачок надо делать в чистом поле или на дворе… вот тут бы, например, отлично было!

— Во двор! Во двор! — крикнули все в один голос.

Все бросились на лестницу и побежали вниз с шумом и смехом, толкая друг друга.

— Не зевай, смотри за Виктором, — шепнул Коклико фокуснику, а тот кивнул в ответ.

Актеры вышли из галереи вслед за прислугой, которая уже рассыпалась по двору; вдруг показался и медведь без намордника; раздались крики и публика кинулась толпой к противоположной стене.

— Теперь смотрите, господа и дамы, начинается! — крикнул фокусник.

Воцарилось мертвое молчание, все головы вытянулись вперед, чтобы лучше видеть, а фокусник взял медведя осторожно за ухо и привязал на веревке к кольцу, вделанному в стену у самой двери.

Кончив это, он слегка кольнул его в плечо. Виктор встал на задние лапы, зарычал и показал свои острые зубы. прислуга у стены подалась ещё назад.

— Посмотри-ка хорошенько на этих добрых людей, там вот перед тобой, — сказал фокусник, — как только кто-нибудь из них задумает двинуться с места, — ты верно, друг Виктор, не прочь покушать, — можешь хватать и кушать себе на здоровье.

Виктор зарычал ещё злей, а публика задрожала от ужаса.

Тогда фокусник выпрямился во весь рост и, оставляя медведя, усевшегося на задних лапах прямо перед дверью, сказал своим товарищам, смотревшим из окон:

— Теперь, господа, можете пировать, сколько хотите; никто не пройдет в эту дверь без позволения Виктора, а он, ручаюсь вам никому этого позволения не даст.

— За стол! — крикнул Югэ.

Товарищи его тоже не дремали: они успели все очистить в буфете и на кухне. Стол, накрытый для маркиза Сент-Эллиса, буквально гнулся под множеством разнообразных блюд. За них принялись со всех сторон и шум поднялся страшный.

То, чего желал и ожидал Югэ, случилось: маркиз, разбуженный шумом и целый час напрасно звавший кого-нибудь, решился наконец сам посмотреть, что это за шум потрясает своды его замка. Догадываясь, что происходит что-то необыкновенное, он оделся наскоро, прицепил шпагу и пошел в зал, откуда раздавался этот жуткий гвалт.

Открыв дверь, он остановился на пороге, онемев от удивления и гнева.

За спиной у него кто-то подкрался, как кошка, и улыбнулся, увидев Югэ. Это был араб, бывший с маркизом в «Красной лисице», тот самый, который один из всех тогда говорил с Югэ дружелюбно. На нем был тот же белый шерстяной бурнус, а в складках блестел широкий кинжал.

Югэ встал и, кланяясь маркизу, сказал:

— Вы обедали в Иль-ан-Ноэ, а мы ужинаем в Сен-Сави!

И, сорвав с себя парик и длинную бороду, с полным стаканом в руке, он прибавил:

— За ваше здоровье, маркиз!

Маркиз узнал его и испустил крик бешенства. Он обвел глазами всю комнату, удивляясь, что никого из слуг не видно.

— Кадур! — крикнул он, — отвори все двери и звони во все колокола! Зови Ландри, зови Доминика, Бертрана и Жюстена! Зови всех этих каналий… И если через пять они все не соберутся здесь, я им всем распорю брюхо!

Кадур, продолжавший смотреть на Югэ, не двинулся с места.

— Вы ищите своих людей, маркиз, сказал Коклико, кланяясь низко; не угодно ли вам взглянуть на окошко: вы сами убедитесь, что никто не идет вам на помощь, потому только, что не может двинуться с места. Извольте сами взглянуть, что там такое.

Маркиз бросился к галерее и увидел во дворе с одной стороны медведя, а с другой — всю свою прислугу. Как только кто-нибудь делал шаг вперед, медведь вставал на задние лапы и показывал зубы и когти. Никто не смел двинуться с места.

— Это мне пришла такая славная мысль, — пояснил Коклико. — Глупый зверь держит на почтительном расстоянии целый гарнизон. Не слишком лестно для рода человеческого!

В эту минуту поднялась портьера в конце галереи и показалась дама в великолепном бархатном платье, вышитом золотом. Она подошла с надменным видом; все глаза обратились на нее. За ней шла служанка с улыбкой на устах.

У дамы были чудные глаза, черные, полные огня; шла она, как настоящая королева. Она обвела всех вокруг спокойным и гордым взором, как будто уверенная, что, кроме почтения и поклонения, ничего не может встретить. И действительно, её решительный вид и ослепительная красота мигом остановили шум и крики; настало мертвое молчание.

Дойдя до середины зала, она развернула веер из перьев, привешенный на золотой цепочке, и спросила:

— Что это значит? Что это за шум?

— Это — мерзавец, которого я уже раз проучил, а теперь ещё и не так проучу за его неслыханную дерзость! — вскричал маркиз в бешенстве.

Югэ встал, отодвинул стул, снял шляпу и, подойдя, сказал:

— Маркиз преувеличивает: в первый раз он схватил меня предательски… А теперь, вы сами увидите, он будет наказан.

Дама безмолвно оглядела Югэ и спросила с улыбкой:

— А как вас зовут?

— Вы сейчас узнаете… А вы кто, позвольте спросить?

— Принцесса Леонора Мамьяни.

— А! Вы итальянка, значит, ещё лучше поймете все, что здесь сейчас произойдет.

И, обратясь к маркизу, продолжал так же хладнокровно:

— Маркиз, из ваших слов я ясно вижу, что вы не забыли, как варварски вы поступили со мной в гостинице «Красная лисица».

Маркиз схватился было за шпагу, но прежде, чем он успел её вынуть, двадцать рук схватили его и отняли всякую возможность защищаться.

— Кадур! Ко мне! — крикнул он в отчаянии.

Но Кадур только молча покачал головой. В одно мгновение с маркиза сняли верхнее платье и, как он ни бился, привязали его к деревянной скамье, оголив спину. Он позеленел от бешенства.

— Год тому назад, я, точно так же как теперь маркиз де Сент-Эллис, был растянут на скамье и связан, — объяснил Югэ принцессе, — как и он я звал на помощь, просил, умолял… Ничто его не тронуло: ни моя молодость, ни то, что я был совершенно прав! Я тогда ещё сказал ему: «Лучше убейте меня! А то я отомщу вам!». Он мне ответил: «Попробуй!». Вот я и попробовал, и мщу теперь за себя.

— Понимаю, — сказала принцесса.

Между тем маркиз отчаянно бился, пытаясь освободиться от веревок, но никакие усилия не помогали. Он испустил хриплый крик.

Принцесса подошла к Югэ и сказала:

— Я провела ночь под его крышей; неужели вы не дадите женщине права просить за своего хозяина?

— Все права за вами, без сомнения, но я обязан отдать ему долг, защитить честь опозоренного имени.

— Эта деревенщина ещё толкует о своем имени! — прохрипел маркиз.

Югэ вынул из-под платья спрятанную шпагу и, подняв руку, сказал:

— Бери свой хлыст, Жаклен!

Жаклен засучил рукава и схватил хлыст.

— Хочешь сто пистолей? — крикнул маркиз.

— Хочешь пятьсот, тысячу, десять тысяч? …

— Ничего!

Удар за удар. Отсчитай ровно двенадцать, Жаклен. Холодный пот лил с лица маркиза.

— Поднимай руку! — крикнул сын графа Гедеона.

— Смотри, Жаклен, я начинаю… Готов ты?

— Готов!

— Ну, так бей, да посильнее! Раз!

Но в ту самую минуту, как хлыст свистнул в воздухе и уже опускался на голые плечи маркиза, Югэ взмахнул шпагой и разрубил хлыст пополам над самыми плечами.

Ропот негодования раздался между молодыми людьми.

— Стой! — крикнул Югэ сильным голосом. Все замолчали.

— Теперь развяжите его.

Товарищи Югэ замялись

— Клялись вы мне, да или нет, слушаться меня во всем? И разве дело до сих пор шло дурно? Повинуйтесь же!

Веревки упали одна за другой. Маркиз вскочил на ноги.

— Шпагу мне! — крикнул он.

— Вам шпагу? Зачем?

— Чтобы убить тебя! Югэ холодно поклонился.

— А! Так вы согласны драться с такой деревенщиной, как я? И вы правы, маркиз, потому что моя кровь стоит вашей.

И пока Коклико, по знаку Югэ, брал шпагу маркиза и подавал ему, Югэ продолжал:

— Вы сейчас спрашивали, как меня зовут, принцесса. Не угодно ли вам прочесть эту бумагу, и прочесть громко? Не мешало бы, чтобы маркиз знал, кто я такой, прежде, чем мы скрестим наши шпаги.

Взглянув с любопытством на того, кто так почтительно опять склонился перед ней, принцесса Леонора посмотрела на бумагу, вынутую молодым человеком из кармана. Лицо её осветилось радостью.

— Ах! Я знаю, что судьба создала вас дворянином! — сказала она. — Она женщина и не могла ошибиться!

И звонким голосом она прочитала:

— Вы видите перед собой моего сына, Югэ-Поля-де Монтестрюка, графа де Шарполя, в чем подписью моей свидетельствую: Луиза де Монтестрюк, графиня де Шарполь.

— А теперь становитесь, становитесь же скорее! Маркиз, у вас ваше имение, а у меня имя.

— Черт возьми! Я хочу ещё и твоей крови!

Маркиз стал в позицию, но Югэ остановил его знаком и, обратясь к своим товарищам, сказал им повелительным голосом:

— Бой как следует! И никому не трогаться с места, даже если я упаду!

Кадур подошел поближе и, скрестив руки, уставился на Югэ.

— А тебя, подлый раб, я велю запороть до смерти! — крикнул маркиз.

В ту же минуту послышался звон оружия. Обе шпаги встретились и столкнулись. У Югэ в руке была та самая шпага, которой отец его убил барона Саккаро. На клинке были ещё видны пятна крови.

Маркиз надеялся сначала легко справиться с молодым графом, но скоро понял, что перед ним противник нешуточный, и стал сам гораздо внимательней. Но как ни быстро он действовал шпагой, конец её всякий раз встречал шпагу Югэ, который хладнокровно, совершенно владея собой, как когда-то с Брикетайлем, прощупывал своего противника. В одну секунду он обвил клинок маркиза и обезоружил его.

Коклико поднял шпагу и подал её маркизу.

— Продолжайте, маркиз, это ничего, — сказал Югэ.

Маркиз явственно расслышал шепот и подавленный смех зрителей и с яростью кинулся на противника.

— Вы открываетесь, маркиз, берегитесь! — сказал Югэ.

И в другой раз, отбив его шпагу с непреодолимой силой, он отбросил её в самый угол зала. Маркиз бросился за ней, как волк, но Коклико опередил его и опять подал ему шпагу рукояткой вперед. Бой возобновился жестокий, упорный, молчаливый. Глаза маркиза горели, как уголья, зубы были стиснуты. Вдруг, и в третий раз шпага его полетела прочь из рук.

— Браво! — крикнула принцесса, удивляясь невольно изящной ловкости и невозмутимому хладнокровию молодого графа.

В отчаянии, совсем обезумев, маркиз схватил себя обеими руками за голову.

— Убейте меня! — вскричал он. — Да убейте же меня, наконец!

— Хорошо! Теперь будет и кровь! — отвечал Югэ, в то время как Коклико опять с улыбкой подавал шпагу маркизу.

Кадур смотрел невозмутимо. Югэ собрался с силами и, не ожидая нападения противника, как только скрестились клинки, кинулся, как пуля и первым же ударом проколол насквозь руку маркиза.

Маркиз хотел поднять на последний бой повисшую бессильно руку, но она упала безжизненно и пальцы выпустили шпагу.

Югэ схватил её и, вложив сам в ножны, висевшие на поясе маркиза, тупо смотревшего на него, сказал:

— Маркиз, носите эту шпагу на службе его величества короля.

Коклико бросился к окну и крикнул фокуснику:

— Эй, приятель! Придержи-ка медведя и освободи гарни зон!

Принцесса подошла к Югэ бледная, взволнованная и сказала:

— Граф, я считаю себя счастливой, что встретилась с вами и надеюсь ещё встретиться. Ваше место — не здесь в глуши, а при дворе. Принцесса Мамьяни ручается за ваш успех там.

Между тем, страшная борьба происходила в душе маркиза. Гнев ещё бушевал в ней. Он побежден у себя дома, и побежден ребенком, у которого еле пробиваются усы! Но, с другой стороны, не простой же человек стоял перед ним. Он сам не знал — не поступил ли бы он так же, окажись на его месте.

А Югэ, казалось, совсем забыл о маркизе. Вложив шпагу в ножны, он собирал своих товарищей и строил их, чтобы уйти из замка.

Наконец, в борьбе добра и зла в душе маркиза победило добро и он сказал, подойдя к Югэ:

— Граф де Монтестрюк, у вас сердце дворянина, как и имя дворянина… Обнимемся.

— Вот это благородно! — вскричала принцесса. — Поклянитесь мне оба, что искренняя дружба свяжет вас обоих отныне навеки!

— Клянусь вам! — вскричал маркиз, — эта дружба будет такая же глубокая и такая же вечная, как мое удивление перед вами, прекрасная принцесса!

Она улыбнулась, краснея, а Югэ и маркиз по-братски обнялись.

Дворецкий, прибежавший наконец с людьми маркиза, застыл в изумлении при виде этих неожиданных событий.

Маркиз рассмеялся:

— Черт возьми! Ты ещё не то увидишь здесь. Теперь этот молодой человек — лучший из друзей, и я требую, чтобы он был полным хозяином в Сен-Сави, как у себя в Тестере: лошади, экипажи, люди — все принадлежит ему. В доказательство дружбы я готов пожертвовать ему все, что он пожелает.

В эту минуту взор его упал на араба, который все ещё стоял в стороне, неподвижный и молчаливый.

— А ты, неверный, изменяешь своему господину! Но пришла и твоя очередь. Пусть четверо схватят этого разбойника и забьют его плетями до смерти!

Тут вмешался Югэ:

— Вы только что обещали пожертвовать всем, чтобы доказать вашу дружбу?

— Готов ещё раз повторить.

Югэ показал пальцем на араба:

— Дикий невольник, отнятый у африканских корсаров. Мне подарил его двоюродный брат.

— Отдай его мне!

— Бери. Сент-Эллис всегда держит слово.

Югэ подошел к Кадуру и, положив руку ему на плечо, сказал:

— Ты свободен.

— Сегодня меньше, чем вчера, — ответил араб.

И, взяв руку Монтестрюка и положив её себе на голову, он продолжал:

— Ты обвил мое сердце цепью крепче железной… я не в силах разорвать ее… От самого Бога она получила имя — благодарность. Куда ты ни пойдешь, и я пойду, и так буду всегда ходить в тени твоей.

— Если так, то пойдем со мной! — отвечал Югэ.