Онлайн чтение книги Плавание на"Индеворе" в 1768-1771 гг.
Глава девятая. Описание Новой Голландии

Берега, растительность и животный мир. Коренные жители; их облик, оружие, жилища, лодки. Что сулит Новая Голландия в грядущем. Язык туземцев. Приливы и отливы

В этом журнале я неоднократно приводил сведения о стране [восточном побережье Новой Голландии.], ее почвах, растительном и животном мире. К югу от 33° или 34° местность низкая, хотя и встречаются кое-где холмы и горы. Дальше к северу ее можно назвать холмистой, но едва ли справедливо считать ее гористой страной, ибо горы и холмы, вместе взятые, занимают в сравнении с равнинами и долинами незначительную площадь. Страна повсеместно хорошо орошена, и даже в засушливое время года здесь можно встретить ручьи и источники, однако больших рек нет. В период тропических ливней низменные места и долины близ моря, видимо, затопляются, а ручьи могут стать широкими реками, но это может быть лишь в местности, лежащей близ тропика. Только в бухте Терсти мы не смогли добыть пресной воды, правда, в лесу м-р Гор нашел один или два небольших водоема, и безводность этой местности несомненно объясняется тем, что она пересечена солеными речушками и заросла манграми. Почва на низменности вблизи моря и в глубине страны там, где мы были, большей частью рыхлая, песчаная, но все же довольно плодородная; растет длинная трава, деревья, кусты. Горы и холмы лесисты, на их склонах встречаются луга. Одни холмы поросли густым лесом, на других — лес редкий, причем немногие деревья, растущие там, низкорослы, а открытые места каменисты и бесплодны, особенно на севере, где местность не так богата растительностью и не столь плодородна, как в южных частях побережья, а деревья в половину меньше по своим размерам.

Леса не отличаются разнообразием пород; встречается только два-три вида деревьев, пригодных для строительных целей. Самое большое из них «смоляное дерево». В жизни не встречал дерева совершенней, чем то, которое я видел на берегах залива Ботани-Бей: оно напоминает нашу сосну, а древесина его сходна с американским каменным дубом. Должен отметить, что у многих крупных деревьев, например у «смоляного», древесина тяжелая и плотная, поэтому трудно найти ей применение. На побережье встречаются некоторые разновидности пальм, мангровые заросли и кустарники, совершенно незнакомые мне, не говоря уже о большом количестве неизвестных растений. Но я не собираюсь описывать подобные вещи, ибо все, что может быть полезным ученому миру, тщательно описали м-р Бенкс и д-р Соландер.

Едва ли в стране произрастает что-либо пригодное в пищу, да и туземцы не ведают о земледелии. В лесу встречаются немногочисленные дикие плодовые деревья, большинство из них нам не известно. Спелые плоды довольно приятны, особенно один сорт, который мы назвали «яблоками»: размерами они напоминают дикие яблоки, созревая, становятся черными, мясистыми и по вкусу напоминают сливы, внутри у них твердая косточка, растут плоды на деревьях или кустах [216]Австралийская черная яблоня (Sapota australis ).. В северных частях страны, около реки Индевр и, возможно, во многих других местах на сырой болотистой почве растет таро, или кока. Если это растение возделывать, его корни приобретают отличный вкус, в противном случае вряд ли можно считать его съедобным; верхушки растения заменяли нам овощи.

Животных мало, те же, которые нам известны, весьма немногочисленны; обо всех виденных нами я уже упоминал. В изобилии водятся здесь кенгуру (так называют этих животных туземцы); очень много их мы видели близ реки Индевр, но удалось подстрелить только трех, мясо оказалось очень вкусным. Встречаются летучие мыши, ящерицы, змеи, скорпионы и стоножки, но их немного. Из домашних животных здесь есть только собаки [217]Кук имеет в виду динго, ошибочно считая это животное домашним., но мы видели лишь одну — она часто приходила к нам, пока мы стояли в бухте Индевр; по всей вероятности, собак здесь мало, да и туземцы поедают их быстрее, чем удается вырастить новое поколение.

Наземные птицы этих мест: дрофы, орлы, ястребы, вороны, подобные нашим английским, какаду двух видов — белые и коричневые, и очень красивые птицы из семейства попугаев. Мы видели также голубей, перепелок и других маленьких птичек. К водяным птицам относятся цапли, глупыши, бакланы, чайки, большие кроншнепы, утки, пеликаны и другие. М-р Бенкс и м-р Гор, будучи в верховьях бухты Индевр, видели ночью диких гусей.

Воды богаты рыбой: акулами, морскими собаками, морскими волками, кефалью, лещами, макрелью, большой морской треской, морскими звездами, скатами и лошадиной макрелью — все изумительны в своем роде. Устрицы встречаются трех-четырех видов: обитающие у скал, в мангровых зарослях, жемчужницы и устрицы, которых можно найти близ берега в иле и песке (они самые вкусные и крупные). На рифах встречаются раковины разных видов, многие из них достигают огромной величины. Кроме того, здесь водятся лангусты, крабы, двухстворки и другие. Среди мелей и рифов водится множество красивых зеленых черепах, а в реках и соленых протоках встречаются аллигаторы.

Местные жители среднего роста, изящны и хорошо сложены; кожа цвета древесной сажи или темно-шоколадная; волосы чаще черные, прямые или вьющиеся, коротко подстриженные; бороды обычно черные, коротко обрезанные; лица совсем небезобразные, голоса мягкие и звучные. И мужчины и женщины ходят обнаженные, даже женщины не стремятся прикрыть свою наготу. Хотя никто из нас, исключая одного джентльмена, не приближался к их жилищам, однако виденного нами вполне достаточно для того, чтобы у нас составилось полное представление о быте туземцев.

Во время пребывания на реке Индевр мы неоднократно беседовали с местными жителями, но с ними никогда не было женщин; возможно, мужчины не брали их с собой из ревности, а может быть, просто из презрения к ним. Женщины оставались на противоположном берегу реки, и мы нередко разглядывали их в подзорные трубы: на них были украшения, ожерелья из раковин, на руках браслеты или обручи, сплетенные из волос и подобные ободку из веревки, они были надеты на верхнюю часть руки, а у некоторых такие же пояса. У мужчин обычно проколота переносица, и в отверстие вставлена косточка 3–4 дюймов длиной и в палец толщиной — моряки в шутку называли ее «шпринтов». Кроме того, у них проколоты уши для сережек, которых они, однако, не носят; по крайней мере ничего подобного серьгам мы у них не видели; не замечали мы также, чтобы все украшения они носили одновременно.

Некоторые туземцы на острове Посешн имели нагрудники, которые, видимо, были сделаны из раковин жемчужниц. У многих местных жителей лицо и тело выкрашены белой краской или порошком, а узор наносится в соответствии со вкусом и воображением каждого.

Наступательное оружие — дротики; они либо заостренные, без наконечников, либо с деревянными или из акульих зубов наконечниками — последние приклеиваются смолой. Туземцы бросают дротики одной рукой, используя при этом палку почти в три фута длиной, она тонкая, напоминает лезвие тесака, на одном конце приделан небольшой крючок, захватывающий конец дротика, на другом укреплен кусочек кости в 3–4 дюйма длиной. Я полагаю, что при помощи этой палки туземцы удерживают дротик в равновесии и направляют его полет. Посредством метательных палок (throwing sticks) местные жители поражают цель на расстоянии 40–50 ярдов, если не с такой точностью, как при стрельбе из мушкета, то во всяком случае точнее, чем при стрельбе ядрами. Сперва мы считали эти палки деревянными мечами, и, возможно, порой они так и используются туземцами, особенно когда нет дротиков. Местные жители никогда не отправляются в путь без дротиков и палок не потому, что опасаются нападения врагов, — это оружие необходимо им для охоты, о чем я скажу ниже. Оборонительное оружие — деревянные щиты, но в деле мы видели такие щиты только на берегах залива Ботани-Бей. Я не считаю местных жителей воинственным народом; напротив, они робки, безобидны и не склонны к жестокости; в качестве примера можно вспомнить случай с нашим матросом во время стоянки в бухте Индевр, о котором я уже говорил.

Туземцы немногочисленны и живут небольшими группами вдоль побережья, по берегам озер, рек и т. д. У них, видимо, нет склонности к оседлому образу жизни, они бродят с места на место, как дикие звери, в поисках пищи, и я думаю, что существование их целиком зависит от того пропитания, которое им удается добыть за день. Рыбу глушат острогами с двумя-четырьмя искусно сделанными зубцами. Мы видели, как туземцы бьют птиц и рыбу дротиками, последние они используют и при охоте на разных зверей; деревянными гарпунами бьют черепах, думается, что таким образом удается добыть немного черепах, разве лишь в то время, когда они откладывают яйца на берегу.

Таким образом, эти люди живут лишь рыбной ловлей и охотой, больше все-таки за счет рыбной ловли; мы нигде не встретили ни одного дюйма обработанной земли. Туземцы иногда употребляют в пищу плоды таро. Не знаю, едят ли они птицу в сыром виде; мы видели, что они ее обычно жарят или варят на медленном огне.

Их жилища — это жалкие лачуги размером не больше наших печей, строятся они из палок, коры, травы. Но даже этими хижинами туземцы пользуются очень редко, только в сезон дождей, обычно же они предпочитают спать на открытом воздухе.

На всем пути мы не раз наталкивались на ночные стойбища; обычно с наветренной стороны возвышались примерно на фут от земли заслоны из ветвей или коры.

Каноэ, насколько нам удалось постичь (а мы видели их немало, особенно на юге), делаются из одного куска коры длиной в 12–14 футов, на одном из концов связывают их вместе, я уже говорил об этом выше. Каноэ может выдержать только двух человек, но чаще всего оно рассчитано на одного. Но как бы ни были плохи эти лодки, они прекрасно отвечают цели, для которой предназначены. Лодки невелики, и, поскольку у них небольшая осадка, туземцы легко добираются по мелководью до отмелей и собирают раковины прямо в каноэ.

На севере нам встречались очень узкие лодки, выдолбленные из цельного ствола длиной до 14 футов и оснащенные ауттригерами, в них помещается до четырех человек. Во время стоянки в бухте Индевр мы видели только одно каноэ; есть основание думать, что у туземцев, обитающих в здешних местах, не было других — на этом каноэ они пересекали реку, ходили на рыбную ловлю и т. д.

Ежедневно во время отлива они направлялись к какой-нибудь отмели или банке и там собирали моллюсков и все, что попадалось съедобного. У каждого из туземцев был небольшой плетеный мешок, куда он складывал все, что находил.

У местных жителей не было ни малейшего понятия о железе или каком-нибудь другом металле, известном нам. Их орудия сделаны из камня, костей и раковин. Насколько я могу судить по одному из рубил, которое мне пришлось видеть, каменные орудия у них очень грубые. Какими бы плохими ни были каноэ, но в определенное время года туземцы совершают на них плавания к самым отдаленным островам побережья. Мы ни разу не были там сами, но нам удалось заметить следы людей, которые до нас побывали на этих островах. Удивлению нашему не было границ, когда мы обнаружили хижины и другие признаки пребывания туземцев на острове Лизард, лежащем в 5–6 лигах от самой близкой к нему части побережья. До сего времени мы полагали, что туземцы не могли на своих утлых суденышках заходить так далеко от материка.

Побережье, по крайней мере та часть, которая лежит к северу от 25° ю.ш., изобилует прекрасными заливами и бухтами, защищенными от ветров. Но все-таки на самом материке, насколько мне известно, нет ничего такого, что могло бы стать предметом торговли и привлечь сюда на поселение европейцев. Но все же восточное побережье не такое бедное и пустынное, как западное, описанное Дампиром и другими. Мы полагаем, что видели побережье таким, каким его создала природа; предприимчивый дух человека не преобразовал ни одну из частей этой страны, но все, что мы видели здесь, было в цветущем состоянии. В этой огромной стране, несомненно, смогут произрастать злаки, плодовые деревья и коренья, завезенные сюда и посаженные здесь руками человека; и здесь есть корм, которым можно в любое время года прокормить любое количество скота, которое может быть сюда доставлено. Если принять во внимание близость континента к Новой Гвинее, Новой Британии и к некоторым другим островам, которые дают кокосовые орехи и другие плоды, необходимые для пропитания человека, то может показаться странным и непонятным, почему они не были завезены на побережье. Можно предположить, что туземцы этой страны не торгуют со своими соседями — новогвинейцами; вполне возможно, что это различные народы и что говорят они на разных языках; и для тех, кто пожелает разъяснить этот вопрос, я приведу небольшой список слов, которым мы обучились в бухте Индевр:

[218]Биглехол (399, п. 1) отмечает, что Кук записал здесь ряд слов языка кокимудьи, на котором говорят австралийские аборигены прибрежных областей северного Квинсленда. Запись эта верна лишь в немногих случаях; правильно записано значение слов «человек» (бама), веревка ( гурка );небольшие ошибки допущены в трех других словах (галан вместо нгалан — «солнце»; кулке вместо гулги — «гвозди»; тулпур вместо дорлбор — «морской»). Но порой названия некоторых предметов и частей тела записаны неверно. Местные жители считали, что их спрашивают не о том, как называются те или иные части тела, а о действиях, значение которых поясняется движением головы, рук или пальцев. Особенно значительна путаница в словах, обозначающих степени родства. «Отец» на языке кокимудьи не дунджо, а пеба; дунджо (точнее, дуно ) — это «муж сестры»; джумурре (правильно йюмур )— слово, которое никогда не применяется для обозначения понятия «сын». Так называют себя сыновья только при обращении к отцу.

Судя по тому, что я сказал, кое у кого может сложиться впечатление, что туземцы Новой Голландии самые несчастные существа на земле. В действительности они намного счастливее нас, европейцев: не имея понятия не только об излишествах, но и о необходимых удобствах, за которые так борются в Европе, они живут в блаженном неведении. Среди туземцев царит мир и спокойствие, которое не нарушается неравенством. Земля и море по воле самой природы снабжают население всем нужным для жизни. Жители Новой Голландии не домогаются великолепных дворцов, челяди и прочего; живя в хорошем мягком климате, наслаждаясь свежим здоровым воздухом, они почти не нуждаются в одежде и мало заботятся о ней. Все, кому мы дарили что-нибудь из платья, оставляли его на берегу или в лесу, поскольку не имели представления о том, как его использовать. Короче говоря, они не ценили ничего, что бы мы им ни предлагали, и не хотели обменивать свои вещи на наши. По-моему, это свидетельствует об их убежденности в том, что у них есть все необходимое, а ничего лишнего им не нужно.

Свой отчет о стране я завершу небольшим сообщением о течениях и приливах, о которых я неоднократно упоминал в этом журнале. И те и другие очень часто меняют свое направление. Постараюсь объяснить все так, как смогу. От 32° S или немного более высокой широты вплоть до мыса Санди на 24°46′ S мы постоянно отмечали влияние течения, идущего к югу со скоростью 10–15 миль в день: ближе к берегу скорость его была больше, чем в открытом море.

Все время я пытался выяснить, откуда наступает пролив — с юго-востока или с севера, исперва мне казалось, что с юго-востока. Но, отдав якорь у побережья на 24°30′ S, почти в 10 лигах к юго-востоку от залива Бастард, мы обнаружили, что прилив шел с северо-запада. Вопреки этому, в 30 лигах к северо-западу у южного берега залива Кеппел приливное течение шло с востока, а в северной части этого залива — с севера, причем северное течение было медленнее восточного. У восточного берега в заливе Бей-оф-Айленд сильное приливное течение шло к западу, ко входу в широкий пролив, а у северного берега оно очень медленно шло с северо-запада. Стоя на якоре перед заливом Рипалс, мы убедились, что здесь прилив приходит с севера.

Стоило нам принять в качестве аксиомы, что прилив наступает с востока или юго-востока, и все кажущиеся противоречия нашли объяснение. Хорошо известно, что там, где низкий берег изрезан глубокими бухтами и большими заливами, образование которых не связано с впадением сюда рек с пресной водой, приливы очень сильны. Их направление можно определить по положению и протяженности побережья, которое образует вход в заливы, ибо прилив следует этому же направлению, даже если оно оказывается противоположным главному направлению приливного течения в открытом море; там, где приливы слабые (как правило, они именно такие на этом побережье), большие заливы как бы «притягивают» к себе приливное течение за много лиг.

Достаточно бросить взгляд на карту, чтобы понять все, о чем я говорю. К северу от прохода Тринити почти нет больших заливов, и приливное течение направлено к северу или северо-западу в соответствии с очертаниями побережья, а отливное — в противоположную сторону. Но такое явление происходит лишь на небольшом расстоянии от суши или там, где нет заливов и бухт, ибо, сколь малыми они ни были бы, они «притягивают» приливное течение с юго-востока, севера или востока. Наблюдения в бухте Индевр подтвердили мои предположения.

Мне хочется остановиться еще на одном явлении: в течение суток самая высокая вода наступает только однажды — во время ночных приливов, и разница в высоте полной воды ночных и дневных приливов достигает 3 футов, а это немало, принимая во внимание то, что приливы здесь слабые. Я заметил это лишь в то время, когда мы были на мели; возможно, у северных берегов разница больше, чем у южных. Очутившись в плену У рифов, мы снова ощутили сильное влияние приливов, причем оно было гораздо значительнее, чем когда-либо прежде, исключая лишь тот период, когда корабль находился в заливе Бей-оф-Айленд. Вероятно, это объясняется тем, что в упоминаемой полосе рифов воды поступают в узкие каналы между мелями. Приливное течение здесь следует на северо-запад, к северной оконечности Нового Уэлса, а затем направляется к западу, в Индийское море [219]Биглехол (401, п. 1) по поводу соображений Кука о приливах на восточных берегах Австралии отмечает, что предположения Кука вполне обоснованы. За грядой Большого Барьерного рифа приливы подвержены «суточному неравенству», т. е. существует значительная разница в высоте подъема воды при приливах, причем величина ее изменяется от месяца к месяцу и от места к месту. Зимой (между апрелем и ноябрем) отливы бывают днем, и это обстоятельство оказалось благоприятным для Кука, который обычно плыл вдоль берега в дневное время. Катастрофа 11 июня произошла ночью во время пролива, когда даже при полной луне рифы не были видны. Кук 29 августа был у берега Новой Гвинеи, несколько восточнее острова Фредерик-Хендрик. Остров Св. Бартоломео, или Влеермойсен, — это, по всей вероятности, остров Хабеке, или Хабе современных карт, расположенный в 30 милях к востоку от южного входа в пролив Принсес-се-Марианне, отделяющий остров Фредерик-Хендрик от Новой Гвинеи (Beaglehole, 405, п. 2)..