Онлайн чтение книги Плод граната
3

В тот вечер у нас проводилось рабочее совещание, и я задержался в участке допоздна. В восемь часов раздался телефонный звонок. Звонила некая Кинуё Тани-мура. «Мне нужно срочно переговорить с вами об одном деле, — сказала она. — Не могли бы вы заглянуть ко мне? Это связано с убийством при помощи серной кислоты... Только прошу вас, никому пока ничего не говорите. Умоляю, поторопитесь!»

Голос в трубке был встревоженный, срывающийся. Я понял, что женщина чем-то взволнована.

Может быть, вы слыхали о кондитерском магазине «Танимура», торговавшем знаменитыми «барсучьими мандзю», которыми издревле славится Нагоя? Это старинная, очень известная фирма. В Нагое магазин «Танимура» знает каждый ребенок.

Что ни говори, чудное название для пирожков с фасолевой начинкой, однако с ним связана долгая история, уводящая в далекие времена, да и горожане настолько привыкли к нему, что уже не задумывались над смыслом... Я был на дружеской ноге с тогдашним хозяином заведения — Манъуэмоном. Манъуэмон — старинное родовое имя семьи Танимура, передававшееся из поколения в поколение, и, хотя сразу же воображаешь себе дряхлого, немощного старика, тот Манъуэмон был мужчина в расцвете лет, блестяще образованный, с острым, гибким умом. Я очень любил читать, и мы частенько беседовали о книгах, но особенно жаркие споры разгорались у нас вокруг вопросов теории детективного жанра... Так вот, эта Кинуё Танимура была молодой и красивой женой Манъуэмона.

Само собой, я не мог оставить ее звонок без ответа. Измыслив какой-то пустяковый предлог, я ушел с совещания и помчался в дом Танимуры. Кондитерская располагалась на центральной улице Нагой, в старинном, напоминавшем амбар здании, и являлась своего рода достопримечательностью города, но жила семья Танимура в пригороде, далеко от магазина. Пока я бежал от полицейского участка по неосвещенным улицам, неожиданно мне в голову пришла мысль, что от лачуги, где произошло убийство, до дома Танимуры просто рукой подать. Мое открытие наполнило новым смыслом наш разговор с Кинуё Танимурой.

Дверь мне открыла сама Кинуё-сан, и я не смог скрыть своего изумления: обычно розовое лицо было бледным до синевы; ее била нервная дрожь, а увидев меня, она дала волю слезам. Кинуё-сан уповала на нашу встречу, как на спасительную соломинку. Из ее сбивчивых объяснений постепенно удалось понять следующее.

Муж, — то есть Манъуэмон Танимура — пропал без вести. Это случилось наутро после убийства. В тот день Манъуэмон сел на первый же поезд, отправлявшийся часов в пять утра, и срочно выехал в Токио — чтобы обговорить детали создания нового акционерного общества с директором сахарорафинадной токийской фирмы М. В ту пору экспрессы еще не ходили, и, чтобы попасть в Токио к обеду, нужно было выехать затемно. Должен сразу оговориться, что ночь перед отъездом Манъуэмон провел дома, вместе с Кинуё-сан. Весь предыдущий день он готовил документацию и засиделся за работой у себя в кабинете допоздна...

Итак, он уехал. Однако вечером Кинуё-сан позвонили из Токио, из фирмы М., справиться, выехал ли ее супруг, так как в назначенный час он не явился, и спросили, что случилось. Дело не терпело отлагательств, в фирме Танимуру ждали, и Кинуё изумленно ответила, что муж выехал в Токио первым утренним поездом и не собирался никуда заезжать по пути. Но служащий фирмы возразил, что в их гостинице господин Танимура не появлялся, в другой отель он вряд ли поехал, так что все крайне странно... На этом телефонная связь неожиданно оборвалась.

Весь следующий день, то есть до самого моего прихода, Кинуё куда только не звонила — в фирму М., в отели, друзьям, клиентам в Сидзуоке, словом, куда только можно, но никто ничего сказать ей не мог. И вот уже двое суток нет никаких вестей. Если бы не тот ужасный случай, она бы не особенно беспокоилась, но... Ведь это произошло как раз накануне, и ей как-то не по себе...

Кинуё-сан явно что-то недоговаривала.

«Ужасный случай» — конечно же, убийство с применением кислоты. Выходит, Кинуё-сан может знать, кто убитый? Я осторожно осведомился об этом и получил неожиданно четкий ответ:

— Разумеется. Я сразу же догадалась, как только раскрыла вечерний выпуск газеты. Но мне стало так страшно, что я не решилась сообщить в полицию...

— Кто он? — нетерпеливо спросил я. — Кто убитый?

— Видите ли, это один наш старинный конкурент... — Кинуё-сан замялась. — Владелец кондитерской, Сойти Ко-тоно. В газетах писали, как он одет, так что... Но у меня есть еще более веское доказательство.

И тут я все понял. Кинуё-сан не сообщила в полицию о личности пострадавшего и не заявила об исчезновении мужа по одной и той же причине: ее терзало ужасное подозрение.

В то время в Нагое были две конкурирующие кондитерские, производившие одинаковую продукцию — пресловутые «барсучьи мандзю»; кондитерские стояли бок о бок на центральной улице Т. Одна принадлежала моему приятелю Танимуре — мужу Кинуё-сан, другая — убитому, Сойти Котоно. Обе фирмы существовали более века, и вражда их тянулась со стародавних времен, на протяжении нескольких поколений; которое из семейств основало дело, не знал даже я, во всяком случае, и в том, и в другом магазине над входом висели золоченые вывески: "Настоящие «барсучьи ман-дзю», и каждая фирма отстаивала свое право на первенство. Вряд ли нужно говорить, что соперничество их протекало не всегда мирно. Вражда принимала порой такие масштабы и формы, что и по сей день живы предания о «пирожковой» войне. Люди Котоно скрытно проникали в кондитерскую Танимуры и подсыпали песок в его мандзю, клан Танимура заказывал в храмах молебны о разорении Котоно. В городе временами происходили настоящие битвы, во время которых кровь лилась рекой, предки Манъуэмона, как самураи, обнажали мечи против предков Сойти Котоно... В общем, всего не расскажешь, но ненависть, взращенная поколениями, горела в крови Манъуэмона и Сойти. Дело уже не ограничивалось пирожками.

В детстве они ходили в одну и ту же школу, хотя учились в разных классах; стоило им столкнуться по дороге или на школьном дворе, как начиналась ожесточенная драка, нередко до крови. В разные годы их жизни вражда принимала различные формы, но не угасала, и по суровым законам кармы им суждено было противоборствовать даже в любви. Танимура и Котоно боролись за сердце одной и той же красавицы. После многих перипетий сердце ее склонилось к Манъуэмону, так что битву на сей раз выиграл род Танимура и три года назад сыграли пышную свадьбу. Невесту звали Кинуё-сан.

Поражение это стало началом конца дома Котоно. Сойти без памяти любил Кинуё-сан; впав в отчаяние, он совершенно забросил дела и сделался завсегдатаем веселых кварталов. Его все больше теснили другие крупные фирмы, дела у него шли из рук вон плохо, и вскоре кондитерская, принадлежавшая его роду еще со времен Токугава, перешла к другому хозяину.

К этому времени Котоно утратил обоих родителей; после краха любовных иллюзий он так и остался бобылем, а потому и детей у него не было; потеряв кондитерскую, Сойти влачил поистине жалкое существование, перемогаясь подаяниями родственников. С некоторых пор он стал заниматься и вовсе постыдным и недостойным делом: начал ходить по знакомым, вымаливая подачки; зачастил он и к своему бывшему недругу Тани-муре — задарма угоститься. Танимура-сан поначалу привечал поверженного соперника, приползавшего поджав хвост, как побитый пес, и, стараясь не показать своих истинных чувств, принимал его словно лучшего друга. Между тем Сойти ходил к нему с тайной целью — взглянуть на прекрасное лицо Кинуё-сан, услышать ее голосок. Кинуё-сан не раз умоляла мужа отказать Сойти от дома и без конца твердила, что ей страшно. Однажды между Сойти и Манъуэмоном произошла ожесточенная ссора. С той поры Сойти прекратил свои посещения, но вскоре по городу поползли грязные сплетни о неверности Кинуё-сан, причем соблазнителем неизменно выступал именно Сойти.

Сплетни сплетнями, но если слушать их каждый день, поневоле поверишь; вот и в сердце Манъуэмона закралось сомнение. Моя жена была очень близка с Кинуё-сан, женщины частенько заходили друг к другу, и, естественно, жена была в курсе всех дел. Между супругами Танимура участились тяжелые сцены, нередко доходившие до скандала, и жена не раз говорила, что ей жаль Кинуё-сан.

Ненависть, унаследованная от предков, все сильнее разгоралась в обоих соперниках.

И вот Сойти прислал Манъуэмону злобное, полное угроз и проклятий письмо. Манъуэмон вообще-то отличался уравновешенностью и благоразумием, но временами, словно сам дьявол вселялся в него. Должно быть, в нем оживал боевой дух его предков, любивших сражения. Убийство произошло именно тогда, когда их вражда достигла высшей точки накала. Наутро после зверского убийства Сойти Манъуэмон садится в поезд и исчезает в неизвестном направлении!.. Да, у Кинуё-сан были все основания трепетать от страха. Однако, возвращаясь к теме повествования, напомню, что Кинуё-сан обмолвилась о каком-то веском доказательстве. Так вот, она извлекла из — за оби маленький, сложенный в несколько раз листочек бумаги и, развернув, протянула мне. Это было письмо.

Написанное... Нет, числа я сейчас не припомню, знаю только, что это был день накануне убийства. Письмо гласило: «Жду в заброшенном доме на улице. (Видимо, адресату было известно то место.) Мы должны положить конец разногласиям. Надеюсь, что малодушие не помешает тебе прийти». Стиль письма отличался напыщенностью и церемонностью, а отправителем был не кто иной, как сам Сойти: в конце записки стояла марка их фирмы — иероглиф в кружочке.

— Ваш супруг ходил к нему на свидание? — спросил я.

В бешенстве Манъуэмон был способен на любое безумие.

— Даже не знаю, что и сказать... Распечатав письмо, он переменился в лице, ну вы его знаете... Когда Манъуэмон в ярости, лицо у него начинает подергиваться. Я поняла, что этого свидания допустить нельзя, и на коленях заклинала не обращать внимания на сумасшедшего...

Кинуё-сан со слезами просила супруга не встречаться с Сойти Котоно, и Манъузмон, как я уже говорил, просидел, запершись, у себя в кабинете с обеда до поздней ночи, готовя бумаги для совещания в Токио. Кинуё-сан успокоилась. Однако Манъуэмон не имел привычки уходить из дома, не сказавшись жене, и сам факт его исчезновения вполне увязывался с трагическим происшествием.

Дело в том, что кабинет имел выход на задний двор, и можно было, спустившись с низкой веранды, незамеченным выйти через калитку. Если допустить подобное страшное предположение, то Манъуэмон, ускользнув из дома, за несколько минут добежал до пустой лачуги и, сделав черное дело, как ни в чем не бывало вскоре вернулся к себе. Во всяком случае, осуществить это было легко.

...Предположить, что Манъуэмон отправился на свидание с намерением убить Сойти, — нет, это было решительно невозможно. Перечеркнуть свою жизнь, пожертвовать всем — славным именем, фирмой, прелестной женой-только затем, чтобы добить поверженного противника? Если Манъуэмон и пошел туда, то лишь для того, чтобы выбранить Сойти за недостойное поведение. Однако Сойти, возненавидевший весь мир, мог замыслить любую подлость. И когда он вынул сосуд с кислотой, чтобы облить Манъуэмона... Что ж, последствия нетрудно себе представить.

Для Котоно Манъуэмон был врагом, отнявшим возлюбленную, и ненависть его превосходила все границы. Изуродовав соперника кислотой, он убивал сразу двух зайцев. Тогда бы мучился не только сам Танимура: и прекрасная Кинуё была бы обречена страдать до конца дней своих рядом с калекой мужем. Превосходная месть! И если Манъуэмон разгадал гнусный замысел — совладал ли он с собственной яростью? Не подавила ли голос разума ненависть унаследованная от предков?

Кинуё-сан, не сомкнув глаз, рисовала себе чудовищные картины. Не в силах вытерпеть этого ужаса, она позвонила мне.

— Вам, вероятно, неизвестен тот факт, что убийца не просто облил кислотой покойного — он пытался заставить свою жертву выпить ее... В старые времена преступникам лили в открытые раны расплавленный свинец. Так вот, жестокость этого убийства может сравниться лишь со средневековыми пытками. Неужели ваш муж способен на такое? — спросил я ее.

Я задал вопрос без всякого умысла, но Кинуё-сан бросила на меня неприязненный взгляд и покраснела. Я тотчас же догадался: в известном отношении Манъ-уэмон действительно отличался чрезвычайной жестокостью. Незадолго до этого моя жена ездила вместе с Кинуё-сан на источники и там невольно заметила, что все тело подруги покрывают страшные багровые рубцы. Кинуё-сан никому ничего не рассказывала, но моей жене открылась. Видимо, теперь она вспомнила именно это, а потому залилась румянцем.

Однако я сделал вид, что ничего не понял, и попытался успокоить ее:

— Не стоит так волноваться да еще раньше времени. Ну разве можно без причины себя изводить? Ведь прошло всего только два дня. И потом, на месте преступления схвачен и арестован некий Акати. Пока он не представит убедительного алиби, подозрений в убийстве с него не снимут...

Я еще долго уговаривал Кинуё-сан, но она все — таки до конца не поверила мне. Мы решили притворяться, что я ничего не знаю, и выждать несколько дней. Может быть, за это время Танимура-сан и найдется. Конечно, я не могу скрыть имени пострадавшего, но тревожиться нечего: я представлю все так, будто выяснил это совсем из других источников...

На этом мы и расстались в тот вечер. Я намеревался еще наведаться в тот дом, где снимал убогую комнатушку Сойти Котоно, однако все обернулось иначе.

Вернувшись в участок, я сразу понял: за время моего отсутствия что-то случилось. Помощник инспектора Сай-то — он считался тогда самым лучшим сыщиком в префектуре — хлопнул меня по плечу:

— Ну вот, теперь мы знаем, кто пострадавший! Оказалось, стоило мне уйти, как в участок явились двое кондитеров и попросили показать им кимоно, бывшее на убитом. По счастью, его еще не отослали. Кондитеры переглянулись: убитый — конечно же, Сойти Котоно, бывший хозяин кондитерской, торговавшей «барсучьими мандзю», заявили они. Это авасэ из чесучи сшито по особому заказу несколько лет назад, когда фирма Котоно еще процветала; второго такого не сыщешь во всей Нагое. Совсем недавно он заходил к ним в этом авасэ — теперь уж единственном своем приличном наряде, — так что сомнений не остается.

Послали к Котоно на квартиру, но там, как и следовало ожидать, ответили, что тот еще позавчера куда-то ушел и пока не вернулся. Да, все сходилось. Убитый — Сойти Котоно. Зловещие опасения Кинуё-сан оправдались — во всяком случае, относительно первого пункта. И я не мог прогнать дурного предчувствия, что они сбудутся и в остальном.

— Если пострадавший — Сойти Котоно, значит, мы должны допросить владельца второй кондитерской, выпекающей «барсучьи мандзю». Всем известно, что они — заклятые враги. Верно, верно, того кондитера зовут Танимура! Ты ведь, кажется, знаком с ним? Может быть, и займешься? — неожиданно спросил меня Сайто.

Я обомлел.

— Я... Мне...-только и смог выдавить я.

— Впрочем, в подобных делах личные связи-только помеха. Ладно, я сам займусь Танимурой. Попробуем раскусить этот крепкий орешек! — и Сайто облизнул губы.