Онлайн чтение книги Плюс неизвестное Plus X
3

Брансон вышел с работы в пять, попрощался кивками с охранниками и направился домой. День был очень неудачным, самым неудачным из тех, что он мог вспомнить. Все получалось не так, как хотелось. Казалось, что весь день он провел, оглядываясь в страхе через плечо, отгоняя тревогу перед будущим, и пытался сосредоточиться на своей работе — подобно любому научному работнику. А как человек может решать научные задачи, если в его голове постоянно крутятся мысли об электрическом стуле? Теперь он страдал все двадцать четыре часа кряду от нервного напряжения только из-за того, что подслушал болтовню двух водителей грузовиков о каком-то старом преступлении, где-то в районе Бельстона. Дерево, о котором они говорили, необязательно было тем деревом, а кости под тем деревом необязательно были костями его жертвы. Вполне возможно, что на свет вышел совсем не его старый грех, а чей-то другой, и сейчас полным ходом идет травля не его, а кого-то совсем другого.

Очень жаль, думал он, что у него не хватило находчивости вмешаться в разговор водителей и выпытать у них кое-какие детали, чтобы быть полностью уверенным. А может, это было, наоборот, очень мудрым решением? Да, наверное, если бы то, что они рассказывали, вызвало в нем ужас, тогда впоследствии он мог бы этим вызвать подозрение. В таком положении, как его, лучше не привлекать к себе внимания.

«А вам-то что до всего этого, мистер?»

Как тут ответишь на такой вопрос? Что тут можно сказать? Только что-нибудь глупое или совсем неподходящее, и это тоже может вызвать еще большие подозрения.

«Да просто я там раньше жил поблизости».

«Около Бельстона? Вы не помните, как в этих местах пропала женщина? А может, вы можете назвать нам кого-нибудь, кто такое событие помнит? А может быть, вы сами знаете что-нибудь?»

Если эти двое опять будут там в буфете, что сделать лучше: не обратить на них внимания или, наоборот, подсесть к ним и попробовать навести их на разговор об этом и выяснить подробности? Он не мог этого решить. Если бы он умел пить спиртное в больших дозах, то можно было бы подсесть к парням и навести их на разговор на эту тему за пивом, купить несколько бутылок и пить с ними вместе. Но он редко пил спиртное, да еще в таком обществе, и боялся, что у него не хватит способностей сделать все это естественно, не возбуждая подозрения.

Все эти мысли вылетели из головы, как только он повернул за угол и столкнулся лицом к лицу с полицейским. Его сердце так и подпрыгнуло. Он постарался пройти мимо с видом полной независимости и безразличия, даже начал насвистывать какую-то песенку.

Полицейский следил за ним глазами, поблескивающими под козырьком фуражки. Брансон старался идти как можно более независимо и спокойно, чувствуя или воображая, что чувствует, как глаза полицейского сверлят его затылок. Брансон шел и думал, не привлекает ли он внимание тем, что переигрывает свое безразличие, как ребенок выдает свой проступок, принимая слишком невинный вид.

Он шел вперед с нервами, натянутыми как струна, и прекрасно понимал, что, раздайся сейчас за его спиной повелительный окрик «Эй, ты!», и он бросится бежать. Тогда он побежит как сумасшедший по тротуару, через улицу, не обращая внимания на движение, потом побежит куда-нибудь в дальние аллеи, а за его спиной будут греметь чьи-то шаги, будут заливаться свистки и раздаваться крики. А он будет бежать, бежать, бежать, пока не упадет без сил. И тогда они его получат.

Но окрика, который заставил бы его бежать, не последовало. Дойдя до следующего угла, он не смог удержаться, чтобы не оглянуться. Полицейский стоял все на том же месте и все так же смотрел ему вслед. Оказавшись за углом, Брансон остановился, сосчитал до десяти и после этого осторожно выглянул. Полицейский стоял все на том же месте, но теперь его внимание привлекало что-то на другой стороне улицы.

Брансон облегченно вздохнул, от чувства миновавшей опасности его прошиб пот, и он направился дальше к станции. На станции купил вечерние газеты, спешно просмотрел их, ища там новости, которые его так волновали, но ничего не нашел. Правда, это еще ничего не значило. Полиция может дать материал в газеты только после того, как его арестуют, и не раньше. Обычно они не любят вовлекать прессу в свои дела раньше времени. Если, конечно, имя преступника им уже известно и огласка в прессе только поможет в охоте, тогда — другое дело.

Выйдя из вагона на станции пересадки, он направился прямо в буфет. Водителей там не было. Он даже не понял, что от этого почувствовал: облегчение или расстройство. Единственным посетителем был здоровенный мужчина с невыразительным лицом, который сидел на стуле у стойки и рассматривал со скуки свое отражение в зеркале, которое висело в углу буфета.

Брансон заказал черный кофе, сел за стойку, и, когда кофе подали и он начал его отхлебывать, его глаза встретились в зеркале с глазами посетителя. Ему показалось, что незнакомец не просто взглянул на него, а рассматривал с подозрительным интересом. Брансон отвел взгляд, подождал минуту, потом взглянул в зеркало снова. Детина все еще изучал его отражение в зеркале, и взгляд его был полон надменности, как будто в его привычке было вот так уставиться на людей и этим открыто вызвать их на какие-то действия.

В буфет зашел железнодорожник, купил пару сандвичей и, взяв их с собой, вышел. Детина продолжал сидеть, вопросительно уставившись в зеркало. Брансон старался изо всех сил безразлично пить кофе, не глядя по сторонам, но какая-то гипнотическая сила так и тянула его взгляд к зеркалу. И каждый раз встречался с другим взглядом.

«Мне надо избегать этого буфета, — решил он. — Слишком часто и слишком давно я захожу сюда. Надо постоянно менять привычки, иначе преследователи будут точно знать, где меня можно найти в любой момент. Все, что им потребуется — это пройти по созданному мной же маршруту и взять меня в одном из его концов. Надо изменить привычки, и тогда они не будут знать, где меня искать».

«Они». Кто «они»?

Служители закона всех рангов, конечно. И этот здоровенный детина, вполне возможно. Вполне возможно, что это переодетый полицейский, которому не хватает улик, чтобы его арестовать, и он следит за ним в надежде, что он, Брансон, совершит какую-нибудь огромную ошибку и выдаст себя с головой.

Ну нет, он сам себя выдавать не будет, нет, по крайней мере, пока он в здравом разуме. Полиция нашла груду человеческих костей, и пусть сама решает их загадку. Он им в этом не помощник. Свое дело пусть они делают сами, потому что жизнь прекрасна, даже если у тебя в голове сидит дьявол и грызет тебя. А смерть все равно полна ужаса.

Не допив кофе, он слез со стула и направился к выходу. Детина повернулся, тоже встал со стула; его внимание было приковано к Брансону. Он как бы чуть-чуть ослабил веревочку, чтобы дать преследуемой жертве отбежать подальше, потому что жертва слишком просто дается в руки.

Если идея заключалась в том, что Брансон сейчас бросится бежать как заяц, то она не сработала. И хотя в деле уклонения от закона Брансон был новичок, он все же был не дурак. Он был человеком с высоким интеллектом и пытался действовать разумно в незнакомой ему обстановке, хотя любой уголовник знает наизусть, что делать в таких случаях. Но у него было большое желание научиться этому, и он мало-помалу осваивал эти законы. Та встреча с полицейским на улице научила его не действовать слишком быстро и открыто. Поспешность — это поражение.

Правильная тактика, решил он, это действовать совершенно естественно и притворяться, что человек рядом с тобой всего лишь неотличимая частичка всего человечества, в то время как ты прекрасно знаешь, что эта частица слишком отличается от других. Это тяжело, чертовски тяжело, особенно для человека, у которого нет актерской подготовки и у которого в мозгу звенит одна и та же мысль, как тревожный сигнальный звонок. Но это надо сделать.

Следуя этому правилу, при выходе он постарался на взгляд детины ответить таким же взглядом. Он вышел на перрон и сел в самый последний вагон. Это давало ему преимущество: он мог наблюдать за всей платформой и видеть все, что происходило, в то время как окружающие думают, что он читает газету.

Напряженно, через край газеты, он вглядывался в происходящее на перроне и увидел, как детина из буфета сел в третий вагон, где сейчас сидели Конелли и Фамилоу.

Почему детина сел в этот вагон? Было ли это просто совпадением или же они уже знают его привычки? Очевидно, если это последнее, то детина должен будет что-то предпринять, когда обнаружит, что Брансона в вагоне нет. Но что он тогда сделает? Наверняка попадет в затруднительное положение — ведь у него уже нет времени, чтобы обследовать поезд до отправления. Перед ним будет дилемма: остаться в поезде и осмотреть его во время пути или же остаться на станции и обыскать все вокруг там.

Поезд загудел, дернулся и стал набирать скорость, постукивая все быстрее и быстрее на стыках. Брансон не заметил, чтобы детина вышел из поезда. Очевидно, он остался там. Если он не выйдет на станции, где выходит обычно Брансон, то все в порядке. Это докажет, что его перепуганный мозг изобретает мнимые опасности.

Но если этот тип пойдет вдоль поезда, если попытается следить за Брансоном, если сойдет на той же станции, что и Брансон…

Возможно, именно сейчас он сидит и пытается втянуть в разговор Конелли и Фамилоу, стараясь свернуть на интересующую его тему и получить кусочки информации, которые не имеют никакого значения для говорящих, но очень ценны для слушающего, и все это делается с привычной профессиональной сноровкой. Может быть, именно в этот момент детина узнает, что сегодня первый раз за многие месяцы Брансон отказался от своих обычных попутчиков, что вчера он вел себя очень странно: был чем-то озабочен или просто болен и так далее.

Это заставит преследуемого сделать выбор: изменить ли свои обычные действия, когда они уже известны противнику, или же продолжать все это как ни в чем не бывало. Изменить привычки так резко — значит точно привлечь внимание. Вести себя как обычно — значит, они будут знать, где тебя искать в любой момент. Изменить привычки — и они не знают, где тебя искать, но прекрасно знают, что ты виновен.

«Невиновен, да? А почему ты тогда бегал от нас и петлял как заяц?»

Или же: «Нам пришлось побегать за тобой! А от нас бегают только виновные. Как ты все это объяснишь?»

И с этого момента все и начнется.

«Почему ты убил Элайн?»

«Ну, давай рассказывай нам про Элайн…» Элайн!

Это ударило его как обухом.

Элайн… а как дальше?

Поезд подъехал к его станции и остановился. Брансон автоматически вышел, не вполне соображая, что делает. Он был так занят попыткой вспомнить имя своей жертвы, что совсем забыл проследить за детиной из буфета.

«Я должен точно знать имя женщины, которую убил. Я мог стать забывчивым, но не до такой же степени. Имя должно быть где-то у меня в памяти, просто я не могу его так срочно найти. Двадцать лет большой срок. Я знаю, я очень старался стереть этот эпизод из моей памяти как дурной сон, я пытался убедить себя, что этого никогда не было, что все это я просто придумал. И все равно, это очень странно, что я не могу вспомнить ее полного имени.

Элайн?..»

Детина из буфета попал в его поле зрения, когда поезд дал гудок и тронулся с места. Проблема имени сразу же вылетела у Брансона из головы, он вышел со станции и направился по дороге к дому. У него похолодел затылок, когда он услышал спокойные уверенные шаги позади себя, всего лишь в двадцати ярдах за своей спиной.

Он завернул за угол, шаги последовали за ним. Он пересек улицу, шаги за ним. Он вышел на свою улицу, человек не отставал.

Вопросы один за другим нанизывались на нитку. Теперь перед ним стоял новый вопрос: знает ли этот человек его адрес или же он преследует его с целью выяснить это? В первом случае Брансон может спокойно идти домой. Во втором варианте пойти домой означало снабдить их информацией, которую они хотят получить.

Наконец он пришел к решению и твердо прошел мимо собственного дома, молясь в душе, чтобы дети его не увидели и не выбежали с криком ему вдогонку, раскрывая незнакомцу то, что он старался скрыть. Ни на одно мгновение в его голове не возник вопрос, почему его преследователь делает свою работу так небрежно. Если бы он догадался задуматься об этом, то сразу же понял, что цель всего этого — заставить его паниковать и в панике выдать себя.

Ни одна знакомая фигура не попалась на его пути и не поставила под угрозу его обходной маневр, покуда он не заметил вдали Джимми Линдстрома. Но он очень удачно избежал встречи, свернув на боковую улицу. Тяжелые шаги продолжали его преследовать.

На другом конце своей улицы он заметил полицейского, прислонившегося к столбу. Вид представителя закона заставил Брансона засомневаться, но затем он понял, что это очень удачное решение в сложившейся ситуации.

Ускорив шаги, он подошел к полицейскому и сказал:

— Здоровенный детина преследует меня вот уже полчаса. Мне это не нравится. Я боюсь, что он хочет обокрасть меня.

— Что за парень? — спросил полицейский, уставившись вдоль улицы.

Брансон обернулся, парня нигде не было видно.

— Я слышал, как он повернул за мной еще у того угла.

Полицейский со свистом втянул воздух сквозь сжатые губы и сказал:

— Пройдемте туда.

Они вместе подошли к углу. Парня нигде не было видно.

— Вы уверены, что вам не показалось?

— Вполне, — ответил Брансон.

— Значит, он свернул в одну из боковых аллей или зашел в какой-нибудь дом.

— Возможно. Но я знаю почти всех здесь в округе. Его я вижу впервые.

— Это ничего не значит, — отрезал полицейский, — люди приезжают и уезжают. Если бы я дергался всякий раз, как увижу новое лицо, я бы поседел лет десять назад. — Он внимательно осмотрел Брансона. — У вас что, с собой большая сумма денег или еще что?

— Да нет.

— Где вы живете?

— Вон там, — указал Брансон.

— Хорошо, мистер, идите домой и не думайте об этом. Я понаблюдаю за вами. И я еще побуду здесь какое-то время, так что успокойтесь.

— Спасибо, — ответил Брансон. — Извините, что побеспокоил.

Он направился к дому, стараясь сообразить, правильно ли он поступил. Этот детина вполне может и сейчас наблюдать за ним, просто присутствие полицейского заставило его быть более осторожным. Конечно, этот преследователь мог быть и вполне невинным новоселом в этом районе. А если нет…

Быть в бегах, даже если это происходит только в голове, — все равно что играть в шахматы на время со ставкой — собственная жизнь. Неправильный ход там и ошибка тут неизбежно приведут к поражению. Ему казалось невозможным, что преступники могут вести подобную жизнь месяцами, даже годами, пока у них не наступит психологический срыв.

Впервые он начал задумываться, сколько он так протянет и к какому концу это может привести.

Дороти встретила его с видом заботливой жены:

— Рич, у тебя такое разгоряченное лицо. А сегодня на улице очень холодно.

Он поцеловал ее.

— Я очень спешил. Не знаю даже почему. Просто хотелось быстрее домой.

— Спешил? — она с удивлением нахмурилась и посмотрела на часы. — Но ты ведь минут на семь позже обычного. Что, опоздал поезд?

Он постарался проглотить слова прежде, чем они сорвались с губ. Так просто солгать, и так же просто ложь будет открыта. Вопросы продолжали нанизываться. Теперь он должен был решать, как себя вести с собственной женой. Даже в такой мелочи, как эта, он не мог врать, и — не хотел делать этого, по крайней мере пока.

— Нет, дорогая, — ответил он. — Я просто поболтал немного с полицейским.

— Но это не заставило же тебя бежать как сумасшедшего. Обед всегда может подождать несколько минут, ты же знаешь, — она положила свою изящную руку ему на щеку. — Рич, ты мне говоришь правду?

— Правду о чем?

— О себе.

— Почему ты задаешь такие вопросы?

— Ты весь горишь, я тебе это уже сказала. И ты какой-то… необычный. Я все время это чувствую. Я прожила с тобой довольно долго, чтобы видеть, когда с тобой что-то не в порядке.

— Хватит придираться ко мне, — огрызнулся он, но тут же пожалел об этом и добавил: — Извини, дорогая. У меня сегодня был очень тяжелый день. Я сейчас умоюсь и несколько освежусь.

Он пошел в ванную, а в голове его крутилась мысль, что все это с ним уже было. Нервозное состояние по возвращении домой, раздражающие вопросы Дороти, грубость с его стороны, бегство в ванную. Это не может продолжаться вечер за вечером, неделю за неделей, рассчитывая, что впереди еще есть время. Теперь у него и на этот счет было сомнение.

Раздевшись по пояс, он осмотрел свой локоть. На нем был еще синяк и подсохшая царапина, но он больше не саднил. Шишка на голове тоже уменьшилась. В конце концов, это падение было не очень-то серьезным.

Скоро он присоединился к семье за обеденным столом. Ели в непривычной тишине. Даже щенок вел себя тихо. Над домом как будто нависла какая-то темная туча, которую все чувствовали, но никто не видел. Через некоторое время напряжение стало невыносимым. Тишину нарушали лишь короткие вопросы и такие же короткие ответы. Но разговор был вымученным и фальшивым, и все понимали это.

В эту ночь, в кровати, Дороти не могла угомониться около часа, она ворочалась с боку на бок и наконец прошептала:

— Рич, ты спишь?

— Нет, — ответил он, понимая, что не сможет ее провести, притворившись спящим.

— Может, тебе взять неделю отпуска?

— Мне еще далеко до отпуска.

— Разве ты не можешь попросить недельку авансом?

— Зачем?

— Тебе надо отдохнуть, это пойдет тебе на пользу.

— Слушай… — начал он, но тут же постарался прогнать раздражение, так как ему в голову пришла идея. — Я посмотрю, как буду чувствовать себя утром. А сейчас давай спать, ладно? Уже поздно.

Она дотронулась до него и нежно погладила.

За завтраком Дороти вернулась к этой теме.

— Возьми себе отпуск. Рич, — сказала она. — Другие же делают это довольно часто. Когда чувствуют себя хоть немного уставшими. Почему ты не можешь? Ты же не железный,

— Но я не устал.

— И не надо этого дожидаться. Небольшой отдых сделает тебя совсем другим, вот увидишь.

— Почему другим? Каким другим?

— Ты будешь ко всему спокойней относиться и не будешь таким издерганным, — убеждала она. — Я знаю, что твоя работа для тебя все, но здоровье прежде всего.

— Никто еще не умирал от работы.

— То же самое говорил Джефф Андерсен своей жене, помнишь?

Он кивнул и возразил:

— Джеффа разбил удар не обязательно от работы. У многих людей случаются удары.

— Возможно, и так, — согласилась она, но добавила: — А может, и нет.

— Посмотри на меня, — сказал Брансон с досадой. — Ты уговариваешь меня не раздражаться, а сама с самого утра занята тем, что раздражаешь меня.

— Рич, но мы же женаты. Мы должны заботиться друг о Друге. Если не мы, то кто же еще?

— Хорошо, — сказал он.

Встав из-за стола, он нашел свою шляпу и портфель.

Поцеловав ее на крыльце он сказал:

— Я обдумаю все это в поезде.

С этим и уехал.

Все это продолжалось еще четыре дня: назойливые расспросы любопытных и разговорчивых на работе и бесконечные споры с Дороти дома. В первый вечер верзила опять преследовал его до дома. В остальные три дня он изменил маршрут и отвязался от непрошеного попутчика. Но так как каждый день обходной маршрут был длиннее обычного, он приходил домой все позже и позже. А это опять означало объяснение с Дороти и все большее волнение с ее стороны. Брансон видел, как ее беспокойство все растет и как она делает все, что в ее силах, чтобы скрыть это.

На работе было еще труднее. Несмотря на то что он изо всех сил старался казаться вполне благополучным и спокойным, люди, которые его хорошо знали, были удивлены резкой переменой в его поведении. Они с подозрением смотрели на него, когда он делал неожиданные промахи, когда он не сразу соображал, о чем идет речь. Многие начали обращаться с ним, как обращаются с больным или с человеком, который вот-вот заболеет.

Но четвертый день был самым худшим. Высокий человек с цепким взглядом появился в отделе и все время околачивался недалеко от Брансона. Возросшая подозрительность Брансона подсказала ему, что этот человек собирается следить за ним, и вскоре он заметил, что тот делает это почти в открытую. Но так как никто не мог попасть в институт без разрешения властей, это означало, что соглядатай имел это разрешение.

Боже правый, но не могли же эти ищейки так быстро напасть на его след после двадцати долгих-долгих лет? Неужели они уже выяснили, что он и есть преступник, и сейчас держат его под постоянным наблюдением, чтобы просто собрать достаточно для суда улик? Все это так гнетуще действовало на Брансона, что он решился поднять вопрос в разговоре с Потером во время обеда.

— Что это за парень, который болтается и ничего не делает?

— Какой-нибудь детектив, я думаю

— Да? И что или кого он здесь изучает?

— А черт его знает, — ответил безразлично Потер. — Я как-то видел его раньше. Года полтора назад.

— Его не было у нас в отделе. Я никогда его раньше не видел.

— Он таскался по красной зоне, — объяснил Потер, — поэтому ты и не заметил его. Он появился вскоре после того, как пропал Хендерсон. Кажется, его зовут Рирдон. Все думали, что он будет работать на месте Хендерсона, но оказались не правы. Он просто болтался вокруг, ничего не говоря, ничего не делая, а потом убрался восвояси. Может, он просто следит, чтобы никто не валял дурака на работе. Может быть, там, в Вашингтоне, думают, что мы все тут превратимся в бездельников, если они не будут следить за нами время от времени.

— Никакой он не детектив, — задумчиво проговорил Брансон, — болтается без дела, курит сигарету за сигаретой и ничего не говорит. Даже никаких вопросов.

— А тебе еще вопросы нужны?

— Нет.

— Тогда чего ты дергаешься?

— Меня просто раздражает, что какой-то соглядатай дышит мне в спину.

— Меня это не трогает, — сказал Потер, — у меня совесть чиста.

Брансон уставился на Потера, сжав губы, на этом разговор и закончился.

Он знал, что еще один такой день ему не выдержать: замечание Потера засело у него в голове, острые глаза Рир-дона преследовали его повсюду, домой ему надо «дти, избегая встречи с тем верзилой, а дома придется объясняться с Дороти. Отчаянное решение созрело в его голове: пришла пора взять отпуск.

Когда кончилась работа, он отправился прямо в отдел персонала, нашел там Макхена и сказал:

— Очень сожалею, что явился без предупреждения, но мне надо бы взять недельку отпуска без содержания, прямо с завтрашнего дня.

— А почему без содержания?

— Не хочется потом гулять неполный отпуск.

На лице Макхена появилось сочувствие:

— Неприятности дома? Дети болеют?

— Нет, там все в порядке. — Брансон судорожно искал подходящую причину, казалось, что теперь он всю оставшуюся жизнь проведет за тем, что будет подыскивать правдоподобные объяснения. — Просто неприятности у родственников. Я съезжу навестить их, улажу все дела и сразу же обратно.

— Это не предусмотрено порядком, — сказал Макхем, покусывая губы.

— Я знаю, но я бы не стал просить, если бы не было необходимости.

— Конечно, конечно.

Он немного подумал, потом взял телефон, коротко переговорил с Кайном и взглянул на Брансона:

— Кайн не возражает, значит, Лейдлер тоже возражать не будет. В таком случае, все в порядке. Значит, вы будете через неделю?

— Да.

— Хорошо. Я отмечу это в вашей карточке.

— Большое спасибо. Я очень вам благодарен.

Когда он выходил из отдела, то в дверях столкнулся с Рирдоном. Боковым зрением, через окно, он увидел, что Рирдон беседует с Макхеном. По непонятным причинам он прибавил шаг.

Случайный знакомый, которого он встретил по дороге, подвез его на машине почти до дома. Это позволило ему не беспокоиться о верзиле и прибыть домой вовремя. Возможно, удача опять вернулась к нему. Он сможет лучше обдумать все происходящее, если обстановка не будет меняться в худшую сторону.

Семья с восторгом приняла новость о его кратковременном отдыхе. Это показало ему, насколько все были удручены и обеспокоены его мрачным настроением. Дети прыгали вокруг него, а щенок не только повизгивал, но даже намочил на коврик. Дороти улыбнулась, потом взглянула на часы и кинулась на кухню.

— Я ненадолго уеду, дорогая.

Она замерла, продолжая держать в руке сковородку.

— Ты хочешь сказать, что ты взял отпуск, как я тебе советовала?

— Совсем нет! Я бы не стал проводить отпуск один, без тебя и детей. Это совсем не отпуск. Но это еще и лучше.

— Что же тогда?

— Я еду в командировку, всего на неделю. Это будет и переменой обстановки, и небольшим отдыхом.

— Я рада. Это как раз то, что тебе надо, — она поставила сковородку и накрыла ее крышкой. — И куда же они тебя посылают?

Куда?

До этого момента он об этом и не думал, даже для того, чтобы иметь готовый ответ. Все, что ему хотелось, это побыстрей уехать из этого места, от этих соглядатаев, детективов, института, просто найти укромное место, обдумать случившееся и прийти к какому-нибудь спасительному решению.

Куда?

Она ждала ответа и уже начинала чувствовать его колебания.

— Бельстон, — ответил Брансон в мрачном отчаянии.

Он не мог сказать, почему назвал это местечко. Это название, которое он ненавидел, вырвалось у него против его воли.

— Где это?

— Небольшое местечко на Среднем Западе.

— А… Почему?

Он поспешно постарался предупредить следующие вопросы:

— Я буду там четыре дня. На самолете не полечу, поеду поездом, буду качаться в кресле и любоваться пейзажем. В этом безделье и отдохну, — он выдавил из себя улыбку, изо всех сил стараясь, чтобы она выглядела натурально. — Поездка скучная, если едешь один, хорошо бы, конечно, вместе с тобой.

— Придумал! И оставить детей предоставленными самим себе? Или хочешь сказать, что надо взять их на неделю из школы? Не будь глупым! — Она снова погрузилась в работу по кухне, но ее настроение заметно улучшилось. — Это очень хорошо, что ты едешь, Рич. Хорошо питайся, хорошенько выспись и ни о чем не беспокойся. И тогда ты вернешься вполне отдохнувшим и посвежевшим.

— Слушаюсь, доктор, — сказал он, изображая шутливое послушание.

Но вернуться к чему? Он может вернуться только в опасную зону. Это, наверное, будет просто бесполезным делом, если он вернется и не сможет там остаться.

Таким образом, ему надо за эту неделю найти место, где он начнет новую, анонимную жизнь, где за ним не будут постоянно наблюдать зоркие глаза, где за каждым его шагом не будут эхом звучать эти тяжелые шаги. Но это не все, ему надо будет еще найти способ внезапно и без следов переселить Дороти и детей из одного дома в другой. А это значило, что ему придется рассказать Дороти очень много, и тогда появлялась проблема, как она это воспримет.

Но альтернативы не было. В противном случае придется покинуть семью и оставить ее на съедение детективам.

Нет, такого он не сделает, и хотя это очень рискованно — связывать себя семьей в такой ситуации, он никогда не оставит Дороти и детей, если его, конечно, не вынудят чрезвычайные обстоятельства.

Смертный приговор может быть таким обстоятельством.

Утром он выехал из дома на такси, взяв с собой всего один чемодан. Дороти стояла на дороге, около их машины, и улыбалась ему. Она была готова отвезти детей в школу. Дети прыгали на лужайке перед домом и махали ему на прощанье руками. Ему в голову пришла мысль, которая чуть было не повергла его в панику: он подумал, что если его возьмут в ближайшие четыре дня, то это последний раз, когда он видит их веселыми. Повернувшись, он не отрывал от них взгляда, смотря на них через заднее стекло такси, пока машина не повернула за угол.

Такси остановилось у местного отделения банка и ждало Брансона, пока он снимал со счета скромную сумму. Большая сумма была бы для него удобней, но могла осложнить жизнь Дороти, если вдруг их воссоединение задержится. Он должен был пойти на компромисс между своими неотложными нуждами и нуждами Дороти в будущем. За время их совместной жизни у них накопилась солидная сумма.

Из банка он поехал на станцию. Такси уехало, а он остался один и стал с тревогой оглядываться, стараясь первым заметить знакомые лица. Но никто из знакомых на глаза не попался, и за это, он был признателен судьбе. Брансон приехал в город на час позже, чем обычно, и это спасло его от обычных встреч.

Поезд увез его от дома. Он добрался до города без каких-либо происшествий и затерялся в суете миллионной толпы, как крупица песка в кузове самосвала. У него было только одно желание: избавиться от всех своих неприятностей. В голове бродила смутная мысль, что его не так-то просто будет поймать, если постоянно переезжать с места на место и делать это без всякой системы, без заранее продуманного плана.

Он бесцельно бродил по улицам, теряясь в толпе, неся чемодан в руке, пока внезапно не обнаружил себя на главной станции. Тогда, и только тогда, он понял, что какая-то часть его мозга, работая независимо и ясно, привела его сюда, считая, что отсюда он должен начать свой новый маршрут. Ему даже показалось странным, что какая-то часть его мозга еще может работать спокойно и без паники. Он и не подозревал тогда, так как у него никогда не было времени для самоизучения, что все проблемы, которые волнуют человека, будоражат только поверхностное сознание, в то время как аналитический ум остается таким же аналитическим, как и во время спокойной работы.

Во всяком случае, он получал команды от инстинкта, или из глубины своего мозга, или все равно откуда. Он вошел на станцию, подошел к кассе и совиными глазами уставился на кассира, как будто ожидал, что кассир сам сейчас же предложит ему маршрут. Ведь нельзя же спросить билет куда-нибудь в спокойное место, недосягаемое для закона. Надо самому назвать место назначения, любое, пусть то, которое первым придет в голову. Он уже раскрыл было рот, как сообразил, что именно этот город назвал Дороти, когда судорожно подыскивал ответ на ее вопрос, куда он едет.

Та часть мозга, которая продолжала работать ясно, остановила это слово на полпути к губам. Если они начнут искать тебя, говорила она, они быстро проследят твой путь до города и начнут спрашивать на автобусных и железнодорожных станциях, пока не нападут на след. Они будут говорить с этим кассиром, и он им все расскажет. И хотя мимо него проходят сотни людей, кассир может иметь блестящую память и вспомнить тебя по самой незначительной детали, и тогда он расскажет все, что знает, а это может быть очень многое. Не рискуй с ним. Не рискуй ни с кем. Те, кто сидит сейчас в тюрьме, шли на неоправданный риск.

Брансон купил билет в город, который находился на расстоянии трех четвертей пути до того места, куда он хотел попасть. Положив билет в карман, Брансон взял чемодан, повернулся и почти наткнулся на высокого человека, худого, с коротко подстриженными волосами и сверлящими глазами.

— А, мистер Брансон, — сказал Рирдон с деланным удовольствием. — Отдыхаете?

— По официальному разрешению, — ответил Брансон, собрав всю волю, чтобы взять себя в руки, потом добавил: — Люди иногда имеют право отдохнуть.

— Конечно, конечно, — согласился Рирдон, уставившись на чемодан Брансона с таким видом, как будто мог видеть вещи насквозь. — Желаю приятного времяпрепровождения.

— Ради этого и еду, — ответил Брансон, затем в нем поднялась злоба. — А вы что здесь делаете?

— То же, что и вы, — улыбнулся Рирдон. — Уезжаю. Нам случайно не по пути?

— Не знаю, — почти грубо ответил Брансон. — Я не знаю, куда вы направляетесь.

— Ну, какое это имеет значение, куда ехать, — беспечно произнес Рирдон, отказавшись обижаться на замечание Брансона, потом взглянул на вокзальные часы и бросился к кассе. — Мне надо спешить. Еще увидимся.

— Может быть, — согласился Брансон, не выражая восторга от этой идеи.

Он сел в поезд, успокоившись и не успокоившись от того, что отделался от Рирдона. Его мысли прыгали резвей, чем кошка на углях. Встретить этого парня здесь — это уже совсем не похоже на совпадение. Когда Брансон проходил через барьер перрона, он быстро и незаметно оглянулся. В тот момент Рирдона поблизости не было.

До отправления поезда оставалось десять минут, и эти десять минут Брансон провел очень беспокойно, ожидая в любой момент появления нежелательного попутчика. Если Рирдон следит за ним, то у него есть соответствующий документ и ему не составит труда выяснить на станции, куда взял билет Брансон, и взять себе билет на тот же поезд. А этого Брансону меньше всего хотелось, так как любопытное, нахальное лицо напротив и несколько часов беседы, в которой нельзя расслабиться и надо постоянно обдумывать свой ответ, не обещали ничего хорошего. Он с волнением осматривал в окно перрон, но не заметил, чтобы Рирдон сел в тот же поезд.

Прибыв на станцию назначения, Брансон бесцельно начал бродить по городу, постоянно следя за тем, что происходит у него за спиной, но никаких признаков слежки не обнаружил. Он перекусил в какой-то закусочной, совершенно не чувствуя вкуса пищи, поболтался еще по городу и вернулся на станцию. Насколько он мог определить, никто за ним не шел и никто не околачивался у входа на станцию в ожидании его появления.

— Мне надо попасть в Бельстон, — объявил он в билетной кассе.

— С этим городом нет железнодорожного сообщения, — объяснил кассир, — ближайшая станция Хенбери, всего в двадцати четырех милях от Бельстона. Оттуда вы можете добраться автобусом.

— Хорошо. Дайте мне билет до Хенбери, — согласился Брансон. — Когда отходит ближайший поезд?

— Вам повезло. Поезд отходит через две минуты. Девятая платформа. Поторопитесь!

Схватив билет, Брансон галопом бросился на девятую платформу. Он заскочил в поезд и не успел еще занять свое место, как поезд тронулся. Это принесло ему громадное удовлетворение: если его действительно преследовали и он этого не смог обнаружить, то такой поспешный отъезд наверняка стряхнул хвост.

На нем лежало проклятие из прошлого, которое делало его настоящее таким же мрачным: у него было постоянное чувство, от которого он никак не мог избавиться, что его преследуют, что его подозревают, что за ним наблюдают. Брансону казалось, что его окружают всезнающие глаза, которые видят правду и осуждают его.

«Почему я убил Элайн?»

Когда в его голове мелькнул этот вопрос, он сразу почувствовал, как похолодело в животе. По каким-то непонятным причинам у него перед глазами встали картины прошлого, гораздо более ясные, чем когда-либо, наверное, это происходило потому, что голова не была в данный момент занята близкой опасностью.

Теперь он сумел вспомнить ее полное имя: Элайн Лафарж. Да, так ее и звали. Она как-то сама объяснила ему, что ее имя происходит от обычного Элин, а фамилия напоминает о французских предках. У нее была замечательная фигура, и она всячески это подчеркивала, это, пожалуй, и все, что можно было о ней сказать. Да, еще можно было сказать, что у нее были темные волосы, темные глаза и что она была расчетлива и совершенно бездушна. Старая ведьма в молодом обличье.

Она имела на него почти гипнотическое влияние тогда, когда ему не было еще и двадцати и он был в десять раз большим дураком, чем до или после этого. Она объявила, что будет использовать свое влияние на него на все сто процентов, пока она будет набивать себе цену, а он не кончит колледж, не найдет себе работу и не начнет зарабатывать приличные деньги. А до этого времени ему отводилась роль горящего желанием любовника, мечтающего когда-нибудь получить ее тело в награду за все. Время от времени она требовала доказательств, что ее влияние над ним остается полным и неослабным. И он покорно предоставлял их ей, желая и ненавидя ее одновременно.

И вот тогда, два десятка лет назад, он взорвался. Она вызвала его в Бельстон, просто на день, желая помахать перед ним наживкой, как перед рыбкой, но с условием, что наживка останется для него в недосягаемости. Она хотела просто вытереть о него ноги и убедиться еще раз, что он принадлежит ей и душой и телом. Это-то и было ее ошибкой: вызвать его тогда туда. Что-то в нем лопнуло, от сердца что-то оторвалось, и его ненависть превысила границу критической массы. Он швырнул ее на землю, но его ярость была слишком большой, чтобы удовлетвориться этим, вот так он и проломил ей череп. А потом он похоронил ее под тем деревом.

Он, должно быть, был тогда совсем сумасшедшим.

Детали всего этого всплыли в памяти так живо, как будто это было вчера, а не двадцать лет назад. Брансон увидел ее бледное лицо, сведенное судорогой от яростного удара, скрюченную фигуру, неподвижно лежащую на земле, маленькую струйку крови, вытекающую из-под темных волос и подходящую по цвету к ее алым губам. Он до сих пор чувствовал ту ярость, которую вложил в удар. Он живо представлял ту энергию, с которой судорожно выскребал яму, чтобы спрятать тело, в то же время постоянно наблюдая за пустынной дорогой, боясь появления неожиданного свидетеля. Он видел себя, укладывающего последний кусок дерна между корнями и утаптывающего все это, чтобы скрыть следы своего преступления.

А потом последовал долгий период умственной тренировки, в которой он приучал свой мозг забыть прошлое, долгий период самодисциплины, в конце которого он полностью убедил себя, что ничего этого не было, Элайн Лафарж никогда не существовала, а он за всю свою жизнь никогда не был в Бельстоне.

И на какое-то время Брансон сумел изгнать ужасные воспоминания из памяти. Сегодня он мог представить себе преступление ясно и в деталях, тогда как в предшествующие годы оно уже полностью потерялось в тумане. Даже для того, чтобы вспомнить полное имя Элайн, ему потребовалось какое-то время. Но как он ни старался, никак не мог воспроизвести в своей памяти никакие виды Бельстона, он был совершенно не уверен, вспоминает Бельстон или какое-то другое местечко, в котором когда-то побывал. В прошлом Бранстон много поездил и видел очень много одноэтажных провинциальных городков; теперь ему было трудно отделить их один от другого. И еще сейчас он не мог понять, почему Элайн выбрала тогда именно Бельстон.

И ко всему прочему, он не мог сейчас точно сказать, чем его так взяла Элайн. Очевидно, он должен был помнить это, потому что именно здесь и лежало начало его преступления. И все равно он этого не помнил. Даже если кто-то и рассматривает свое прошлое, учитывая желания и порывы юности, просто слепого влечения и необузданной ненависти здесь мало, особенно для такого думающего типа, как Брансон. Насколько Брансон помнил свою юность, он не превзошел своих товарищей в юношеских безумствах, никогда не был мартовским котом. Здесь должна быть какая-то необычная причина, заставившая его избавиться от Элайн. Где-то, когда-то он сделал что-то такое, что могло полностью сломать его карьеру, всплыви на поверхность, и, очевидно, Элайн знала обо всем и этим держала его в руках.

Но он не мог найти в своей памяти и намека на подобный поступок. Что бы это могло быть? Воровство? Вооруженное ограбление? Растрата или подлог? В своих мыслях Брансон снова прошел все свое детство и юность с пеленок до двадцати лет, но ничего, что могло бы отдать его во власть бесстыжей бабы, вспомнить не мог. Насколько можно было доверять памяти, ничего, кроме детских проступков, таких как синяк под глазом у соседского ребенка или разбитое мячом окно, он вспомнить не мог. Ничего.

Он начал устало потирать лоб: длительное нервное напряжение иногда играет странные шутки с памятью, он слышал об этом и от своих коллег. Иногда Брансон со страхом начинал думать о том, что где-то внутри его мозга есть участок, где прячется безумие. Наверное, тогда он был не совсем в здравом рассудке. Как он думает теперь.

Когда он приехал в Хенбери, было уже темно. Он снял комнатку в небольшой гостинице, спал беспокойно, постоянно ворочаясь и вздрагивая, позавтракал с тяжелой головой и без аппетита. Первый автобус на Бельстон отходил в девять тридцать. Он поехал на этом автобусе, оставив свой чемодан в гостинице.

Автобус привез его в Бельстон в десять пятьдесят. Брансон несколько раз прошелся по главной улице взад и вперед, но совершенно не мог вспомнить ее. Это его не очень удивило: за двадцать лет внешность может меняться и у улиц, да не то что может, так оно всегда и бывает. Иногда они становятся совсем неузнаваемыми, когда сносятся старые дома, а на их месте встают новые, совсем не похожие на старые, пустые места застраиваются, на месте старых помоек зеленеют скверы. За двадцать лет хутор может вырасти в деревню, деревня в городок, городок в город.

На его взгляд, Бельстон был теперь провинциальным городком с населением около четырех тысяч. Он оказался большим, чем Брансон ожидал. Он не мог сказать, почему считал Бельстон таким маленьким в прошлом, просто, видимо, память о его первом визите в Бельстон лежала где-то в его подсознании.

Какое-то время он стоял на улице, не зная, что делать дальше. Он даже не мог понять, почему его внутренний страх привел его сюда, наверное, он просто повиновался какому-то инстинкту без всякой логики и мысли. А может, это и было то пресловутое желание преступника вернуться на место преступления, хотя в данном случае преступник даже не знал, где находится это место: к югу, к северу или как раз там, где он сейчас стоит.

В его памяти всплывал только вид пригородной дороги, такой же, как и в сотнях других мест. Мысленно он отчетливо видел эту дорогу: прямое шоссе с двухсторонним движением, хорошо асфальтированное, с молодыми деревцами по краям, посаженными с интервалом в пятьдесят футов. Вокруг тянулись поля с зерновыми, колосья были высотой примерно до колена. Одно дерево он помнил особенно хорошо, то, под которым вырыл яму и спрятал жертву. Он пихнул ее туда головой вперед. Ее туфли никак не хотели прятаться в дыре, они скрылись только под последними комьями земли и последними кусками дерна.

Это было где-то в пригороде Бельстона, по крайней мере, должно было быть. В миле от города, в пяти, в десяти? Он не знал. И в каком направлении? Этого он не знал тоже. На улице он не видел ничего мало-мальски знакомого, ничего, что могло бы подсказать ему ответ.

Надо было решить эту проблему наилучшим способом, так, чтобы ему не начали задавать вопросов, на которые трудно ответить. Брансон нанял такси и сказал шоферу, что он бизнесмен, который ищет место для небольшой фабрики в пригороде. Шофер, которого намного больше интересовал заработок, чем цель поездки, повез его по всем пригородным дорогам в радиусе десяти миль. Бесполезная трата времени. Ни одной из дорог он не смог узнать.

Когда они вернулись в место начала своего путешествия, Брансон сказал шоферу:

— Мне советовали посмотреть место среди полей, вдоль двухсторонней дороги, обсаженной по краям деревьями через равные интервалы. Где бы это могло быть?

— Не знаю. Мы проехали по всем дорогам, проходящим вблизи города. Больше дорог нет : Я не знаю обсаженной деревьями дороги ближе чем в десяти милях в другую сторону от Хенбери. Могу свезти вас туда, если хотите.

— Нет, спасибо, — поспешно отказался Брансон. — Мне определенно говорили про Бельстон.

— Тут что-то напутали, — предположил шофер. — Умные советчики всегда что-нибудь напутают.

С этим философским утверждением он и уехал.

Ну возможно, что дорогу расширили и деревья спилили. А может, он был в нескольких футах от того места, но не узнал его? Нет, вряд ли. Шофер — «дальнобойщик», который напугал его, говорил определенно о дереве, которое склонилось над дорогой и готово было упасть. То дерево, по крайней мере, осталось. Отсюда вытекало, что и другие деревья должны были быть на месте, или же их убрали не так давно. Но во время своей поездки он нигде не видел следов только что спиленных деревьев.

Потом он еще несколько раз прошелся взад и вперед по главной улице, рассматривая магазины, кабачки, гостиницы, стараясь получить хоть какой-нибудь намек, возродить любое смутное воспоминание. Город оставался таким же незнакомым, как и любой другой незнакомый город. Если это действительно так, если он действительно никогда здесь не был, значит, он неправильно помнит название. Значит, это был не Бельстон. Это должно быть какое-нибудь местечко с подобным названием, например, Больстаун, или Бельсфорд, или даже Бейкертаун.

«Это Бельстон», — настаивала память.

Странно!

Его память говорила одно, а глаза утверждали другое. Его память говорила: «Сюда ты и приехал, чтобы убить Элайн».

А глаза утверждали: «Этот город тебе так же знаком, как Сингапур или Серингопотам».

Затем произошло еще более ужасное: его сознание раздвоилось на антагонистические части. Одна часть говорила: «Смотри! Полиция ищет доказательства! Смотри, осторожней!»

Другая ей возражала: «Да черт с ней, с полицией. Ты должен доказать это хотя бы самому себе. Вот в чем все дело».

Шизофрения — поставил он себе диагноз. Это все объясняло. Он жил и живет в двух различных мирах. Тогда его правая рука не знает, что делает левая. Тогда Брансон-ученый не может отвечать за дела Брансона-убийцы.

Может, это и есть спасение? Они не казнят умалишенных. Они просто направляют их в сумасшедшие дома.

Спасение?

Лучше уж смерть!

Полный мужчина в дверях магазина обратился к Брансону, когда он прошел мимо него в шестой или седьмой раз:

— Что-нибудь ищете, мистер?

На этот раз Брансон не колебался. С практикой приходит умение легко придумывать правдивые истории, а за последнее время у него была большая практика. Он сразу же сообразил, что история должна сочетаться с той, что он рассказал шоферу такси. Люди в маленьких городках часто сплетничают между собой, и несовпадение историй вызовет только лишние подозрения.

— Я ищу место для маленькой фабрики за городом. Да вот не могу найти ничего подходящего. Видно, что-то напутали, когда рассказывали.

— В Бельстоне? — переспросил толстяк и сощурился, изображая тем самым глубокую задумчивость.

— Нет. В пригороде.

— А что за место? Если вы мне его опишете, думаю, что смогу помочь вам.

Брансон насколько мог описал место и добавил:

— Мне говорили, что одно из деревьев недавно подмыло потоком воды и оно упало на дорогу.

Это было рискованно. Он с волнением ждал, что его собеседник воскликнет: «А, это там, где нашли скелет этой бедной девушки!»

Но, к его удивлению, толстяк осклабился:

— Такое могло быть только лет пятьдесят назад.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я здесь уже пятьдесят лет. и за это время здесь нигде и не могло быть потоков воды.

— Вы в этом уверены?

— Да уж куда уверенней!

— Может, это просто не тот Бельстон?

— Сомневаюсь. — возразил толстяк. — Я никогда не слышал о другом Бельстоне По крайней мере в этом полушарии.

Брансон пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушным и безразличным.

— Ничего не остается, как вернуться и проверить все снова. Поездка оказалась пустой тратой времени и денег.

— Не повезло, — посочувствовал его собеседник. — А почему бы вам не попробовать обратиться в контору по недвижимому имуществу Кастера в Хенбери?

— А это идея! Спасибо!

Он зашагал на автобусную остановку в полной растерянности. В этом заштатном городишке такое событие, как убийство, пусть даже и очень давнее, должно было вызвать массу разговоров. И уж шофер такси должен был об этом непременно знать и упомянуть во время поездки. А толстяк, услышав об упавшем дереве, должен был тут же выложить все детали этого события. Ани один из них об этом Даже и не заикнулся.

И тут ему в голову пришла мысль, что местные газеты могут снабдить его необходимой информацией и не привлечь к нему никакого внимания. Брансон готов был волосы рвать на себе от досады: надо же, дрожал и пустился в бега, а надо было с самого начала обратиться к газетам.

В местных газетах могли даже не упоминать о его приметах, особенно если полиция только напала на его след. Но статья о происшедшем с возможными теориями и с намеками о том, что делается по этому поводу, должна была быть там непременно.

Он обратился к старику, дремавшему на скамейке:

— Где здесь редакция местной газеты?

— У нас нет такого заведения. Мы пользуемся «Хенбери газет», она выходит по пятницам.

Подошел автобус, Брансон сел и устроился у окна. Через улицу, в дверях магазинчика, все еще стоял толстяк и со скучающим любопытством наблюдал за автобусом. Теперь Брансон был совершенно уверен, что, если толстяка кто-нибудь спросит о нем, тот сможет дать точное его описание и точное время приезда и отъезда. Он выглядел внимательным наблюдателем, который ничего не упустит, если его спросить о том, что он видел.

Господи, почему другие люди обладают такой хорошей памятью, в то время как его собственная так подводит?

Если преследователи докопаются до его поездки в Бельстон, это может быть серьезной уликой. Возможно, он допустил грубую ошибку, поехав сюда. Возможно, ему не следовало поступать так, давая волю подсознательным порывам. Когда начнутся допросы, это путешествие будет чертовски весомым на чаше обвинений.

«Очень хорошо. Вы не виновны. Допустим такой вариант. Допустим, что вы никогда не знали Элайн Лафарж. Тогда почему вы пустились в бега? Почему вы покинули I вой дом в таком паническом бегстве?»

«Я совсем не пускался в бега. Мне не от кого убегать. Я просто решил недельку отдохнуть от работы. Я просто устал, и мне нужен был отдых».

«Это вам сказал ваш врач?»

«Нет, я не консультировался у моего доктора по этому вопросу».

«А почему нет? Если вы настолько устали, то доктор выдал бы вам на этот счет документ, и все было бы намного проще, не так ли?»

«Я не настолько устал, Я этого не утверждал. Не надо приписывать мне лишнее»,

«Не надо нас учить Просто давайте прямые ответы на прямые вопросы. Вам ведь нечего скрывать, не так ли?»

«Да».

«Отлично. Вы сказали, что очень устали и хотели немного отдохнуть».

«Да».

«Вы сами себе поставили этот диагноз и сами себе прописали это лекарство?»

«Да, против этого нет закона».

«Мы хорошо знаем законы. А теперь ответьте на такой вопрос: вам не кажется странным, что вы решили отдохнуть как раз в тот момент, когда мы напали на ваш след? И почему вы не могли отдохнуть дома, вместе с женой и детьми?»

«Это никому бы не принесло пользы».

«Что вы хотите этим сказать?»

«Мое состояние беспокоило их, и это в свою очередь беспокоило меня. Это магический круг, и он только ухудшал положение. Чем хуже я себя чувствовал, тем тяжелее сказывалась на моем состоянии их тревога. И я решил, что единственно правильное решение, это отдохнуть где-нибудь в мирном спокойном местечке».

«В таком, как Бельстон?»

«Раз я уезжал из дома, мне надо было куда-то ехать, не так ли? Я мог поехать куда угодно, совершенно произвольно».

«Вы сами сказали, что могли поехать куда угодно во всем большом мире. Но вы поехали в Бельстон. Как вы это можете объяснить?»

«Я никак не могу этого объяснить».

Возможно, что в этот момент он начнет кричать и они обменяются многозначительными взглядами, давая друг Другу понять, что тот, кто кричит, обычно находится в углу. Он прокричит свой ответ, желая подчеркнуть свою невиновность, а на самом деле только покажет им, что находится на пределе и вот-вот сломается.

«Я не могу вам сказать, почему поехал именно туда. Я был на грани нервного срыва и не мог логически рассуждать. Я поехал куда глаза глядят, считая, что эта поездка поможет мне. Это чистая случайность, то, что я поехал в Бельстон».

«Так, и никак иначе?»

«Да».

«Вы совершенно случайно поехали именно туда?»

«Правильно».

«Вы вполне в этом уверены?»

«Да».

Дальше последует волчья улыбка.

«Когда вы уезжали из дома, вы сказали жене, что едете в Бельстон?»

Опасная пауза, отчаянное обдумывание ответа.

«Нет».

«Она так сказала».

«Она ошиблась».

«Ваши дети тоже слышали это».

Молчание.

«Все трое совершенно одинаково ошиблись?»

«Возможно, я это и говорил, но не помню. Возможно, это название и сидело у меня в голове и я произнес его не думая».

«И таким образом вы поехали в богом забытый уголок, а? Многие из ваших соседей и не подозревают о его существовании. А вот вы знали о нем. Вы только что сказали, что это название сидело у вас в голове. И как же оно пришло вам в голову? Как вы узнали о его существовании?»

«Не помню».

«Насколько мы знаем, вы там не родились. Вы там не женились. Ваша жена тоже не из тех мест. Таким образом, у вас с этим местом нет ничего общего. Так что же побудило вас поехать туда?»

«Я вам уже говорил несколько раз, я не знаю, почему туда поехал».

«А почему вы решили наговорить кучу лжи об этой поездке?»

«Я ничего не говорил. Я сказал об этом только своей жене, вы сами это только что сказали».

«Не берите в голову, что мы говорили. Подумайте лучше о том, что говорили вы сами. Вы сказали Макхену, что у ваших родственников неприятности. А ваша жена об этом ничего не знает. Вы сказали жене, что едете по делам в Бельстон, а ваше начальство это начисто отрицает. Вы сказали шоферу такси и владельцу магазина, что ищете место для фабрики, а на самом деле болтались, по вашим словам, без дела».

«Я не хотел, чтобы Макхен знал, что я устал».

«А почему нет?»

«Я не хотел, чтобы он подумал, что я выбился из ритма. Я не хотел показывать своей слабости».

«Ах так, но это не очень убедительно. Это вполне нормально, когда служащий признается, что устал и ему нужен отдых, и ему его предоставляют. Десять процентов персонала только в этом году пользовались этим. Почему вы считаете свой случай исключением?»

Молчание.

«А что вы скажете о той сказке, которую вы рассказали своей жене? Мужчины не врут привлекательным женщинам без основательных на то причин».

«Она и так уже была взволнована моим состоянием. Я не хотел усиливать ее волнение».

«Хорошо. Значит, вы поехали в Бельстон искать место для фабрики или по крайней мере сказали, что ищете. У нас есть два свидетеля на этот счет. Вы хотели завести собственное дело? И что же за производство вы хотели там организовать? Почему вы выбрали Бельстон, где нет даже железнодорожной ветки?»

«Свидетели ошиблись».

«Оба сразу?»

«Да».

«Гм, они страдают галлюцинациями, так же как ваша жена и дети? Странно, как это все вас не понимают или понимают неправильно. А?»

Ответа нет.

«Медицинская экспертиза показала, что девушка была убита. Из всех, кого мы подозревали, вы единственный, у кого была такая возможность и, мы думаем, мотивы тоже. Преступление было совершено двадцать лет тому назад, за это время вы успели сделаться любящим отцом и мужем и благонадежным гражданином. Вы стали образцом провинциальной респектабельности».

Молчание.

«И вот еще одно совпадение: вы устали от всего этого как раз в то время, когда выплыло наружу убийство. Еще большее совпадение: вы неожиданно взяли отпуск. И куда же вы поехали? В Бельстон!»

Молчание.

«Хватит валять дурака. Мы и так потеряли уже достаточно времени. Давайте посмотрим фактам в лицо. Новость заставила вас подпрыгнуть, так как у вас были для этого основательные причины. Вы решили проверить. Вы решили выяснить, напала ли полиция на чей-нибудь след, и если да, то на чей? В противном случае вам не спалось».

Молчание.

«Мистер, вы достаточно выдали себя, все это удовлетворит любого судью. Ваша единственная надежда — чистосердечное признание. По крайней мере, только это может спасти вашу шкуру».

Тишина, пристальный взгляд, потом небрежный взмах рукой.

«Уведите его. Пусть посидит и подумает, пока его адвокат не приедет сюда».

Брансону не составило труда представить весь этот ужасный диалог, в котором ему была предназначена роль загнанной в угол крысы. Неужели это все так и будет, когда придет конец? Когда он подумал об этом, его пульс резко участился.