Онлайн чтение книги Пощечина общественному вкусу
Памятник

Далеко на острове, где русской державе

Вновь угрожал урок или ущерб,

Стал появляться призрак межавый,

Стаи пугая робких нерп.

Они устремлялись с плачем прочь,

Белое пятно имея наездником.

Меж тем как сверху слепо ночь

Им освещала путь отзвездником.

  Синеокая дочь молокан,

  Зорко красные губки,

  «Ишь, какой великан»!

  Молвив, пошла, поплыла в душегубке.

  Вон ладья и другая:

  Японцы и Русь.

  Знаменье битвы: грозя и ругая,

  Они подымают боя брус.

Тогда легли друг к другу лодки,

Пушки блестели как лучины.

Им не был страшен голод глотки

Бездной развернутой пучины.

  Рев волн был дальше, глуше

  Ревели, летели над морем олуши,

  Грузно освещая темь и белые,

  Как бы вопрошая: вы здесь, что делая?

Тюлени взглядывали глазами мужа,

Отца многочисленного семейства.

И голос волн был уже, туже

Точно застывали в священнодействии

Зеленое море как нива ракит

Когда закат и сиз и сив.

Из моря плюется к небу кит

Без смысла темен и красив.

Тогда суровые и гордые глаза

Узнали близко призрак смерти,

Когда увидали победы что лоза

В руках японцев и ею вертят.

С коротким упорным смешком

«Возвратись, к черноземному берегу чали

Хочешь-ли море перейти пешком?»

Японцы русскому кричали.

И воины, казалось, шли ко дну.

Смерть принесла с собой духи «смородина».

Но они помнили ее одну.

Далекую русскую родину!

  По прежнему ветров пищали,

  В прах обращая громадные глыбы.

  Киты отдаленно пищали

  И пролетали летучие рыбы.

  Они походили на старушек,

  Завязанных глухим платком

  У которых новый выстрел из пушек,

  Заставит плакать по ком?

Но в этот миг сорвался, как ядро,

Стоявший ка брегу пустынном всадник.

И вот худое как ведро

Пошел ко дну морей посадник.

  И русским выпал чести жребий

  На дно морское шли японцы.

  «Иди, иди» звал голос рыбий.

  Склонялось низко к морю солнце.

  Последний выстрел смерти взором

  На небе сумрачном блеснул

  И кто на волнах был сором

  Пошел ко дну, уснул

  И воины, умирая, трепетали.

  Они покорно принимали жизни беды (заложники)

  Но они знали, что они тали

  Грядущей русского победы.

  И всадник, кверху взмыл, исчез

  Его прочерчен путь к закату

  Когда текло, струясь, с небес

  На море вечернее злато

Меж тем на

Перед изваяньем — создатель

Когда на отдых шел росам, иней

Молниепутной окруженный цкой,

. . . . . . . . . . . . . . .

По прежнему блистал как зеркало валун

В себе отразив и страхование от кражи

И взоры неги серебряные лун.

Но памятник был пуст

На нем в тот миг  стоял никто.

И голос вещий вылетел из уст:

Здесь дело с нечистью свито!

Когда из облаков вдруг тяжко пал,

Копытами ударив звонко в камень,

Тот кто в могиле синей закопал

Того, грозившего руками.

  И ропот объял негодующе народ

  И памятник вели в участок

  Но он не раскрыл свой гордый рот

  И в лике скачущего застыл

  И оттираясь жирно, в сале

  Ему в участке предписали

  На площадь оную вернуться

  И пребывать на ней и впредь без гривы, дела, куцо.

  От конного отобрали медежа расписку,

  Отмеченную такой-то частью,

  И конь по прежнему склоняет низко

  Главу, зияющую пастью.

По прежнему вздымает медь

Памятник зеркальный и блестящий

Ружье не перестает в руках иметь

. . . . . . . . . . . . . . .

Толпа беседует игриво

Взором слабеющим взирает часовой на них

И кто, нибудь подсмеиваясь над гривой,

Советует позвать портних.

И пленному на площади вновь тесно и узко.

Толпа шевелится как зверя мех,

Беседуют по французски

Раздается острый смех.