Онлайн чтение книги Под покровом ночи
Глава 5. АЛИСА В СТРАНЕ ЧУДЕС

Банколен посмотрел на меня, приподняв в снисходительном удивлении брови.

— Алиби как у младенца! — развел руками я. — Не знаю, Банколен, как вы сумеете его разрушить.

— Пока мне это и не нужно. Вопрос в другом: где этот смехотворный дуэлянт достает средства, чтобы общаться с таким миллионером, как Салиньи? — Он нахмурился. — К сожалению, сегодня здесь маловато их знакомых… Франсуа!

Тот поспешил явиться.

— Франсуа, вы позаботились о том, чтобы за всеми этими людьми проследили, когда они уходят?

— О да, месье.

— Отлично. Пусть Ротар разыщет тех, кто точно помнит, что видел Салиньи за игрой в рулетку и в курительной. Спросите стюарда из бара, видел ли он там Вотреля. Когда зайдете в курительную, загляните в одну из кабинок, может, найдете там книгу, которая называется „Алиса в Стране чудес“. Постарайтесь выяснить, кто ее там забыл. Пока все… Подождите! Пришлите к нам хозяина заведения. — Отпустив Франсуа, Банколен повернулся к нам: — Я не уверен, что сам могу ответить на вопрос о доходах Вотреля. Однако склонен думать, что он снабжает мадам герцогиню наркотиками.

— Ну да! — с тяжелым вздохом воскликнул Графенштайн. — Так вот в чем дело. Я молчал, поскольку не был в этом уверен, хотя думал…

— Да. Когда она подошла к нам сегодня в первый раз, я заметил, что она выглядела так, будто находилась под воздействием наркотиков. Так оно и было. Вы видели, я подобрал окурок ее сигареты, который она оставила в пепельнице? — Банколен выудил его из нагрудного кармана. — На таких сигаретах не указываются фирма-изготовитель и марка. Подойдите-ка, доктор. Замечаете, какой в ней рыхлый и толстый табак? А бумага, завернутая по концам? Понюхайте. Видите сухие коричневые лепестки внутри табака? Думаю, это марихуана или гашиш. Точно не скажу, пока наш химик не проверит сырье. В Египте жуют зеленые листья гашиша, а марихуана — более опасный наркотик из Мексики. Тот, кто снабжает герцогиню этой гадостью, занимается доходной и широко распространенной торговлей… Симптомы, доктор?

— Сужение зрачка глаза, тяжелое дыхание при возбуждении, бледность кожи лица, холодный и влажный кожный покров, застой; галлюцинации. Что я вам говорил? Эта невероятная история о ее встрече с…

— Доктор, уверяю вас, она не более невероятная, чем та ситуация, с которой мы столкнулись. Я не уверен, что это была галлюцинация. Вы говорите о результатах приема наркотика в больших дозах. А она принимает маленькие дозы, которые не дают такого забытья, как индийские сахарные шарики. Это стимулятор. Она закоренелая наркоманка. В противном случае даже от этой дозы впала бы в дурман. Этот препарат для хронических наркоманов возбуждает, а не дарит своим приверженцам апатичных мечтаний. Он способен свести человека в могилу уже через пять лет. Кто-то самым серьезным образом хочет избавиться от нее.

Банколен замолчал, постукивая карандашом по столу. Заложив руки за спину и переваливаясь, как бегемот на земле, Графенштайн подошел к нему, снял очки, протер их и уставился на своего компаньона. Без очков его лицо приобрело совершенно другое выражение, беззащитное и растерянное. Он проворчал, отчего его пышные усы зашевелились:

— Я ошибался. Вам нужен вовсе не психоаналитик. Donnerwetter![6]Черт возьми! (нем.) Да здесь больше больных, чем у меня в клинике! — и потряс своим огромным кулаком.

Доктор продолжал тяжело расхаживать по комнате, когда в комнату заглянул расстроенный хозяин заведения. С усами, поникшими, как уши у провинившейся собаки.

— Месье! — вскричал он, входя в комнату вслед за своим обвислым животом. — Умоляю вас, отмените запрет на уход из моего ресторана! Несколько человек попытались уйти, но ваши люди задержали их. Они задают моим клиентам разные вопросы. Я всем говорю, что это было самоубийство…

— Прошу вас, сядьте и успокойтесь. Эти разговоры о самоубийстве только привлекут к вам публику. Нет нужды расстраиваться.

Тот с надеждой глянул Банколену прямо в лицо:

— Вы так думаете, месье? Репортеры…

— Значит, об этом уже известно! А медэксперт здесь?

— Только что приехал.

— Хорошо! А теперь… Собираясь сюда сегодня вечером, я навел о вас справки в нашем архиве…

— Конечно, это ложь!

— Конечно, — невозмутимо согласился Банколен. — В особенности мне хотелось бы знать, находится ли сегодня среди ваших посетителей неизвестный вам клиент?

— Ни одного. У нас при входе требуют предъявить нашу карточку. Я лично все их проверил. Конечно, если только это не полицейские. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы по достоинству оценили мою любезность. — Он подтянулся с видом оскорбленного достоинства. Но его внешность прожженного жулика напрочь отрицала даже возможность наличия у него столь благородного свойства натуры.

Банколен методично постукивал по столу карандашом.

— Как мне сообщили, ваше имя Луиджи Фенелли. Не очень распространенное для Франции. Это верно, что несколько лет назад добрый синьор Муссолини запретил вам держать ресторан, так как вы провожали уставших от жизни людей через Врата Ста Печалей? Короче, месье, вас когда-либо арестовывали за торговлю опиумом?

Фенелли воздел руки к небесам и поклялся кровью Мадонны, ликом святого Луки и окровавленными ступнями апостола, что это наглая клевета.

— Вы производите хорошее впечатление, — задумчиво кивнул детектив. — Тем не менее, я намерен спросить еще кое о чем. Например, требуется ли предъявление карточки, чтобы попасть на третий этаж вашего заведения? А также меня интересует, принято ли у вас подавать сонное зелье из мака под видом коктейлей?

Фенелли возмущенно завизжал.

— Пожалуйста! — Банколен жестом попросил его успокоиться. — Я получил эти сведения до прихода сюда. Даю вам полдня, чтобы вы выбросили в Сену любые наркотики, которые у вас имеются, опиум и… гашиш. Я предоставляю вам этот период времени на одном условии. Вы должны ответить на несколько моих вопросов.

— Даже прославленный Гарибальди порой вынужден был идти на компромиссы, — ответил тот. — Я отвергаю ваши обвинения. Но, как добропорядочный гражданин, не могу отказывать полиции в помощи — и готов сообщить любую информацию, которой располагаю.

— Как давно месье герцог де Салиньи принимал наркотики? Только не надо это отрицать! Все подтверждают, что он был вашим постоянным клиентом.

Лицо управляющего сразу обвисло. На какой-то момент в нем промелькнуло выражение торжества, словно он подтвердил какое-то свое предположение.

— Я был прав! — самодовольно ухмыльнулся Фенелли. Потом преувеличенно любезно улыбнулся и неодобрительно взмахнул рукой. — Тогда… В течение нескольких месяцев, месье. Успокоить боль — благородное дело, — добродетельно пояснил он, — а месье де Салиньи очень страдал после травмы. Он был удручен, опасался, что больше никогда не сможет ездить верхом. Я страшно огорчился, что такой прекрасный молодой человек…

— Не сомневаюсь, нисколько не сомневаюсь. А женщина, которая стала его женой, тоже здесь приобрела эту милую привычку?

— Люди стараются всеми силами скрывать это от посторонних, — надменно пояснил хозяин. — Думаю, она принимала наркотики уже довольно давно.

— Да. А теперь — только, прошу вас, без нравоучений! Мне нужен короткий и ясный ответ. Вы давали ей сегодня сигарету с гашишем?

Фенелли весь покрылся потом.

— Это… возможно, месье.

— Отвечайте! Вы дали ей такую сигарету?

Управляющий полностью растерялся:

— Коротко говоря… Да, месье. Понимаете, ей нужно было. Уверяю вас, очень нужно! Для таких людей крайне вредно сразу отказываться от этой привычки. Это было вскоре после того, как прибыла их компания. Она была с несколькими дамами. Потом оставила их и пришла ко мне. Герцогиня умоляла меня достать ей несколько сигарет. Я проводил ее в мой кабинет — это на третьем этаже. Она была жутко расстроена. Я понял, что мадам очень нервничает из-за свадьбы. Она все время говорила что-то о ванной и о каком-то совке… Ох уж эти новобрачные! — Он отвратительно ухмыльнулся.

Банколен прервал допрос и посмотрел на Графенштайна:

— Понимаете, доктор? То, что вы называете галлюцинацией, произошло еще до того, как она приняла гашиш… Ну, Фенелли, и во сколько она от вас ушла?

— Что-то около одиннадцати, месье. Прошу вас, я…

— Что вы делали после ее ухода?

— Я оставался наверху, просматривал счета. За несколько минут до половины двенадцатого спустился вниз… Месье, я уже ответил на множество вопросов! И помог вам, не так ли? Больше я ничего не могу сказать, даже если бы меня подвергли пыткам!

— Вряд ли это возможно… Во всяком случае, я бы вам посоветовал превратить ваш третий этаж в бар, или в баню, или в какое-нибудь еще безобидное заведение… Пока все, Фенелли.

Управляющий живенько попятился к двери. Когда все его шарообразное тело исчезло из поля нашего зрения, я обратился к шефу полиции:

— Могу я спросить, какую информацию вы скрываете, Банколен? Вы впервые намекнули, что Салиньи был наркоманом.

— Да, но это совершенно другое. Я не уверен, что это имеет какое-то отношение к нашему расследованию. Сейчас же я фактически уверен в этом.

— Как вы узнали о тайной гостиной Фенелли на третьем этаже?

— Мне сказал об этом Салиньи.

— Салиньи?! Не может быть!

— Именно так. Он сообщил мне о ней, когда принес то письмо. Это необъяснимо, но так оно и было… Ладно. Меньше чем через минуту на нас набросится орда газетчиков — я слышу крики снаружи, — но сначала давайте немного обсудим дело. Каково ваше впечатление, друзья? Вы заметили какие-нибудь ниточки для раскрытия убийства? Какие-либо противоречия, несоответствия?

— Лично мне, — рискнул начать первым я, — бросается в глаза одно противоречие…

Графенштайн остановил меня, гулко шлепнув по столу ладонью:

— Постойте. Я хочу кое-что выяснить. Банколен, вы сказали, что Лоран мог изменить свою внешность, замаскировавшись под кого-нибудь из тех, кого мы видели сегодня?

— О, не обязательно под того, кого мы видели, хотя вполне возможно. Удостоверение личности очень легко подделать. Я только сказал, что Лоран принял облик одного из знакомых Салиньи.

— Понятно. — Графенштайн напрягся, будто стараясь ни о чем не забыть. — Далее… Вы уверены, что именно Лоран убил Салиньи?

Банколен криво улыбнулся:

— Совершенно уверен.

Доктор упрямо наклонил голову и начал загибать пальцы по мере того, как излагал свои доводы:

— Итак, мы знаем, что сегодня вечером у Салиньи была назначена встреча. Хорошо! Он заказал несколько коктейлей. В одиннадцать тридцать он вошел в карточную комнату. Хорошо…

— Не забудьте, что вскоре после этого в баре зазвонил колокольчик!

— Да, зазвонил колокольчик, — эхом отозвался Графенштайн, отметив и этот пункт. Банколен посмотрел на него так, словно собирался взорваться, но только фыркнул и промолчал. — Значит, убийца уже был там. Он приготовил шпагу, спрятав ее за подушками.

— Да. А каким путем убийца проник в карточную комнату?

— Через любую из двух дверей. Ясно, что он спрятался там заранее.

— Безусловно. Но позвольте спросить, — Банколен вдруг подался вперед, — как же он вышел?

Во время долгой и напряженной паузы шея Графенштайна постепенно багровела. У него был вид человека, которого одновременно ужалила оса и загипнотизировала змея. Я робко попробовал помочь:

— Доктор, я пытался обратить на это ваше внимание…

— Минутку! Погодите! — приказал Графенштайн, сделав тяжелый выдох, напоминающий выпуск пара из трубы тепловоза. Он упрямо продолжал: — Убийца вышел не через дверь, ведущую в холл…

— Потому что, — добавил Банколен, — мой детектив занял пост прямо перед ней через несколько секунд после того, как в комнату вошел Салиньи — из салона. И оставался там.

— И убийца ушел не в ту дверь, что ведет в салон…

— Потому что я сам наблюдал за ней — с того момента, когда Салиньи вошел в комнату, до того момента, когда мы все вошли в карточную комнату! Я ни на секунду не терял ее из виду! Тем не менее никто из нее не выходил. Неужели вы, наконец, поняли, что означает эта ситуация? Я все думал, когда же вы догадаетесь!

Мы молчали. Банколен терпеливо продолжал, как будто втолковывал детям:

— У нас есть две двери, за которыми следят: за одной я, за другой мой самый надежный детектив. Мы можем присягнуть, что ни из той, ни из другой двери никто не выходил. А я доверяю Франсуа как самому себе. Вы помните, что я сразу же осмотрел окно. Оно находится на высоте сорока футов. Ближайшие окна расположены на расстоянии нескольких ярдов от него. Стена гладкая. Ни один человек — и даже обезьяна — не мог пробраться в комнату или выйти из нее этим путем. Кроме того, подоконник, рама окна и наружный выступ покрыты толстым слоем нетронутой пыли. Но в комнате никто не скрывался, я убедился в этом… Короче говоря, наш убийца исчез так же бесследно, как он исчез в ванной с глаз мадам Салиньи. Вы и сейчас еще уверены, доктор, что это была галлюцинация?

— Но это невероятно! — возмутился Графенштайн. — Он не мог так исчезнуть! Должно быть, он прячется… Он… Может, Франсуа ошибается или лжет… А как насчет скрытого прохода в стенах?

Банколен покачал головой:

— Нет. Убийца нигде не прячется, это я проверил. И Франсуа не ошибается и не лжет. Здесь нет возможности устроить ход в стене, вы можете встать в любом дверном проеме и легко проверить толщину всех перегородок соседнего помещения. Вскройте любой потолок или пол, и вы найдете только потолок или пол смежной комнаты — это ясно каждому, кто знакомится с архитектурой здания. — Он помолчал, а затем мрачно подвел итог: — Словом, тайного входа там нет. Убийца не скрывался в комнате, он не вышел через окно и не покинул комнату через дверь, ведущую в салон, за которой наблюдал я, не вышел через дверь в холл, которая была под наблюдением Франсуа. Но когда мы вошли в карточную комнату, его там не было. И тем не менее именно там убийца обезглавил свою жертву — в данном случае мы совершенно уверены в том, что это не было самоубийством.

И как показали дальнейшие события, Банколен говорил сущую правду. Пока же мы испытывали только полную растерянность и ощущение, что за нашей спиной происходит ужасное. Эта комната, с ее янтарным освещением и выложенным черно-белой мраморной плиткой полом, вдруг приобрела нереальный вид, что заставило меня чувствовать себя одиноким. Я с ужасом думал, что где-то по зданию, под видом знакомого всем человека, расхаживает, не вызывая подозрений, чудовище, лишенное сердца и мозга, настоящий механизм, предназначенный убивать. Я представлял себе улыбку на лице, лишенном человеческих черт, когда чудовище протягивает руки к своей жертве. Я словно наяву видел этого жуткого робота, входящего в залы с „Алисой в Стране чудес“ под мышкой. Его поступки были настолько нелогичны, что можно поверить в его способность исчезать по собственному желанию. Теперь я понимал состояние мадам, когда она открыла дверь ванной и увидела это чудовище, пристально глазевшее на нее.

От этих размышлений меня отвлек голос Графенштайна. Доктор уже не возражал. Он, восседая в кресле бесформенной и мрачной громадой, повторял:

— Я отказываюсь верить.

Жалкое это было зрелище — умный, упрямый, серьезный и трудолюбивый человек столкнулся с таким явлением, о котором и помыслить не мог, занимаясь психиатрией. Я с трудом подавил неожиданный приступ дикого смеха, до такой степени доктор напомнил мне Уильяма Дженингса Брайана за чтением Дарвина. Толстяк поднял голову, лишь когда вошел Франсуа, принесший несколько листков бумаги и книгу.

— Это записи всех показаний, месье, которые я сумел получить, — пояснил Франсуа. — Вы можете сравнить их с тем, что вам уже известно. Думаю, нет необходимости кого-нибудь задерживать. Но мы записали имена и адреса всех, кто здесь находится, включая обслуживающий персонал. А вот и книга, которую вы просили. Стюард не помнит, кто ее там забыл, потому что стенки кабинок довольно высокие и со своего места он не может все время замечать, кто там сидит. Но он уверен, что книги там не было, когда сегодня вечером он открыл бар… Мне сказать медэксперту, что вы скоро придете?

— Подождите минутку, Франсуа. Побудьте здесь, вы мне можете понадобиться.

Франсуа положил на стол листы с показаниями и книгу в зеленом переплете.

— Гм… — пробормотал Банколен. — На таких переплетах не найдешь отпечатков пальцев. Кроме того, у нас нет никаких оснований связывать книгу с преступлением — на первый взгляд с этой точки зрения она для нас бесполезна. И все же такая необычная книга найдена в таком месте! На всякий случай, Франсуа, расспросите о ней уходящих посетителей.

— Уже сделано, месье. Никто не признался.

— Вот как! Интересно! Посмотрим… Издано в Америке. С титульной страницы ластиком стерто чье-то имя, смотрите, до самых дыр. Что ж, пока отложим ее… Вот, доктор. — Детектив с усмешкой подтолкнул книгу австрийцу. — Если вы читаете на английском, она вас заинтересует. Вы можете подвергнуть психоанализу насмешливую черепаху или соню… А теперь, — сказал он, принимаясь за бумаги, — подождите, пока я разберусь в ваших записях, Франсуа. Простите меня, друзья, я немного повожусь с ними.

Он погрузился в изучение показаний, как будто находился в звуконепроницаемой комнате. Длинное лицо его приобрело сосредоточенное выражение. Глаза сощурились. Время от времени Банколен что-то записывал в блокнот. Проницательный ум, скрывающийся под этими курчавыми волосами, сортировал замечания с быстротой фокусника, манипулирующего картами…

Какое-то время в комнате царила полная тишина, нарушаемая только громким шумом, доносящимся из холла. Я взглянул на Графенштайна. Доктор поправил свои квадратные очки и открыл „Алису в Стране чудес“. Он медленно читал, шевеля губами и водя толстым пальцем по строчкам. Постепенно на его лице появилось выражение крайней растерянности. Доктор перевернул страничку назад, словно желая убедиться, что глаза его не обманули. Затем потряс головой, словно приходя в себя, и снова принялся читать с мрачной решимостью.

Банколен отодвинул пачку бумаг.

— Франсуа, — приказал он, — пошлите группу людей проверить всех, кто присутствовал здесь. Немедленно позвоните в сыскную полицию… Это самый важный приказ. Установите слежку за домом Салиньи. Если кто-нибудь попытается туда проникнуть — кто угодно, понимаете? — задержите его. А теперь, друзья, вот вам итог наших сведений. Я прочту все подряд, отмечая время каждого события.

Он начал читать из своей записной книжки:

22.15 — Салиньи, его жена, Вотрель, месье и мадам Килар прибыли в ресторан. (Свидетели: Фенелли и Дж. Г. Буиссон, дирижер оркестра.)

22.20 — месье и мадам Килар уходят домой. (Свидетели: Фенелли, Буиссон, Вотрель.)

22.25–22.55 — Вотрель и Салиньи в курительной комнате. (Свидетели: стюард бара, официант.)

22.30 — мадам де Салиньи разговаривает с Фенелли наверху. (Свидетель: Фенелли.)

22.50–23.25 — Фенелли в одиночестве наверху. (Свидетель: тот же.)

22.55 — Салиньи выходит из курительной. (Свидетели: стюард бара, Вотрель.)

22.55–23.30 — Вотрель проводит время в курительной. (Свидетель: Вотрель. Примечание: официант помнит, что приносил ему выпивку — около 23.15.)

23.18 — мадам подходит к нам в салоне. (Свидетели: мы сами.)

23.30 — Салиньи входит в карточную комнату. (Свидетели: мы и мадам.)

23.30 — Вотрель разговаривает с детективом, уточняет время. (Свидетель: Франсуа Дильзар.) Детектив только что заступил на пост.

23.30–23.36 — Вотрель беседует с детективом перед входом в карточную комнату. (Свидетель: тот же.)

23.37– Вотрель подходит к нам в салоне. (Свидетели: мы.)

23.40 — Стюард и Франсуа обнаруживают убийство.

Примечания.

Не обнаружен никто, кто видел кого-либо из этих людей в холле с 22.20 до 23.30, в течение больше часа.

Никто не помнит, чтобы видел Салиньи с 22.55, когда он покинул Вотреля в курительной, до 23.30, когда он вошел в карточную комнату.

Вполне возможно, что кто-то из посторонних вошел через заднюю дверь, выходящую в переулок, который упирается в рю Дезо. До момента убийства за этой дверью не наблюдали.

Итак, это документ, — заявил Банколен, — который многое объясняет. И знаете, каким образом? Пробелами во времени, не имеющими свидетелей. Надеюсь, вы и сами понимаете их важность. Так что, доктор, оставляю их на ваше усмотрение. — Он обернулся ко мне: — Пойдем со мной, посмотрим, что скажет медэксперт.