Онлайн чтение книги Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий
Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий. (пер. В. В. Матвеева)

ТУХФАТАН-НУЗЗАРФИГАРА'ИБАЛ-АМСАРВА'АДЖА'ИБАЛ-АСФАР

Рассказ о чуде (шейха Бурхан ад-дина ал-А'раджа)

Однажды я зашел к нему и он мне сказал: «Я вижу, что ты любишь путешествовать и блуждать по странам». Я ответил ему. «Да, я действительно люблю это (занятие)». В то время у меня в мыслях не было углубляться в дальние страны Индии и Китая. Он же сказал: «Тебе нужно будет, если захочет Аллах всевышний, посетить моего брата Фарид ад-дина в Индии, моего брата Рукн ад-дина Закариййа' в Синде и моего брата Бурхан ад-дина в Китае. Когда ты доберешься до них, передай им от меня пожелание мира». Я был удивлен его словами, и в душу мне запало намерение направиться в эти страны. Я беспрерывно блуждал по странам, пока не встретил этих трех человек, о которых он мне сказал, и не передал им от него пожелание мира.

Когда я с ним прощался, он снабдил меня дирхамами, и они постоянно хранились при мне. Я же совсем не испытывал нужды в том, чтобы их тратить. (Так продолжалось до тех пор), пока у меня их не отняли неверные индийцы вместе со всем тем, что они отняли у меня во время путешествия по морю.

К числу александрийских шейхов относится Йакут ал-Хабаши,[158]Т. е. «эфиоп». один из редких людей. Он был учеником Абу-л-'Аббаса ал-Мурси, а Абу-л-'Аббас ал-Мурси был учеником угодника Аллаха всевышнего, знаменитого Абу-л-Хасана аш-Шазили, великого чудотворца и высокодостойного человека.

Чудо Абу-л-Хасана аш-Шазили

… Шейх Йакут, со слов шейха Абу-л-'Аббаса ал-Мурси, сообщил мне, что Абу-л-Хасан совершал хаджж каждый год. Он шел через Верхний Египет. В Мекке он проводил месяц раджаб в благочестивых занятиях и остальное время после него, до окончания хаджжа, посещал священную могилу и возвращался в свою страну по большой дороге паломников.[159]Т. е. по дороге, проходившей через Хиджаз, Синайскую пустыню и т. д. И вот в один из годов — это был последний год, когда он отправился в хаджж, — он сказал своему слуге: «Возьми с собой мотыгу, корзину, снадобья для бальзамирования и все, чем снаряжают мертвого в могилу». Слуга спросил его: «А для чего это, о господин мой?» Абу-л-Хасан ответил: «Увидишь в Хумайсира». Хумайсира находится в Верхнем Египте, в пустынях 'Айзаба. В ней есть источник с солоноватой водой и очень много гиен.

Когда они добрались до Хумайсира, шейх Абу-л-Хасан совершил молитву в два рак'ата и Аллах — велик он и славен — прибрал его к себе при последнем поклоне его молитвы. Там он и был похоронен. Я посетил его могилу. Над нею стоит надгробный камень, на котором написано его имя и его родословная, доведенная до ал-Хасана ибн 'Али, да будет доволен им Аллах.

Рассказ о чуде (шерифа Абу Мухаммеда 'Абдаллаха ал-Хасани)

Я зашел к этому шерифу, считая благословением то, что я его увижу и буду его приветствовать. Шериф спросил меня о моих намерениях, и я сообщил, что хочу совершить хаджж к священному дому[160]Т. е. к мекканской мечети. по дороге через Джидду. Он же сказал мне: «В этот раз тебе это не удастся. Вернись, ибо первый хаджж ты совершишь по сирийской дороге».

Я ушел от него, но не последовал его совету, а пустился в путь и добрался до 'Айзаба. Однако оказалось, что дальнейшее путешествие было для меня невозможно, и я возвратился обратно в Египет, а затем направился в Сирию. Таким образом, путь моего хаджжа проходил по сирийской дороге, согласно тому, что мне сообщил шериф. Да принесет Аллах пользу людям с его помощью… Затем оттуда[161]Т. е. из города Иена. В тексте Д: «я отправился». мы направились в город Адфу.[162]В тексте Д добавлено: «Его название — хамза с фатхой, даль с сукуном без точки и фа' с даммой» (t. I, p. 108). Между ним и городом Иена расстояние в день и ночь пути по пустыням. Затем мы пересекли Нил, переехав из города Адфу в город ал-'Атвани. От этого города мы наняли верблюдов и с группой арабов, известных под именем дагим,[163]В тексте Д добавлено: «'айн с точкой» (t. I, p. 109). отправились в путь по лишенной населения пустыне, но с безопасными дорогами. Во время одной из наших стоянок мы остановились в Хумайсира, где находится могила святого угодника Аллаха Абу-л-Хасана аш-Шазили, о чуде которого в виде предсказания собственной смерти в этом месте я уже рассказал.

В окрестностях Хумайсира множество гиен. Поэтому в ночь нашей ночевки в этом месте мы почти все время вели с ними настоящую войну. Одна из гиен бросилась к моему вьюку, разорвала мешок, который там был, вытянула из него сумку с финиками и унесла ее. Мы нашли сумку, когда встали утром. Она была разорвана, а большая часть ее содержимого съедена.

Затем, после пятнадцатидневного путешествия, мы достигли города 'Айзаб. Это большой город. В нем много рыбы и молока, а зерно и финики туда привозят из Верхнего Египта. Жители 'Айзаба — это ал-буджат. Цвет кожи у них черный. Они одеваются в желтые покрывала, а головы повязывают повязками. Ширина такой повязки бывает равна длине пальца. Они не позволяют дочерям участвовать в наследовании. Их пища — это верблюжье молоко. Верхом они ездят на верблюдах ал-махари, которых называют ас-сухб. Одна треть города принадлежит ал-Малику ал-Насиру, а две другие трети — царю ал-буджат. Он известен под именем ал-Хадраби.[164]В тексте Д добавлено: «фа' без точки с фатхой, даль с сукуном, ра' с фатхой, ба' с одной точкой и йа'» (t. I, p. 110).

В городе 'Айзаб есть мечеть, постройку которой приписывают ал-Касталани. Эта мечеть известна своей святостью. Я посетил ее и сподобился причаститься к ее благословению. В городе живет также праведный шейх Мухаммад ал-Марракуши. Он утверждает, что является сыном ал-Муртада, царя Марракеша, и что ему девяносто пять лет.

Когда мы добрались до 'Айзаба, оказалось, что султан ал-буджат ал-Хадраби ведет войну с турками, и что он уже потопил[165]Оба издания дают в данном случае глагол харака (ха с точкой), который мы и переводим как «потопить». Если же видеть здесь ошибку и предположить необходимость глагола харака (ха без точки), то перевод будет «сжег их», что, может быть, по смыслу подходит больше. их корабли, и что турки перед ним бежали. Таким образом, оказалось, что переезд через море для нас невозможен. Поэтому мы продали приготовленную провизию и вернулись в Верхний Египет вместе с арабами, у которых мы наняли верблюдов. Мы добрались до города Кус — о нем было рассказано раньше — и оттуда спустились по Нилу. Это было время разлива, и мы, преодолев расстояние в восемь дней плавания, добрались из Куса в город Каир. В Каире мы провели одну ночь и после этого я направился в страны Сирии. Это было в половине месяца ша'бана семьсот[166]В издании Д слово «семьсот» отсутствует (t. I, p. 111). — двадцать шестого года.[167]3 июля 1326 г., если за половину месяца считать 15 число.

Рассказ о шейхе Са’иде ал-Хинди[168]В издании Д: «Рассказ» (t. 1, р. 361).

Когда-то давно шейх Са'ид отправился к царю Индии Мухаммад-Шаху. Мухаммад-Шах дал ему большую сумму денег, с которыми он пустился обратно в Мекку. Однако эмир 'Утайфа[169]Бейрутское издание дает огласовку этого имени с даммой, что отражено в нашем переводе. Перевод Д дает огласовку 'Атифа (t. I, p. 361). бросил его в темницу и требовал от него уплаты этих денег. Шейх Са'ид отказывался и был подвергнут пытке. Ему сдавливали ноги. Тогда он отдал двадцать пять тысяч дирхамов в виде серебряных слитков. Его отпустили, и он возвратился в страны Индии. Я видел его там. Он жил в доме эмира Сайф ад-дина Гада, сына Хиббату-л-лаха ибн 'Иса ибн Муханна, эмира сирийских арабов. Гада жил в странах Индии и женился на сестре индийского царя. Я еще расскажу о нем.

Царь Индии дал шейху Са’иду какую-то сумму денег, и шейх вместе с каким-то хаджжием по имени Вашал[170]В переводе Д (t. I, p. 362) дана огласовка «Вашл». Мы даем огласовку бейрутского издания. отправился в дорогу. Этот Вашал принадлежал к числу людей эмира Гада, и эмир послал его привезти к нему некоторых его людей. Он отправил вместе с Вашалом деньги и подарки, среди которых была почетная одежда, пожалованная ему царем Индии в ночь его бракосочетания с его сестрой. Эта одежда была из голубого шелка, вышита золотом и так украшена укрепленными на ней драгоценными камнями, что цвет ее не был виден из-за их множества. Эмир послал также вместе с Вашалом пятьдесят тысяч дирхамов, чтобы Вашал купил для него породистых коней.

Шейх Са'ид отправился в путешествие вместе с Вашалом. На деньги, что с ними были, они купили разных товаров. И вот, когда они были около острова Сокотра — по имени которого называется сокотрийское алоэ, — на них напали индийские разбойники, на многих кораблях. Между одними и другими произошла упорная битва. В ней погибло значительное число людей с обеих сторон. Будучи стрелком из лука, Вашал убил какую-то их часть. Но затем пираты одержали верх над путешественниками и пронзили Вашала таким ударом копья, что после этого он от него умер. Пираты взяли у них все, что у них было, но оставили корабли с инструментами для путешествия и с провизией. После этого путешественники направились в Аден. В Адене умер Вашал.

У этих пиратов обычай убивать кого-либо только во время битвы. Они также никого не топят. Они только отбирают деньги и отпускают людей отправляться на своих кораблях, куда они хотят. Они также не захватывают невольников, так как сами принадлежат к их роду.

… Затем мы отправились в море из Джидды на корабле, из тех судов, которые называют ал-джалба.[171]В перевод Д включено объяснение: «После слова джалба добавлено в скобках: ”большая барка или гондола, сделанная из досок, соединенных веревками из нитей кокосовой пальмы”». Корабль принадлежал Рашид ад-дину ал-Алфи ал-Йамани, хабашийцу по происхождению. Шериф Мансур ибн Абу Нума[172]Мы даем огласовку этого имени согласно бейрутскому изданию. В издании Д всюду последовательно дана огласовка «Неми» (t. 2, р. 158). ехал на другой джалбе. Он очень хотел, чтобы я ехал вместе с ним. Но я не сделал этого, потому что вместе с ним на его джалбе были верблюды, и я боялся этого, и к тому же до этого ни разу не ездил по морю. Там была также группа жителей Йемена, которые уже погрузили на джалбы свои вещи и запасы и были готовы к путешествию.

Рассказ о дирхамах, спрятанных в мешке[173]В издании и переводе Д: «Рассказ» (t. 2, р. 159).

Когда мы поплыли по морю, шериф Мансур приказал одному из своих рабов принести мешок с мукой — половину груза, который несет верховое животное, — и горшок масла, взяв их с какого-нибудь корабля жителей Йемена. И тот взял и то и другое и принес ему. Купцы же пришли ко мне, плача, и рассказали, что внутри этого мешка находится десять тысяч серебряных дирхамов. Они просили меня поговорить с Мансуром относительно возвращения мешка и чтобы он взял другой мешок. Я пошел к Мансуру, поговорил с ним об этом и сказал ему, что в середине этого мешка что-то лежит, что принадлежит купцам. Мансур сказал: «Если это вино, то я его им не отдам. Если же это что-то другое, то оно останется за ними».

Мешок открыли и нашли в нем дирхамы. Мансур отдал их купцам и сказал мне: «Если бы на моем месте был 'Аджлан, то он бы их не отдал». А 'Аджлан — это сын его брата Румайсы. Немного дней до этого он вошел в дом одного дамасского купца, который направлялся в Йемен, и унес большую часть того, что там было. А в настоящее время 'Аджлан — эмир Мекки. Он переменил свое поведение и выказал справедливость и достоинство.

Затем два дня мы плыли по этому морю при благоприятном ветре. После этого ветер переменился и погнал нас с того пути, по которому мы следовали. Морские волны низвергались посреди нас внутри корабля. Волнение людей усилилось. И страх их прекратился, только когда мы сошли на берег, расположенный между 'Айзабом и Савакином, на якорной стоянке, которая называется Ра'с Дава'ир.[174]Букв. «Мыс водоворотов». Мы сошли там на берег и нашли на берегу тростниковую хижину, похожую по форме на мечеть. В ней было большое количество скорлупы страусовых яиц, которые были наполнены водой. Мы попили этой воды и приготовили на ней пищу. Я видел на этой якорной стоянке удивительную вещь. Эта бухта похожа на реку, которая выходит из моря. И вот люди взяли свои одежды, и, держа их за края, опустили в воду, и вытащили из воды наполненные рыбой. Каждая рыба имела размер в локоть, (и в ней признали рыбу,) которая называется ал-бури. Люди варили ее в большом количестве, а остальное изжарили. К нам пришла группа ал-буджат. Они — жители этой страны и имеют черную кожу. Одеждой им служат желтые покрывала. Свои головы они повязывают полосками ткани красного цвета шириной в палец. Они — люди храбрые и смелые. Оружие их — это копья и мечи. У них есть верблюды, которых называют ас-сухб,[175]Букв. «рыжей масти». и они ездят на них с седлами. Мы наняли у них верблюдов и отправились вместе с ними через пустыню, изобиловавшую газелями. Ал-буджат не едят газелей. И поэтому они привыкают к человеку и не бегут от него.

После двух дней пути мы достигли лагеря арабов, известных под наименованием аулад кахил, смешавшихся с ал-буджат и знающих их язык. В этот же день мы достигли острова Савакин.[176]Бейрутское издание дает огласовку «Савакин». Остров расположен на расстоянии около шести миль от материка. На нем нет ни воды, ни посевов, ни деревьев. Воду на остров привозят на лодках. На острове есть цистерны,[177]В тексте слово сахаридж, мн. ч. от сихридж, которое имеет значение и «цистерна», и «водоем». в которых собирается дождевая вода. Остров этот большой. На нем можно найти мясо страусов, газелей и диких ослов. У этих арабов много коз, есть молоко и животное масло. Часть от всего этого они посылают в Мекку. Единственное зерно, которое у них есть, — это ал-джурджур, а это вид проса, с большими зернами. Они его также вывозят в Мекку.

Рассказ о султане (Суакина)

Султаном острова Савакин во время моего прибытия туда был шериф Зайд ибн Абу Нума. Его отец был эмиром Мекки, а его братья — также эмирами Мекки после своего отца. Это 'Утайфа[178]В издании и переводе Д: «'Атифа» (t. 2, р. 162). и Румайса, рассказ о которых был выше. Власть над островом перешла к этому султану от ал-буджат, потому что они являются его дядьями со стороны матери. У него есть вооруженный отряд, состоящий из ал-буджат, арабов аулад кахил и арабов джухайна.

От острова Савакин мы отправились морем, направляясь в страну Йемен. По этому морю не путешествуют ночью из-за множества подводных рифов в нем. Поэтому по нему совершают путешествия только от восхода солнца до его заката. Вечером же становятся на якорь и спускаются на землю. Когда же наступает утро, они поднимаются на корабль. Они называют начальника корабля «ар-руббан». Он постоянно находится на носу корабля и указывает матросу у руля на подводные камни. Они называют эти подводные камни «растениями».

Спустя шесть дней после нашего выхода с острова Савакин мы достигли города Халй,[179]В издании Д добавлено: «Название его пишется следующим образом: ха' без точки с фатхой, лам с кесрой без удвоения» (t. 2, р. 163). известного под именем Ибн Йа'куба. Это был один из йеменских султанов, живших в нем в давние времена. Это большой город с красивыми постройками. Его населяют две группы арабов — (из племен) бану харам и бану кинана. Главная мечеть этого города относится к числу красивейших мечетей. В ней (пребывает) группа бедняков, посвятивших себя поклонению (Аллаху). В их числе — один из великих праведников, шейх благочестивый и набожный.[180]Далее пропуск в тексте перевода. Возможный вариант перевода с именем собственным: «аскет, Кабула ал-Хинди». Его одежда была в заплатах, а калансува — из войлока. У него была небольшая комнатка, примыкающая к мечети, с песком вместо пола, и в ней — ни циновки, ни ковра. Во время моей встречи с ним я видел в комнате один лишь кувшин для омовений и скатерть из листьев пальмы. В ней находились кусочки сухого ячменного (хлеба) и маленькая миска, где были соль и тимьян. Когда кто-нибудь к нему приходил, он ставил их перед пришедшим. Его сообщники слушают его, а он приносит каждому из них то, что у него есть, безо всякого стеснения.

Когда они совершали послеполуденную молитву, они собирались перед шейхом для зикра, (который длился) до молитвы при заходе солнца. Когда они совершали молитву при заходе солнца, каждый из них занимал свое место для передвижения, и они, не переставая, двигались таким образом до последней вечерней молитвы. Когда же они совершали последнюю вечернюю молитву, они вставали на выполнение зикра до трети ночи. Затем они уходили и возвращались в начале третьей трети (ночи) к мечети и бодрствовали до утра. Затем они совершают зикр, пока не наступит время (предрассветной) молитвы. После этой молитвы они удаляются. Но некоторые остаются до времени, когда начинают совершать в мечети утреннюю молитву. Это усердие является их постоянным обыкновением. Я хотел остаться с ними и (провести там) оставшуюся часть своей жизни. Но меня сочли неподходящим для этого. Аллах всевышний предупреждает нас своим словом и своим содействием.

… Отправившись из города Адена, я четыре дня ехал по морю и достиг города Зайла'. Это город ал-барбара, а они — вид суданцев, которые придерживаются шафи'итского толка. Их страна — это пустыни, простирающиеся на два месяца пути. Начало этих пустынь —

у Зайла', а их окончание — у Макдашу.[181]Бейрутское издание дает в огласовке фатху над шином и вав с сукуном, что должно передавать звук «б». Их животные — верблюды, и у них есть бараны, известные своим жиром.

Жители Зайла' чернокожи, и большая их часть — еретики (рафидиты). Зайла' — большой город, и в ней большой рынок, но она — самый грязный, самый варварский и самый вонючий город мира. Причиной вони в нем является множество рыбы и кровь верблюдов, которых они режут в переулках. Когда мы достигли Зайла', несмотря на большое волнение, мы предпочли провести ночь на море и не ночевали в городе из-за его грязи. Затем из Зайла' мы ехали по морю пятнадцать ночей и достигли Макдашу,[182]В издании Д добавлено: «Точное написание этого слова — мим с фатхой, каф с сукуном, даль с сукуном, даль с фатхой и без точки, шин с точками и вав с сукуном» (t. 2, р. 180). а это исключительно большой город. У жителей Макдашу множество верблюдов, из которых они каждый день режут несколько сотен. У них также много баранов. Жители Макдашу — богатейшие купцы. В Макдашу изготовляют ткани, которые называются по названию города. Подобных им нет. Из Макдашу их вывозят в Египет и другие страны.

К обычаям жителей этого города относится то, что, когда корабль прибывает на якорную стоянку, к нему подплывают сунбуки, а это маленькие лодки. В каждом сунбуке находится группа юношей из числа жителей города. Каждый из них несет с собой накрытое блюдо, в котором находится еда, и преподносит его одному из купцов корабля, говоря при этом: «Это мой гость». Так делает каждый из них. Каждый купец спускается с корабля и отправляется только в дом своего хозяина из числа этих юношей, кроме того, разве, кто многократно приезжал в этот город и у кого появилось знакомство со многими его жителями, и поэтому он останавливается там, где хочет. Когда купец останавливается у своего хозяина, он продает ему то, что у него есть, и у него же покупает. Если же кто купит у своего гостя задешево или же продаст в отсутствие своего гостя его товар, то подобная торговля у них порицается. В этой торговле они имеют выгоду.

Когда на корабль, на котором я находился, поднялись юноши, один из них подошел ко мне, но мои спутники сказали ему: «Это не купец. Это законовед». Тогда он закричал своим спутникам: «Это гость кади». Среди них был один из помощников кади, и он известил его об этом. Кади пришел на берег моря с группой учеников и послал ко мне одного из них. Я со своими спутниками сошел на землю и приветствовал кади и его помощников. Кади сказал мне: «Во имя Аллаха! Сейчас мы отправимся приветствовать шейха». Я же спросил: «А кто это шейх?» Он ответил: «Это султан». Их обычай состоит в том, что они называют султана шейхом. Я сказал ему: «Когда я остановлюсь у кого-либо, я отправлюсь к нему». Но кади сказал мне: «Воистину, это обычай, когда приезжает законовед, или шериф, или праведный человек, он ищет крова только после того, как повидает султана». И я пошел вместе с ним к султану, как они того требовали.

Рассказ о султане Макдашу

Как мы уже упомянули, султана Макдашу они называют шейхом. Имя его Абу Бакр, сын шейха 'Умара. Он происходит от ал-барбара. Разговаривает он по-макдашийски, но знает и арабский язык. У него есть обычай, состоящий в том, что, когда приходит корабль, к нему подходит сунбук султана и люди спрашивают о корабле, откуда он пришел, кто его владелец, кто его руббан — а это капитан, что у него за груз, кто прибыл на нем из купцов и иных людей. Узнав это, команда сунбука сообщает об этом султану, который помещает у себя тех, кто достоин получить его кров.

Когда с упомянутым ранее кади — его звали Ибн ал-Бурхан,[183]В издании Д: «Бурхан ад-дин» (t. 2, р. 184). и он происходит из Египта — я добрался до дома султана, вышел один из юношей-слуг[184]В переводе Д: «евнух». и приветствовал кади. Кади сказал ему: «Сообщи верно и уведоми господина нашего шейха, что этот человек прибыл из страны ал-Хиджаз». Юноша выполнил его поручение, затем вернулся и принес блюдо, на которым были листья бетеля и орехи арековой пальмы. Он дал мне десять листьев бетеля и небольшое количество орехов. Столько же он дал кади и то, что осталось на блюде раздал моим спутникам и ученикам кади. Затем он принес сосуд с розовой водой, приготовленной на дамасской розе, полил на меня и на кади и сказал: «Наш господин приказал, чтобы этот законовед остановился в доме учеников», это был дом, предназначенный для оказания гостеприимства ищущим знания. Кади взял меня за руку, и мы отправились в этот дом. Он оказался вблизи от дома шейха, был устлан коврами и снабжен всем необходимым. Затем из дома шейха принесли еду и одновременно пришел один из вазиров шейха — тот, кому поручены заботы о гостях. Он сказал: «Наш господин приветствует вас и поручил сказать вам добро пожаловать». После этого блюдо было поставлено, и мы ели.

Пища их — вареный рис с маслом. Они подают его на большом деревянном блюде и посреди риса ставят миски с «ал-кушан», а это приправа, сделанная из курицы, мяса, рыбы и овощей. Они варят не полностью созревшие бананы в свежем молоке и подают их в мисках и кладут сверху очень кислый лимон, залитые уксусом и посоленные гроздья очень горького перца, зеленый имбирь, манго. Манго похоже на яблоки, но в нем нет косточек. Когда манго созреет, оно становится очень сладким и его едят как плод. До того же, как оно созреет, оно кисло, как лимон. Его маринуют в уксусе. Съев глоток риса, они заедают его этими кислыми плодами и маринадами. Один житель Макдашу съедает столько же, сколько целая группа из нас. И это у них обычай. Они исключительно крупны телом и жирны.

Когда мы поели, кади ушел от нас. Мы прожили там три дня, и нам приносили еду три раза в день, и это их обычай. Когда же наступил четвертый день — это была пятница, — к нам пришел кади, его ученики и один из вазиров шейха и принесли мне в подарок одежду. Их одежда состоит из шелковой повязки вокруг бедер, которую мужчины повязывают себе посередине тела вместо штанов, потому что штанов они не знают, из рубахи из куска льняной египетской ткани, с вышивкой по краю, из фурджийи из (иерусалимской ткани) ал-кудси с подкладкой, из египетской чалмы. Они принесли одежды и для моих спутников, которые им подходили. Мы направились в мечеть и молились позади максуры. Когда из дверей максуры вышел шейх, я вместе с кади приветствовал его, а он сказал нам приветствие и заговорил с кади на своем языке. Затем он сказал мне по-арабски: «Мы рады твоему приезду, ты почтил нашу страну и обрадовал нас». Затем он вышел по двор мечети, остановился перед могилой своего отца, который был там погребен, и прочел отрывок из Корана и помолился. Затем пришли эмиры, вазиры и военачальники и приветствовали султана. В этом приветствии они следуют обычаю жителей Йемена, который состоит в том, что кладут указательный палец на землю, а затем прикасаются им к голове, говоря: «Да продлит Аллах величие твое!»

Затем шейх вышел из дверей мечети, надел свои сандалии, приказал надеть сандалии мне и кади и пешком направился к своему жилищу. Оно же находилось вблизи от мечети. А все люди шли босиком. Над головой шейха несли четыре балдахина из цветного шелка, и на верхней части каждого балдахина была золотая фигурка птицы.

Одежда шейха в этот день состояла из фурджийи из зеленой (иерусалимской ткани) ал-кудси, а под фурджийей были египетское платье и красивые египетские плащи. На нем была также шелковая повязка и на голове большая чалма. Перед ним били в барабан, трубили в трубы и рога. Перед ним и позади него шли эмиры войска, а кади, законоведы и шерифы шли вместе с ним. В таком порядке шейх вошел в помещение для приемов — мешуар. Вазиры, эмиры и военачальники сели в павильоне, который там был. Для кади же был разостлан ковер, на котором сидел один только он. При кади находились факихи и шерифы. Все находились в таком положении до послеполуденной молитвы. После того как они вместе с шейхом совершили послеполуденную молитву, пришли воины всех видов войск и выстроились рядами, соответственно степеням своего значения. Затем ударили барабаны и заиграли трубы, рога и дудки, и во время исполнения этой музыки никто не двигался и не сходил со своего места. Если же кто-то шел, то он останавливался и не двигался далее ни назад ни вперед.

Когда исполнение военной музыки закончилось, музыканты отдали приветствие, выразив его (всеми) пальцами, как мы об этом рассказали, и затем ушли.

Этот обычай соблюдается у них каждую пятницу. Когда же наступает суббота, люди приходят к дверям шейха и садятся в павильоне снаружи дома. Кади, законоведы, шерифы, праведники, шейхи и хаджжии входят во второй мешуар и садятся на устроенные для этого скамейки. Кади же сидит на отдельной скамейке. Каждый класс сидит на специальной, предназначенной для него скамейке и делит ее только с людьми своего класса. Затем шейх садится на свое место, на котором он сидит, когда проводит заседания, посылает за кади и сажает его слева от себя. Затем входят законоведы и садятся; главные садятся перед шейхом, а остальные приветствуют его и уходят. Затем входят шерифы, и главные садятся перед шейхом, а остальные также приветствуют его и уходят. Если есть гости, они садятся справа от шейха. Затем входят шейхи и хаджжии, и также главные садятся, а остальные приветствуют шейха и уходят. Затем входят вазиры, затем эмиры, затем военачальники, одна группа за другой. Они приветствуют шейха и уходят.

Затем приносят еду, и кади, шерифы и те, кто сидит в мешуаре, едят, сидя перед шейхом, и шейх ест вместе с ними. Когда шейх хочет почтить кого-нибудь из своих главных эмиров, он посылает за ним и ест вместе с ним. Остальные же люди едят в доме для угощений. Они едят в том же порядке, в каком они входят к шейху. Затем шейх уходит в свой дом, а кади, вазиры, тайный секретарь и четыре главных эмира садятся, чтобы рассудить людей и разобрать их жалобы. Относительно всего того, что зависит от постановлений шариата, суждения выносит кади. Относительно же всего остального суждения выносят люди совета, а это — вазиры и эмиры. Султану же пишут относительно того, для чего необходима консультация с ним. Он же высылает свой ответ сразу же, на оборотной стороне письма, в соответствии с тем, что он считает необходимым согласно своему мнению. И это их всегдашний обычай.

Затем из города Макдашу мы ехали по морю, направляясь в страну ас-Савахил и желая попасть в город Килва, в стране зинджей. Мы добрались до острова Манбаса.[185]В издании Д добавлено: «Точное написание этого названия: мим с фатхой, нун с сукуном, ба' с одной точкой и с фатхой, син без точек с фатхой и иа'» (t. 2, р. 191), т. е. Манбаса. Это большой остров. Между ним и страной ас-Савахил расстояние в два дня пути по морю, а на материке у Манбасы владений нет. Деревья острова — это банановое дерево, лимонное дерево и дерево сладкого лимона. У жителей его есть плод, который они называют ал-джаммун. Он похож на оливки. Вкус у него такой же, как у оливок, но он очень сладок. Посевов у жителей этого острова нет, и зерно привозят к ним из ас-Савахила. Наиболее частая пища у них — это бананы и рыба. Они придерживаются шафи'итского толка. Они — люди благочестивые, набожные и доброжелательные. Их мечети мастерски и очень прочно построены из дерева. Около каждой двери мечети есть один или два колодца. Глубина их колодцев составляет один или два локтя. Воду из них черпают с помощью деревянного сосуда, к которому прикреплена тонкая деревянная палка длиной в один локоть. Земля вокруг колодца и мечети ровная. Тот, кто хочет войти в мечеть, моет себе ноги и входит. Перед дверями мечети есть кусок грубой циновки, о которую вытирают ноги. Если же кто хочет совершить омовение, он держит сосуд между ног,[186]Букв. «между бедер». льет воду на руки и совершает омовение. Все люди там ходят с босыми ступнями. Мы провели на этом острове ночь и затем отправились по морю в город Килва.[187]В издании Д добавлено: «Точное написание этого названия: каф с даммой, лам с сукуном и вав с фатхой» (t. 2, р. 192), т. е. Кулва. Это большой прибрежный город. Большая часть его населения — зинджи — исключительно черны. На лицах у них надрезы, так же как и на лицах у лимийун, из Джанады. Один купец рассказывал мне, что город Суфала находится на расстоянии половины месяца пути от города Килва и что между Суфалой и Йуфай, в стране лимийун, расстояние в месяц пути. Из Йуфай[188]В издании Д дано еще одно возможное написание этого слова: «Нуфи», восходящее к одной из рукописей (t. 2, р. 193). привозят в Суфалу золотой песок.

Город Килва относится к числу самых красивых городов с самыми мастерски сделанными постройками. Все они из дерева. Крыши домов Килвы сделаны из диса.[189]Так в тексте перевода. Возможный вариант чтения: дайс 'камыш'. Дожди там обильны. Жители города ведут джихад, так как живут в стране, которая прилегает к землям неверных зинджей. Вера и праведность — наиболее распространенные качества жителей Килвы. Они придерживаются шафи'итского толка.

Рассказ о султане Килвы

Во время моего пребывания в этом городе султаном его был Абу-л-Музаффар Хасан, у которого также была кунья Абу-л-Мавахиб[190]Букв. «Отец подарков». из-за многочисленных совершенных им достойных поступков и розданных подарков. Он часто совершал набеги на землю зинджей, нападал на них и захватывал там добычу. Из добычи он забирал пятую часть и тратил ее способами, назначенными в книге Аллаха всевышнего. В казне он отдельно выделил долю близких родственников пророка, и когда к нему приходили шерифы, он одарял их из этой доли.

Шерифы устремились к нему из Ирака, ал-Хиджаза и других мест. Я видел при нем целую группу хиджазских шерифов. Среди них были Мухаммад ибн Джаммаз, Мансур ибн Лубайда ибн Абу Нума, Мухаммад ибн Шумайла ибн Абу Нума. В Макдашу я встретил Атила ибн Кайша[191]В издании Д: «Табл ибн Кубайш». ибн Джаммаза. Он также хотел направиться к этому султану. Этот султан отличается большой скромностью. Он сидит и ест с бедняками и возвеличивает людей веры и благородства.

Рассказ об одном его благородном поступке

В пятницу я оказался рядом с ним. Он в это время вышел с молитвы и возвращался в свой дом. И вот дорогу ему преградил один из бедняков-йеменцев и сказал: «Абу-л-Мавахиб!» Султан сказал: «Вот я перед тобой, о бедняк, что у тебя за нужда?» Тот сказал: «Дай мне эту одежду, которая на тебе!» Султан ответил: «Хорошо, я дам ее тебе». Тогда бедняк добавил: «Сейчас». И султан сказал: «Хорошо, сейчас». Он вернулся в мечеть, вошел в дом хатиба и надел там другую одежду, сняв ту, что была на нем, и сказал бедняку: «Войди и возьми ее». Бедняк вошел, взял одежду, увязав ее в платок, положил узел себе на голову и ушел. И возросла людская хвала султану за ту скромность и щедрость, которые он проявил. Его сын, назначенный наследником, взял эту одежду у бедняка и вознаградил его за нее десятью рабами. А тем временем до султана дошли известия о людских похвалах ему за это, и он также приказал дать бедняку десять голов рабов и два груза слоновой кости. Подарки у них состоят главным образом из слоновой кости, а золото они дарят редко.

Когда же этот достойный и благородный султан скончался, да будет милость Аллаха над ним, править стал его брат Дауд. Он был противоположностью своему брату. Когда к нему приходили просители, он говорил: «Тот, кто даровал, умер и не оставил после себя, что дарить!» Посетители пребывали у него многие месяцы, и лишь после этого он давал им какую-то малость, так что посетители отвратились от его дверей.

Из Килвы мы отправились морем в город Зафар[192]В издании Д добавлено; «Точное написание этого названия за точкой и фатхой, фа' и в конце ра', неизменяемое и с конечной кесрой» (t. 2, р. 196). ал-Хамуди, а это конец страны Йемена, на берегу Индийского моря…

… Затем, когда закончился хаджж, я направился в Джидду, чтобы: морем ехать в Йемен и Индию, но мне не удалось сделать это. Мне не попадался товарищ, и я оставался в Джидде около сорока дней. В этом городе был корабль, принадлежавший человеку по имени 'Абдаллах ат-Туниси, который хотел совершить поездку в ал-Кусайр, в одном из округов города Кус. Я поднялся на корабль, чтобы увидеть, в каком он состоянии, и корабль мне не понравился. Душа моя не желала путешествовать на нем. И это была доброта Аллаха всевышнего, потому что корабль, отправившись в плавание, затонул, когда был на середине моря, в месте, которое называют мысом Абу Мухаммад. Его владелец и несколько купцов спаслись в лодке-ал-'ушари после огромных усилий. Они были близки к гибели, и некоторые из них все же погибли. Остальные люди утонули, а их было на корабле около семидесяти хаджжиев.

Затем после этого я отправился через море на сунбуке в 'Айзаб. Ветер отнес нас к горе, известной под названием Ра'с Давайир. Оттуда мы ехали по суше, вместе с ал-буджат. Мы двигались по пустыне, в которой было много страусов и газелей. В этой пустыне живут арабы племен джухайна и бану кахил. Они подчиняются ал-буджат. Мы прибыли к источнику под названием Мафрур, затем к источнику под названием ал-Джадид. Запасы наши иссякли, и мы купили баранов у одного рода ал-буджат, который мы встретили в пустыне, и питались мясом этих баранов.

Я видел в этой пустыне одного молодого человека — араба, который говорил со мной на арабском языке. Он рассказал мне, что ал-буджат взяли его в плен, и утверждал, что целый год не ел никакой пищи и питался только верблюжьим молоком. После этого у нас иссякло и то мясо, которое мы купили, и запасов не осталось. У меня же было с собой около вьюка фиников ас-сайхани и ал-барни для подарка моим друзьям. Я разделил их среди своих попутчиков, и мы питались ими три дня. После девяти дней путешествия от Ра'с Давайир мы добрались до 'Айзаба, куда уже раньше нас дошли некоторые наши спутники. Жители встретили нас с хлебом, финиками и водой, и мы пробыли в 'Айзабе несколько дней. Затем мы наняли верблюдов и отправились в пусть вместе с группой арабов племени дагим. Мы добрались до источника под названием ал-Джунайб, а может быть — ал-Хубайб и остановились в Хумайсара, где находится могила угодника Аллаха всевышнего Абу-л-Хасана аш-Шазили. Это было наше второе ее посещение, и мы провели ночь в соседстве с нею. Затем мы добрались до деревни ал-’Атвани. Она расположена на берегу Нила, напротив города Идфу, что в Верхнем Египте…

… Ал-'Алайа, о котором мы рассказали, — большой город на берегу моря. Его населяют туркмены, и в нем останавливаются купцы — каирские, александрийские, сирийские. В городе много дерева, и его вывозят оттуда в Александрию и Дамиетту, а оттуда везут в остальные города Египта. В ал-'Алайа на самом высоком месте города есть крепость. Она удивительно красива и укреплена. Ее построил великий султан 'Ала' ад-дин ар-Руми. Я посетил кади этого города Джалал ад-дина ал-Арзанджани. Он поднялся вместе со мной в пятницу в эту крепость, и мы молились в ней. Он оказывал мне гостеприимство и почтил меня. В этом городе мне также оказывал гостеприимство Шамс ад-дин ибн ар-Раджихани, отец которого 'Ала' ад-дин умер в Мали, что в странах Судана.

(… В Судане достойные доверия люди сообщили мне, что неверные суданцы, когда умирает их царь, делают для него подземный склеп и помещают в него вместе с царем некоторых его знатных лиц, слуг и тридцать человек мальчиков и девочек — детей главных людей его страны, предварительно разбив им руки и ноги. Вместе с ними туда помещают также сосуды с напитками.

Один из знатных вождей массуфа, из тех, кто живет в стране Губир среди суданцев и которого отличал их султан, сообщил мне, что у него был сын. И когда умер их султан, суданцы хотели увести его в такой склеп вместе с теми своими детьми, которых они там поместили. Но он сказал им: «Как вы можете сделать это. Ведь этот ребенок не является одним из ваших детей, не исповедует вашу веру». И он выкупил его у них за большие деньги.)[193]Пропуск в тексте издания. Перевод дан по изданию Д.

… Затем мы отправились к городу Кали.[194]В тексте Д добавлено: «каф и лам с кесрой» (t. 4, р. 185). Это маленький город, на расстоянии шести фарсахов от Динавара. В нем живет один человек, из мусульман, капитан Ибрахим. Он в своем жилище оказывал нам гостеприимство. Затем мы поехали в город Коломбо,[195]В тексте Д добавлено: «Точное произношение этого названия: каф и лам с фатхой, нун с сукуном и ба' с одной точкой и даммой», т. е. Каланбу (t. 4, р. 185). а это один из самых красивых и самых больших городов Сарандиба. В нем живет вазир, властитель моря, Джалисти и вместе с ним около пятисот человек из ал-хабаша…

… Затем из Каира я отправился в Верхний Египет — рассказ о нем был ранее — в 'Айзаб. Оттуда я поехал морем и прибыл в Джидду…

… Затем мы выехали из Марракеша вместе с торжественным поездом господина нашего[196]Маринидский султан Абу 'Инан Фарис (1348–1359). — да поможет ему Аллах, — и прибыли в город Сале. Потом прибыли в чудесный зеленый, цветущий город Мекнес, с его плодовыми садами и цветниками, со всех сторон окруженный рощами оливковых деревьев. После этого мы достигли столичного города Феса, да охранит его Аллах всевышний. В нем я простился с господином нашим — да поможет ему Аллах — и отправился в путешествие в страны Судана. Я добрался до города Сиджилмаса, и это один из самых красивых городов. В нем очень много очень хороших фиников. По обилию фиников Сиджилмаса походит на город Басру, но финики Сиджилмасы лучше. В числе сортов фиников Сиджилмасы есть сорт ирар, подобного которому нет в мире.

Я остановился в Сиджилмасе у законоведа Абу Мухаммада ал-Бушри, а это тот человек, брата которого я встречал в городе Канджанфу, что в странах Китая. В какой дали один брат находился от другого!

Этот факих принял меня с таким почетом и уважением, с каким только мог. Я купил в Сиджилмасе верблюдов и откармливал их четыре месяца. Затем в начале месяца Аллаха мухаррама пятьдесят третьего года[197]Мухаррам 753 — 18 февраля — 18 марта 1352 г. я отправился в путь в составе каравана с группой товарищей, во главе которой был Абу Мухаммад Йандакан ал-Массуфи — да будет милостив к нему Аллах. В их числе была группа купцов из Сиджилмасы и других. После двадцати пяти дней пути мы добрались до селения Тагаза,[198]В тексте Д добавлено: «Точное произношение этого названия: та' с двумя точками и фатхой, гайн с точкой, алиф, зайн также с фатхой» (t. 4, р. 377). а это деревня, в которой нет ничего хорошего. К числу ее удивительных вещей относится то, что ее дома и мечеть построены из глыб каменной оси, а их крыши — из верблюжьих шкур. В ней нет ни одного дерева. Ее земля — один лишь песок, и в нем соляной рудник. Там роют землю, и в ней находят огромные плиты соли, нагроможденные одна на другую так, как будто они были вытесаны и сложены под землей. Верблюд может нести две такие плиты. В Тагаза никто не живет, кроме рабов племени массуфа, которые и выкапывают соль. Они живут только теми финиками, которые к ним привозят из Дар'а и Сиджилмасы, и мясом верблюдов, а также зерном анли, которое привозят из Судана. Жители Судана прибывают туда из своих стран и вывозят оттуда соль. В Ийвалатане один груз соли продается за сумму от десяти до восьми мискалей, а в городе Малли — за сумму от двадцати до тридцати и иногда даже до сорока мискалей.

Суданцы ведут расчеты с помощью соли так же, как в других странах ведут расчеты с помощью золота и серебра. Они разрезают соль на куски и торгуют, используя ее как деньги.

Несмотря на ничтожность деревни Тагаза, в ней ведутся торговые дела и из рук в руки переходят несметные богатства в виде золотого песка. Мы провели в Тагаза десять дней, и провели их в муках, так как вода в ней солоновата и мух в Тагаза больше, чем в любом другом месте. В ней запасают воду, чтобы войти в пустыню, которая расположена за нею, а это расстояние в десять дней пути, на протяжении которых нет воды, разве что редко. Мы же нашли там много воды в лужах, которые остались после дождя. В один из дней мы нашли небольшой водоем между двумя холмами из камня. Вода в нем была пресной, и мы напились из него сколько хотели и вымыли свою одежду.

В этой пустыне много грибов. В ней также очень много вшей, так что люди привязывают себе на шею шнурки, в которых содержится ртуть, и эта ртуть убивает вшей.

В те дни мы обычно шли перед караваном, и когда находили пригодное для пастьбы место, пасли на нем наших животных. Мы делали так постоянно, пока в пустыне не потерялся один человек по имени Ибн Зири. После этого случая мы уже больше не удалялись вперед и не отставали. А дело было в том, что между ним и сыном его дяди с материнской стороны, по имени Ибн 'Ади, произошел спор, и они оскорбляли друг друга. Поэтому Ибн Зири отстал от каравана и заблудился. Когда же караван остановился, никто ничего о нем не знал. Я посоветовал сыну его дяди нанять кого-нибудь из племени массуфа, кто бы смог пойти по его следам и, может быть, нашел его, но тот отказался. На второй день один человек из племени массуфа, сам, без оплаты, взялся за его поиски и нашел его следы. Они шли то по главной дороге, то отклонялись от нее. Но ни Ибн Зири, ни каких-либо сведений о нем найти не удалось.

Незадолго до этого мы встретили на нашем пути караван, и нам сообщили, что несколько человек из их каравана отделились от них. Одного из них мы нашли мертвым под небольшим деревцем, из тех деревьев, что растут в песках. На нем была одежда, а в руке — кнут. Вода же была всего в одной миле от него. Затем мы добрались до Тасарахла.[199]В издании Д добавлено: «та' с двумя точками и фатхой, син без точек, ра' и ха' с сукуном» (t. 4, р. 381). Это каменистые равнины, покрытые песком, в котором есть вода. На ней делают привал караваны и остаются там три дня. Они отдыхают, чинят свои бурдюки, наполняют их водой и нашивают на них грубую ткань, боясь ветра и испарения. Оттуда же высылают такшифа.

Рассказ о такшифе

Такшифом называют любого человека из племени массуфа, которого люди каравана нанимают, чтобы до прихода каравана в Ийвалатан он принес письма участников каравана их знакомым в Ийвалатане, дабы те наняли для них дома и вышли бы им навстречу с водой на расстояние четырех дней. Тот же, у кого нет знакомого в Ийвалатане, пишет кому-нибудь из тамошних купцов, известному своей добродетелью. Иногда такшиф погибает в этой пустыне, и жители Ийвалатана остаются в неведении о прибытии каравана, а участники каравана или большая их часть погибают.

В этой пустыне много демонов, и если такшиф один, они начинают играть с ним и околдовывают его, пока он не собьется со своего пути и не погибнет, так как в пустыне нет ни ясно видимой дороги, ни следа, а одни лишь пески, которые переносит ветер, так что один раз видишь песчаную гору в одном месте, а потом видишь, что она переместилась в другое место.

Проводником там может быть только тот, кто много раз ходит по этой пустыне туда и обратно, у кого чистое сердце. Я видел удивительную вещь: проводник, который был с нами, был крив на один глаз, а второй у него был больным, и, несмотря на это, он знал дорогу как никто другой.

В этом нашем путешествии мы наняли такшифа за сто мискалей золота. Он был из / 676 / племени массуфа. В ночь седьмого дня мы увидали огни тех, кто вышел нам навстречу, и обрадовались этому.

Эта пустыня, когда в ней находишься, сверкает и сияет, а сердце радуется, и душа становится счастливой.[200]Ибн Баттута очень точно описывает впечатления, которые вид пустыни, особенно в утренние часы, вызывает у смотрящего на ее просторы, как я могу свидетельствовать, опираясь на собственный опыт. Она безопасна от воров. В ней много антилоп, и случается, что стадо антилоп идет и приближается к людям настолько, что те могут на них охотиться с собаками и стрелами. Но их мясо порождает жажду у тех, кто его ест, и поэтому многие люди остерегаются его есть.

Удивительно, что в желудках этих антилоп — когда их убьют — находят воду. Я видел людей массуфа, которые выжимали желудки антилоп и пили воду, что в них была. В этой пустыне также очень много змей.

Рассказ о человеке, забавлявшемся со змеями[201]Д: «Рассказ» (t. 4, p. 383).

В нашем караване был один тлемсенский купец по имени ал-Хаджж Заййан. У него была привычка хватать змей и играть с ними. Я настоятельно советовал ему не делать этого, но он продолжал свое занятие. Однажды он сунул руку в нору ящерицы, чтобы вытащить ее. Но вместо ящерицы он наткнулся там на змею и взял ее в руку. Он хотел сесть верхом, но змея ужалила его в правый указательный палец, что причинило ему сильную боль. Ему прижгли руку, но вечером этого же дня боль усилилась. Тогда он зарезал верблюда, положил руку в верблюжий желудок и оставил ее в таком положении на ночь. Затем мясо с пальца отпало кусками, и он отрезал палец у самого основания. Люди из племени массуфа сказали нам, что эта змея незадолго до укуса пила воду и что если бы она не пила, то непременно убила бы ужаленного.

После того как к нам присоединились те, кто вышел нас встречать с водой, мы напоили наших лошадей и вступили в очень жаркую пустыню, не такую, как мы уже знали. Мы вступили в путь после послеполуденной молитвы, двигались всю ночь и сделали привал только утром. Пришли люди из племен массуфа, бардама и других и принесли бурдюки с водой для продажи.

Затем после путешествия, начатого из Сиджилмасы и продолжавшегося полных два месяца, в начале месяца раби' первого мы добрались до города Ийвалатан. Этот Ийвалатан есть первая провинция Судана. Наместником султана в этом городе был Фарба Хусайн. А значение слова «фарба»[202]В тексте Д добавлено: «фа' с фатхой, р. с сукуном, ба' с одной точкой и фатхой» (t. 4, р. 385). — наместник.

Когда мы добрались до города, купцы разложили свои товары на площади, а суданцы взяли на себя ответственность за их сохранение. Купцы же отправились к фарба. Он сидел на ковре под навесом. Его помощники[203]В переводе Д: «его стража» («ses gardes»). с копьями и луками в руках стояли перед ним, а знатные люди племени массуфа — позади. Купцы остановились перед ним, и он разговаривал с ними через переводчика, несмотря на то что они были близко от него, по причине его презрения к ним. При виде этого я раскаялся, что отправился в их страну, из-за их дурного воспитания и презрения к белым людям. Я направился в дом Ибн Бадда' — это достойный человек, один из жителей Сале. Я заранее написал ему, чтобы он нанял для меня дом, и он сделал это.

Затем мушриф Ийвалатана — его звали Маншаджу[204]В тексте Д добавлено: мим с фатхой, нун с сукуном, шин с точками и фатхой, алиф, джим с даммой и вав» (t. 4, p. 386). — пригласил прибывших с караваном на угощение, которое он устраивал для них. Сначала я отказался идти на это угощение, но мои спутники так настаивали, что я пошел вместе со всеми. Принесли угощение. Оно состояло из толченого проса анли, смешанного с небольшим количеством меда и молока. Все это было положено в половину тыквы, которой была придана форма миски. Гости пили это угощение и уходили. И я спросил у своих спутников: «Что, разве ради этого этот черный и позвал нас!» Они ответили: «Да, и это считается у них самым большим угощением для гостей». Тогда мне стало ясно, что надеяться на добро от этих людей нельзя, и я хотел тут же уехать обратно вместе с хаджжиями Ийвалатана, но затем все же решил отправиться посмотреть на их царя.

Мое пребывание в Ийвалатане длилось около пятидесяти дней.[205]В переводе Д: «около семи недель» (t. 4, р. 381). Жители Ийвалатана оказывали мне уважение и приглашали меня в гости. В их числе были кади города Мухаммад ибн 'Абдаллах ибн Йанумар и его брат законовед и учитель Йахйа.

Жара в городе Ийвалатан очень сильна. В нем есть небольшое число финиковых пальм, в тени которых выращивают арбузы.[206]В переводе Д: «арбузы и дыни» (t. 4, р. 387). Воду там извлекают из песков, покрывающих каменное основание, где она скапливается от дождей. В городе много бараньего мяса. Одежды жителей Ийвалатана изготовляются в Египте. Большинство жителей Ийвалатана принадлежат к числу берберов массуфа. Женщины их исключительно красивы и своим общественным значением превосходят мужчин.

Рассказ о массуфа, живущих в Ийвалатане

Качества этих людей удивительны, а дела их странны. Что касается их мужчин, то у них нет ревности. Ни один из них не связывает свое происхождение со своим отцом, но связывает его со своим дядей по матери. Человеку наследуют сыновья его сестры, и исключаются его собственные дети. Такое же положение я видел только у неверных страны ал-Мулайбар в Индии. Что же касается этих массуфа, то они мусульмане, соблюдают молитвы, изучают законоведение и учат наизусть Коран.

Что касается их женщин, то они не стыдятся мужчин, не закрывают лиц, несмотря на то что усердны в молитвах. Если кто пожелает взять их в жены, он может это сделать. Однако они не следуют за своим мужем, если тот уезжает. Даже если бы какая-нибудь из них захотела сделать это, ее родственники непременно помешали бы ей.

У тамошних женщин бывают друзья и приятели из числа мужчин-чужестранцев, и точно так же у мужчин бывают подруги из числа посторонних женщин.[207]Перевод Д: «… мужчин-чужестранцев или неродственников… женщин, чужих в семье» (t. 4, р. 388–389). И бывает так, что кто-нибудь из них входит к себе в дом, и находит свою жену вместе с ее другом, и не видит в этом ничего неприятного для себя.

Рассказ о кади и его подруге[208]Д: «Рассказ» (t. 4, р. 389).

Однажды я вошел к кади Ийвалатана, после того как получил его разрешение войти, и увидел, что у него находится молодая женщина изумительной красоты. Когда я увидел ее, я пришел в смущение и хотел уйти. Она же начала смеяться надо мной и не выказала застенчивости или стыда. Кади же спросил меня: «Почему ты уходишь? Это же моя подруга». И я подивился им обоим. Ведь кади был законоведом и хаджжием. Мне было известно, что он просил у султана разрешения совершить хаджж в этом году, куда он собирался вместе со своей подругой, — я не знаю, с этой же самой или с другой, — но султан не дал ему разрешения.

Еще один такой же рассказ

Однажды я вошел к Абу Мухаммаду Йандакану ал-Массуфи, тому, вместе с которым мы прибыли в Ийвалатан. Я нашел его сидящим на ковре, а посередине его жилища было ложе, с навесом для тени сверху; на ложе была женщина, и вместе с нею сидел мужчина. Они беседовали. Я спросил Абу Мухаммада: «Кто эта женщина?» И он ответил: «Это моя жена». Тогда я спросил: «А кто ей тот человек, что сидит вместе с нею?» Он же ответил: «Это ее друг». Тогда я спросил: «И ты допускаешь это? Ведь ты жил в наших странах и знаешь заповеди шариата!» Он же сказал: «У нас общение женщин с мужчинами происходит по-хорошему и приличным образом. В нем нет места подозрениям. Ведь наши женщины не похожи на женщин ваших стран!» Я же подивился его глупости, ушел от него и больше к нему после этого не приходил. Несколько раз он приглашал меня к себе, но я не ответил на его приглашение.

Когда я решил направиться в Малли (а между Малли и Ийвалатаном расстояние в двадцать четыре дня пути, если едешь быстро), я нанял проводника, человека из племени массуфа. Так как ввиду безопасности этого пути нет нужды в путешествии группой, я отправился в путь вместе с тремя своими друзьями.

На этой дороге много деревьев. Это огромные, столетние деревья. Одно такое дерево может укрыть своей тенью целый караван. Среди деревьев есть и такие, у которых нет ни ветвей, ни листьев, и тем не менее их ствол таков, что может укрыть тенью человека. У некоторых подобных деревьев выгнила сердцевина, и в углублении собирается дождевая вода, так что они уподобляются колодцам, и люди пьют воду, которая в них находится. В некоторых из них живут пчелы и бывает мед. Тогда люди собирают оттуда этот мед. Однажды я проходил мимо такого дерева и вдруг увидел в нем ткущего человека. Он установил там свой ткацкий станок и ткал. Я был удивлен этим.

Говорит Ибн Джузай: «В стране ал-Андалус есть два дерева из рода каштанов. И в дупле каждого дерева — ткач, который ткет ткань. Одно из них находится на склоне горы, около Вади Аш, а другое — в Альпухарре(, около) Гранады».

Среди деревьев тех зарослей, что протянулись между Ийвалатаном и Малли, есть такие, плоды которых похожи на сливы, яблоки, груши, абрикосы, но сами деревья иного рода. Там есть также деревья, что приносят плоды, похожие на длинный огурец. Когда такой огурец созревает, он лопается и обнаруживается вещество, напоминающее муку. Эту муку приготовляют и едят. И продают на рынках.

Из этой земли жители извлекают зерна, похожие на зерна бобов. Их жарят и едят. Вкус их напоминает вкус жареного гороха. Иногда они мелют их и из полученной муки приготовляют что-то вроде пирожного.[209]В переводе Д добавлено: «круглое и ноздреватое» (t. 4, р. 392). Это зерно жарят вместе с гарти. А гарти[210]В издании Д добавлено: «… пишется так: гайн с точкой и фатхой, ра' с су-куном и та' с двумя точками и кесрой» (t. 4, р. 392). — это плод, похожий на сливу, очень сладкий, но ядовитый для белых людей, если они его едят. Косточки его дробят и извлекают из них масло, которое употребляют для самых разных целей. На нем готовят, его сжигают в светильниках, на нем приготовляют пирожные, о которых было сказано. Они мажутся им сами, смешивают его с землей, какая у них там есть, и обмазывают этой смесью дома, так же как в других местах их обмазывают известью. Этого масла у них много, и получить его легко. В больших тыквах его перевозят из одного города в другой. Одна такая тыква вмещает столько, сколько в наших странах вмещает кувшин. Тыквы в странах Судана бывают очень большие.

Они изготовляют из них блюда: тыкву режут на две половины и из каждой половины делают блюдо или миску, на котором вырезают красивую резьбу.

Когда кто-нибудь из жителей Судана путешествует, с ним следуют его рабы и рабыни. Они несут его постельные принадлежности и циновки, сосуды, сделанные из тыквы, из которых он есть и пьет. Путешествующий по этим странам не несет с собой ни запасов еды, ни приправ, ни динаров, ни дирхамов. Они несут только куски соли, стеклянные украшения — люди называют их ан-назм[211]Букв. «стеклянные бусы», т. е. бисер. — и кое-какие ароматические вещества. Из ароматических веществ жителям тамошних стран больше всего нравится гвоздика, смола-мастика и тасаргант. Последний является их любимым благовонием.

Когда путешественник прибывает в деревню, суданские женщины приносят просо анли, кислое молоко, кур, муку из плодов ююбы, рис, фонио — оно похоже на зерна горчицы, и из него приготовляют кускус и 'асиду, — муку из фасоли-лобио. Путешественник покупает из этих товаров, что ему нравится. Но рис бывает вреден для белых, если они его едят, и фонио лучше, чем рис.

Пройдя расстояние в десять дней пути от Ийвалатана, мы добрались до деревни Загари.[212]В издании Д добавлено: «… точное написание ее названия таково: зайн с фатхой, гайн с точкой и ра' с кесрой» (t. 4, р. 394). Это большая деревня, в которой живут суданские купцы. Их называют ванджарата.[213]В издании Д добавлено: «… вав с фатхой, нун с сукуном, джим с фатхой, ра', алиф, та' с двумя точками и та' — показатель женского рода» (t. 4, р. 394). Вместе с ними живет группа белых хариджитов, которые придерживаются ибадитского толка. Их называют сагангу.[214]В издании Д добавлено: «… сад без точки с фатхой, первый гайн с точкой, нун, второй гайн с даммой и вав» (t. 4, р. 395). А белых суннитов-маликитов называют у них тури.[215]В издании Д добавлено: «… та' с двумя точками и даммой, вав, ра' с кесрой» (t. 4, р. 395). Из этой деревни возят в Ийвалатан просо анли.

Затем мы двинулись из Загари и дошли до большой реки. Это был Нил. На его берегу находился город Карсаху[216]В издании Д добавлено: «каф с фатхой, ра' с сукуном, син без точек с фатхой, ха' с точкой и даммой и вав» (t. 4, р. 395). Оттуда Нил спускается к городу Кабара,[217]В издании Д добавлено: «ба' с одной точкой и с фатхой, и pa'» (t. 4, р. 395). а затем к Зага.[218]В издании Д добавлено: «за' с фатхой и гайн с точкой» (t. 4, р. 395). В Кабара и в Зага в каждом из них свой султан, и каждый из них выражает повиновение царю Малли. Жители Зага приняли ислам давно. Они набожны и стремятся к знанию. Затем от Зага Нил спускается до Тунбукту, затем — до Каукау (мы расскажем об этих двух городах далее), затем — до города Мули,[219]В издании Д добавлено: «мим с даммой и лам с кесрой» (t. 4, р. 395). что в стране ал-лимийун. А Мули — это последний округ Малли. Затем (Нил доходит) до Йуфи,[220]В издании Д добавлено: «в его названии — последняя буква алфавита йа' с даммой, вав, и фа' с кесрой» (t. 4, р. 395). и это одна из наиболее крупных стран Судана, а ее султан — один из наиболее могущественных среди суданских султанов. Белые люди не входят в эту страну, потому что они их убивают, прежде чем они ее достигнут. Затем (Нил) спускается оттуда к стране нубийцев. Они же придерживаются христианской веры. Затем (Нил течет) до Донголы, и это самый большой город нубийцев.[221]В издании Д добавлено: «точное его название: даль с даммой и каф, нун с сукуном между ними, и лам с фатхой» (t. 4, р. 396). Султана Донголы зовут Ибн Канз ад-дин. Он принял ислам в дни ал-Малика ан-Насира. Затем (Нил) спускается к порогам, и это конец области Судана и начало области Асуана в Верхнем Египте.

В этом месте Нила вблизи от берега я видел крокодила. Он был похож на небольшую лодку. Однажды я спустился к Нилу для удовлетворения нужды, и вдруг неожиданно появился один из суданцев и остановился между мной и берегом. Я был удивлен его дурному воспитанию и малой стыдливости. Я рассказал об этом одному из знакомых людей, и тот сказал: «Он поступил так только из страха за тебя перед крокодилами и поэтому остановился между тобой и крокодилом».

Затем мы выехали из Карсаху и добрались до реки Сансара,[222]В издании Д добавлено: «два сада без точек с фатхой, ра' и нун с сукуном» (t. 4, р. 397). а это на расстоянии примерно десяти миль от Малли. У них такой обычай, что они запрещают людям входить в их город без разрешения. Поэтому я заранее написал в общину белых знатным их людям — Мухаммаду ибн ал-Факиху ал-Джазули и Шамс ад-дину ибн ан-Накувайшу ал-Мисри, чтобы они сняли для меня дом. Когда я добрался до упомянутой выше реки, я пересек ее на пароме, и никто мне не препятствовал сделать это, и я достиг города Малли господина — царя Судана.[223]Возможный вариант перевода: «Малли, столицы Судана». Я остановился там около городского кладбища и отправился в квартал белых. Я искал Мухаммада ибн ал-Факиха. Оказалось, что он уже нанял для меня дом напротив своего дома, я отправился туда. Зять ибн ал-Факиха 'Абд ал-Вахид, законовед и чтец Корана, принес мне свечу и еду. На другое утро ко мне пришел Ибн ал-Факих, Шамс ад-дин ибн ан-Накувайш и 'Али аз-Зуди ал-Марракуши, а он — один из числа ищущих знания. В Малли я встретил кади 'Абд ар-Рахмана. Он пришел ко мне, и оказалось, что он — суданец. Он хаджжий и достойный человек, с благородными качествами. В знак своего гостеприимства он прислал мне корову. Я встретил также переводчика Дуга.[224]В издании Д добавлено: «даль с даммой, вав и гайн с точкой» (t. 4, р. 398). Он — один из наиболее достойных знатных среди них. Он прислал мне быка. Законовед 'Абд ал-Вахид прислал мне два больших мешка фонио и бутылочную тыкву с маслом гарти. Ибн ал-Факих прислал мне рис и фонио. Шамс ад-дин прислал мне в знак гостеприимства угощение. В общем, они, поистине, снабдили меня наиболее полным образом всем необходимым. Да возблагодарит их Аллах за их добрые дела. Ибн ал-Факих был женат на дочери дяди султана с отцовской стороны, и она взяла на себя заботу о нашем пропитании и обо всем остальном. Спустя десять дней после нашего прибытия мы ели 'асиду, которую приготовляют из чего-то похожего на ал-калкас, что называют ал-кафи.[225]издании Д добавлено: «… с кафом. алифом и фа'» (t. 4, р. 399). Они предпочитают эту похлебку всем другим кушаньям. Но на другое утро все мы оказались больными, а нас было шесть человек, и один из нас умер. Я же пошел на утреннюю молитву, и во время молитвы сознание покинуло меня. Я попросил одного из египтян дать мне облегчающего лекарства, и он принес мне чего-то, что называлось байдар,[226]В издании Д добавлено: «… ба' с одной точкой и фатхой, последняя буква йа' с сукуном, даль без точек с фатхой и pa'» (t. 4, р. 399). а это корни какого-то растения. Он смешал их с анисом и сахаром и затем размешал в воде. Я выпил это лекарство и изрыгнул все, что съел, вместе с большим количеством желтой желчи. Аллах спас меня от гибели, однако я болел два месяца.

Рассказ о султане Малли

Этот султан — манса Сулайман. Значение слова манса[227]В издании Д добавлено: «… мим с фатхой, нун с сукуном и син без точек с фатхой» (t. 4, р. 399). — султан, а Сулайман — его имя. Он — скупой царь. Нельзя надеяться получить от него большой подарок. Случилось так, что я пробыл все это время в Малли и не видел его из-за моей болезни. Затем, ради утешения по случаю кончины господина нашего Абу-л-Хасана,[228]Десятый маринидский султан Абу-л-Хасан 'Али (1331–1352). да будет доволен им Аллах, он устроил угощение и приказал позвать эмиров, факихов, кади и хатиба, и я пришел вместе с ними. Принесли ящики, содержавшие тетради Корана, и Коран был прочитан весь целиком. Они молились за господина нашего Абу-л-Хасана, да помилует его Аллах. Затем молились за манса Сулаймана. Когда кончили молиться, я вышел вперед и приветствовал манса Сулаймана. Кади, хатиб и Ибн ал-Факих сообщили ему о том, кто я есть, и он ответил им на их языке. Они же сказали мне: «Султан говорит тебе: Благодари Аллаха». И я произнес: «Хвала Аллаху и благодарность за все обстоятельства».

Рассказ о жалком подарке этих людей и о том, как они этот подарок расхвалили

Когда я вернулся к себе в дом, в знак гостеприимства мне прислали подарок. Он был отправлен сначала в дом кади. Затем кади послал его вместе со своими людьми в дом Ибн ал-Факиха. После чего Ибн ал-Факих поспешно, с босыми ногами, вышел из своего дома и вошел ко мне и сказал: «Вставай! Тебе принесли посылку от султана и его подарок». Я встал. Я думал, что это почетные одежды и деньги. И вдруг оказалось, что это три круглые лепешки, кусок говядины, зажаренной на масле гарти, и тыква, в которой было кислое молоко. Когда я увидел все это, я рассмеялся и долго удивлялся скудости их ума и их неумеренному прославлению таких жалких вещей.

Рассказ о том, что я сказал султану после этого, и о том, как он меня облагодетельствовал

После присылки этого подарка я пробыл в Малли два месяца, на протяжении которых мне ничего не присылали от султана. Но вот пришел месяц рамадан. За это время я ходил в то место, где происходили аудиенции, сидел с кади и хатибом, разговаривал с переводчиком Дуга. Последний сказал мне: «Обратись к султану, а я за тебя объясню то, что нужно». В первые дни рамадана султан давал аудиенцию, и я встал перед ним и сказал: «Воистину, я путешествовал по разным странам света и встречался с их царями. В твоей стране я уже четыре месяца, но ты не обошелся со мной как с гостем и ничего не подарил мне, так что же я смогу сказать о тебе другим султанам?» Султан же ответил: «Подлинно, я не видел тебя и ничего не знал о тебе». Тогда встали кади и Ибн ал-Факих, и ответили ему, и сказали: «Он уже приветствовал тебя, и ты посылал ему угощение». Тогда он приказал выделить для меня дом, в котором бы я поселился, и содержание, которое бы мне шло. Затем в двадцать седьмую ночь месяца рамадана он раздал кади, хатибу, факихам милостыню, которую называют аз-закат. Вместе с ними он дал мне три мискаля с одной третью, а при моем отъезде подарил еще сто мискалей золота.

Рассказ о приеме (султана), который он дал в своей кубе

У султана есть высокая кубба, дверь в которую находится внутри его дворца. Он сидит в ней большую часть времени. В куббе со стороны мешуара есть три сводчатых окна с деревянными решетками. Их деревянные части покрыты листками серебра. Под ними же три других окна, покрытых листками золота или позолоченного серебра. На ее окнах занавески из грубой ткани. Когда бывает день его приема, занавески в куббе поднимают, и становится известно, что султан будет сидеть там. Когда он начинает заседать, через решетку одного из окон выкидывают шелковый шнурок, к которому привязан египетский полосатый шелковый носовой платок. Когда люди видят этот платок, они начинают бить в барабаны и дуть в трубы.

Затем из ворот дворца выходит примерно триста рабов. Из них одни несут в руках луки, у других в руках — маленькие копья и щиты. Те, кто с копьями, становятся справа и слева, а те, что с луками, садятся так же. Затем приводят двух оседланных и взнузданных коней и двух баранов. Говорят, что они помогают от дурного глаза.

Когда султан садится, поспешно выходят трое рабов из числа названных и зовут его заместителя Канджа Муса. Затем приходят фа-рарийа,[229]В издании Д добавлено: «фа' с фатхой» (t. 4, р. 404). а это эмиры. Приходят также хатиб и законоведы и садятся справа и слева перед рабами с оружием.[230]В тексте Ибн Баттуты употреблено персидское слово, происходящее от ед. ч. силахдар, что по-персидски значит «оруженосец» (букв, «имеющий оружие»), чем и объясняется перевод Д. (porteurs d'armes ou ecuyers — t. 4, p. 404). Мы отказываемся от такого перевода, так как он привносит ассоциации, связанные с европейской историей, хотя буквально он и ближе к оригиналу. Толмач Дуга становится перед дверями мешуара. На нем в это время бывают надеты великолепные одежды из аз-зардханы и других тканей. На голове у него чалма с красивой каймой. Они умеют накручивать чалму исключительно красиво. Дуга опоясан мечом в золотых ножнах. На ногах у него сапоги и шпоры. В этот день сапоги надевает только он. В руке у него два маленьких копья. Одно — из золота, другое — из серебра, а наконечники — из железа.

Воины, правители, отроки,[231]В издании Д — «фитиан». люди племени массуфа и другие люди сидят снаружи мешуара, на широкой улице с деревьями, которая там есть. Перед каждым фарари расположены его воины, с копьями, луками, барабанами и трубами. Трубы их изготовлены из слонового бивня, а музыкальные инструменты — из тростника и тыкв. В инструменты бьют небольшими деревянными палочками, и инструменты издают удивительный звук. Каждый фарари имеет колчан, висящий у него между лопаток, в руке лук, и он сидит верхом на лошади. Воины его частью пешие, частью верховые. Внутри мешуара, под окнами, стоит человек. Если кто желает что-нибудь сказать султану, он говорит с Дуга, а затем Дуга говорит с человеком, стоящим под окнами, и уже этот человек говорит с султаном.

Рассказ о приеме, который (султан) проводит в мешуаре

В некоторые дни султан устраивает приемы в мешуаре. Там под деревом есть широкая площадка — мастаба с тремя ступеньками по периметру. Они называют ее ал-панпи.[232]В издании Д добавлено: «первая буква ба', которое произносится как ”п” с фатхой, а вторая с кесрой, между ними — нун с сукуном» («penpi», t. 4, p. 405). Ее застилают шелком, раскладывают на ней подушки и валики, и над нею поднимают балдахин в виде полусферы, напоминающий куббу из шелка. Над этим навесом укрепляют золотую птицу размером с сокола. Султан выходит из дверей, что в углу дворца. В руке у него лук, за спиной колчан, а на голове маленькая золотая шапочка, укрепленная золотой лентой, концы которой тонки и напоминают ножи. Их длина побольше шибра. Чаще всего он одет в красную джуббу из ромейской ткани, покрытой ворсом, которая называется ал-мутанфас. Перед султаном выходят певцы, в руках у которых золотые и серебряные канабир, а позади него примерно триста вооруженных рабов. Султан идет тихим шагом и очень медленно, иногда даже останавливается. Когда он доходит до ал-панпи, он останавливается, оглядывая людей. Затем он медленно поднимается (на панпи), так же как хатиб поднимается на мимбар, и когда он садится, начинают бить в барабаны и играть на рогах и трубах. В этот момент выбегают три раба и зовут ан-на'иба и ал-фарарийа. Те входят и садятся. Затем приводят двух коней и вместе с ними двух баранов. Дуга становится перед дверями, а остальные люди на улице под деревьями.

Рассказ об уничижении суданцев перед своим царем и о том, как они посыпают себя пылью, чтобы показать уважение к нему, а также о других их обычаях

Из всех людей суданцы более чем кто-либо выказывают покорность своему царю, и у них уничижение перед ним сильнее, чем у кого-либо. Они клянутся его именем, говоря: «Манса Сулайман — ки». Когда царь зовет кого-нибудь из них, находясь на приеме в куббе, — о которой мы рассказали — тот, кого он позвал, снимает с себя одежду и надевает вместо нее лохмотья, снимает свою чалму и надевает грязную шешийю. Он входит, подняв свою одежду и свои штаны до половины голени. В таком виде, смиренно и униженно, он выступает вперед и, подойдя, сильно ударяет своими локтями по земле. Затем он останавливается в позе человека, который совершает рак'ат, и слушает слова царя. Когда же кто-нибудь из них поговорит с султаном и султан ответит ему, этот человек снимает с себя одежду и посыпает себе землей голову и спину, точно так же, как человек, совершающий омовение, поливает себя водой. Я очень удивлялся тому, каким образом пыль не ослепляет им глаза?!

Когда султан во время своего приема говорит речь, все присутствующие снимают с голов свои чалмы и внимают его словам. Бывает иногда, что кто-нибудь из присутствующих встает перед султаном и напоминает ему о том, что он сделал у него на службе, говоря: в такой-то день я сделал то-то, а в такой-то день я убил такого-то человека. Те, кто знает это, подтверждают его слова. Их подтверждение заключается в том, что кто-нибудь из них натягивает тетиву своего лука, а затем отпускает ее так же, как он делает, когда стреляет. И если султан скажет тому, что «ты прав», или благодарит его, то он снимает свою одежду и посыпает себя пылью. Среди них это признак хорошего воспитания.

Говорит Ибн Джузай: «Сообщил мне законовед Абу-л-Касим ибн Ридван, государственный секретарь, да сделает его могущественным Аллах, что, когда ал-Хаджж Муса ал-Ванджарати прибыл в качестве посланца манса Сулаймана к господину нашему Абу-л-Хасану,[233]Маринидский султан Абу-л-Хасан 'Али I (1331–1351). да будет доволен им Аллах, он вошел в благородное собрание, и один из его людей нес корзину с пылью. Всякий раз, когда наш господин говорил ему хорошие слова, он, как это делают в его стране, посыпал себя пылью».

Рассказ о том, как султан совершает праздничную молитву в дни праздников

Я находился в Малли во время праздника дня жертвоприношения[234]Праздник 'ид ал-адха. и прекращения поста.[235]Праздник 'ид ал-фитр. Люди направлялись к месту молитвы. Оно находилось вблизи от султанского дворца. На людях были надеты красивые белые одежды. Султан ехал верхом, и на голове у него был тайласан. Суданцы надевают тайласан только во время праздника, исключая одних только кади, хатиба и законоведов. Они же носят такие одежды и во все остальные дни. В дни праздника они стали перед султаном и повторяли фразы: «Нет божества, кроме Аллаха, и Аллах велик!» Перед султаном были красные шелковые знамена. Около места, предназначенного для молитвы, была поставлена палатка. Султан вошел в нее и приготовился в действу. Затем он вышел к месту молитвы, и затем были совершены молитва и хутба. Затем хатиб сошел,[236]с мимбара сел передом и произнес длинную речь. Там был один человек с копьем в руке. Он объяснял людям на их языке речь хатиба. Она состояла из поучения, восхваления, побуждения к необходимости ему повиноваться и оказывать должное уважение.

В дни обоих этих праздников, после послеполуденной молитвы, султан садится на ал-панпи и приходят рабы с оружием, достойным удивления: это колчаны из золота и серебра, украшенные золотом мечи в золотых ножнах, золотые и серебряные копья, палицы, где боевая часть изготовлена из хрусталя. Рядом с султаном стоят четыре эмира и отгоняют мух от его головы. В руках у них серебряное украшение, похожее на седельное стремя. Ал-фарарийа, судьи и хатиб садятся согласно обычаю. Затем приходит переводчик Дуга со своими четырьмя женами и с невольницами, их около сотни. На них надеты красивые платья, на головах же у них серебряные и золотые повязки, украшенные золотыми и серебряными яблоками. Для Дуга ставят стул, он садится на него и играет на музыкальном инструменте. Инструмент был сделан из тростника, а его нижняя часть — из тыкв. Дуга поет стихи, в которых восхваляет султана, вспоминает его походы и деяния. Вместе с ним поют его жены и невольницы и одновременно играют на луках. Вместе с женщинами приходят около тридцати гулямов Дуга. Они одеты в джуббы из красной, голубой ткани. На головах у них белые шешии. У каждого из них на перевязи барабан, на котором он играет. Затем приходят мальчики, помощники Дуга. Они играют и, подпрыгнув, крутятся в воздухе, как это умеют делать жители Синда. В этом занятии они проявляют изящество и исключительную легкость. Очень красиво они представляют борьбу на мечах. В этом представлении исключительно ловко действует своим мечом Дуга. Как раз в это время султан приказывает сделать ему хороший подарок. После чего приносят кошель, в котором находится двести мискалей золотого песка.[237]В переводе Д добавлена фраза, которой нет в издании: «или двести раз по две драхмы с половиной» (t. 4, р. 412). В присутствии всех людей для Дуга объявляют о том. что находится в кошеле. Ал-фарарийа при этом встают и в знак благодарности султану натягивают свои луки, отпуская затем тетиву. На другой день каждый из них делает подарок Дуга, соответственно своему сану. Церемонию, подобную описанной, Дуга выполняет в каждую пятницу после послеполуденной молитвы.

Рассказ о шутливой манере чтения стихов султану

Когда был день праздника и Дуга, закончил свое представление с мечом, пришли поэты. Они называются ал-джула.[238]В издании Д добавлено: «джим с даммой» (t. 4, р. 413). Из них одного называют джали. На каждом из них находится личина, сделанная из перьев и напоминающая по виду дрозда. К личине приделана деревянная голова с красным клювом, как будто это голова дрозда. В этом смешном виде они становятся перед султаном и произносят свои стихи. Мне сказали, что их стихи — это вид проповеди или поучения, в котором они говорят султану: «Воистину на этой ал-панпи, на которой ты сидишь, сидел такой-то царь. К числу его добрых дел относится такое-то. Здесь сидел и другой, который совершил то-то. Так сделай же и ты добро, за которое тебя будут вспоминать после». Затем главный поэт поднимается на ступеньки ал-панпи и кладет голову меж колен султана. Затем он поднимается на саму ал-панпи и кладет голову на правое плечо султана, затем на левое, говоря при этом на своем языке. Затем он спускается. Мне сообщили, что этот обычай существует у них очень давно, до принятия ими ислама, и они продолжают его сохранять.

Рассказ о говорящей саранче[239]В издании Д: «Рассказ» (t. 4, р. 414).

Однажды я присутствовал на приеме султана, когда пришел один из его законоведов, прибывший из одной дальней области. Он остановился перед султаном и долго говорил перед ним. Затем встал кади и подтвердил справедливость его слов. Султан согласился с ними обоими, после чего каждый из законоведов снял с головы чалму и посыпал перед собою пылью. Рядом со мною в это время был один белый человек. Он сказал мне: «Ты знаешь, что он сказал?» Я ответил, что не знаю. И тогда он сказал, что законовед принес известие о саранче, которая напала на их страну. Один из их святых людей отправился на место, где была саранча, и ее количество его напугало. Он произнес: «Эта саранча очень многочисленна», и тогда одно из насекомых ответило ему: «Аллах послал нас погубить посевы страны, в которой так много несправедливостей».

Кади и султан оценили его слова как истинные, и султан при этом сказал эмирам: «Подлинно, я не виновен ни в какой несправедливости, а если был несправедлив кто-либо из вас, то я его накажу, если же кто знает творящего несправедливость и не сообщит о нем мне, то грехи творящего несправедливость падут на его голову.[240]Букв. «шею». Аллах отомстит ему и спросит с него». И когда он произнес эти слова, ал-фарарийа сняли со своих голов чалмы и отклонили от себя всякую ответственность за несправедливость.

Рассказ о справедливости султана[241]В издании Д: «Рассказ» (t. 4, р. 416).

Однажды я был на пятничной молитве, и вот встал один купец (он был одним из ищущих знания, принадлежал к племени массуфа и его звали Абу Хафс), и он сказал: «О люди, находящиеся в мечети! Я призываю вас в свидетели, что предъявляю иск манса Сулайману перед посланником Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует». И когда он сказал это, из максуры султана к нему вышла группа людей, которые сказали ему: «Кто поступил с тобой несправедливо? Кто взял у тебя что-нибудь?» И он ответил: «Маншаджу Ийвалатана, то есть мушриф этого города, взял у меня товаров ценою в шестьсот мискалей и хотел дать мне взамен всего лишь сто мискалей». Султан тотчас же послал за ним. Через несколько дней тот явился, и султан отослал обоих к кади. Кади подтвердил право того купца и отнятие у него товаров. После этого мушриф был смещен со своего поста.

Рассказ о жене султана и дочерях его дяди с отцовской стороны[242]В издании Д: «Рассказ» (t. 4, р. 417).

Случилось так, что в дни моего пребывания в Малли султан прогневался на свою главную жену, дочь его дяди с отцовской стороны, которую они называли Каса. А значение слова каса на их языке — царица. Она же является соучастницей султана в деле правления, согласно обычаю суданцев, и ее имя вместе с именем султана упоминается с мимбара. Султан заточил ее в доме у одного (из) ал-фарарийа, и вместо нее правила другая его жена, которая не была царской дочерью и которую звали Банджу. Люди много говорили об этом и порицали поступок султана. Его сестры — дочери его дяди с отцовской стороны — пришли к Банджу, поздравляя ее с тем, что она стала царицей, и посыпали себе руки пеплом, но не посыпали себе головы пылью. Затем султан освободил Каса из ее заточения. Тогда его сестры вошли к ней, и поздравили ее с освобождением, и посыпали себе голову пылью согласно обычаю. Тогда Банджу пожаловалась на это султану. Султан же разгневался на сестер, так что они испугались и пытались найти убежище в мечети, но он их простил и приказал позвать их к себе. А у них существует обычай, когда они входят к султану, они снимают с себя одежды и входят обнаженными. И его сестры сделали так, и султан был доволен ими. Они же приходили в таком виде к дверям султана утром и вечером в течение семи дней. А так поступает всякий, кого прощает султан.

А в это время Каса каждый день верхом вместе со своими невольницами и рабами и с головами, покрытыми пылью, отправлялись к мешуару и стояла там, закрытая покрывалом, так что лица ее не было видно. Эмиры много говорили о ее деле, так что султан собрал их в мешуаре, и Дуга сказал им на их языке: «Вы много говорили о деле Каса, а ведь она совершила большой грех». Затем привели одну из девушек и рабынь Каса. Она была в оковах, и руки ее были связаны.[243]В переводе Д: «… с руками, привязанными к шее» (t. 4, р. 418). Ей сказали: «Расскажи, что ты знаешь!» И она сообщила, что Каса послала ее к Джаталу, сыну дяди султана с отцовской стороны, бежавшему от султана в Канбурни, и приказала призвать его свергнуть султана с его царства и сказать ему: «Я и все воины повинуемся твоему приказу». Когда эмиры услышали это, они сказали: «Воистину, это большой грех, и она заслуживает за него смерти». Каса испугалась этого и искала убежища в доме хатиба. У них такой обычай, что они там ищут убежища в мечети, а если это невозможно, то в доме хатиба.

Суданцы испытывали нелюбовь к манса Сулайману из-за его скупости. До него был манса Мага, а до манса Мага — манса Муса. Последний был благородным и великодушным, любил белых и был добр к ним. Именно он был тем, кто подарил Абу Исхаку ас-Сахили в один день четыре тысячи мискалей золота. Один из достойных доверия людей сообщил мне, что в один день он подарил Мудрику ибн Факкусу три тысячи мискалей золота. Дело в том, что его дед Сарик Джата принял ислам по побуждению этого Мудрика.

Рассказ о десятикратном благодеянии[244]В издании Д: «Рассказ» (t. 4, р. 420).

Этот законовед Мудрик рассказал мне, что один человек, житель Тлемсена, известный под именем Ибн Шайх ал-Лабан, некогда сделал султану манса Муса, когда тот еще переживал свое детство, подарок ценою в семь мискалей с третью. Манса Муса был тогда еще мальчиком и не относился к числу уважаемых людей. Затем случилось так, что Ибн Шайх ал-Лабан пришел к нему из-за какой-то ссоры, а тот в это время уже был султаном. И манса Муса узнал его. Он подозвал его, приблизил к себе, посадил вместе с собой на ал-панпи и напомнил ему о том, как тот поступил с ним. Затем он спросил эмиров: «Какая награда следует тому, кто сделал такое добро, какое сделал он?» Они ответили: «Десять подобных ему![245]Коран, сура 6, стих 161 (160). Стих гласит: «Кто придет с добрым делом, для того — десять подобных ему…» Эти же последние слова Корана вставлены в название раздела. Подари ему семьдесят мискалей!» Тогда султан подарил ему семьсот мискалей, одежду, рабов и рабынь и приказал ему никогда не покидать его. Этот рассказ сообщил мне сын того самого Ибн Шайха ал-Лабана, о котором была речь. Этот сын был ищущим знания и обучал Корану в Малли.

Рассказ о деяниях суданцев, которые я нахожу достойными хвалы и хулы

К добродетелям суданцев относится то, что несправедливость у них встречается редко и они от нее дальше всех других людей. Их султан не прощает никому никакой несправедливости. К числу их добродетелей относится и то, что в их стране царит полная безопасность. Ни путешественник, ни живущий на данном месте не боятся в ней ни вора, ни грабителя. К добродетелям относится также отсутствие присвоения имущества тех белых людей, которые умерли в их стране, даже если бы это были несметные сокровища. Они оставляют такое имущество в руках надежного человека из белых, пока его не заберет тот, кто имеет на него право. К ним относится их усердие в молитвах и их обязательность в совершении молитв в своих собраниях, а также то, что они бьют своих детей за пренебрежение к молитвам. Когда наступает пятница, тот, кто не отправился в мечеть рано утром, не найдет в ней места, где он мог бы молиться, из-за большой тесноты. К числу их обычаев относится то, что каждый человек посылает в мечеть своего гуляма со своим молитвенным ковриком, и тот расстилает его для своего хозяина в каком-нибудь месте, на которое тот имеет право, и ждет пока его хозяин не придет в мечеть. А их молитвенные коврики делаются из листьев дерева, похожего на пальму, но которое не дает плодов.

К числу их[246]добродетелей относится также и то, что по пятницам они надевают красивые белые одежды. Даже если у кого-либо из них ничего нет, кроме изношенной рубахи, он ее моет, чистит и появляется в ней на пятничной молитве. К числу их[247]добродетелей относится также внимание к заучиванию наизусть великого Корана. Они надевают оковы на своих детей, когда становится очевидно ясным их небрежение в изучении Корана, и не снимают их до тех пор, пока те его не выучат.

Один раз, в день праздника, я вошел к кади и увидел, что его дети закованы в оковы. Я спросил его: «Разве ты их не освободишь?» Он же ответил: «Я не сделаю этого, пока они не выучат наизусть Коран».

В другой день я проходил мимо одного суданского юноши с красивой внешностью и в великолепной одежде. Но на ноге у него была тяжелая цепь. Я спросил того, кто был вместе со мной: «Что сделал этого юноша? Он убил кого-нибудь?» Юноша понял то, что я говорил, и начал смеяться. Мне сказали, что он будет закован, пока не выучит наизусть Коран.

К числу дурных обычаев суданцев относится то, что их служанки, невольницы, маленькие девочки показываются перед людьми голыми, с обнаженными половыми органами. В таком виде я видел многих из них во время месяца рамадана, так как у ал-фарарийа существует такой обычай. Они разговляются после поста в доме султана и каждый из них приходит со своей едой, которую приносят двадцать или более невольниц, и все они голые.

К числу (дурных обычаев относится) и то, что женщины входят к султану голыми и с открытыми лицами. Его дочери также ходят голыми. В двадцать седьмую ночь рамадана я видел около ста девушек, которые вынесли из его дворца еду и были голыми. Вместе с невольницами были и две дочери султана, с уже оформившейся грудью. На них не было никакой одежды.

К числу (их дурных деяний относится) и то, что они из почтительности посыпают себе головы пылью и пеплом.

К таким же (деяниям) относятся также и те шутливые стихи, о которых я рассказывал. И сюда же относится то, что они едят падаль, собак и ослов.

Рассказ о моем путешествии из Малли

Мой приезд в Малли пришелся на четырнадцатый день месяца джумада первая пятьдесят третьего года,[248]14-й день месяца джумада первая 753/28 июня 1352 г. а отъезд оттуда — на двадцать второй день месяца мухаррама пятьдесят четвертого года.[249]22-й день месяца мухаррама 754/27 февраля 1353 г. Меня сопровождал купец по имени Абу Бакр ибн Йа'куб. Мы отправились по дороге к Мима. У меня был верблюд, на котором я ехал верхом, потому что лошади продаются там по очень высоким ценам. Цена одной лошади бывает равна ста мискалям золота. Мы добрались до большого канала, который отходит от Нила и через который можно переправиться только на судах. В этом месте очень много всякой мошкары, и все переправляются здесь только ночью. Мы добрались до канала в первую треть ночи, и ночь была лунной.

Рассказ о лошадях, которые водятся в Ниле

Когда мы добрались до канала, я увидел на его берегу шестнадцать животных огромного размера. Они меня удивили, и я думал, что это слоны, так как слонов там много. Затем я увидел, как эти животные входили в реку, и спросил Абу Бакра ибн Йа'куба: «Что это за животные?» Он же сказал: «Это морские лошади, которые выходили на землю пастись». Они толще обычных лошадей. У них есть гривы и хвосты, головы же похожи на головы лошадей. Ноги же у них, как у слонов.

В другой раз я видел этих лошадей, когда мы ехали по Нилу из Тунбукту в Каукау. Они плавали в воде, поднимали свои головы и пыхтели. Люди на судне боялись их и старались держаться ближе к берегу, чтобы животные их не потопили. При охоте на них жители страны пользуются хорошей уловкой. Дело в том, что у них есть копья с отверстием. В отверстия копий они пропускают надежные веревки. Такими копьями они бьют этих лошадей. Если удар попадает в ногу или в шею животного, копья пронзают тело. Они же тянут за веревку, пока не доведут его до берега и не убьют его. Они едят его мясо, и на берегу много костей этого животного.

Мы остановились на берегу этого канала, в большой деревне, правителем которой был один из суданцев, достойный хаджжий, которого звали Фарба Мага.[250]В издании Д добавлено: «… мим с фатхой и гайн с точкой» (t. 4, р. 427). Он один из тех, кто совершил хаджж вместе с султаном манса Муса, когда тот совершил свой хаджж.

Рассказ о поедании людей[251]В издании Д: «Рассказ» (t. 4, р. 427).

Фарба Мага сообщил мне, что, когда манса Муса достиг этого канала, с ним вместе был кади из белых по имени Абу-л-'Аббас, известный под нисбой ад-Дуккали. Султан сделал ему подарок в четыре тысячи мискалей золота на его расходы. Когда же они добрались до Мима, он пожаловался султану, что четыре тысячи мискалей были у него украдены из его дома. Султан распорядился, чтобы к нему явился эмир Мима, и грозил тому смертью, если он не приведет того, кто украл деньги. Эмир искал вора, но никого не мог найти, так как в этой стране нет воров. Тогда он вошел в дом кади, и оказал давление на его слуг, и угрожал им. И тогда одна из его невольниц сказала ему: «У него ничего не пропало, ведь он собственноручно зарыл деньги в этом месте», и указала ему место. Эмир извлек оттуда деньги, и принес их султану, и рассказал ему обо всем. Султан разгневался на кади и выслал его в страну неверных, которые едят людей, и тот находился там четыре года. Затем султан вернул его в свою страну. Неверные не съели его только из-за его белого цвета. Они говорят, что есть мясо белых вредно, так как оно еще не дозрело. Мясо же черных, по их утверждению, дозрело.

Рассказ о (суданцах,) съевших служанку султана[252]В издании Д: «Рассказ» (t. 4, р. 429).

Однажды к султану манса Сулайману пришла группа людей из числа тех суданцев, которые едят людей, и вместе с ними их эмир. У них обычай вставлять себе в уши большие серьги, так что отверстие кольца серьги бывает равно половине шибра. Они заворачивают свое тело в шелковые покрывала. В их стране есть золотой рудник.

Султан почтил их и подарил им в знак гостеприимства служанку. Они же ее зарезали и съели. Затем они вымазали себе лица и руки ее кровью и пришли к султану благодарить его. Мне рассказали, что они обычно делали так каждый раз, когда приходили к султану. Мне рассказали также о них, что они говорят, что самые хорошие куски мяса тела женщины — это кисти рук и груди.

Затем из этой деревни, расположенной на берегу канала, мы отправились в путь и добрались до города Кури Манса.[253]В издании Д добавлено: «Кури (читается) каф с даммой и ра' с кесрой» (t. 4, р. 429). Здесь у меня подох верблюд, на котором я ехал. Когда пастух сообщил мне об этом, я отправился посмотреть на верблюда, но нашел суданцев, которые его уже съели, соответственно своему обычаю есть падаль. Тогда я послал двух гулямов, которых я раньше нанял в качестве слуг для себя, купить для меня верблюда в Загари. А это место расположено на расстоянии двух дней от Кури Манса. Со мной остались некоторые из спутников Абу Бакра ибн Йа'куба, в то время как сам он уехал, чтобы ожидать нас в Мима. Я оставался в этом городе шесть дней, в течение которых был гостем нескольких хаджжиев, пока не вернулись оба моих гуляма с верблюдом.

Рассказ о моем сне[254]В издании Д: «Рассказ» (t. 4, р. 430).

В дни моего пребывания в этом городе[255]Т. е. в Кури Манса. ночью в сновидении я увидел, как видит спящий, как будто бы некий человек говорил мне: «О Мухаммад ибн Баттута! Почему ты не читаешь суру ”Йа син”[256]Коран, сура 36. каждый день?» И с тех пор я никогда не пропускаю ее чтения, ни во время путешествия, ни во время моей жизни на одном месте.

Затем мы отправились в город Мима.[257]В издании Д добавлено: «В начале — мим с кесрой, второй мим с фатхой» (t. 4, р. 430). Там мы остановились за городом, около колодцев. Затем оттуда мы направились в город Томбукту.[258]В издании Д добавлено: “Точная передача этого названия — та' с точками наверху и с даммой, нун с сукуном, ба' с одной точкои и с даммой, каф с су-куном, второе та' с точками наверху и с даммой, и вав” (I. 4, р. 430). Т. е. название читалось как “Тунбукту”. Между этим городом и Нилом четыре мили. Большая часть жителеи города— массуфа, люди лисама. Правителя города зовут Фарба Муса. Я был у него в один из дней, когда он назначал одного человека из племени массуфа эмиром группы воинов. Он надел на него одежду, чалму и штаны, и все эти вещи были цветными. Затем он приказал ему сесть на щит, и знатные люди его племени подняли его над своими головами.

В этом городе находится могила выдающегося поэта Абу Исхака ас-Сахили ал-Гарнати, известного в своей стране под именем ат-Тувайджин. В городе также находится могила Сирадж ад-дина ибн ал-Кувайка, одного из самых богатых купцов из числа жителеи Александрии.

Рассказ об эмире, который не любит плача[259]В издании Д: “Рассказ” (I. 4, р. 431).

Когда султан манса Муса совершал хаджж, он сделал остановку в саду, которыи принадлежал этому Сирадж ад-дину, в местности Биркат ал-хабаш в окрестностях Мисра. В нем-то и остановился султан. Манса Муса тогда нуждался в деньгах, занял их у Сирадж ад-дина. У него же заняли деньги и его эмиры. Сирадж ад-дин послал вместе с ними своего доверенного, дабы потребовать эти деньги. Но тот остался в Маллй. Сирадж ад-дин тогда сам отправился требовать деньги, и вместе с ним один из его сыновей. Когда он прибыл в Томбукту, его принял в качестве гостя Абу Исхак ас-Сахили. Но в ту же ночь Сирадж ад-дину была определена смерть. Люди много говорили об этом и подозревали, что это было действие яда. Но сын Сирадж ад-дина сказал им: “Подлинно, я ведь ел вместе с ним и ту же самую пищу. Если бы в неи был яд, то он убил бы нас обоих. Очевидно, что истек срок его жизни”. Сын Сирадж ад-дина доехал до Малли, потребовал свои деньги и вернулся в Египет.

От Томбукту я ехал по Нилу на маленьком судне, выдолбленном из одного ствола дерева. Каждую ночь мы останавливались в деревнях и покупали то, что нам было нужно из еды и масла, за соль, пряности и стеклянные украшения. Затем мы достигли города, название которого я забыл. Эмир в этом городе — достойныи хаджжий. Имя его — Фарба Сулайман. Он известен своей храбростью и силой. Никто не в состоянии натянуть его лук, и я не видел среди суданцев человека более высокого и более крупного телом, чем он. В этом городе мне понадобилось немного дурры, и я пошел к нему. А день этот был днем рождения посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует. Я приветствовал эмира, и он спросил у меня о цели моего прихода. Вместе с эмиром был законовед, которыи служил ему как писец. Я взял дощечку, которая была перед ним, и написал на ней: “О факих! Скажи этому эмиру, что нам нужно немного дурры для пропитания. С миром”. Я передал дощечку законоведу, чтобы он про себя прочитал то, что в неи написано, и сказал об этом эмиру на его языке. Но законовед стал читать громко, и эмир его понял. Он взял меня за руку и ввел меня в свои мешуар. В мешуаре было много оружия, такого, как щиты, луки, копья. Я нашел у него книгу “Китаб ал-мудхиш” (“Книга удивительных вещей”), принадлежащую перу Ибн ал-Джаузи, и начал ее читать. Затем принесли напиток, которыи употребляют в этои стране и который называется ад-дакну.[260]В издании Д добавлено: “даль без точек с фатхой, каф с сукуном, нун с даммой и вав” (I. 4, р. 434). А это вода, в которои толченая дурра смешана с небольшим количеством меда и кислого молока. Они пьют его вместо воды, так как, когда они пьют чистую воду, она им вредит. Если же у них нет дурры, они смешивают воду с медом или кислым молоком. Потом принесли зеленый арбуз, и мы поели от него. Затем вошел гулям, ростом в пять вершков.[261]Т.е. юноша или подросток. Числом вершков мерили не столько рост, сколько возраст. Раб в шесть вершков должен был быть молодым мужчиной, в семь — уже сложившимся (и, соответственно, не столь дорогим) мужчиной. Эмир подозвал его и сказал мне: “Это тебе подарок как гостю, стереги его, чтобы он не убежал”. Я принял подарок и хотел уйти, но эмир сказал мне: “Побудь, пока принесут еду”. К нам вошла одна из невольниц эмира, арабка, происходившая из Дамаска. Она говорила со мной по-арабски, и пока мы так разговаривали, вдруг услышали вопли в доме эмира. Невольница пошла осведомиться об их причине. Она вернулась к эмиру и сообщила ему, что скончалась одна из его дочерей. Тогда эмир сказал мне:

“Подлинно, я не люблю плача. Давай-ка пойдем к морю”. Он имел в виду Нил. А на берегу Нила у него есть дома. Привели лошадь, и эмир сказал мне: “Садись верхом”. Я же ответил: “Я не поеду верхом, когда ты будешь идти пешим”. И мы пошли пешком оба, и пришли к его домам на берегах Нила. Принесли еду, и мы поели. Затем я попрощался с ним и ушел. Я не видел в Судане человека более благородного и более достойного, чем он. Гулям же, которого он мне подарил, остается у меня и доныне.

Затем я отправился в город Каукау. Это большой город на Ниле, один из лучших городов Судана и один из самых больших и самых изобильных припасами. В нем много риса, есть кислое молоко, куры, рыба. В нем есть дыни ал-'инани, подобных которым нет на свете. Люди Каукау в продаже и купле употребляют раковины. Так же делают и жители Малли. Я оставался в Каукау около месяца. В Каукау меня пригласил в гости один житель Мекнеса Мухаммад ибн 'Умар. Он был человеком изящным, остроумным и достойным. Он скончался в Каукау после моего отъезда оттуда. В Каукау меня приглашали в гости ал-Хаджж Мухаммад ал-Уджди ат-Тази — он один из тех, кто ездил в Йемен, и законовед Мухаммад ал-Филали, имам мечети белых.

Затем из Каукау я отправился посуху с намерением попасть в Такадда с большим караваном, состоявшим из жителей Гадамеса. Их проводником и их руководителем был Уггин.[262]В издании Д добавлено: «вав с даммой и джим, читаемый как ”r”, с ташдидом» (t. 4, р. 436). Значение этого имени на языке суданцев — волк. У меня был верблюд для верховой езды и верблюдица для переноса запаса продовольствия. Но когда мы прошли первый переход, верблюдица стала. Тогда ал-Хаджж Уггин взял все, что она несла, и распределил между своими товарищами из Гадамеса, и они разделили ее груз. Среди попутчиков был магрибинец, житель города Тадла, и он отказался взять на своих верблюдов хоть что-нибудь, как это сделали другие. Однажды мой гулям захотел пить, и я попросил у него воды, но он не захотел дать и воды.

Затем мы добрались до страны бардама, а бардама[263]В издании Д добавлено: «его точное произношение — ба' с одной точкой и фатхой, ра' с сукуном, даль без точки с фатхой, алиф, мим с фатхой и та' — показатель женского рода» (t. 4, р. 437). — это берберское племя. В тех местах караваны двигаются только под их охраной. И покровительство женщин имеет у них большее значение, нежели покровительство мужчин. Они кочевники и не живут на одном месте. Их дома имеют удивительную форму. Они ставят деревянные шесты и кладут на них циновки. Поверх этого они кладут деревянные решетки[264]Букв, «переплетенные шесты» (t. 4, р. 437). и на них натягивают шкуры или хлопчатобумажные ткани. Их женщины красивее всех женщин на свете и наиболее совершенны среди них телосложением. Они обладают ослепительно белым цветом кожи и полнотой. Я не видел ни в одной стране женщин столь полных.[265]Полнота берберских женщин есть цель, которой они специально добиваются с помощью особых, главным образом молочных диет, и этот обычай, или эта мода, продолжают существовать в Сахаре еще и сейчас. Их пища состоит из свежего коровьего молока и толченой, но не вареной дурры, которую они пьют смешанной с водой по утрам и вечерам. Тот, кто хочет взять их в жены, должен жить с ними в странах, наиболее близких к их стране, и никогда не выезжать с ними ни за пределы Каукау, ни за пределы Ийвалатана.

Из-за сильной жары в этой стране и разлития[266]Букв. «преобладания». желчи меня постигла болезнь. Мы стремились ускорить наше путешествие, пока не достигли города Такадда. В Такадда я остановился по соседству с шейхом магрибинцев Са'идом ибн 'Али ал-Джазули. Меня приглашал кади Такадда Абу Ибрахим Исхак ал-Джанати. А он — один из достойных людей. Меня приглашал в гости также Джа'фар ибн Мухаммад ал-Массуфи.

Дома города Такадда построены из красного камня. Воды города текут через медные рудники, и от этого изменяется их цвет и вкус. В городе Такадда нет посевов, кроме небольшого количества пшеницы, которую едят купцы и чужестранцы. Она продается из расчета двадцать муддов (из тех, что употребляются среди них) за один мискаль золота. А их мудд равен одной трети мудда в нашей стране. Дурра же продается у них из расчета девяносто муддов за один мискаль золота.

В городе Такадда множество скорпионов. Тамошние скорпионы убивают детей, которые еще не достигли зрелого возраста. Что же касается взрослых людей, то они редко умирают от их уколов. Однажды утром, когда я находился в Такадда, скорпион ужалил сына шейха Са’ида ибн 'Али и тот умер тотчас же. Я присутствовал на его похоронах.

У жителей Такадда нет иного занятия, кроме торговли. Каждый год они совершают путешествие в Египет и привозят оттуда красивые ткани всех сортов, которые там есть, и другие товары. Жители города Такадда живут в роскоши и богатстве и кичатся множеством рабов и невольниц. Так же и жители Малли и Ийвалатана. Образованных служанок из числа своих невольниц они не продают, разве что редко и за большую цену.

Рассказ об образованных невольницах[267]В издании и переводе Д: «Рассказ» (t. 4, р. 439).

Когда я приехал в Такадда, я хотел купить образованную служанку, на не нашел такой. Затем кади Абу Ибрахим прислал мне служанку, принадлежавшую одному из его друзей, и я купил ее за двадцать пять мискалей. Но затем ее бывший хозяин раскаялся в ее продаже и захотел расторгнуть сделку. Но я сказал ему: «Если бы ты указал мне другую такую служанку, которую я мог бы купить, я бы расторг для тебя сделку». И он указал мне служанку, которая принадлежала 'Али Агйулу, а это тот магрибинец из Тадлы, который отказался взять что-нибудь из моих вещей, когда пала моя верблюдица, и не захотел напоить водой моего гуляма, когда тот хотел пить. Я купил ее у него, и она была лучше, чем первая, и я расторг сделку с хозяином первой невольницы. Затем раскаялся в продаже служанки этот магрибинец, и также потребовал расторжения сделки, и стал настаивать на этом, но я отказал, чтобы наказать его за то зло, которое он сделал. Он же едва не сошел с ума от сожаления. Но потом, впоследствии, я расторг все же для него сделку.

Рассказ о медном руднике

Медный рудник находится вне города Такадда. На руднике роют землю, затем отвозят ее в город и плавят в своих домах. Это делают их рабы и их невольницы. Они расплавляют красную медь и делают из нее полоски длиной в полтора шибра. Некоторые из полос тонкие, некоторые толстые. Толстые полосы продаются из расчета четыреста полос за один мискаль золота. Тонкие же полосы из расчета шестьсот и семьсот штук за один мискаль. Эти тонкие полосы служат им разменным средством, и они покупают за них мясо и дрова, а за толстые покупают рабов, невольниц, дурру, масло и пшеницу.

Из города Такадда медь вывозят в город Кубар, в стране неверных, в Загай и в страну Борну. Эта страна расположена на расстоянии сорока дней пути от города Такадда, и ее жители — мусульмане. У них есть царь. Его имя Идрис. Он не показывается людям и разговаривает с ними только из-за занавески. Из этой страны приводят красивых невольниц, юношей и окрашенные шафраном ткани. Из Такадда медь привозят также в Джауджау и в страну ал-муртабун и в другие страны.

Рассказ о султане города Такадда

В дни моего пребывания в Такадда кади Абу Ибрахим, хатиб Мухаммад, преподаватель Абу Хафс и шейх Са'ид ибн 'Али отправились к султану Такадда. А он — бербер и его зовут Изар.[268]В издании Д добавлено: «хамза с кесрой, за', алиф и pa'» (t. 4, р. 442). Он находился на расстоянии дня пути от Такадда. Между ним и ат-Такаркари — а это также один из берберских султанов — произошел спор. Они же поехали ради примирения между этими султанами. Я также хотел встретиться с султаном, и поэтому нанял проводника, и отправился к нему. Названные выше лица известили его о моем приезде, и он приехал ко мне верхом на коне без седла — таков у них обычай, — а на место седла был положен превосходный красный ковер. На султане были надеты плащ, штаны и чалма, и все это было голубого цвета, вместе с ним были сыновья его сестры. Они — те, кто унаследует его царство. Мы встали при его приближении и пожали ему руку. Он спросил меня о моих обстоятельствах и о моем приезде, и ему сообщили об этом. Он поместил меня в одном из шатров[269]Букв, «домов» (и в этом случае, и далее, до конца раздела). ал-йанатибун. Это те люди, которые в нашей стране бывают чем-то вроде слуг. Он прислал мне жареную на вертеле баранью голову и ведро свежего коровьего молока. По соседству с нами находился шатер его матери и его сестры. Обе они пришли к нам и приветствовали нас. После первой трети ночи[270]В тексте: 'атама, что значит «первая треть ночи». В переводе Д: «после завершения ночной молитвы» (t. 4, р. 443). мать султана прислала нам свежее молоко. У них это время доения, и они пьют молоко в это время и утром. Что же касается хлеба, то они его не едят и даже не знают. Я пробыл у них шесть дней, и каждый день султан присылал мне двух жареных баранов — утром и вечером. Он подарил мне также верблюдицу и десять мискалей золота. И я уехал от него и вернулся в город Такадда.

Рассказ о прибытии ко мне высочайшего повеления

Когда я вернулся в Такадда, прибыл гулям ал-Хаджжа Мухаммада ибн Са’ида ас-Сиджилмаси с повелением господина нашего, повелителя правоверных, помощника веры,[271]Маринидский султан Абу 'Инан Фарис (1351–1359). Первый султан, принявший титул повелителя правоверных, в маринидской династии. полагающегося на Господа миров, с повелением, приказывающим мне прибыть в его высокое присутствие. Я поцеловал его и немедленно подчинился. За тридцать семь мискалей с третью я купил двух верховых верблюдов, чтобы ехать верхом, и стал готовиться к путешествию в Туат. Я взял провизии на семьдесят ночей, так как на пространстве между Такадда и Туатом еды не найти. Там есть только мясо, кислое молоко и мясо, которое покупают за ткани. Я выехал из города Такадда в четверг в одиннадцатый день месяца ша'бана пятьдесят четвертого года[272]11-й день месяца ша'бана 754 г. (в тексте опущено упоминание «семьсот») соответствует 12 сентября 1353 г. вместе с большой группой спутников. Среди них был Джа'фар ат-Туати, один из достойных людей. С нами был также законовед Мухаммад ибн 'Абдаллах, кади города Такадда. В караване было около шестисот девушек, невольниц. Мы добрались до Кахура, что в стране султана ал-Каркари, а это местность со множеством трав, где люди покупают баранов у берберов, ее населяющих, и режут их мясо на ломти и сушат. Жители Туата привозят это мясо в свою страну. Оттуда мы вступили в пустыню, в которой нет ни населения, ни воды. Пустыня простирается на[273]расстоянии в три дня пути. После этого пятнадцать дней мы передвигались по пустыне, в которой нет населения, но в которой есть вода. Мы добрались до места, в котором дорога, идущая на Гат, разветвляется, и одна ветвь приводит в Египет, а другая ведет в Туат. Там встречаются скопления воды, которая течет по железу, так что, когда в ней вымоют белую одежду, цвет ее становится черным.

Оттуда мы шли десять дней и дошли до страны 'хаггар, а эти хаггар — одна из групп берберов, закрывающих лицо лисамом. Добра у них нет.[274]В переводе Д добавлено: «они негодяи» (t. 4, р. 446). Мы встретили там одного из старейшин. Он задержал караван и держал его, пока ему не дали в виде пошлины ткани и другие вещи, несмотря на то что наше прибытие в их страну выпало на месяц рамадан, в который они не совершают набегов и не препятствуют передвижению караванов. Даже их воры, если найдут во время рамадана на дороге товары, они к ним не прикасаются. Так же поступают все берберы, которые живут вдоль этой дороги.

По стране хаггар мы шли месяц. В этой стране мало растений и много камней, и дорога по ней трудна. В день праздника разговения[275]Праздник после окончания поста в течение месяца рамадана, первого шавваля 754/30 октября 1353 г. мы добрались до страны берберов, носящих лисам, как и те, которых мы только что миновали. Они сообщили нам известия о нашей стране и известили нас, что племена аулад харадж и ибн йагмур возмутились и находятся в Тасабите, что в стране Туат. Люди каравана испугались этого.

Затем мы добрались до Буда,[276]В издании Д добавлено: «ба' с одной точкой и даммой» (t. 4, р. 447). а это одна из самых больших деревень Туата. Земля ее состоит из песков и солончаков. В ней много фиников, но они не хороши. Тем не менее ее жители предпочитают их финикам из Сиджилмасы. В ней нет ни посевов, ни масла, ни оливкового масла, и все это туда привозят из стран Магриба. Жители ее едят финики и саранчу, которой у них так много, что они делают ее запасы, как делают запасы фиников, и этим кормятся. Они выходят на охоту за саранчой до восхода солнца, потому что в это время она не может летать из-за холода.

Мы пробыли в Буда несколько дней. Затем мы двинулись в путь вместе с караваном и в середине месяца зу-л-ка'да[277]12 декабря 1353 г. добрались до города Сиджилмаса. Во второй день месяца зу-л-хиджжа[278]Второй день месяца зу-л-хиджжа 754/29 декабря 1353 г. я выехал из Сиджилмасы. Это был сезон сильного холода, и на дорогу выпало много снега. Я видел трудные дороги и много снега в Бухаре, в Самарканде, Хорасане и стране тюрок, но я не видел дороги более трудной, чем дорога Умм Джунайба. В ночь под праздник жертвоприношения мы добрались до Дар ат-Тама', и я оставался там в день жертвоприношения. Затем[279]В переводе Д: «… на другой день» (t. 4, р. 448). я выехал оттуда и добрался до столичного города Феса и господина и властелина нашего, повелителя правоверных, да поможет ему Аллах. Я поцеловал его благородную руку и увидел доброе предзнаменование в лицезрении его благословенного лика. Я пребывал там под сенью его благодеяний после долгого путешествия, и Аллах всевышний да возблагодарит его за то обилие его благодеяний и его щедрых милостей, что были мне оказаны. Да продлит Аллах его дни и да усладит мусульман долготой его жизни.

Здесь заканчивается описание путешествия, названное «Подарок наблюдающим, сообщающий о достопримечательностях городов и чудесах путешествий». Окончание его записи произошло в третий день месяца зу-л-хиджжа семьсот пятьдесят шестого года.[280]9 декабря 1355 г. В переводе Д ошибочно указано 13 декабря 1355 г. «Хвала Аллаху и мир над его рабами, которых Он избрал!».[281]Коран, сура 27, стих 60 (59).

Сказал Ибн Джузай

Закончилось мое изложение записи рассказа шейха Абу 'Абдаллаха Мухаммада Ибн Баттуты, да почтит его Аллах. От того, кто обладает умом, не будет скрытым то, что этот шейх является путешественником эпохи, а если кто-либо сказал бы «путешественник этого мусульманского народа», то он также был бы недалек от истины. Он сделал целью своего путешествия страны нашего мира и избрал местом для своего пребывания и проживания столицу Фес только после своих долгих странствий, когда убедился, что господин наш, да укрепит его Аллах, — самый великий из царей этого мира делами, самый значительный среди них достоинствами, самый щедрый среди них на благодеяние, самый внимательный из них к лицам, его посещающим, и самый большой покровитель и защитник тех, кто посвятил себя исканию знаний.

Человеку, подобному мне, надлежит восхвалять Аллаха всевышнего за то, что он помог такому человеку, как я, в начале его молодости и его странствия поселиться в той же стране, какую выбрал этот шейх после двадцати пяти лет странствий по свету. Воистину это милость, величину которой не измерить и благодарность за которую не воздать сполна.

Аллах всевышний да уделит нам от своего содействия ради службы нашей нашему господину, повелителю правоверных, и да задержит он над нами тень его уважения и милосердия, и да вознаградит он его за нас, которые суть лишь собрание чужестранцев, преданных ему, наидостойнейшей частью своих благодеяний.

О Боже! Подобно тому как ты почтил господина нашего над другими царями двумя достоинствами: знанием и верой — и отличил его добротой и спокойным умом, простри также и над царством его узы силы и мощи, и дай ему познать дары славной помощи и явной победы, и оставь царство в руках потомков его до дня веры, и дай ему лицезреть радость его души, его детей, его царства и его подданных. Даруй ему все это, о Милосердный из милосердных!

Да благословит Аллах и да приветствует нашего государя, господина и пророка Мухаммада, печать пророков и имена посланников! Хвала Аллаху, господу миров.

Переписка этой книги была закончена в месяце сафаре семьсот пятьдесят седьмого года.[282]Месяц сафар 754 г. соответствует периоду с 4 февраля по 3 марта 1356 г.

Да вознаградит Аллах тех, кто ее писал!