Онлайн чтение книги Поход «Челюскина»
Машинист Л. Мартисов. Изобретатели поневоле

Грустно посмотрев на полынью, где несколько минут назад стоял «Челюскин», мы принялись ставить палатки.

Мороз и пурга, эти вечные хозяева Арктики, давали себя чувствовать. Люди мерзли и окоченевшими, едва гнущимися руками натягивали палатки. Палатка высотой в аршин или полтора казалась прекрасным убежищем.

Наскоро закусив консервами, измученные, промерзшие, под завывание ветра, согнувшись в клубок, устраивались спать. Но уснуть было нелегко. В голове мелькали эпизоды из жизни на «Челюскине» с его особыми удобствами… Картина гибели судна стояла перед глазами… И мысли о завтрашнем дне… Что будет дальше?…

Продовольствием, теплой одеждой, топливом мы были обеспечены неплохо. Но много предметов бытового обихода, начиная с шила, которое нужно для подшивки валенок, кончая ведром, инвентарем для хлебопечения, — все это в силу просто физической невозможности и быстрой гибели судна не могло быть спасено. Как быть? [60]

Безвыходных положений не бывает

Утром составилась у нас «ширпотребовская бригада» из трех машинистов: Васи Бармина — Сибиряковца, Степы Фетина, переживавшего уже второе кораблекрушение (первое было на пароходе «Владивосток» на Мурмане), и меня.

Бригада! Хорошо сказать. Но ведь мы оказались не в прекрасно оборудованной мастерской «Челюскина», а на льдине. Кругом — глыбы льда, бесформенные кучи стройматериалов, шлюпки, бочки и ослепительный снег.

Инструмента почти никакого. Нашли у строителей-плотников один молоток и коловорот, в карманах рабочего платья оказалось два обломка сверла, у женщин раздобыли швейные ножницы, в складе взяли большой нож, в каком-то ящике нашли кусок стали и быстро превратили его в зубило. Вот и весь наш «инструментальный склад»!

Еще хуже было с материалами. Тут мы очутились почти в тупике. Для палаток сбросили восемь камельков, а труб оказалось всего четыре. Отправились к «Челюскину» (так мы называли место гибели судна). В обломках и во всем нагромождении не оказалось ничего подходящего. Железо ведь не всплывает!…

Как быть? Но безвыходных положений не бывает. Вспомнили, что судовые шлюпки имеют медные пустые бачки, укрепленные по бортам под банками (скамейками). Эти бачки, которые обеспечивают непотопляемость лодки, сделаны из листовой красной меди толщиной до двух миллиметров. С разрешения капитана Воронина выбрали одну из наиболее пострадавших шлюпок и принялись за работу. Застучали топоры, завизжали пилы. Воодушевленные находкой, мы быстро разобрали шлюпку и вынули бачки. Ударами молотка по зубилу, а чаще всего по ножу распластали бачки и к вечеру получили несколько листов первосортной красной меди.

Мастерская принимает заказы

На следующее утро получили заказ: заготовить дымовые трубы для печей строящихся барака и камбуза (кухни), сделать колена и трубы для камельков в палатке. Заказ солидный. При наличии кровельной оправки, тисков и кровельных ножниц сделать это очень просто. Но этого мы не имели. Пришлось изобретать. Случайно найденный кусок шинного железа прибили к тонкому бруску, и это [61] стало оправкой (кобылиной); один его конец прибили гвоздями к большому бревну, и это заменило нам тиски. Дело было за ножницами. Для двухмиллиметровой меди швейные ножницы были мало пригодны. Пробовали применить зубило — не выходит: не рубит, а только мнет. Ухитрялись рубить ножом. Это было слишком медленно. Но под мускулистыми, крепкими руками Васи Бармина заработали и швейные ножницы.

— Вася, ведь рукам-то, пожалуй, больно, этакая толщина-то, — замечают ему любопытные.

— А я ведь не руками, а рукавками режу, — отшучивался Василий. Из бесформенных кусков меди стали появляться ровные, прямоугольные полосы, а если нужно, — и квадраты.

Сначала один, затем второй и третий, — все приспособились к искусству резания меди швейными ножницами.

Заготовив листы, принялись делать замки и гнуть трубы. Двое поддерживают лист, а третий отгибает замок. Пуская в ход колена, локти, загибали трубы. Несколько ударов деревянным молотком — и появляется словно только что вычищенная, блестящая красная труба. Вначале засияли трубы на коньках палаток, вскоре появились на бараке, а затем заблистали на только что построенном камбузе. Дым из печек и камельков повалил по трубам.

Труднее всего было сделать колено для труб. И в хороших условиях эта работа не всегда удается, а тут пришлось положительно виртуозничать, используя те же ножницы, брусок и ручник. Все же понаделали колен.

Теперь уже все палатки были обеспечены камельками, отапливаемыми углем.

Жить в палатках собирались не многие. Все с любопытством поглядывали, как плотники подлинно ударными темпами уже настилали крышу в бараке, ставшем потом нашим полярным «дворцом культуры».

По окончании постройки, когда еще утепляли барак снегом, мы начали придумывать способы отопления. Кирпича было мало, камельков нехватало. Остановились на железных бочках из-под жидкого топлива. Внизу сбоку вырубили отверстие, приделали дверцу — получилась топка. На дно бочки набросали глины, для того чтобы лед под печкой не таял; в верхнем дне прорубили круглую дыру, вставили в нее дымогарную трубу — и можно топить. Таких печей поставили в бараке две. И тогда состоялось переселение 45 человек из палаток в барак. [62]

Чем топить?

Вначале барак отоплялся дровами. Но дрова нужно было сохранить для камбуза, к тому же их было не особенно много. Наша бригада получила задание сделать приспособление для сжигания в устроенных нами печах жидкого топлива. О заготовке форсунок и думать нечего было — ни материала, ни инструмента не было.

Снова совершили «экскурсию» на «Челюскина». В «раскопках» ничего не нашли. Тут у нас возник коварный план «разоружения» моторного вельбота. Прекрасно знали, что трудно будет уговорить капитана Воронина согласиться на разборку мотора вельбота. Старый полярник не исключал возможности плавания на вельботах в весеннее время. Все же пошли. Выложили свой план. Как и следовало ожидать, не согласился. К вечеру выяснили, что моторист Иванов в моторе одного вельбота разобрал магнето еще на «Челюскине», опять собрать не удосужился и теперь мотор не может работать.

Это было для нас счастливым выходом. Баки от мотора укрепили к потолку в бараке. Разрезали медную трубку, пристроили один конец к кранику в баке, а второй ввели в печку, и нефть из бака потекла в печь.

Теперь в сутки расходовали не кубометр дров, а всего несколько полен которые горели, постоянно обливаемые густыми каплями нефти. Таким же образом перевели на смешанное топливо и вторую печь.

Для отопления палаток было сброшено с судна 20 мешков угля. Этого было слишком мало. Палатки стояли прямо на льду. Ветер без особых усилий выдувал тепло. Становилось холодно. Всячески экономя уголь, все же надолго растянуть его не могли, к тому же отопление углем не совсем удобно: его нужно часто подкидывать в камелек, камелек нужно чистить, температура в палатке сильно изменяется — то слишком жарко, то холодно. Вскоре я был вызван в радиопалатку, где жил Отто Юльевич Шмидт. Мне было предложено подумать над тем, как бы устроить форсунку для жидкого отопления в палатках. Задача трудная, но сделать нужно.

Проходя мимо одной палатки, я заметил, что дымовая труба как будто несколько длинна. Зашел в палатку, обмерил. Предположение оправдалось. Можно целую четверть без всякого ущерба отрезать. Опять пустили в ход зубило и нож. В результате получили двухмиллиметровое железо, вполне пригодное для форсунки. На шлюпочном якоре, у которого, к счастью, широкая часть лапы была [63] отломлена, мы с большим трудом, потратив много времени, все-таки форсунку сделали и укрепили в дверце камелька. Дальше — легче. Вместо металлической трубки достал у доктора кусок резиновой трубки, один конец ее через штырь вставил в дно бочки с керосином, бочку поставил на другую, пустую, чтобы было повыше, а другой конец трубки через прорезанное в палатке отверстие пропустил внутрь к камельку. Все же без краника не обойтись. Опять атака на мотор. Взял с мотора два заливных краника. На конец одного из них натянул резиновую трубку, обмотал ее проволокой, и нефтепровод готов. Из остатка барачного нефтепровода собрал кусочек трубки, изогнул его, один конец ввел в форсунку, а к другому приделал воронку. Краник с резиновой трубкой укрепил над воронкой, и задача была выполнена. Радиопалатка переведена на жидкое топливо. Затопили камелек, тепло стало держаться ровнее, что очень важно для аккумуляторов. Суточный расход керосина в палатке в морозные дни не превышал шести-шести с половиной килограммов.

Таким же путем оборудовали еще одну палатку. Всячески изощряясь, мы смогли привести в некоторое соответствие наличие топлива с его расходом.

Мы «изобретаем» свет

Не только о тепле, но и о свете нужно было заботиться. В феврале в широтах, где находился лагерь, стало значительно светлее, но все же продолжительность дня была не более шести часов, к тому же дни бывали обычно пасмурные, туманные. Большую часть суток было темно.

Барак имел только два окна; во многих палатках не было дневного света. Ламп и фонарей было очень мало. На очереди стал вопрос об освещении.

К счастью, в груде льда и дерева раскопали два ящика: один с маленькими бутылочками, а второй — с более крупными. Придумали очень простую схему керосинового светильника. На горлышко бутылки накладывался вырезанный из меди кружок, в середине кружка делалось круглое отверстие, в которое вставляли кусок металлической трубки, а в трубку вставляли фитиль. Фитиля мы имели в избытке. Старший помощник капитана С. В. Гудин спас несколько метров фитильного шнура. [65]

Светильник был готов, но он нас мало удовлетворял. Он давал мало света. Снова заработала изобретательская мысль. Если от одного рожка темновато, то почему не сделать два, три, пять, да хоть десяток рожков? Так и решили. Через некоторое время на доске, которая заменяла в бараке стол, на стенках, на полочках в палатках зажглись целые светильники. Мы не только стали видеть друг друга, но получили возможность и читать.

Девятирожковый светильник украсил наш быт: кроме чтения мы смогли заняться шашками, шахматами, домино.

Тут т. Колесниченко пришла в голову мысль воспользоваться способом, который применялся для освещения в годы военного коммунизма, — бензиновым светильником.

Идея его очень проста. Берется медная трубка диаметром в семь-восемь миллиметров, один конец закупоривается, а в другой на проволоке вводится фитиль. Ниже закупоренного конца миллиметров на пятнадцать пробивают швейной иголкой пять маленьких отверстий, расположенных по окружности. Отверстия должны быть гораздо меньше отверстий в капсюле примуса. В пробке, которая должна закрыть бутылочку, пробивают отверстие для трубки. В бутылочку наливают бензин и закрывают плотно пробкой. Фитиль тотчас же впитывает в себя бензин. После этого нужно обогреть трубку горящими спичками, пары бензина выходят из отверстий и воспламеняются. Такой светильник дает яркое ровное пламя.

Такой вид освещения почти заменяет электрическую лампочку, но жаль, что мы имели мало первосортного бензина — второй сорт дает красное коптящее пламя.

Так был разрешен вопрос об освещении. Но всем хотелось настоящего дневного света в палатках. Слишком заманчиво стало пустить его лучи в барак и палатки. На выручку появился инженер Ремов.

Если мы не имели оконного стекла, то почему же его не заменить простыми бутылями? Сказано — сделано. Сколотили из досок специальную рамку с перекладиной, в верхнюю и нижнюю части поставили по две чистые пустые бутыли, предварительно хорошо их закупорив; промежутки между бутылями и рамкой законопатили. Рамку вделали в стену барака. Стало светло в бараке.

Бутыли стали разбирать для освещения палаток. Другие товарищи додумались до того, что стали делать в палатках настоящие, правда небольшие, оконные рамы. Для этого «раскулачили» многих, кто случайно сохранил фотонегативы. Стоило только смыть с них светочувствительный покров, и получалось чистое стекло. Вырезали рамы [66] из фанеры, туда вставляли стёкла, донышки или даже крупные осколки от битых бутылей. И скоро вся наша жилплощадь была залита солнечным светом!

«Венецианский» камбуз

Унывать, хныкать и опускать руки у нас не было времени. Мы хорошо понимали, что только организованно и коллективно, только упорным трудом мы сможем разрешить вопросы нашего быта, хотя бы и мелкие на первый взгляд.

Как только вступили на льдину, мы занялись сооружением камбуза. Он представлял собой обыкновенный треножник, на который был подвешен спасенный с «Челюскина» медный котел. Это было очень неудобно. Ветер относил пламя от котла, лед под котлом таял и проваливался, повар замерзал.

Через несколько дней был готов настоящий камбуз — крытое помещение, в котором были установлены и котел для варки пищи и водогрейка. Устроено все было очень просто. В железной бочке из-под бензина сбоку внизу вырубили отверстие для топки. В верхнем дне вырубили дыру для медного котла. С противоположной стороны от топки сделали отверстие для выхода газов. Рядом с этой бочкой поставили вторую с вырубленным верхним дном. Эту вторую бочку мы обложили кирпичом, оставив промежуток между бочкой и кирпичом в четыре дюйма. Это был дымоход, через который проходил дым от суповарки. Дым обогревал вторую бочку, служившую водогрейкой, и выходил на воздух. Прежде чем растопить огонь в суповарке, обычно в водогрейку накладывали лед. Огонь нагревал котел, в котором варился суп, а горячие газы нагревали водогрейку. Экономя топливо, мы одновременно получали и суп и воду.

Камбуз мы прозвали «венецианским», так как лед около него растаял и наша кухня стояла на самом краю льдины, частью над водой. В конце концов камбуз был уничтожен: 9 апреля его завалило огромным ледяным валом.

Много добра нам удалось спасти во время гибели «Челюскина», а после того, как он погрузился в воду, в воде и на льду мы нашли еще много всяких предметов. Из трюма № 3 водой вынесло много мешков с мукой. Мы выловили их, обкололи лед и получили восемь мешков муки. [67]

Основным хлебным продуктом у нас были галеты, но сильно хотелось хлеба. Особенно в нем нуждались некоторые больные товарищи. Это обязывало нас что-то предпринять. О печке и думать было нечего, так как нехватало кирпича. Пришлось снова изобретать печки из железных бочек. Делать их мы уже научились, оставался неразрешенным вопрос о духовке. Медь, которую мы продолжали добывать на шлюпках и вельботах, мало подходила для этой цели. Обычно в топке приходится держать очень высокую температуру, а в таких условиях медь быстро прогорает. Другого же материала мы не имели. Но выбора не было. Решили попытаться сделать из меди, уговорившись, что топку «хлебопекарни» вначале возложим на одного из нас, чтобы выработать режим отопления, а потом уже приучим к этому режиму будущих пекарей. Для каркаса духовки мы использовали полосовое железо с вельботов, на которых этими полосами были укреплены так называемые морские сухарницы. Пришлось две сухарницы снять, получив кстати прекрасное оцинкованное железо для выпуска других видов «ширпотреба», а полосовое железо пустили на духовку. [68]

Мы строим «хлебозавод»

Рабочие знают, как иногда трудно бывает сверлить ручной дрелью. Но мы и ее не имели. Пришлось прибегнуть к обычному плотницкому коловороту. Это очень усложнило нашу работу. Чтобы просверлить пятимиллиметровое отверстие в трехмиллиметровом железе, нужно было, напрягая все силы, потратить пять-шесть минут.

Но мы сверлили!

Сначала согнули из добытых полос два квадрата, соединили их планками (впоследствии на них ставили противни), обтянули все полосками из красной меди. Получился прямоугольный сосуд без дна и крышки. Особенно трудно было приладить дно. Для этого нужны были заклепки, а их-то и не было. Заклепками нам служили отрубаемые головки от гвоздей, а последние тоже были дефицитным товаром, но все же все было добыто и пригнано. Через несколько дней духовка была готова. Мы вставили ее в бочку через особо вырубленное отверстие и подвесили на толстой проволоке.

Чтобы духовка быстро не прогорела снизу, над пламенем подвесили толстое железо, служившее раньше дном одной из бочек. Впоследствии оказалось, что этот лист сыграл большую роль в равномерном поджаривании хлеба.

Затем приделали дверцу на шарнирах, на дно бочки насыпали мерзлой глины, и «хлебозавод» готов. Постройка его длилась четыре дня. Мучительно тяжелая сверловка, крайне неудобная клепка, сборка на большом морозе — все это сильно задерживало работу нашей бригады.

Первую выпечку пресных лепешек решили произвести сами строители. С разрешения И. А. Копусова получили муку, замесили тесто, раскатали лепешки, разложили на противни и посадили в духовку. Что-то будет: сгорят или будут сырые?…

Прошло долгих восемь-десять минут, и мы вынимаем румяные, хорошо пропеченные первые полтора десятка лепешек… Итак «хлебозавод» можно сдать в эксплоатацию пекарям.

Под умелыми руками Васи Агапитова мешки с мукой быстро стали превращаться вначале в пресные лепешки, затем в небольшие будочки, а потом уже в настоящие белые хлебцы.

К нашему удивлению, медь неожиданно долго прослужила. Осталось всего шесть мешков муки, когда духовка оказалась в отверстиях. Пришлось сделать перерыв. Пекаря в это время занялись сушкой лапши из муки, а мы принялись за вторичное обтягивание каркаса [69] духовки той же красной медью. Дня через два наша «хлебопекарня» вновь задымила.

Спорным был вопрос, где установить «хлебозавод». Вначале по настоянию т. Ремова его установили в помещении камбуза. Но это было нерационально. В «хлебопекарне» расходовалось много дров, а тепло зря пропадало. Ведь Арктику не натопишь! Мы взяли на себя инициативу добиться перенесения «хлебозавода» в барак, где он принесет явную пользу, отепляя жилое помещение. По распоряжению О. Ю. Шмидта вопрос был разрешен в нашу пользу. И только разрыв барака вынудил нас выселиться с «хлебозаводом» в специально отведенную палатку.

Чиним, паяем, самолеты поправляем

Нам пришлось разрешать не только такие крупные основные проблемы нашего быта, как отопление, освещение, хлебопечение, — наряду с этим нам пришлось также заняться выпуском «ширпотреба» [70] для нужд лагеря. Огромный коллектив в 104 человека испытывал нужду в самых разнообразных предметах бытового обихода, например в умывальниках. Для этой цели был отведен специально отгороженный уголок в камбузе. Умывальники мы изготовили из железных оцинкованных ящиков из-под винтовочных патронов. Верхнее дно было срезано, один бок был сдавлен в виде воронки. Стоило только нажать одним пальцем на сдавленный бок, как вода выливалась на руки. Таких умывальников мы сделали три, и почти весь лагерь пользовался ими в течение всего времени.

Приходилось заниматься даже ремонтом спасенных примусов. Палатки и барак не имели ровного пола, поэтому примусы часто падали. Большой спрос был на припайку отломленных ножек. Паяльника, кислоты и нашатыря мы не имели. Олово добыли с медных бачков, которые ранее вынимали из шлюпок для различных нужд.

Делали так. В печке нагревали утолщенный конец лома, ножку крепко привязывали к примусу, с боков же ножки на примусе накладывали кусочки олова. Нагретый конец лома прикладывали к олову, оно плавилось и заливало кругом ножку. Когда олово застывало, ножка держалась и, нужно сказать, неплохо.

Особенно остро стоял вопрос о столовой и кухонной посуде. В камбузе не было ведра для воды. Суп счастливцы получали в деревянное ведро, а многие здесь же у камбуза получали суп в чайную кружку и тут же его ели. Чай выдавался по очереди, так как кипятить его почти не в чем было — всего два чайника на весь лагерь.

Принялись и за посуду. С вельбота сняли две оцинкованные железные сухарницы. Железо резали уже известными знаменитыми швейными ножницами. Трудно было со вставкой дна. Получались большие вмятины, и посуда текла. Кое-как преодолели и это затруднение и приготовили восемь больших и малых бачков для супа и чая, четыре сковородки, которые очень пригодились для выпечки блинов или для поджаривания медвежатины (когда т. Погосов убил двух медведей). Неплохие ковши для умывальника мы сделали из консервных банок. Ручки к ним приделали деревянные.

Большой спрос был в лагере на рукавицы. Их было мало. В куче спасенного добра нашли мокрый брезент. Его просушили. Плотник, старый моряк А. Д. Шуша после длительных примерок сделал хорошую выкройку. На эту легкую работу были мобилизованы женщины и те из товарищей, которые не могли выполнять тяжелой [71] физической работы. Из просушенного брезента одни стали выкраивать, а другие шить рукавицы. В течение нескольких дней спрос на рукавицы был удовлетворен полностью.

Ложек тоже было мало, а спрос большой. Здесь была проявлена инициатива очень многими.

Большое распространение получили деревянные ложки, которые довольно искусно изготовляли наши плотники. Но не отставали и металлисты. Из белого железа от консервных банок они стали изготовлять неплохие ложки. Ручка ложки представляла собой трубку, свернутую из удлиненной полоски, а самое углубление делалось на более широком конце. Есть железными ложками было несколько неудобно, горячо. Но не в Арктике же бояться тепла… Времени хватило и на то, чтобы изготовить различные культурные игры. Плотники сделали деревянные шашки и шахматы. Из меди нам удалось сделать настоящее домино. Если медь для этой цели была тонка, то ее свертывали вдвое, затем сверлом в коловороте наносилось нужное количество глазков на каждую медяшку. Вышло очень хорошо.

Даже Отто Юльевич Шмидт частенько садился к доске, которая заменяла в бараке стол, и начиналась «забойка козла» — Домино у моряков называется «козлом», а «забивают» его потому, что чем сильнее удары костяшек о стол, тем «смачнее» как-то получается игра. Таков уж обычай у моряков.

Изготовляли и другие мелочи: шила для подшивки валенок — из шомпола от винтовки, дверные петли — из брезента, дверные ручки — из остатков трубочек или из парусины. Нашлись специалисты из плотников, которые наладили производство деревянных портсигаров для папирос и даже медных футляров для очков. Иногда футляры и портсигары делали с «шиком» — на них гравировали координаты места гибели «Челюскина».

Заключительным аккордом в нашей работе был ремонт американского самолета, на котором в лагерь прилетел летчик Слепнев.

Это было 7 апреля утром. Из радиопалатки сообщили, что из Ванкарема в лагерь вылетел т. Слепнев. Почти бегом отправились на аэродром. Едва только пришли, как тотчас же над нами появилась долгожданная машина.

Несколько кругов сделал т. Слепнев, выбирая удобное место для посадки. Наконец он стал садиться. Но машина обладала очень большой посадочной скоростью и коснулась льда только на середине аэродрома. [73]

А дальше?… Жутко! Невольно вспыхнуло в памяти сообщение о крушении такой же машины на материке у мыса Онман, машины т. Леваневского с т. Ушаковым. Неужели и эта?! Сжались сердца. Машина, проделывая трудно описуемые прыжки, то спускалась где-то за ропаками, то лыжи вдруг выскакивали на ропаки. Это продолжалось несколько секунд, казавшихся нам часами. Наконец машина замедлила ход, накренилась на левый бок и грузно опустилась. Она остановилась в нескольких метрах от огромного ропака. По сплошному снегу, глубоко проваливаясь, мы бросились к машине.

У самолета, осматривая повреждения, стояли тт. Ушаков и Слепнев. Горячие поздравления, крепкие рукопожатия.

— Люди живы, а машину отремонтируем, — заявили мы.

К счастью, оказался сломанным только стабилизатор и оторвано от корпуса крепление боковой стальной оттяжки шасси. Остальное было все цело.

Тут же на месте принялись за ремонт. Прежде всего принялись крепить оттяжку шасси. Здесь были порваны шесть болтов. Запасных не оказалось. Пришлось снимать по одному болту с разных, менее ответственных мест. Наконец собрали, после чего было уже не трудно восстановить шасси. Затем в машину впряглись около 50 человек и вытащили ее на аэродром. Отлет был невозможен из-за сломанного стабилизатора. Оставили машину на ночь на аэродроме. К утру 9 апреля этот аэродром был сломан. Пришлось самолет перетащить общими силами на соседний, километра за полтора, аэродром. После переброски приступили к дальнейшему ремонту.

В нашей палатке, самой просторной в лагере, жили семь человек — большинство машинной команды. Так как склепывать коробку стабилизатора на улице было холодно, решено было перенести работу в палатку. После тяжелой дневной работы ребята устали, хотелось спать. Сбившись в кучу, плотно прижавшись друг к другу, наши товарищи, не занятые ремонтом, не взирая на стук молотка, крепко заснули.

Я, Вася Бармин и т. Слепнев до четырех часов утра занимались реставрацией стабилизатора. Пришлось на коробку для большей жесткости приклепывать дополнительные полосы четырехмиллиметрового железа. Незабываемо тяжела была сверловка отверстий для заклепок. Тот же плотницкий коловорот, маленькие, почти бесформенные обломки сверлышка требовали колоссальных усилий и много времени на каждое отверстие. Всего было просверлено более 25 отверстий. [74]

Утром после окончания клепки, наскоро позавтракав, отправились на аэродром на сборку машины. Легкий ветер и мороз мешали работать. Работать в рукавицах было невозможно, приходилось брать болты голыми руками, а руки быстро коченели, пальцы трудно сгибались, их приходилось отогревать. Все же к двум часам дня машина была собрана. К этому времени мотор был уже прогрет. В машину сели пять человек. Завели мотор, и самолет поднялся. Скоро он опустился в Ванкареме.

Так советские пролетарии в неслыханно тяжелых условиях ледяной пустыни организованно и успешно выполнили работу, которая помогла всему нашему коллективу с честью перенести все испытания. [75]

На Север, к лагерю Шмидта!

Из беседы т. Куйбышева с американскими журналистами

Правительство решило направить на помощь экспедиции тов. Шмидта лучших полярных летчиков Союза: уже на побережье Ледовитого океана работают полярные летчики тт. Куканов и Ляпидевский; с пароходом «Смоленск» отправляются опытные полярные пилоты тт. Молоков, Светогоров и Каманин; на Север будут направлены полярные летчики тт. Доронин и Галышев. Из Хабаровска вылетает летчик Водопьянов.

Кроме того спешно отправлены через Америку (Нью-Йорк — Аляска — мыс Уэллен) известные полярные летчики тт. Леваневский и Слепнев и известный полярник — исследователь острова Врангеля а Северной Земли тов. Ушаков,

За ходом работ по спасению экспедиции тов. Шмидта следит вся наша страна. Я убежден, что взоры пародов и других стран с вниманием и тревогой направлены к той точке Полярного моря, где отважно борются с суровой природой Арктики наши полярные герои.

На вопрос о том, насколько следует считать опасным положение челюскинцев, тов. Куйбышев ответил, что положение челюскинцев нельзя считать безопасным, ибо опасность подстерегает их на каждом шагу. Вопрос заключается не только в оказании помощи, но в оказании скорой помощи, так как среди челюскинцев имеются женщины и дети и примерно с десяток лиц слабосильных, с трудом переносящих тяжелые арктические условия.