Онлайн чтение книги Поле боя — Украина. Сломанный трезубец
Глава 3. Приметы грядущей беды

Два истребителя Су-27 с ревом прошли над полосой и, выполнив разворот, начали снижаться по глиссаде. Чиркнули по бетону пневматики основных «ног» шасси, истребители опустили свои острые носы. Хлопнули, раскрывшись, оранжевые купола тормозных парашютов.

Звук двигателей поднялся на высокие ноты, а потом опал. Олег прогрохотал ботинками по дюралевой стремянке и спрыгнул на бетон. К нему подошел Юра.

– Разрешите получить замечания?

– Нормально. Иди отдыхай.

– Олег Николаевич, распишитесь, – техник самолета подал ему журнал технической готовности. – Как машина?

– На «пять с плюсом», спасибо, Павел Филиппович.

Летчики направились к группе офицеров, стоявших на самом краю стоянки возле пожарного щита.

– Привет, ребята.

– Здорово, Олег, огня не будет? – обратился к Щербине замкомэска Александр Чернов.

– Так я ж курить бросил.

– О, а я и забыл, – летчик чиркнул протянутой кем-то зажигалкой и выпустил облако дыма.

В это время Женя Васильев, весельчак и балагур из первого звена, завладел вниманием летчиков, рассказывая очередную байку:

– Ой, мужики, как я в отпуске лажанулся… Поехал я, значит, к себе домой, а у нас в городе аэроклуб – первая моя «альма-матерь». Приехал же такой, весь на понтах, на мундире летном капитанские погоны звездочками сияют, в багажнике два ящика водки позвякивают.

– Герой, нарисовался – хрен сотрешь, – прокомментировал кто-то из летчиков.

– Во-во, точно, – согласился Женя. – Ну, и попросили меня на Ан-2 парашютистов выбросить.

– А их летчик что?

– Летчикам как раз прыгать надо было, у них плановая парашютная подготовка.

– Летчик покидает самолет только тогда, когда лететь страшнее, чем прыгать, – усмехнулся Алексей Лазарев.

– Леша, не перебивай. Так вот, сел я на левую «чашку» нашей «Аннушки» – все как всегда: «На борту двенадцать, карабины зацеплены, баки – сумма…» Взлетели, выброска прошла успешно. Иду на посадку, строю «коробочку». Снизился и по привычке докладываю: «На четвертом, шасси выпустил , разрешите посадку». На что руководитель полетов мне отвечает: «Не переживайте, товарищ капитан, шасси за вас выпустил Олег Константинович Антонов в 1947 году!»

Летчики разразились безудержным смехом:

– Ну ты дал, Жека! «На четвертом, шасси выпустил»! Истребитель, елки зеленые!

Внезапно летчиков привлекла подъехавшая к аэродромной стоянке белая «Волга». Оттуда вышел заместитель командира полка по воспитательной части, а рядом с ним… О-о-о! Летчики синхронно повернули головы.

Рядом с «замполитом» стояла высокая худощавая блондинка в военной форме. Она внимательно посмотрела в сторону летчиков, по ее тонким губам скользнула легкая улыбка. Откинув грациозным жестом волну белокурых волос, она обернулась к подполковнику и что-то ему сказала. Небрежно отмахнувшись от его слов, она направилась к летчикам.

– Ох, как идет…

– Да я б ей… – завороженно смотрел на девушку Юра.

– Ну, ты бы с ней… А дальше что? – охладил его пыл замкомэска. – Запомни, Юрка, поведешься на такую, а потом она из тебя все жилы вытянет и кровь выпьет.

– Во-во… – подтвердил Олег.

– Нет, но посмотрите, как идет, словно ласточка…

– Ага, скорее гарпия…

Девушка подошла к летчикам. Ближе она оказалась еще сексуальнее, и форма капитана медслужбы только подчеркивала ее ухоженную фигуру. Но голубые глаза смотрели на летчиков холодно, а вежливая улыбка была строго дозирована.

«Точно, гарпия. Молодая, знающая себе цену и жаждущая свежей крови», – подумал Олег.

– Разрешите представиться, капитан медицинской службы Марина Миронова, – щелкнула каблучками изящных, явно не форменных полусапожек.

– Здравия желаю, – представился замкомэска майор Чернов. Потом представил остальных летчиков.

– Очень приятно, в ближайшие дни мы с вами будем видеться очень часто, – улыбнулась она. – Меня направили в вашу часть для проверки психологического состояния личного состава.

Летчики переглянулись – вот тебе и «первая ласточка». Но это было только началом. Из подъехавшего следом «уазика» выскочил солдат.

– Замкомэска и командиров звеньев вызывают в штаб. Срочно.

* * *

В штабе командир полка огорошил летчиков еще одной новостью.

– Позвольте представить – полковник Тарас Плющ, инспектор по летным кадрам. В рамках подготовки к предстоящим учениям он намерен провести у нас в части инспекцию.

– Панове офіцери, будемо знайомі. Всі, хто бере участь у вченнях, мають підтвердити свій професійний рівень[5]Господа офицеры, будем знакомы. Все, кто принимает участие в предстоящих учениях, должны подтвердить свой профессиональный уровень..

Полковник Плющ изъяснялся исключительно «державною мовою», но делал это несколько коряво. И вообще, по манере поведения он скорее напоминал прапорщика, а не офицера. Собственно, так оно было.

До распада Союза и развала армии он заведовал складом материально-технического имущества на аэродроме Васильков. В новых Вооруженных силах «независимой» Украины ощущался острый дефицит командного состава. Несмотря на обещанные высокие звания и золотые горы для тех, кто примет украинскую присягу, многие офицеры увольнялись в запас. Для настоящих офицеров присяга одна на всю жизнь. Поэтому на командные должности брали всех, присваивая на одно-два звания выше.

Так получилось и с новоиспеченным «офицером» Тарасом Плющом. Пару месяцев после присвоения ему звания старшего лейтенанта он пытался пройти летную практику в Чугуеве. Но с этим дело не заладилось. Плющ кое-как освоил полеты по кругу с инструктором на учебно-тренировочной «спарке» L-39. Но в первом своем самостоятельном вылете он после взлета умудрился перевести двигатель на режим малого газа, вместо того чтобы убрать закрылки. Бедная «Элка» пропахала носом борозду возле взлетной полосы. Мозг прапорщика получил сотрясение, хотя чего там было сотрясать… На этом блестящая летная карьера нового офицера Воздушных сил Украины была завершена. Но в этом «государстве кривых зеркал» профессиональный рост, к сожалению, зависел не от профессионализма, а от способности целовать под хвост таких же посредственностей, стоящих на несколько ступенек выше в общей иерархии лжи и тупости.

Тарас Плющ исправно подносил «презенты» начальству, составлял оптимистичные доклады о сокращении парка авиатехники и летного состава, приторговывал квартирами из летных городков и имуществом из воинских частей. И исправно получал новые погоны и соответствующее материальное довольствие, дослужившись до должности летного инспектора.

– Первым в инспекционный полет отправится командир звена капитан Щербина.

После официальной части командир части лично вызвал Олега к себе в кабинет.

– Геннадий Викторович, что случилось? Почему нам назначают новые проверки, ведь кандидатов для участия в учениях и так отбирали тщательно?

– Олег, я и сам всего не знаю, – полковник Михайлов ценил Щербину за его летные и человеческие качества и был с ним откровенен. – Я недавно был в Киеве, там вообще все с ума посходили, политики грызутся за власть, военные тоже пытаются отхватить кусок пожирнее. Об одном тебя прошу, Олег: обойдись в этом вылете без обычных твоих фортелей. Я сам ненавижу таких лизоблюдов, как этот «подпол», но нужно все это перетерпеть. И доведи до своих подчиненных, они у тебя парни молодые, горячие.

– Товарищ командир, не переживайте, я вас не подведу.

* * *

Полет с проверяющим – как в парк с тещей сходить: сплошные аттракционы и никакого удовольствия. Примерно такие чувства испытывал Олег, пилотируя Су-27УБ с полковником Плющом в задней кабине. За их полетом наблюдал комполка, и Щербина намеревался сдержать обещание.

Управлял самолетом он очень плавно, избегая резких маневров и больших перегрузок, благо истребитель был так же прост в управлении на малых скоростях, как и на других режимах полета.

– Ну что же вы, пан капитан, словно с барышней танцуете, покажите, будь ласка, настоящий пилотаж, – не унимался инспектор.

– Пан подполковник, согласно инструкциям и во избежание летных происшествий существенно ограничен пилотаж с максимальными перегрузками. Виноват, пан полковник.

– И как же вы, пане капитан, собираетесь защищать суверенное небо Украины?

Олег скосил взгляд на красный рычаг принудительного катапультирования из второй кабины. Больше всего на свете ему сейчас хотелось выбросить эту лживую, лицемерную суку из задней кабины. Вот мразь! Была б его воля, и Щербина припомнил бы ему и Скнилов, и отсутствие топлива, и бардак в армии из-за таких вот «Плющей».

Но пан «подпол» услышал в наушниках летного шлема только то, что должен был слышать:

– Украина – мирная держава, и мы полностью полагаемся на сочувствие мирового сообщества, пане инспектор.

«На обиженных воду возят, а еще на них балконы падают, и еще с ними злые дядьки творят мерзкие вещи. А считаются только с сильными, а не страдающими комплексами национального иждивенчества», – подумал Олег.

– Да, вы абсолютно правы, капитан. Заходите на посадку.

– Есть. Ручей, я – 801-й, на четвертом, шасси выпустил. Посадка?

– Восемьсот первому посадку разрешаю.

На аэродромной стоянке их уже ждал комполка.

– Ну, как слетали?

– Хорошо слетали, товарищ полковник, – ответил инспектор. – У вас, пане полковнику, очень хорошие летчики. Правда, несколько зажатые и чересчур полагающиеся на инструкции. Надо бы вам в них инициативу воспитывать.

Полковник Михайлов, который после учебных воздушных боев с «безынициативным формалистом» Олегом вылезал из кабины Су-27 мокрый от пота, да так, что комбинезон выкручивать можно было, лишь улыбнулся:

– Четкое следование инструкциям – для нас самое главное в летной работе.

Олег тем временем обернулся и показал кулак хихикающим летчикам:

– Не вздумайте чудить, черти!

Остальные полеты, несмотря на волнение полковника, да и Олега тоже, прошли как по писаному. Ребята старались и пилотировали сверхманевренные истребители, словно это были учебные бипланы У-2 тридцатых годов. После всего этого «авиашоу» полковник Михайлов вызвал всех летчиков к себе кабинет.

– Мужики, нужно скинуться, – по-простому сказал он.

– На что? – не понял поначалу замкомэска.

– На кабак и б…дей для проверяющего, – догадался Олег. – Виноват, товарищ полковник.

– Да чего уж «виноват», все ты правильно сказал, – тяжко вздохнул командир. – Ей-богу, ребята, мне вам в глаза смотреть совестно. Но этот «Геринг» нас иначе задолбает.

– Понятно, чего уж там…

– А кого в собутыльники ему назначим?

– Нашего демократа-замполита. Хоть какой-то с него толк будет.

Вопрос с «культурной программой» для инспектора был решен, но это было не единственное испытание сегодня для Олега и остальных летчиков.

* * *

После полетов всех летчиков собрали в Доме офицеров, в последнее время военное руководство Украины возродило благополучно подзабытую традицию проведения политинформаций. Все бы ничего, военно-патриотическое воспитание в армии необходимо. Но делалось это прежними совдеповскими методами, теми же самыми, уже изрядно поистаскавшимися замполитами или их выкормышами – молодыми, розовощекими полковничками, которые, наворовав для себя, теперь «учили жить» других.

В их части был такой, заместитель командира полка по воспитательной работе полковник Николай Николаевич Бут. По-украински получалось: «Мыколай Мыколаевич», и острословы-летчики сразу же придумали ему кличку «Смык-Мык», а по аэродрому и за его пределами пошла гулять поговорка «Где Бут – там… гм… весело».

Тем более что разговаривал новоявленный «замполит» только «державною мовою», но с таким акцентом и на таком суржике[6]Суржик – смесь украинских и русских слов, характерная для юго-восточных областей Украины., что Верка Сердючка «и рядом не валялась». Тем не менее он считал себя истинным демократом и ярым приверженцем «оранжевого» Президента. Его терпели как неизбежное зло, поступая по принципу «не тронь г… – вонять не будет». Кроме того, это позволило командиру полка рапортовать в Киев о важной патриотической работе, проводимой среди офицеров части, оставаясь на хорошем счету у командования. Как говорится: «С паршивой овцы хоть шерсти клок».

Пока шел нудный доклад «замполита», летчики занимались кто чем: кто-то спал в кресле, кто-то играл на мобильном телефоне или слушал музыку, воткнув наушники-бусины. Олег украдкой читал книгу, но поневоле прислушивался к речи докладчика. Спрятав маленький том в мягкой обложке, он посмотрел на полковника.

«Замполит» напоминал Брежнева в годы «застоя»: «Я – жених! Я – жених! Я же них… не понимаю!» Тема доклада в преддверии учений была наиболее актуальной, хотя и несколько избитой: «Украина и НАТО». По словам докладчика, выходило, что блок НАТО создавался чуть ли не для поддержки молодого Украинского государства. Полковник Бут распинался с трибуны о «прозрачности» армии и усилении гражданского контроля над Вооруженными силами Украины, естественно, все это при содействии «дружественного» блока НАТО.

О том, что при содействии и прямо-таки пламенной поддержке специалистов НАТО здесь же, в Полтаве, американцами были порезаны стратегические бомбардировщики, о том, что согласно прямым американским директивам уничтожаются мобильные и переносные комплексы ПВО, о том, что деградируют Военно-морские силы Украины, докладчик скромно умолчал.

Боже, как надоело слушать эту ахинею! Это даже уже и не ложь отмороженной кучки воров при власти – просто шизофренический бред! Это напоминало поведение вождей Третьего рейха, от которых недалеко ушли «оранжевые демократы». Советская армия уже вела бои в Берлине, а Геббельс орал о «чудо-оружии» и «неминуемом возмездии». Так и сейчас. Вооруженных сил, считай, нет, техника стареет, как и люди. В армии – беспредел. Сейчас Украина занимает 13-е место в мире по численности Вооруженных сил и только «почетное» 126-е место по финансированию. Но зато по количеству генералов-дармоедов на тысячу военнослужащих мы – первые в Европе.

Олег улыбнулся, вспомнив, как на одном из первых таких собраний доконал пана полковника своими историческими познаниями. Тогда Николай Николаевич Бут взялся рассказывать летчикам об истоках украинской государственности и украинской символике. Дескать, сине-желтый цвет государственного флага – это символы неба и пшеницы, а изображение на гербе трезубца символизирует триединство Божественных ипостасей – Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа.

Но эту стройную концепцию очень быстро разрушил Олег Щербина. Дело в том, что синий и желтый цвета – это геральдические символы Шведского королевства. В ходе Северной войны 1700 года казакам гетмана Ивана Мазепы, который перешел на сторону шведского короля Карла XII, были пожалованы эти цвета как знаки различия. Сечевые же казаки в походы ходили под хоругвями красного цвета. Что же касается изображения трезубца, то это родовая печать, так называемая «тамга», древнего рода Рюриковичей – и к истории государственности Украины не имеет никакого отношения. А все потому, что символы украинской «державности» разрабатывались украинскими эмигрантами канадской диаспоры, что называется, «на скорую руку».

Тогда полковник Бут крепко сел в лужу, особенно когда Олег упомянул о Большом украинском гербе, о котором горе-демократ в погонах даже и не знал.

Щербина вздохнул и вновь погрузился в чтение.

* * *

Но на этом злоключения летчиков не закончились. После набившего оскомину унылого и бесталанного выступления докладчика летчиков отправили в медсанчасть на собеседование с психологом. Олег очень удивился, ведь психологические тесты никогда не назначаются на конец дня, потому что человек к вечеру элементарно устает, у него рассеивается внимание, подводит память. Поэтому психотесты рекомендуется проводить с утра.

Дождавшись своей очереди, Щербина шагнул в кабинет. Госпожа психолог восседала в кресле, закинув ногу за ногу. Олег невольно скользнул взглядом по ее фигуре – хороша стерва…

– Здравствуйте, пане капитан.

– Здравия желаю.

Психолог откинулась в кресле, так что идеально сидящая форма обрисовала ее грудь. Она очаровательно улыбнулась.

– Капитан Щербина, на сегодня я не планировала никаких психологических тестов. Просто хотелось пообщаться с летчиками, узнать о них побольше…

– Ну и как, узнали?

– К сожалению, ваши коллеги оказались не слишком разговорчивы. Кстати, почему бы нам не перейти на «ты»? Можете называть меня просто Мариной.

– Поймите, капитан, да вам, как специалисту, это и так должно быть понятно – люди устали после инспекционных полетов, – Щербина проигнорировал ее вопрос.

– А вы, капитан? Устали? Может, вам сделать массаж?

Психолог подошла сзади к Олегу и начала массировать ему плечи.

– Нет уж, спасибо за заботу, товарищ капитан, – Щербина повел плечами. – Я считаю, что вам не стоит заходить так далеко в благородном желании помочь человеку.

Фемина убрала руки и вернулась на свое место. Олег внимательно следил за ее реакцией, и в глубине его чуть прищуренных глаз скрывался насмешливый огонек. К своей профессиональной чести, Марина Миронова быстро взяла себя в руки. Она чувствовала, что этому грубоватому капитану удалось ее переиграть. Такие случаи были вопиющим исключением, ведь она всегда добивалась своего, сочетая обычные женские уловки и тонкие психологические приемы. Но все хитрые премудрости оказались бессильны перед волей, жизненным опытом и хладнокровием летчика.

«Ладно, – Марина почувствовала, как изнутри накатывает волна ледяного бешенства. Чтобы справиться с собой, она пододвинула к себе листок и стала что-то черкать на нем. Подняв глаза, она уловила тот самый насмешливый огонек во взгляде. – Ну, ладно, мы еще посмотрим, чего вы добьетесь, товарищ капитан…»

– Что-то еще, товарищ капитан? – вежливо осведомился Щербина.

– Нет. Можете быть свободны, завтра перед полетами я проведу с вами и с вашими летчиками серию психологических тестов.

– Честь имею.

На следующий день на предполетной медкомиссии капитан-психолог Миронова подвергала летчиков различным заумным головоломкам, но офицеры, наученные горьким опытом прохождения врачебно-летных комиссий, знали уже, как нужно отвечать, чтобы их ответы врачи не трактовали двояко. Собрав исписанные листочки, капитан удалилась, а летчики, получив от врача допуск на полеты, быстро побежали к автобусу, который отвозил их на аэродромную стоянку.

* * *

Единственным, кто не прошел предполетный медосмотр, был полковник Бут. После бурной «культурной программы», проведенной прошлой ночью с «паном инспектором», его мутило и выворачивало наизнанку. Ну а полковника Плюща после вчерашнего так «плющило», что он остался в номере офицерского общежития, благоухавшего продуктами жизнедеятельности инспектора.

Олег двинул рычаг управления двигателем назад, сбавляя обороты турбин, и глянул на высотомер. Заданный эшелон занят, теперь нужно было запросить руководителя полетов о выполнении задания.

– Ручей, я – 801-й, восемь тысяч занял. Задание?

– Восемьсот первому – возврат на «точку».

Щербина недоуменно уставился на приборную панель, как будто стрелки и циферблаты могли ответить ему на один-единственный вопрос: «Какого хрена?»

– Ручей, повторите, канал забит помехами.

– Восемьсот первый, прекратить задание. Возвращайтесь на аэродром. Как поняли меня, прием?

– Вас понял, возвращаюсь.

Вот черт! Щербина заложил крутой вираж. Да что они там, с ума посходили?!

Су-27 чиркнул пневматиками по бетонке, хлопнули, раскрывшись, тормозные парашюты. Истребитель зарулил на стоянку, где Олега уже ждал служебный «газик». Вестовой, увидев летчика, вытянулся по стойке «смирно».

– Капитан Щербина, вас вызывают в штаб.

– Поехали, – мрачно бросил летчик.

Выражение лица капитана было такое, что оперативный дежурный части отшатнулся от него. Войдя в кабинет полковника Михайлова, Олег вытянулся по стойке «смирно».

– Товарищ полковник, капитан Щербина, прервав тренировочный вылет, по вашему приказанию прибыл.

Геннадий Викторович вышел из-за стола и устало махнул рукой.

– Олег, не ерепенься. Присаживайся. На вот, прочти, – сказал он, протягивая машинописные листки, скрепленные степлером.

– Что это?

– Заключение психологического тестирования летчика первого класса капитана Щербины.

– Так-так… – Олег просматривал листки. – «Склонность к немотивированному риску. Агрессивен. Низкий самоконтроль и субъективная оценка опасности». Прямо маньяк какой-то?!

– Чем ты ей не угодил?

– Да вроде все нормально…

– Отшил? – догадался полковник.

Олег молча кивнул.

– Да-а… И это перед самыми учениями.

– Геннадий Викторович, да сколько ж можно-то, а?! – не выдержал Щербина. – Я еще с этой озабоченной дурой не раскланивался!

– Послушай, Олег, ситуация действительно скверная. Мне вчера звонили из Киева, хотели прислать сюда комиссию по гражданскому надзору за армией. Я от них еле отбился. Пришлось даже позвонить кое-каким людям в Генеральном штабе. В столице назревает какая-то беда, и, боюсь, мы окажемся в водовороте событий.

Олег удивился – а ведь командир полка вовсе не так и прост, как кажется. Тем более имеет связи на самом верху. Наверное, именно из-за высоких покровителей в армейском командовании их авиационную часть не тиранили постоянными инспекциями и проверками. И позволяли более-менее нормально служить, с оглядкой, конечно, на нынешние времена и проблемы. Надо бы повнимательнее прислушаться к его словам, Батя плохого не посоветует.

– В общем, что будем делать?

– Товарищ полковник, я считаю, что убеждать ее в чем-то бесполезно. Такие, как капитан Миронова, желание пойти на компромисс воспринимают как проявление слабости. Лучше будет, если вы жестко потребуете от нее не вмешиваться в летную подготовку, да еще и упомянете, что по ее вине было сорвано выполнение полетного задания. Такие, как она, боятся брать на себя ответственность.

– Ну ты и рассказал! Хотя я так и сделаю.

– У меня жена – психолог.

– Я сейчас ее вызову, а ты подожди за дверью.

– Есть.

По коридору, цокая каблучками, прошла Марина Миронова, окатила Щербину холодным взглядом, скрылась за дверью кабинета полковника Михайлова. Олег, не удостоив ее внимания, отвернулся к стене, разглядывая план эвакуации из здания. Через некоторое время дверь открылась, на пороге стоял хозяин кабинета.

– Капитан Щербина, войдите, пожалуйста.

– Слушаюсь.

Капитан Миронова сидела у стола полковника, нервно теребя уголок листка с отчетом по психотестам. Она метнула на Щербину злой взгляд и тут же отвела глаза.

– Товарищ капитан, ваши данные психологического тестирования будут пересмотрены и уточнены, – ровный тон полковника не содержал и намеков на эмоции. – В дальнейшем будем считать этот инцидент исчерпанным.