1. Кошка в доме

Онлайн чтение книги Порт туманов
1. Кошка в доме

Когда около трех часов дня они уезжали из Парижа, скупое осеннее солнце освещало толпы прохожих иа улицах. Потом, ближе к Манту, в купе зажгли свет. После Эврё за окном совсем стемнело. Теперь сквозь запотевшие стекла виден только густой туман, окружающий железнодорожные огни с их размытым ореолом.

Мегрэ устроился поудобней в углу купе, откинулся на спинку сиденья. Сквозь полузакрытые веки он машинально наблюдает за двумя сидящими напротив пассажирами, так непохожими друг на друга. Капитан Жорис спит. Парик съехал набок, обнажив изумительно голый череп, костюм измялся. А Жюли, сложив руки на сумочке из искусственной кожи, под крокодила, неподвижно глядит в одну точку, стараясь, несмотря на усталость, делать вид, будто думает.

Жорис! Жюли!

Комиссар уголовной полиции Мегрэ привык к тому, что в жизнь его вихрем врываются незнакомые люди, целыми днями, неделями, а то и месяцами требуют, чтобы ими занимались, а потом снова исчезают в безликой толпе. Размеренный стук колес сопровождает его мысли, одни и те же в начале каждого нового дела. Каким-то оно окажется на этот раз: увлекательным или не слишком, трагическим или попросту мерзким?

Мегрэ поглядывает на Жориса, чуть заметно улыбаясь. Занятный человек! На набережной Орфевр его целых пять дней так и называли «этот человек» — выяснить имя не удавалось.

Его подобрали на Больших бульварах — он метался взад и вперед среди автобусов и машин. Обратились к нему по-французски — не понимает. Пытались говорить с ним на семи или восьми языках — тщетно. Знакомства с языком глухонемых тоже не обнаружил. Может быть, сумасшедший?

В кабинете Мегрэ его обыскали. Костюм на нем новый, белье и ботинки тоже. Все метки с одежды срезаны. Ни документов, ни бумажника. В один из карманов засунуты пять тысячефранковых новеньких купюр. Такое начало расследования хоть кого выведет из себя! Поиски в регистрационных журналах, в антропометрической картотеке. Телеграммы во все концы Франции и за границу. А «этот человек», как ни мучают его утомительными допросами, все улыбается неизменной ласковой улыбкой!

На вид ему лет пятьдесят. Коренастый, коротконогий. Не выказывает никаких признаков беспокойства или недовольства — только улыбается, да иногда, вроде бы, пытается что-то вспомнить, но тут же оставляет эти попытки. Потеря памяти? На голове у человека парик, сняв который обнаруживают, что не далее как два месяца назад череп незнакомцу раскроила пуля. Врачи в восторге от работы хирурга: операция проведена с редким мастерством! И снова телеграфные запросы — на сей раз в больницы и клиники Франции, Бельгии, Германии, Голландии… Проходит пять дней кропотливого розыска. Анализ пятен на одежде и крошек в карманах дает более чем неожиданные результаты. Обнаружили остатки высушенной и измельченной тресковой икры, которую изготовляют на севере Норвегии и используют как приманку при ловле сардин.

Выходит, «этот человек» — оттуда? Может, скандинав? Некоторые признаки указывают на то, что он совершил долгую поездку по железной дороге. Но как же он ехал один, безъязыкий, с этим ошеломленным видом, сразу же привлекающим к нему внимание?

Его фотография появилась в газетах. Получили телеграмму из Вистреама: «Незнакомец опознан».

Вслед за телеграммой приехала женщина, вернее, девушка. И вот она в кабинете Мегрэ. Лицо усталое, со следами губной помады и пудры. Зовут ее Жюли Легран, она служанка «этого человека».

Впрочем, его уже больше так не называют: известно его имя и кто он такой. Это Ив Жорис, бывший капитан торгового флота, ныне начальник вистреамского порта.

Жюли плачет. Жюли не может понять, что случилось. Она умоляет хозяина сказать хоть слово. А он только смотрит на нее мягким, благожелательным взглядом — точно так же, как на всех.

16 сентября капитан Жорис исчез из Вистреама, маленького портового городка между Трувилем и Шербуром. Сейчас конец октября. Что произошло с ним за эти полтора месяца?

— Он ушел в порт, как обычно, на вечернее дежурство. На следующий день его в доме не было…

Сначала подумали, что в густом тумане Жорис оступился и упал в воду. Его искали баграми. Потом решили, что он сбежал.

— Лизьё. Стоянка три минуты!

Чтобы размяться, Мегрэ выходит на платформу, снова набивает трубку. Он столько курил, что воздух в купе стал сизым.

— Поезд отправляется!

Жюли воспользовалась отсутствием Мегре, чтобы припудрить кончик носа. Глаза у нее еще красны от слез. Странно! Иногда она кажется красивой, утонченной; иногда, непонятно почему, в ней чувствуется грубоватая крестьянка.

Она поправляет парик на голове капитана, своего «хозяина», как она его называет, и при этом смотрит на Мегрэ, всем своим видом говоря: «Это мое дело — ухаживать за ним!»

У Жориса нет семьи. Он живет один уже много лет, с Жюли, которую называет своей экономкой.

— Он относился ко мне, как к дочери.

Врагов у него не было. Никаких сомнительных похождений, никаких пристрастий. После тридцатилетней службы на море он не смог привыкнуть к бездействию и, несмотря на пенсионный возраст, попросил назначить его начальником вистреамского порта. Там он построил маленький домик. И вот вечером 16 сентября он исчезает, а через полтора месяца появляется в Париже в этом плачевном виде. Жюли была неприятно поражена, увидев на нем купленный в магазине серый костюм. Раньше он ходил только в форме офицера торгового флота.

Жюли нервничает, ей не по себе. Когда она смотрит на капитана, лицо ее выражает одновременно умиление и неясный страх, неодолимую тревогу. Это, конечно, он, ее «хозяин», но в то же время и не совсем он.

— Он поправится, правда? Я буду за ним ухаживать.

Водяные пары на стекле превращаются в крупные капли. Вагон подрагивает, и массивная голова Мегрэ качается из стороны в сторону. Он продолжает спокойно наблюдать за обоими — за Жюли, заявившей, что можно было бы прекрасно обойтись и третьим классом, как она привыкла, и за Жорисом, который, просыпаясь время от времени, бессмысленно смотрит вокруг.

Еще одна остановка в Кане, потом — Вистреам.

— В этом городке около тысячи жителей, — сказал комиссару один из сослуживцев, родом из тех мест. — Порт небольшой, но важный, так как соединен каналом с Каном. По каналу могут проходить суда водоизмещением в пять тысяч тонн и более.

Мегрэ не пытается представить себе место действия. Он знает по опыту, что в таких случаях всегда ошибаешься. Он ждет, и взгляд его то и дело падает на парик, прикрывающий розовый шрам.

Когда капитан Жорис исчез, у него были густые, очень темные волосы с едва проступавшей на висках сединой. Еще одна причина для отчаяния Жюли: она не может видеть этот голый череп! И всякий раз, когда парик сползает, спешит поправить его.

— Короче говоря, его пытались убить….

В него стреляли, это факт. Но потом он побывал в руках отличных врачей. Когда он исчез, денег при нем не было, а нашли его с пятью тысячами франков в кармане. Но это еще не все! Жюли вдруг открывает сумочку.

— Совсем забыла! Я привезла корреспонденцию хозяина.

Почта невелика: проспекты фирм, торгующих товарами для моряков, квитанция об уплате членских взносов в профсоюз капитанов торгового флота. Открытки от его плавающих друзей, одна из которых — из Пунта-Аренас.

Письмо из Нормандского банка в Кане. Бланк, напечатанный на машинке:

«…имеем честь сообщить, что через посредство Нидерландского банка в Гамбурге на Ваш счет 14 173 переведена сумма в 300000 франков».

А Жюли уже несколько раз говорила, что капитан не богат! Мегрэ смотрит по очереди на этих двух людей, сидящих напротив него.

Тресковая икра… Гамбург… Ботинки немецкого производства… Один Жорис мог бы все разъяснить! Жорис, который широко и приветливо улыбается, заметив, что Мегрэ смотрит на него.

— Кан. Поезд следует до Шербура. Пассажиры на Вистреам, Лион-сюр-Мэр, Люк…

Семь вечера. Туман такой густой, что свет фонарей на платформе едва пробивается сквозь молочную пелену.

— На чем теперь поедем? — спрашивает Мегрэ у Жюли, пробираясь сквозь толпу пассажиров.

— Больше не на чем. Зимой пригородный поезд ходит только два раза в день.

У вокзала стоят несколько такси. Мегрэ голоден. Он не знает, что ждет его в Вистреаме, и решает поужинать в буфете.

Капитан Жорис все так же покладист. Как послушный ребенок, ест все, что дают. Какой-то железнодорожник крутится около стола, разглядывает его, потом подходит к Мегрэ.

— Это не начальник вистреамского порта?

И он вертит пальцем у виска. Получив утвердительный ответ, отходит, притихший. А Жюли продолжает цепляться ко всяким пустякам:

— Двенадцать франков за такой ужин! Да и приготовлено не на масле. Как будто нельзя было поужинать дома!

А Мегрэ думает: «Выстрел в голову… Триста тысяч франков…» Он пристально смотрит в невинные глаза Жориса, и губы его угрожающе сжимаются.

Такси — потрепанная частная машина, с продавленными сиденьями и скрипящими рессорами. Трое пассажиров теснятся сзади, так как откидные сиденья сломаны. Жюли зажата между двумя мужчинами, которые то и дело наваливаются на нее.

— Не помню, закрыла ли я на ключ садовую калитку, — бормочет она, мысленно возвращаясь к хозяйственным заботам по мере приближения к дому.

Выехав из Кана, машина буквально врезается в стену тумана. Не далее чем в двух метрах впереди, как призрак, возникает лошадь и повозка. По обеим сторонам дороги убегают назад призрачные деревья, призрачные дома. Шофер сбрасывает газ. Скорость — десять километров в час, не более, и все-таки из тумана внезапно выскакивает велосипедист, которого задевают крылом. Остановка. Велосипедист не пострадал.

Машина въезжает в Вистреам. Жюли опускает стекло:

— Поезжайте к порту, потом через разводной мост. Остановитесь у дома рядом с маяком.

От городка к порту на протяжении километра — лента шоссе, обозначенного бледными светлячками газовых фонарей. У моста — светящиеся окна, шум.

— Бистро «Приют моряка», — говорит Жюли. — Тут обычно собираются портовики.

За мостом шоссе кончается. Грунтовая дорога уходит куда-то в болота, подступающие к самому берегу Орны. Тут ничего нет, кроме маяка и двухэтажного домика с небольшим садом.

Такси останавливается. Мегрэ наблюдает за Жорисом, который как ни в чем не бывало вылезает из машины и направляется к калитке.

— Видите, господин комиссар! — восклицает Жюли, дрожа от радости. — Он узнал дом! Уверена, что в конце концов он совершенно придет в себя.

Она вставляет ключ в замок, открывает скрипнувшую калитку, идет по посыпанной гравием дорожке. Мегрэ расплачивается с шофером и быстро догоняет ее. Такси отъезжает, и все вокруг погружается во тьму.

— Зажгите, пожалуйста, спичку: не могу попасть в замочную скважину.

Вспыхивает огонек. Жюли открывает дверь. Под ногами у Мегрэ, задев его, проскальзывает что-то темное. Жюли, уже вошедшая в коридор, включает свет, удивленно смотрит на пол, шепчет:

— Это ведь кошка выскочила, правда?

Одновременно привычным жестом снимает шляпку и пальто, вешает их в прихожей, открывает дверь на кухне, зажигает там свет, невольно показывая этим, что именно здесь обитатели дома проводят большую часть времени.

Кухня — просторная комната с облицованными керамической плиткой стенами, большим деревянным столом, который драили песком, сверкающими медными кастрюлями. Капитан привычно идет прямо к своему плетеному креслу у печки и садится.

— Наверняка, уходя, я, как обычно, выпустила кошку на улицу.

Жюли разговаривает сама с собой. Она обеспокоена.

— Ну да, конечно. Все двери закрыты. Господин комиссар, пройдемте со мной по комнатам — мне страшно.

Жюли так испугана, что едва осмеливается идти первой. Она открывает дверь в столовую. Безупречный порядок, натертые до блеска пол и мебель говорят о том, что комнатой этой никогда не пользуются.

— Загляните за шторы, пожалуйста.

В столовой стоит пианино, красуются китайские лаковые безделушки и фарфор, которые капитан привез, должно быть, с Дальнего Востока.

Потом — гостиная с мебелью, расставленной в идеальном порядке, как в витрине магазина, где она была куплена. Капитан идет сзади с довольным видом. Они поднимаются по лестнице, покрытой красным ковром. Наверху три комнаты, одной из которых не пользуются. Повсюду чистота, безукоризненный порядок. Приятно пахнет деревней и кухней.

Нигде никто не прячется. Окна плотно закрыты. Дверь, выходящая в сад, заперта, но ключ торчит снаружи.

— Кошка пробралась в дом через какую-нибудь отдушину, — говорит Мегрэ.

— Их у нас нет.

Все возвращаются в кухню. Жюли открывает шкаф.

— Могу я предложить вам чего-нибудь выпить?

Именно теперь, занимаясь обычными хозяйственными хлопотами, наливая ликер в крохотные рюмки с цветочками, Жюли вдруг особенно остро чувствует отчаяние и разражается слезами. Она украдкой смотрит на капитана, сидящего в своем кресле. Ей так тяжело на него смотреть, что она отворачивается и лепечет, чтобы отвлечься:

— Я приготовлю вам комнату для гостей. Ее слова прерываются рыданиями. Она снимает со стены белый передник и утирает слезы.

— Предпочитаю остановиться в гостинице. Тут есть какая-нибудь гостиница?

Жюли смотрит на маленькие настенные часы; такие обыкновенно выигрывают на ярмарках, и тиканье их естественно вписывается в патриархальную обстановку комнаты.

— Да, есть. Сейчас там еще не спят. Это по другую сторону шлюза, как раз напротив бистро, которое вы видели.

Однако ей не хочется отпускать его. Вероятно, она боится остаться одна с капитаном, на которого теперь не смеет и взглянуть.

— Вы думаете, в доме никто не прячется?

— Вы в этом убедились собственными глазами.

— Вы придете завтра утром?

Жюли провожает его до двери, которую тут же закрывает. Мегрэ погружается в такой плотный туман, что не видит, куда ступает. Он все-таки находит садовую калитку и шагает сначала по траве, потом по каменной дороге. Слышит вдали какой-то звук и долго не может понять, что это такое. Звук похож на мычание коровы, но что-то в нем есть безысходное, трагичное.

— Вот дурак! — ворчит он сквозь зубы. — Да ведь это гудок, предупреждающий о тумане.

Мегрэ плохо ориентируется. Далеко внизу, под ногами, он видит воду, которая словно дымится. Он на стенке шлюза. Где-то скрипят рукоятки. Мегрэ не помнит, в каком месте они переехали канал на машине. Обнаружив узкий мостик, он собирается ступить на него.

— Берегись!

Поразительно! Голос раздается совсем рядом. Мегрэ кажется, что он совершенно один, а в трех метрах от него — человек. Пристально вглядываясь, комиссар с трудом различает его силуэт. Мегрэ разом понимает смысл предостережения: мостик, на который он собирался ступить, движется. Это ворота шлюза, которые как раз открывают. Зрелище становится фантасмагорическим: рядом, в нескольких метрах, возникает уже не фигура человека, а настоящая стена высотой с дом. Вверху, над стеной, смутно виднеются огни: на расстоянии вытянутой руки проходит судно. Рядом с Мегрэ падает швартов. Кто-то подбирает его, тащит к кнехту.

— Назад! Берегись! — кричит чей-то голос наверху, на капитанском мостике парохода.

Еще несколько мгновений тому назад все вокруг казалось мертвым, пустынным, но теперь, продвигаясь вдоль шлюза, Мегрэ замечает, что в тумане движутся человеческие фигуры. Кто-то вращает рукоять, кто-то тащит второй швартов. Таможенники ждут, пока с борта опустят трап. Все это — вслепую, во влажном тумане, оседающем на усах перламутровыми каплями.

— Хотите перейти?

Голос раздается совсем рядом с Мегрэ, который стоит теперь у противоположных ворот шлюза.

— Давайте быстрее, а то придется ждать минут пятнадцать.

Мегрэ переходит, держась за поручни. Под ногами бурлит вода, а вдали все так же воет гудок. Чем дальше идет комиссар, тем больше в тумане возникает силуэтов, тем оживленнее становится загадочная жизнь, которой живет порт. Внимание Мегрэ привлекает светящаяся точка. Он подходит ближе и в привязанной к пирсу лодке видит рыбака, который опускает и поднимает прикрепленную к шестам большую сеть. Рыбак глядит на него без малейшего любопытства и принимается сортировать в корзине мелкую рыбу.

Рядом с судном светлее. Видно, как по палубе расхаживают люди. На мостике слышна английская речь. У края пирса мужчина в форменной фуражке визирует документы.

Начальник порта. Он заменяет теперь капитана Жориса. Как и Жорис, это мужчина небольшого роста, но более худой, подвижный. Он перебрасывается шутками с судовыми офицерами.

В общем, мир разделен на две части — несколько относительно светлых квадратных метров порта и огромная черная дыра, где угадываются суша и вода. Там, слева, чуть слышно шумит море.

Не в такой ли вот вечер Жорис внезапно исчез из Вистреама? Должно быть, он визировал документы, как сейчас его коллега. Наверное, тоже шутил, следил за шлюзом, за маневром судна. Ему незачем было видеть: он ориентировался по привычным звукам. Тут, в порту, никто не смотрит под ноги при ходьбе.

Мегрэ раскуривает трубку и хмурится: ему неприятно чувствовать себя неловким, неповоротливым сухопутным жителем, которого страшит и восхищает все, что имеет отношение к морю.

Ворота шлюза открываются. Судно выходит в канал, он немного уже, чем Сена в Париже.

— Извините, вы — начальник порта? Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Я только что привез домой вашего коллегу.

— Жориса? Значит, это действительно он? Сегодня утром мне об этом рассказывали. Это правда, что он… — и капитан касается пальцем виска.

— В данный момент — да. Обычно вы проводите в порту всю ночь?

— Нет, не больше пяти часов подряд: только время прилива. В течение пяти часов уровень воды достаточно высок, чтобы суда могли войти в канал или выйти в море. Время прилива непостоянно. Сегодня, например, он только что начался и продлится до трех ночи.

Капитан держится просто, разговаривает с Мегрэ как с равным: в конце концов, он — такой же чиновник на службе у государства.

— Извините…

Капитан смотрит в сторону моря, где ничего не видно. Тем не менее он объявляет:

— Парусник из Булони. Отшвартовался у пирса, ждал открытия шлюза.

— Вам сообщают о прибывающих судах?

— Чаще всего — да. Особенно о пароходах. Почти все они ходят по расписанию: из Англии везут уголь, из Кана — руду.

— Пойдемте выпьем чего-нибудь, — предлагает Мегрэ.

— Сейчас не могу: должен быть здесь до конца прилива.

И капитан отдает распоряжения невидимым подчиненным, местонахождение которых ему отлично известно.

— Вы ведете следствие по этому делу?

Со стороны городка приближаются шаги. По воротам шлюза проходит мужчина. Когда он оказывается под одним из фонарей, видно, что у него за спиной ружье.

— Кто это?

— Мэр. Идет охотиться на уток. У него есть шалаш на берегу Орны. Его помощник, должно быть, уже там: готовится к ночлегу.

— Как вы думаете, гостиница еще открыта?

— «Универсалы»? Конечно. Но поторопитесь: хозяин скоро закончит играть в карты и уйдет спать. Тогда уж он не поднимется ни за что на свете.

— До завтра, — говорит Мегрэ.

— До завтра. Буду в порту с десяти утра, к началу прилива.

Они обмениваются рукопожатием, хотя еще так мало знают друг друга. А в тумане, где то и дело наталкиваешься на кого-нибудь, продолжается жизнь. Нет, впечатление это производит не слишком зловещее. Скорее другое: вас вдруг охватывает неясное беспокойство, тревога, подавленность. Вам кажется, что рядом неведомый мир, в котором вы — чужой и который живет вокруг вас своей особенной жизнью. Люди, невидимые в темноте, или, например, парусник, ожидающий очереди

в двух шагах от вас, хотя вы даже не догадываетесь об этом.

Мегрэ снова проходит мимо рыбака, застывшего под фонарем Ему хочется сказать что-нибудь:

— Клюет?

Вместо ответа рыбак сплевывает в воду, а Мегрэ идет дальше, злясь на себя: ну зачем он ляпнул глупость.

Шум закрываемых ставен в доме Жориса — вот последнее, что он слышит, входя в гостиницу. Жюли страшно: недаром же кошка выскочила из двери, когда она ее открыла!

— Этот гудок провоет всю ночь? — недовольно ворчит Мегрэ при виде хозяина гостиницы.

— Пока не кончится туман. К этому привыкаешь…

Спал он неспокойно. Так спят при несварении Желудка или в детстве, когда ждут какого-нибудь важного события. Дважды вставал, подходил к окну, приникал лицом к холодным стеклам, но не заметил ничего, кроме пустынной дороги и луча маяка, который, казалось, пытался проткнуть завесу тумана. И все время выл гудок, еще громче, еще резче.

Проснувшись во второй раз, Мегрэ посмотрел на часы. Было четыре утра. Рыбаки, стуча сабо, с корзинками за плечами уже направлялись к порту.

Сразу же после этого кто-то громко забарабанил в дверь и распахнул ее, не дожидаясь разрешения. Появился потрясенный хозяин гостиницы.

А между тем прошло уже много времени: в окно било солнце. Несмотря на это, гудок все еще неистовствовал.

— Скорей! Капитан умирает!

— Какой капитан?

— Капитан Жорис. Жюли прибежала в порт, чтобы срочно вызвали вас и врача.

Мегрэ, даже не успев причесаться, натянул брюки, надел незашнурованные ботинки, схватил пиджак, а о пристежном воротничке просто забыл.

— Что-нибудь проглотите? Чашку кофе? Стаканчик рому?

Какое там! Мегрэ торопился. На улице, несмотря на солнце, было очень свежо. Дорога была влажная от росы. Проходя через шлюз, комиссар увидел море, совершенно спокойное, бледно-голубого цвета. Виднелась, правда, лишь узкая полоска его: у берега длинный шлейф тумана скрывал горизонт. На мосту к Мегрэ подошел какой-то человек:

— Вы — комиссар из Парижа? А я — полевой сторож. Рад познакомиться. Вам уже рассказали?

— О чем?

— Говорят, это ужасно… А вот и машина врача.

Рыбачьи лодки в порту лениво покачивались на воде, по которой пробегали разноцветные блики. Паруса были подняты, вероятно, для просушки. На каждом виднелся написанный черной краской номер. Перед домиком капитана, рядом с маяком, стояло несколько женщин. Дверь была открыта. Мегрэ обогнала машина врача. А полевой сторож все не отставал от него:

— Говорят, его отравили. Кажется, он весь позеленел.

Мегрэ вошел как раз в тот момент, когда заплаканная Жюли, с припухшими веками и пылающим лицом, медленно спускалась со второго этажа. Ее только что выставили из комнаты, где врач осматривал умирающего. Под наспех накинутым пальто виднелась длинная белая ночная сорочка. На ногах — домашние туфли.

— Это ужасно, господин комиссар! Вы не можете себе представить… Идите скорее наверх! Может быть…

Когда Мегрэ вошел в спальню, склонившийся над постелью врач выпрямился. По выражению его лица нетрудно было понять, что больному ничем уже не поможешь.

— Я из полиции.

— А, хорошо… Все кончено. Еще две-три минуты… Это, должно быть, стрихнин…

Он подошел к окну и распахнул его: умирающему, казалось, не хватает воздуха. А за окном — все та же кажущаяся нереальной картина: солнце, порт, лодки с поднятыми парусами, рыбаки, перекладывающие из переполненных корзин в ящики сверкающую чешуей рыбу. На этом фоне лицо Жориса казалось еще желтее или зеленее — не разберешь. Какой-то странный цвет, несовместимый с представлением о человеческой плоти. Руки и ноги умирающего извивались и дергались, в то время как лицо оставалось спокойным, неподвижным, а глаза прикованными к стене. Врач держал руку на запястье Жориса, следя за слабеющим пульсом. Наконец выражением лица он дал знать Мегрэ: «Внимание! Конец близок».

В этот момент произошло нечто неожиданное, потрясшее их. Вероятно, к несчастному на миг вернулось сознание. Лицо его осталось неподвижным, но в нем проявились признаки жизни: оно сморщилось, как у готового расплакаться ребенка, в жалобную гримасу мученика, который не в силах больше терпеть. По щекам прокатились две крупные слезы. Почти одновременно раздался приглушенный голос врача:

— Кончено.

Невероятно! Слезы на лице буквально в момент смерти! Они еще жили, стекали на подушку, а капитан был уже мертв.

На лестнице слышались шаги. Внизу окруженная женщинами громко всхлипывала Жюли. Мегрэ вышел на площадку и медленно произнес:

— В спальню не входить.

— Он?..

— Да! — отрывисто подтвердил комиссар.


Читать далее

1. Кошка в доме

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть