Онлайн чтение книги Портрет А
Цепи{111}. (пер. А. Поповой). Пьеса в одном акте

Действующие лица

Д. — Девушка (Дамидия)

Ю. — Юноша

Отец — Отец юноши

Сосед

Мать девушки

Голос

Слева дом девушки: на первом этаже — дверь и окно, на втором — окно и балкон. Справа, напротив дома девушки, — дом юноши, устроен так же. Между ними улица.

Юноша сидит на привязи в комнате на первом этаже своего дома.

Сцена I

(Юноша в комнате. Он привязан за обе руки толстыми веревками.)

Ю. Может, это и странно. Может, это от гордости.

Может, это и глупый стыд, но меня огорчает, что я постоянно привязан.

(Замечает девушку. Та рассеянно на него поглядывает.)

Ю. О, какое прелестное создание!

О. как я мог бы ее полюбить!

Я уже люблю ее!

Как жаль, что я привязан.

(Она бросает на него еще один рассеянный взгляд.)

Ю. Я предвижу массу сложностей.

До этого ее взгляда жизнь моя была куда проще.

Мне кажется, я бы сделал ради нее что угодно.

Как жаль, что я привязан.

(Он уходит.)

(Девушка на огромном балконе, совсем низко над землей. Она неуверенно наигрывает на маленьком ксилофоне.)

Д. Как я несчастна. Я жутко несчастна.

Понимаете? Жутко несчастна.

(Она поворачивается к зрителям и обращается к ним сквозь слезы.)

Вы понимаете? Я сказала не «жутко довольна», а «несчастна». Если кто-то потом перепутает, я не виновата. Я сказала «жутко несчастна», правда ведь?

(Смеется сквозь слезы, потом рыдает еще сильней.)

Дай Бог, чтоб теперь все у меня пошло лучше…

(Ее мать — мы видим только руку — хватает девушку и втаскивает за штору. Девушка упирается и прежде, чем исчезнуть за шторой, оборачивается в отчаянии.)

Д. Мне не дадут рассказать. Я так и знала.

(Она исчезает и возвращается через минуту в полном умиротворении.)

Д. Я жутко несчастная, не забудьте. Жутко.

(Из дома девушки слышен звук пощечин. Девушка уходит взглянуть, в чем дело, и через минуту возвращается совершенно спокойная.)

Ю. (встревоженно). У вас кого-то бьют? Что там случилось? Это твой отец?

Д. (спокойно). Нет. (Мотает головой.)

Ю. Значит, мать?

Д. (Утвердительно кивает.)

Ю. Твоя мать бьет отца?

Д. Нет. (Мотает головой.)

Ю. Деда?

Д. Нет.

Ю. Но все же она кого-то бьет?

Д. Да. (Кивком головы.)

Ю. Может, дядю?

Д. Да. (Кивком головы.)

Ю. (возмущенно). Но ведь это возмути… (Спохватывается.) По-моему, это возмутительно. Ладно, неважно. Я тебя люблю.

(Никакой реакции со стороны девушки, как будто он сказал, что накануне шел дождь.)

Ю.  (робко). Я знаю, что говорю. Мне плохо. Я тебя люблю. Стоит мне только на тебя посмотреть. И потом, когда уже не смотрю.

(Она по-прежнему не обращает на него внимания, как будто он не с ней говорил, а сморкался.)

Д. Что ты все болтаешь. Иди сюда и покажи мне дорогу к колодцу под вязом.

Ю. Не могу. Я привязан…

Д. Как привязан?

Ю. Ну вот этим.

Д. Чем «этим»?

Ю. Так хочет мой отец. Он привязывает меня двумя веревками.

Д. (спокойно). Надо твоего отца побить.

Ю. Ты сказала: «побить»? Но ведь это возмутительно. (Спохватывается.) Не сердись. Просто у нас в семье это не в обычае. Хочешь, я лучше побью брата?

Д. Слушай, ты, кажется, только что говорил о любви? Ты мне врал? Говоришь, что любишь меня, а стоит тебя о чем-то попросить, начинаешь торговаться.

(Она отворачивается.)

Ю. Ну пожалуйста! Я правда тебя люблю. Ты даже не представляешь, до чего ты мне…

Д. (перебивает его). Ты побьешь брата, когда мне захочется. (Задумчиво.) Как это вышло, что я тебя никогда не видела?

Ю. Это все отец.

Д. Опять!

Ю. Он меня держит связанным внизу в мастерской.

Д. Что?! (Тишина.) Ну так как? Побьешь ты отца, в конце-то концов? Это будет первый подарок, который ты мне сделаешь.

Скажи, ты не подаришь мне что-нибудь прямо сейчас? Какую-нибудь мелочь, ну, знаешь, на память.

Давай, поднимайся.

И живо придумай что-нибудь для Дамидии.

Ю. Для Дамидии?

Д. (страшно возмущенная). Как это?! Ты говорил со мной и не знал, что меня зовут Дамидия! Да как ты посмел?

(Юноша в полной растерянности.)

Подай мне знак, когда побьешь отца, договорились?

Иначе я это не буду считать подарком.

А сейчас пойду-ка я наведу порядок дома.

(После ее ухода пощечин становится вдвое больше, потом их звук стихает.

Девушка возвращается со спокойным и решительным видом. Резко поворачивается к залу.)

Как я несчастна!

(Невозмутимо оборачивается к юноше.)

Я не к тебе обращаюсь. Что ты в этом понимаешь?

(Снова слышится звук пощечин. Девушка уходит к себе. Сразу после ее ухода слышны оглушительные пощечины. Она возвращается с таким видом, будто задала кому-то хорошую трепку.)

Д. (успокаиваясь). Я жутко несчастна. Мне так скучно.

(Слышится предсмертный хрип и крики: «Умираю!» Девушка неторопливо удаляется и довольно быстро приходит назад — выражение лица у нее не изменилось, она молчит.)

Ю. (встревоженно). Что случилось? Кто там у вас кричит?

Д. Дядюшка.

Ю. Он что, умирает?

Д. (спокойно). Не думаю. Он отлично изображает агонию. Но обычно не умирает.

Ю. Правда? Невероятно! Наверно, твоя мать его слишком сильно избила?

Д. (нетерпеливо). О господи! Бывают же люди, из которых вопросы так и лезут.

(Тем временем до них доносятся вопли: «Нет, нет, не убивайте, умоляю, не надо, пощадите!»

Она уходит, но быстро возвращается.)

Ю. Что там такое? Объясни, что там творится?

Как твоя мать может бить старика… (осторожно) даже если это в обычаях вашей семьи?

Д. (просто). Это не мать.

Ю. Так кто же? Кто смеет?

Д. Один палач, привязанный к нашей семье. (Задумчиво.) Даже не знаю, кто его привел. Может, сам услышал. Дядюшка иногда так шумит…

Ю. Палач, привязанный к вашей семье?!

Д. Ну, подобрали беднягу на улице, он был без работы. А мы ему дали работу… в основном, символическую. Но он свое дело любит. Не то что подгонять не надо — сдерживать приходится.

Удивительно, после стольких разочарований сохранил вкус к жизни. Как молодой. По-прежнему любит убивать.

Ю. Но… но это же возмутительно! Ну и денек! Чего я только сегодня не наслушался!

А вот к нашей семье никогда не был привязан палач… (смягчаясь) по крайней мере, я такого в жизни не слышал, никогда в жизни…

Д. Опять ты про вашу семью! Только и твердишь о ней; можно подумать, ты ее родил, эту вашу семью, выносил в животе всю поголовно, включая прапрадеда и бороду от прапрадеда.

Ты всего лишь мужчина. Будь скромнее.

Кожа у тебя на животе никогда не растягивалась под тяжестью ребенка, вот и молчи.

Ю. Чтоб девушка такое говорила! Ты знаешь такие вещи… говоришь такие вещи…

Д. А как я могу их не знать?

Годовалая лисичка, и та знает, хотя ей всего год. Она знает об этом больше тебя. К тому же она не чванится. Не твердит: «В нашей семье…»

(Резко.) И вообще, молчи, лучше молчи. Если ты еще не дорос до того, чтобы побить отца, не говори со мной больше.

Это же обхохочешься: всё «наша семья» да «наша семья»!

(Она уходит.)

Ю. (в сторону). О, я люблю ее.

Она чудовище! Какая красивая!

(Решительно.) Я люблю ее. Я освобожусь от этих пут… С такой девушкой моя жизнь изменится.

Побью! Побью отца хоть десять раз, если нужно… даже деда побью! (Потрясенно.) Что я говорю? Что я говорю?

Если только она меня за это хоть немножко полюбит. Чудесная девушка, о, какая чудесная!

А я — пустое место, так бы она сказала. Но вот вопрос, как на все это посмотрит моя семья.

Придется ждать на привязи: плохое начало.

Ну-ка, мне кажется, сейчас у меня хватило бы духа встать и пойти побить отца. Хотя мои путы еще такие крепкие.

(Слышатся шаги, это идет мужчина.)

Только бы это был он. Развяжет меня, чтоб отвести вниз, и (шаги все ближе) сейчас я точно решусь…

Господи, какие у него тяжелые шаги! И какая властная походка.

Ах, как все неудачно складывается…

Если б я был, по крайней мере, уверен, что она меня полюбит.

Как я боюсь, как боюсь! Вот чувствую, что струшу.

(Входит мужчина.)

Ю. (вздрагивая и меняясь в лице). Да, Отец… Хорошо, Отец.

(Они молча спускаются по ступенькам.)

Сцена II

Действие происходит на первом этаже.

(Девушка проходит перед окном мастерской.)

Д. (сурово). Ну и чего стоят твои обещания? Я сейчас видела твоего отца, по нему не скажешь, что его недавно побили. Может, я чего-то не разглядела?

Ю. Я…

Д. Молчи. У тебя нет права голоса. И вообще, как подумаю, что ты даже не знал моего имени. (Проходит мимо.)

(Он ее зовет.)

Ю. Скажи, а как там твой дядя?

Д. С дядей все в порядке. У семейного палача отпуск до конца недели. Эх, бедняжка. Тебя интересуют только слабые. Думаю, лучше бы я с тобой вообще не заговаривала: этак сама раскисну.

Ю. Но…

Д. Хватит уже!

Жалко, что я не могу сейчас послать к тебе нашего семейного палача. У тебя в доме для него нашлось бы порядочно работы, по-моему…

Но с чего это я буду защищать твои интересы? Больно я добрая что-то. (Собирается уйти.)

Ю. О, пожалуйста, ну пожалуйста. Не уходи. Пусть будет по-твоему. Пошли ко мне семейного палача.

Д. С чего это я буду заниматься твоими делами? Я тебя вообще не знаю.

К тому же он в отпуске. С тех пор как мы знакомы, ты мне даже ничего не подарил.

(Он смущенно роется в карманах, достает массивное кольцо с драгоценным камнем и протягивает ей.)

Д. Вот как! Ты думаешь, я попрошайничаю! Видали, я, значит, попрошайка, скажите, пожалуйста…

Ю. Не сердись. Пожалуйста, не сердись. Смотри, какой красивый камень. И вообще, я бы подарил тебе все, что угодно, если б ты только захотела.

Д. (с кольцом в руке). Неплохое кольцо. Но тогда, раньше, ты его мне не подарил.

Ю. У меня ею не было. Я его только что взял у отца.

Д. (радостно). Правда? Сам взял? Силой, вывернув ему запястье?

(Он, опустив голову, бормочет: «Нет».)

Д. Так у тебя никакого чувства собственного достоинства? Я-то поверила, что ты ему хотя бы запястье свернул.

Я-то поверила. Просто дура, выходит. Держи, вот тебе твой камень. Он тусклый.

Ю. Подожди, не сердись. Я его просто забрал назад. Это мой камень. Мне его подарили. (К Д., которая уходит.) Прошу тебя, ну пожалуйста, останься.

Видишь, я поборол в себе гордость.

Ты для меня — всё. Но иногда ты меня просто убиваешь.

Если б ты знала… Но ты же не хочешь видеть.

Д. Ладно, на самом деле я сейчас не так уж тороплюсь. Но думай получше, что говоришь.

Может, это твой последний шанс высказаться.

Ты меня разочаровываешь, понятно? — сплошное разочарование. Но я тебя выслушаю еще раз… Давай, говори.

Ю. Хорошо-хорошо, только не сердись сразу, если я скажу что-то не так. (Долгая пауза.)

Д. И это ты называешь «говорить»?

Скажи, а кроме того, что ты каждый день даешь себя привязывать, ты что-то умеешь делать?

Тебе, наверно, уже лет семнадцать, ты вообще что-нибудь умеешь? Даже тараканы что-то умеют, так давай, расскажи, что умеешь ты? Ну, пошевели мозгами.

Ю. Уже год назад я был вместе с отцом на рыбалке в Долю, на озере…

Д. И рыбу ловил отец?

Ю. Нет, я сам ловил рыбу, я нырял на такую глубину, в пять раз больше роста здоровенного мужчины, и натаскал на берег рыбы, огромную кучу рыбы, целую сеть, огромную, тяжеленную…

Д. Тяжеленную как что?

Ю. В два раза тяжелее тебя, по меньшей мере. (Смеется.)

Д. Моего веса ты не знаешь. Будь поскромнее.

Сначала подними меня, а потом говори и сравнивай, если тебе хочется. Подойди-ка. У тебя что, рук нет?

(Он нерешительно, едва не лишаясь чувств, обнимает ее и поднимает над землей. Тут его охватывает невероятный восторг, правда сначала он от восторга замирает, как в столбняке.)

Д. Ты меня освободишь! Дамидия, ты меня освободишь! Я чувствую, что ты меня освободишь. Дамидия, ты словно перышко. Куча рыбы, которую я тогда вытащил, была в десять раз тяжелей тебя, ты перышко, ты даже сама не представляешь, Дамидия, у тебя такой неприступный и строгий вид, а на самом деле ты легонькая, как воздух, как радость. О, я сразу понял… я понял. (Он целует ее волосы, сияя от счастья.)

Д. (у него в объятиях поворачивается к нему лицом, сурово берет его за ухо, чтобы он тоже к ней повернулся). Ты когда-нибудь проснешься? Или только ворочаешься во сне? Словно тряпка на ветру?

(Тут она энергично высвобождается из его рук. Он смотрит на нее как в озарении.)

Д. (тут же, как будто ей стало чего-то не хватать). Хочешь, взвесь меня еще раз. Мне почудилось что-то странное.

(Он снова обнимает ее и на этот раз крепко прижимает к себе; через несколько секунд она проворно отпрыгивает.)

Д. Мне надо идти… Я слишком задержалась. И тебе, может, тоже будет о чем подумать… До встречи.

Ю. До скорого. Я порву свои путы, я их порву. Я теперь могу это тебе торжественно пообещать.

(Он с радостным криком разрывает одну из своих веревок. Девушка уходит.)

Ю. (видя, что остался в одиночестве, падает духом, и вторая веревка остается невредимой. Он не шевелится). Ее бы это рассердило? Да нет.

Она вернется, как ушла, — легкая, быстрая. Но почему ей было не подождать?

(Пытается разорвать оставшуюся веревку.)

Ого! Эта еще крепкая.

А первую-то я одним рывком порвал. Может, она перетерлась.

(Пауза. Девушка появляется снова.)

Д. (обращается к нему, не поворачивая головы в его сторону). Иди сюда. Ты же свободен, что ж ты не выходишь?

Ю. Мне жаль, но я должен тебе сказать…

Осталась еще веревка, и я не смог ее разорвать.

Д. (в сторону). Ах!

(Удивленно, разочарованно.) Но ведь другая порвалась так легко. (Задумчиво.) Может, она перетерлась.

(Громко.) И это все, что ты можешь? Все, на что ты способен, чтоб прогуляться со мной? Может, мне еще придется упрашивать, чтобы ты меня проводил?

(Она удаляется.

Долгая пауза.)

Голос (с верхнего этажа). Ты обретаешь свободу, сын мой.

Это ты послал ко мне палача? Ты обретаешь свободу, сын мой.

Это ты послал ко мне палача? Ты обретаешь свободу, сын мой. Это ты…

Ю. Хватит. Я больше не могу слышать этот голос. Я от него с ума сойду.

(Он яростно разрывает веревку, освобождается и убегает прочь. Долгая пауза. Юноша, свободный от пут, с довольным видом ест апельсин на пороге своего дома. Девушка смотрит на него радостно.)

Ю. Знаешь, на этот раз я его побил. Да, я побил его и порвал свои путы.

Д. О! Ну наконец-то.

Ю. И это все, что ты хочешь мне сказать? Знаешь, мне ведь это нелегко далось, уж поверь, и если бы это не было ради тебя…

Д. А ты не подумал мокнуть его головой в воду? Нет? Тогда дело еще не закончено.

Ю. Да нет! Ему уже хватит. Никогда бы не подумал. Он совершенно переменился. Обвинял себя в чем-то. Я его не слушал. Он разволновался, это понятно. (Смеется и жует апельсин.)

Но что с тобой такое? Ты дуешься? Рассердилась? Ты пойми, он, бедняга, так жутко расстроился от всего этого, я не мог столкнуть его в воду. В глубине души он робкий, совсем как я. Но скажи, может, дело в чем-то другом? В чем? Ну скажи, скажи!

Д. (страшно возмущена). И ты вот так ешь апельсин? Какая невоспитанность!

Отец (наблюдал за ними).

Уже снова попался!

Бедный малыш!

Странно. Он мой сын, но я не чувствую ненависти. Я даже испытываю к нему нежность.

Ох, надо мне спрятать свои чувства, это смешно. Я иногда думаю, может, наш обычай — нелепость?

Другой, наверно, подошел бы ничуть не хуже. Вот бы попробовать. Но что со мной? Какие глупые мысли. Должна быть дисциплина.

(Пауза.)

Он мог бы столкнуть меня головой в воду… А он этого не сделал. Он сильный. Только веры в себя не хватает. Мне кажется, он тоже был взволнован. Он же робкий вообще-то. Как я. Попытаюсь им заняться, не подавая виду.

(Он рассеян и задумчив, в руках у него зеленая одежда.)

Сосед. Ага! Наконец-то! С зеленой одеждой в руках!

Тебя, значит, побил сын. Ты так долго скрывал от него обычай, должно же это было когда-то закончиться. Вот оно что! С зеленой одеждой в руках. Но еще не решаешься… Вижу, вижу…

(Отец молчит.)

Сосед (рассеянно). Да ладно, не переживай.

Ты долго бил сына, бил своего отца до конца жизни, чего тебе еще надо?

Отец (в сторону). Не понимает. Ему этого не понять. Он такой же, как все.

Сосед. У некоторых дела обстоят и похуже. А у тебя ведь есть еще дядя, которого можно бить.

Это, конечно, не то что сын — молодой, свеженький, порывистый. Но надо смотреть на вещи трезво.

Отец (громко, но рассеянно, как будто обращаясь только к себе). Да, правда. Напрасно я размечтался. Это глупость — пытаться изменить обычай.

Сосед. В подвешенном состоянии оставаться плохо. Надевай зеленую одежду. Все прочие мысли от лукавого, это уж точно. Ладно. Прощай.

Отец (остается один и видит, как мимо проходят его сын с девушкой — они хоть и не обнимаются, но идут, нежно склонившись друг к другу, рука в руке, и смотрят друг другу в глаза. Отец — в сторону):

Не надо мне им показываться.

Но я рад. Мне кажется, он будет счастлив.

Решительная, прекрасная, неприступная — и как это ее взволновал такой робкий юноша?

Непонятно! А ее недавней девичьей жестокости нет и в помине. Скоро она сама забудет, какой была раньше.

За несколько дней, а то и за один они переходят в другой возраст. (Накидывает на плени зеленую куртку.) …и я тоже…

Маленькую Дамидию не узнать: у нее совершенно изменились глаза.

Даже у моей жены они не были такими ясными.

И сын тоже сильно изменился.

Потом надо будет ими заняться.

Пожалуй, мне пора. Что-то я разволновался, даже смешно.

Занавес