ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Онлайн чтение книги Последняя гимназия
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1


Ночью Викниксор много думал… Утром, перед чаем, после переклички ребят не распустили по столовым, а велели ждать заведывающего. Впрочем, Викниксор вышел на двор почти сразу.

– Вот что, ребята, – заговорил Викниксор, не обращая внимания на хором приветствовавших его ребят: – мы приехали с вами на дачу отдыхать. Уроков у вас нет, есть только занятия по кружкам и экскурсии. Вы сыты, свободны, и казалось бы, что никаких эксцессов в школе быть не должно… А между тем заниматься вы не занимаетесь, по ночам буза, крик, шум, издевательство над воспитателями. Хорошо… Вам не спится – теперь спать будете отлично. Не хотите спокойно отдыхать – будете работать… Будете замащивать двор.

– Виктор Николаевич! – рассудительно сказал Старостин: – поработать мы можем. Только мостить двор не к чему. Камень опускаться будет и опять же – пользы никакой.

– А я тебя спрашиваю?! Подумаешь, инженер выискался… Итак: после чая разбиться на пятки и за работу…

Ребята заворчали, задвигались, но почему-то вместо возражений раздались придирчивые голоса:

– Чем работать?…

– А мы дадим носилки! – миролюбиво ответил Викниксор и вдруг закричал: – а не найдем носилок- и руками работать заставим!

Через час шкида поплелась работать. В полуверсте от дачи находилась облюбованная Викниксором старая кирпичная кладка; ребятам положено было выламывать там кирпич и тащить его на двор.

Первые дни работали с прохладцей; жулили, ругали Викниксора и принесенные кирпичи обязательно старались расколоть. Но когда халдеи начали назначать уроки по сорок, пятьдесят, сто кирпичей – ребята взвыли.

Наиболее предприимчивые скоропостижно заболевали, а Лепешин, староста по амбулатории, щедро измазывал всех иодом. Другие попросту обсчитывали халдеев, приносили одни, и те же кирпичи или, наконец, старались не попадаться на глаза воспитателям, проводить день на улице и в парке, появляясь на даче только в часы всеобщей жратвы…

Работа не подвигалась. Воспитатели, вконец измученные, обратились к Викниксору с требованием или прекратить мощение, или воздействовать на ребят; тот велел собрать всех шкидцев и спросил, почему они не работают.

– Скучно, Виктор Николаевич, – многоголосно отвечали ребята: – трудно – тяжело… Неинтересно…

– Это вам только кажется! – успокоил Викниксор. – Вот пойдемте-ка со мной вместе, я покажу вам, как надо работать.

Зав действительно пошел со шкидцами на "кирпичики", но не работал, а полдня надзирал за ребятами; возвращаясь на дачу, демонстративно захватил два кирпича, которые, впрочем, на дороге кинул в канаву.

После этого работа закипела. Халдеям был отдан приказ назначать ребятам урок: замостить камнем определенный кусок двора. Для приемки работы каждому из "надзирателей" выдали по складному аршину.

Лепешина с его должности сняли, а каждому симулянту дали по добавочному кирпичному уроку.

Никто из шкидцев не знал, для кого и для чего делает он эту тяжелую, неинтересную и изнурительную работу, но все смирились. По утрам на дворе крутилась пыль, слышался хруст разбиваемого кирпича, сдержанный мат шкидцев и окрики халдеев.

Большой, замащиваемый без плана двор, недавно уютный, с мягко-убитой песчанистой землей, теперь приобрел грязно предательский вид.

Неприготовленная почва не выдержала мостовой и начала повсюду оседать и горбатиться; битый кирпич сбивал и резал босые ноги шкидцев, а в дождливую погоду вода собиралась на дворе огромной непроходимой лужей, кирпичи вихлялись при каждом движении и брызгали во всё стороны струйками грязи.

После каждого дождя снова начиналась нудная, неинтересная работа.

Снова кирпичом мостили двор.

Кирпич засыпали щебнем.

Щебень – землей.

Землю песком.

А двор упрямо горбатился, оседал, и в дожди снова с каждым разом непроходимей собиралась лужами вода…

И снова гнали ребят укладывать, кирпич, сыпать щебень, землю, песок и так без конца.

Но странное дело: тяжелый и бессмысленный труд этот объединил ребят. Вражда старших и младших как-то сразу и незаметно забылась. И даже вспоминали о ней с недоумением. Да и разницы никакой не было среди ребят теперь: одинаково корпели все над кирпичами, одинаково кляли халдеев и обкладывали матом Викниксора.

А тот, как ни в чем не бывало, проводил и внедрял

в сознание ребят трудовые навыки… Вначале ему пробовал было возражать Иошка, "вождь рабов", но Викниксор оборвал его, сказав, чтобы он не в свои дела не мешался.

– Помните, ребята, – говорил Викниксор расхаживая по двору: – истинный отдых человека в труде… И вот вам приятный, благодарный труд… Мостите двор, таскайте больше кирпича… Помните, что так учил нас наш великий учитель Ленин…

Тогда Иошка сложил и пустил песенку:

Тащи побольше кирпича -

Вот заветы Ильича…

Кто-то передал её Викниксору, а вечером все шкидские художники были заняты рисованием по его заказу огромных агитационных плакатов, впоследствии до слез умилявших гостей:

"Тащи побольше кирпича -

Вот заветы Ильича!…"

Иошка сложил и пустил новую песенку, которую уже не воспроизводили плакаты:

– Тащи кирпич на двор! -

Кричит нам Викниксор.

– А где ж его нам взять?

Ах…

И за сим следовала звучная, но, к сожалению, непечатная рифма.


2


Своего Викниксор добился: в Шкиде стало тихо. В спальнях после работы не слышалось ни шуму, ни крику, ни возни, – не слышалось потому, что ребята в это время отправлялись громить окрестные огороды. Действовала здесь причина экономическая: от чрезвычайной работы у шкидцев появился невероятный аппетит, и пайка уже нахватало… Вот тут и помог поспевающий картофель, обильно уродившийся на павловских полях.

Рубахи шмыгающих вечером во двор ребят странным образом грузно раздувались у пояса, и с кухни тянуло удушливой гарью печеной картошки… Только один человек в Шкиде не радовался открывшейся доходной статье. Это был Лепешин, разжалованный амбулаторный староста. Лепешин ненавидел картошку и чем бывал голодней, тем противней она ему казалась. Он тоже участвовал в "набегах на плантации", но только с тем, чтобы яростно выдергивать и топить в канаве картофельные клубни.

Сейчас Лепешин вместе с толпой шкидцев сидит на дворе и с остервенением вдавливает в землю кирпичи. Недалеко от него пристроился Химик. Освобожденный от работы по причине своей инвалидности, он сидит у стены и при помощи солнца и исцарапанного увеличительного стекла выжигает на ней всякую похабщину.

Химик давно предложил своему другу использовать новые методы мщения: вместо того, чтобы тащиться за кирпичами на кладку, надо было просто выламывать их, незаметно от халдеев, тут же, на дворе, и перестаскивать на свой участок; щебень, как ненужную роскошь, вообще отменить и засыпать прямо песком…

Но и это упрощение не облегчает Лепешина. В животе у него урчит, и он поминутно сплевывает неприятную, густую слюну.

– Что сегодня на обед? – спрашивает он.

– Баланда с картошкой, – отвечает невозмутимо Химик, знающий "вкусы" своего приятеля.

– А на второе?…

– Селедка с картошкой…

– А на третье?

– Мордой об стол! – радостно ответил Химик и, увидев идущего Викниксора, спрятал стекло за пазуху и исчез…

Лепешин тяжело вздохнул, мечтательные глаза его потемнели, и он принялся доканчивать урок.

– Дядя Саша! – крикнул он через несколько минут: – примите работу, я кончил…

Сашкец немедленно подошел к шкидцу и тщательно обмерил аршином участок:

– Еще два кирпича положи и песочку подбавь… Жидковато у тебя что-то, слышишь?

– Слышу! – ответил Лепешин. Но со стороны кухни пахнуло ветром, и в воздухе пронесся ощутительный запах картофельной баланды… И на глазах изумленного халдея вежливый и мечтательный подросток вдруг отчаянно вскрикнул, засвистал, выругался матом и побежал за ворота.

– Куда, куда? – закричал Сашкец и, когда калитка с грохотом захлопнулась, добавил негромко, как заклинание: – Имеешь замечание и будешь без обеда!…


3


В лесу за водопадом, в самой гуще орехового кустарника горел костер. У костра на корточках сидел Химик, подбрасывал в огонь веточки и сосредоточенно глядел па сбитые горкой уголья… Из-за леса, с запада, понемногу усиливаясь, тянул густой балтийский ветер.

Химик подумал, высморкался и, вытянув палец, посмотрел на него.

"Балла три или четыре будет, – подумал Химик, вытирая пальцы о траву, – а то и все пять…"

Неожиданно почти рядом затрещали кусты, и на полянку выскочил бледный, с открытым ртом Лепешин. Рубаха его была вымазана кровью и испуганно трепыхалась по ветру, окровавлена была и правая рука, левая что-то прятала за спиной.

– Что ты? – попятившись, спросил Химик.

Лепешин перевел дыхание и, сконфузившись, залился краской и наконец, решившись, вытащил из-за спины руку.

В руке оказалась обыкновенная рябая курица, отличавшаяся от других только отсутствием головы.

– Аи, задрыга! – радостно взвизгнул Химик.

Перепугал меня до судороги… Я уже про мокрое думал…

Лепешип стоял смущенный и красный и неуверенно говорил:

– Жрать хочется до-чёрта… А на обед картошка, ты же сам говорил… Прямо не знал, что делать.

– Да, – согласился Химик, – от картофельной баланды в брюхе чирьи вскакивают; мне один гопник рассказывал… Курица, конечно, фартовей… Только её почистить надо… Ощипывать долго: снимай прямо с кожей…

Лепешин про себя удивился такому совету, но когда надрезанная кожа легко, как чулок, слезла с курицы, подумал одобрительно: "Ай да Химик…" Потом по его же совету вынул и забросил в кусты куриные потроха и вымыл курицу в водопаде.

– Жарить, – спросил он, не решаясь ничего уже делать самостоятельно…

– Жарь… Только посоли сначала…

– А нельзя ли без соли? – вопросительно протянул Лепешин. – Соли-то негде взять.

– На… – Химик протянул мешочек. – И в брюхе у ней посыпь; брюхо главное!…

– Какой ты запасливый! – удивился Лепешин и, неожиданно оживляясь, прибавил: – Ну, и погонялся ж я за ней… Стрелять страшно, так я ее всю ножиком исколол.

– Зря, – важно сказал Химик: – ты кусочек земли покроши, сама подойдет… Курица – птица близорукая, её за раз облапошить можно.

Через минуту вставленная в развилку суковатой ветки кура уже жарилась на костре.

Лепешин, усталый от беготни и волнения, повалился на землю…

– Как в прериях! – Он восторженно оглянулся. – Тут и пампасы, тут и водопад, костер горит, и мы в роде как охотники у костра, в роде как ковбои.

– А это что за ковбои?

– Это люди такие. Они на лошадях ездят и стреляют и все охотятся, мустангов ловят, – и все у них, понимаешь, приключения… Все на них бандиты

падают и, конечно, опять стреляют, убивают, убегают… Потом… Интересно, ей-богу, прочти…

– Так это в книжках все, – махнул рукой Химик. – Знаю я эти книжки: бегают там разные налетчики, стремщики, хазушники, – а чего бегают и не понять. Одна фантазия…

– А ты вот Майн-Рида почитай, – загорячился, покрываясь румянцем, Лепешин. – Ты "Оцеола вождь семинолов" почитай, тогда говори… Там, брат, всё действительно, – и индейцы, и крокодилы, и мулаты… А суд Линча знаешь что?… Ага, не знаешь, – а говоришь?…

– А ты знаешь!

– Знаю – обидчиво и упрямо мотнул головой Лепёшин: – я может сам хотел индейцем быть, я может и ковбоем хотел быть.

– Ну и дурак. Чем в ковбои поступать лучше в налётчики идти или по тихой или, скажем, по ширме… У меня дядя домушник, – таинственно зашептал Химик. – Так до чего здорово работает – ну прямо как твой Майн-Рид, и денег пропасть.

Химик не заметил как потемнело и залилось краской лицо его друга.

– А чего только не делал, – возбужденно махая пустым рукавом, повествовал он. – Раз с третьего этажа ссыпался – полребра недочет… Раз пианину стырили среди белой ночи, – жильцы слышали, конечно, грохот, но думали – дом рушится, и потому особенно не беспокоились. А хозяева – жильцов после в милицию: что, мол, это они сперли… До чего ругани было, – одного чуть не засудили… Смехота…

– А я, – как-то странно вырывается у Лепешина, – я записки буду оставлять, как у Пушкина…

– За-записки?…

– Факт!… Я книжку одну читал у Пушкина. Там одни налетчик описан, в роде Антонио Порро, только получше, и добрым был: богачей грабил. И где что украдет, сейчас записку оставит: "Здесь был я, знаменитый бандит Дубровский". И

поймать его никак не могли – до того был ловкий!…

– Тоже ловкость! Это в древности наверно, когда угрозыска, дактилосклёпии не было. – А пусть теперь оставит записку – враз поймают!

Лепешин ничего не ответил и вздохнул…


* * *


А курица между тем постепенно поджаривалась и подрумянивалась… Лепешин вынул ее из развилки и разорвал на две части. Но Химик отказался.

– Не надо… У меня своя есть! – сказал он и вытащил из угольев курицу размером в два раза побольше лепешинской…

– Так дольше, но вкуснее, – объяснил он остолбеневшему другу. – Чего глаза разинул? Что я – дурак – казенную картошку жрать?…

Ребята устроились поудобней и зачавкали.

– Как в прерии, – прожевывая курятину, шамкал Лепешин. – Вкусно, прямо смак…

– Какой там смак? – откликнулся пресыщенный Химик. – Вот гуська бы молоденького! – Он зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел стоявшего перед костром одноклассника Кузю.

Ребята молчали. У Химика с Лепешиным в горле застряли куски. У Кузи при виде курятины неудержимо хлынули слюни…

– Шамаете? – спросил наконец Кузя.

Химик с Лепешиным переглянулись и, оторвав по куску каждый от своей курицы, дали Кузе. Тот съел, тоскливо облизнулся и, чувствуя, что больше не дадут, спросил.:

– Откуда раздобыли?…

– В болоте, – поспешно ответил Химик. – За клюквой ходили и на уток нарвались. Из самоделок двух ухлопали…

Кузя встал и посмотрел в сторону.

– А там утки еще остались?…

– Нет, не остались… Все улетели утки…

– А это, между прочим… не куры?…

– Ну вот! – обиделся Химик. – Станем мы

из-за кур в лес, в болото таскаться. Кур и здесь не мало…

Кузя встрепенулся.

– Где?…

– Там, – махнул Химик, за водопадом пасутся… Кузя крякнул и, нагнувшись, поднял с земли суковатую ветку.

– Вы, рябцы, ежели уходить будете, костер не гасите, ладно?…

– А ты, сволочь – разом крикнули Химик и Лепешин: – если запорешься, нас не продавай, – слышишь!

– Сматываемся, – сказал Химик: – Кузя парень – липа. И сам запорется и нас выдаст…


4


Когда Химик с Лепешиным появились на шкидском дворе, там происходило собрание. Пришедшие поторопились юркнуть в толпу ребят.

Викниксор громил воровство.

В Шкиде завелась группа хулиганов, которая грабит и разоряет окрестные огороды; к нему сегодня приходили огородники и требовали принять меры. – С картофельным воровством следует покончить! – заявил Викниксор.

– Верно! – поддержал Химик. – Надо бросить, ребята, картошку… На кой кляп сдалась она нам?…

По рядам прокатился сдержанный гул… Проголосовали. Единогласно решили "бросить"…

– Дальше, – продолжал заведующий: – нам надо переизбрать старосту по кухне… Предлагаю выбрать Васильева…

– Женьку! – закричали ребята… Викниксор поднял брови и нахмурился.

– Если вы не желаете Васильева, предлагаю Смирнова…

– Женьку! – кричали ребята.

У Викниксора было много оснований не доверять

Кухню женькиному управлению. И ему наверное удалось бы провести своего кандидата, если бы Женька не купил заблаговременно голоса. Женька еще вчера, узнав о перевыборах, пообещал каждому, кто будет за него, по полфунту хлеба у младших и по фунту у старших. И поэтому сейчас все шкидцы дружно кричали:

– Женьку!… Женьку!…

И Викниксору пришлось уступить…

Не успело окончиться собрание, как Викниксора позвали к воротам… Химик осторожно выглянул из-за дома и увидел толстую женщину в зеленом байковом платке, кричащую заведующему:

– Ваши ребята кур убивают, а потом жарят!… У меня сегодня четыре штуки пропали, я буду в милицию жаловаться!…

Викниксор нелепо покачивался, судорожно морщил и тер рукой лоб и мычал невразумительно:

– Успокойтесь. Примем меры…


Читать далее

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть