Глава двенадцатая

Онлайн чтение книги Потомки скифов
Глава двенадцатая

Пир у Сколота. — Золотая чаша вождя. — Рассказ слепого Ормада. — Великий поход Дария. — Скифские подарки. — Иван Семенович обеспокоен. — Что задумал Дорбатай?

Широкая утоптанная площадка перед шатром Сколота была покрыта кусками льняной ткани. Огромные возы и кибитки размером поменьше окружали эту праздничную площадь сплошной стеной, оставляя всего лишь несколько узеньких проходов. За телегами поднимались другие жилища скифов.

В центре, на возвышении, покрытом войлоком и разноцветными кошмами, сидел Сколот. Рядом с ним полулежал на мягком пушистом ковре Иван Семенович. Они оживленно переговаривались с помощью жестов. Неизвестно, в какой мере собеседники понимали друг друга, но казалось, что беседа доставляет им удовольствие.

Неподалеку от Сколота сидел Гартак. Одет он был весьма нарядно, но ничто не могло украсить этого человека. И не потому, что судьба обделила Гартака, сделав его калекой. Это была не главная причина. Отталкивало его неприятное, злое лицо, всегда чем-то недовольное, искаженное презрительной и вместе с тем завистливой гримасой. Глаза Гартака никогда не глядели прямо в лицо человеку, а воровато метались из стороны в сторону. Сухие губы едва прикрывали неровные мелкие зубы, придававшие хищное выражение лица их владельцу. На лице время от времени появлялась неискренняя, натянутая улыбка, когда к нему обращались с каким-нибудь вопросом.

Вокруг Сколота сидели прославленные в походах и на охоте воины его дружины. Только они, длинноусые и седобородые, многое испытавшие на своем долгом веку, имели право находиться рядом с предводителем племени. Немного поодаль расположились знатные и богатые скифы. Они надменно поглядывали вокруг и разговаривали только между собою.

Еще дальше, у возов и кибиток, находился простой люд. Те, которые успели отличиться во время последней охоты, занимали места в центре. На конских шкурах или просто на земле устроилась молодежь, еще только мечтавшая о подвигах и славе.

Отдельно от мужчин разместились женщины, также готовившиеся принять участие в пиршестве. Они с большим любопытством рассматривали чужестранцев, особенно Лиду, в которой их удивляло все: и отсутствие головного убора и короткое платье — одним словом, все то, что было для них странным и необычным. Но держались скифские женщины совершенно независимо, они весело и непринужденно переговаривались, то и дело заливаясь смехом от каких-то своих, им одним известных шуток и острот, к сожалению, совсем непонятных для наших путешественников. Видно было, что такого рода пиршества, даже очень торжественные, не были для них новинкой.

— Это, знаешь ли, мне кажется прямо удивительным, — вполголоса произнес, обращаясь к Лиде, Артем. — Мне казалось, что скифские женщины должны были бы быть совсем не такими…

— Забитыми, что ли? — насмешливо спросила Лида.

— Ну, не забитыми, зачем же… Но, во всяком случае, не чересчур уж самостоятельными, как эти. Ведь все-таки скифы откуда-то с Востока. А там женщины испокон веков привыкли к другой судьбе…

— А эти, как видишь, ведут себя иначе, шутят, смеются, будто им все нипочем, — вразумительно ответила Лида. — Они…

— Прежде всего они не азиатского происхождения, — перебил ее Дмитрий Борисович, — точнее, евразийского, так как скифы вообще и родственные им по культуре племена формировались в степях от Дуная до Енисея, друзья мои. И говорить о Востоке, как это сделали вы, Артем, неверно, особенно после того, как я рассказывал вам о матриархате у многих скифских и сарматских племен, об амазонках, о царицах-полководцах… Невнимательны вы, Артем, вот что. И вообще запомните, что упоминать о Востоке по отношению к скифам ошибочно, так как Восток развивался совершенно самостоятельно, на другой этнической и культурной основе. К тому же закабаление женщины на Востоке, если действительно оно было, произошло гораздо позднее — с появлением ислама…

— Нас ждут, Дмитрий Борисович, — не вполне вежливо прервала лекцию археолога Лида, искоса взглянув на Артема: она хорошо знала, что Дмитрий Борисович, раз начав разговор о скифах, может продолжать его до бесконечности.

— Ах, да, да, — спохватился он. — А мы вот так невежливо стоим и разговариваем вместо того, чтобы идти на пиршество! Ведь Иван Семенович уже сидит, простите, возлежит рядом со Сколотом.

Сдержанный шум пронесся над площадкой, когда появились Дмитрий Борисович и его молодые спутники — чужестранцы, один из которых победил прославленного вещуна Дорбатая. Все расступились перед ними, образовав широкий проход к возвышению, на котором находился вождь. Сам Сколот слегка приподнялся, приветствуя пришедших. Он проговорил несколько слов, торжественно указывая на место около себя.

— Сколот приглашает всех нас занять почетные места. Это большая честь, друзья! — многозначительно сказал археолог.

— А пышно-то как! Настоящий банкет или торжественный прием, — произнес Артем, поглядывая по сторонам.

— Так оно и есть, — заметил Иван Семенович. — И потому нам необходимо держаться с достоинством. Имейте в виду, что сотни глаз следят за малейшим нашим движением и оценивают его. В особенности та группа, — геолог повел взглядом в сторону знатных скифов.

И в самом деле, если скифские воины и простые люди с доброжелательным любопытством смотрели на чужестранцев, то знать скифов была настроена если не враждебно, то крайне сдержанно. И это было понятно. Ведь чужестранцы действовали как противники Дорбатая, которого старейшины в большинстве своем поддерживали и на которого опирались.

— Ты, Артемушка, не пей больше, — шепнула Лида.

— Да я и не собираюсь, — ответил Артем. — Я и сам не рад, что пришлось пить во время побратимства с Варканом.

Артем с наслаждением опустился на мягкий ковер, показавшийся ему удобнее любого кресла. Недавнее опьянение уже почти прошло, голова была свежая. «Только бы снова не пришлось повторить!» — подумал он.

Сколот хлопнул в ладоши — и тотчас же появились слуги. На высоко поднятых руках они несли огромные блюда с вареным, вкусно пахнувшим мясом. Другие слуги тащили большие казаны с супом, над которым вился пар. Прислужники ставили яства на циновки и ковры и удалялись, освобождая дорогу следующим. Казалось, нигде уже не осталось свободного места, а они все несли и несли блюда с мясом и казаны с супом. Нетерпеливая молодежь приступила уже к трапезе, жадно разрывая руками мясо на куски. Однако старшие воины и знать чего-то ждали.

Геолог заметил повязку на ноге Артема и спросил, откуда она. Вместо Артема ответила Лида:

— О, это удивительная история, которая не менее удивительно закончилась. А ты, Артем, помалкивай! Я лучше расскажу, а то ты уж больно скромничаешь. Вы знаете, Иван Семенович, наш Артем показал себя героем на охоте…

— Лида, оставь!

— Не вмешивайся, пожалуйста! Он спас жизнь Варкану, но при этом сам попал в беду. Однако все кончилось благополучно, и он стал побратимом Варкана.

— Что такое?

— Ну да, и это даже больше, чем брат, — продолжала Лида. — Правда, Дмитрий Борисович?

— Правда, — подтвердил археолог. — Братья могут иногда стать врагами, как, скажем, Сколот и Дорбатай, а побратимы — никогда! Это дружба на всю жизнь!

Артем задумчиво почесал бровь и пробормотал:

— Как-то чудно все это…

— Ничего чудного нет. Обычай вытекает из всего общественного уклада племени, которое уже находится на стадии разложения родового строя. Родовые связи теряют свое значение, и гораздо важнее иметь близкого человека, единомышленника и союзника, чем просто родственника по крови. Понимаете?

— Понимаю, — вздохнул Артем.

— И еще одно, — вспомнил Дмитрий Борисович. — Запомните, теперь вы не имеете права рисковать своей жизнью.

— Я и не собираюсь этого делать. Но интересно, почему?

— Потому, что по законам скифов, когда гибнет один из побратимов, то должен умереть и второй…

— Ну и ну, — развел руками Артем. — Вот так связали меня! Даже умереть не имею права!

— Вы с Варканом теперь, Артемушка, настоящие сиамские близнецы! — фыркнула Лида.

Четверо слуг внесли большого зажаренного кабана, того самого, который едва не стал причиной гибели Артема и Варкана. Артем сразу же узнал злобную голову страшилища. Но теперь кабан потерял свой страшный вид. Он мирно лежал, подогнув под себя ноги и вытянув голову, как и положено зажаренной туше.

Кабана поставили на ковер перед Сколотом. Очевидно, это было самое любимое у скифов блюдо, так как седоусые воины придвинулись поближе и оживились.

По знаку Сколота Варкан выхватил из ножен широкий короткий кинжал и точными ударами рассек тушу на большие куски. Слуги разнесли их гостям. Но ужин все еще не начинался. Все ждали, когда приступит к трапезе сам вождь. Наконец Сколот взял в руки кусок мяса и с аппетитом начал его есть. Скифы тоже набросились на еду. Ели жадно, разрывая мясо руками, лишь немногие прибегали к помощи ножа или кинжала. Горячий сок стекал по рукам и лицам, заливал одежду, капал на льняные полотна, на войлочные кошмы и пушистые ковры. Однако никто не замечал этого — так все были увлечены едой.

А слуги все хлопотали. Теперь они разносили оксюгалу в мехах. Звенели бронзовые чаши. Душистая оксюгала щедро лилась из мехов, голоса скифов звучали все громче.

Вдруг Сколот поднял руку. Слуга подал ему две скрепленные между собой золотые чаши.

— Торжественный скифский кубок, — прошептал Дмитрий Борисович. — Начинается какая-то церемония!

Слуга налил в этот странный двойной сосуд оксюгалу. Вождь высоко поднял чашу и произнес несколько слов, обращаясь к чужестранцам.

— Сколот пьет за наше здоровье, — сказала Артему Лида.

— Очень хорошо. Лишь бы меня не заставили…

Вождь торжественно поднес чашу ко рту, опустошил сосуды один за другим и бросил на землю. Раздались приветственные возгласы. Гости, не теряя времени, подняли чаши. Со стороны кибиток донеслась протяжная песня. Это пели женщины тонкими и нежными голосами. Они, казалось, вспоминали о каких-то печальных событиях.

Тем временем Варкан подал Сколоту большую золотую чашу, и слуга до краев наполнил ее скифским напитком. По знаку вождя к нему подошел какой-то воин, осторожно взял из его рук чашу, поклонился Сколоту и выпил оксюгалу. Это была особая честь — пить оксюгалу, полученную из рук вождя! Такой чести удостаивались только самые уважаемые гости; на этом пиру таких гостей оказалось немало.

Не отставали и остальные. Оксюгала лилась рекой. Беспорядочный шум поднялся над площадью. То и дело раздавался громоподобный хохот.

— Ой, как бы они не перепились. Мне страшно даже подумать об этом, — сказала Лида, продвигаясь к археологу. Но тот успокоил ее:

— Нет, нет, милая, бояться нечего. Древние умели пить! Не беспокойтесь, все будет в порядке!

— Начинается что-то новое, — шепнул Артем.

— Смотрите, смотрите, какой древний старик! — сказала Лида, забыв о своих страхах.

Поддерживаемый двумя молодыми скифами, к Сколоту медленно приближался старец. Приветствуя его, вождь торжественно поднял руку. Наступила тишина. Все с уважением следили за стариком.

Он был одет в длинную белую одежду, глаза его недвижно и безжизненно смотрели вверх. Старик шел медленно, едва переставляя ноги. Обе его сухие руки лежали на плечах спутников.

— Да он же слепой! — воскликнула Лида.

Старик подошел к Сколоту, и тот почтительно приветствовал его. Старик ответил. Голос у него был сильный, почти молодой.

Старику помогли сесть на ковер возле вождя. Зазвучали тимпаны. Их звон пронесся над площадкой и смолк. На смену им раздался свист костяных свирелей, но и он продолжался очень недолго — всего несколько нот, похожих на сигнал военной тревоги. Тишина, наступившая с появлением старика, никем не нарушалась. Это было тем более удивительно, что скифы выпили много и должны были бы основательно опьянеть. Все молча следили за стариком, который беззвучно шевелил губами, словно читая молитву.

Дмитрий Борисович наклонился к Варкану:

— Кто это?

— Самый старый и самый уважаемый человек, — ответил тот, с почтением глядя на старца. — Имя его Ормад. Когда он родился — неведомо, но он помнит наших отцов и дедов, когда те еще были мальчиками.

Ормад был большим воином и охотником, и никто не осмеливался состязаться с ним. А теперь он живет в почете в своем жилище. И лишь по большим праздникам выходит из него, чтобы рассказать народу о славном прошлом.

— И сейчас он будет об этом рассказывать? — глаза археолога заблестели.

Варкан кивнул головой.

— Тимпаны и свирели возвестили, что сейчас начнется рассказ. Видите, все уже приготовились слушать.

— Варкан, друг мой, я попрошу вас — сразу же переводите мне все, что будет говорить Ормад, слово в слово! — взмолился археолог. — Вы и вообразить себе не можете, как это для меня важно!

Варкан охотно согласился. Дмитрий Борисович рассказал товарищам, что сулило появление старика.

— Надеюсь, Дмитрий Борисович, что и вы, в свою очередь, будете синхронно переводить нам, — сказал Иван Семенович.

— Но это довольно трудно, — попробовал уклониться археолог. — Ведь так мое внимание рассеется, и я не смогу хорошо запомнить рассказ, чтобы потом записать его.

— Не беспокойтесь, Дмитрий Борисович. Мы все сообща напомним вам то, что вы забудете. Для вас же будет лучше, надежнее: рассказ Ормада запомнят четыре человека вместо одного, — ответил геолог.

Так начался двойной перевод медленного, неторопливого, торжественного рассказа старого Ормада. Седой дед перестал беззвучно шевелить губами. Он с трудом поднял дрожащую руку, провел ею по длинным, пожелтевшим от времени усам. Воцарилась мертвая тишина. И он начал:

— Слушайте меня, старого Ормада, слушайте, что буду рассказывать я вам, сколоты. Слушай, прославленный вождь Сколот, слушай меня и ты, молодой сын вождя Гартак! Слушайте меня, старые и молодые воины и охотники, знатные и незнатные, богатые и бедные — слушайте все! Слушайте меня и вы, удивительные люди, что пришли к нам из неведомых стран! Слушайте и знайте, что никто, кроме меня, старого Ормада, не расскажет вам о давних подвигах сколотов! Слушайте и запоминайте, недолго уже осталось жить старому Ормаду среди вас!

Он остановился, словно что-то припоминая. Артем тихонько спросил археолога:

— Почему он называет скифов сколотами?

— Потому что так называл себя этот древний народ. Скифами же их назвали греки, и от них это название вошло в обиход. Но довольно! Старик продолжает свой рассказ!

— …Я расскажу вам сегодня о славной войне народа сколотов против войска могущественного персидского царя Дария, который пошел великим походом на сколотов. Слушайте меня, старого Ормада, вспоминайте вместе со мной о славе отважных сколотских воинов, о мудрости их военачальников и вождей!

Голос Ормада громко и отчетливо звучал над каждым уголком площади. Трудно было поверить, что этот свежий, сильный голос принадлежит древнему старцу, который не может уже двигаться без посторонней помощи.

— …Великий и грозный персидский царь Дарий завоевал почти весь мир. Огнем и мечом покорил он много стран, и никто не отваживался нарушить его волю. Оставалась одна только страна, которая не была подвластна царю Дарию, и та страна была сколотская. Храбры и отважны были ее воины, и никакой народ не мог одолеть ее. Тогда Дарий решил объявить войну сколотам и покорить их, как покорил он все другие народы. Его полководцы были против такой войны, так как слышали о силе и храбрости сколотских воинов. Но царь, ослепленный большими победами, не пожелал посчитаться с мнением вождей и назвал их трусами. Собрал царь Дарий огромное войско и двинулся против сколотов вместе с подвластными ему народами. Шло страшное и могучее персидское войско — и небо затмевала пыль, поднятая тысячами и тысячами воинов. Шло персидское войскои реки высыхали, ибо выпивало их это войско до самого дна. Шло персидское войско — и голая сухая земля оставалась за ним, ибо кони его начисто съедали всю траву и растения…

И царь Дарий с гордостью осматривал свое неисчислимое воинство и говорил: «Если каждый мой воин возьмет камень и швырнет его в сколотов, а попадет лишь пятый, то и тогда не останется в живых ни один из сколотов». И он гордо смотрел вперед, в дикую степь, и искал сколотский народ и сколотское войско, чтобы разбить его в стремительном бою и покорить…

А сколотские вожди знали: слишком мало у них воинов, чтобы вступить в открытый бой с неисчислимыми персидскими полчищами. И тогда решили мудрые сколотские вожди, не принимая боя, отступить, заманить врага далеко в степи. И народ сколотов со своими отарами и табунами стал уходить на север, засыпая за собой все колодцы и источники, уничтожая траву и кустарники…

Один отряд воинов прикрывал отступление, но бой с персидским войском не принимал, а второй, как предназначили ему мудрые вожди, выступил на юг, навстречу персидскому войску, чтобы задержать его и выиграть время, лишь бы отступили в безопасности на север те, кто шел с женщинами, детьми и скотом.

Напали на персов отважные сколотские воины лишь ночью, когда те отдыхали. Проснулись персы и решили, что, наконец, встретились с неприятелем и кончат этот тяжелый поход, покорив сколотов. Поэтому царь Дарий приказал к утру привести свое войско в боевую готовность.

«Один день боя, и мы покорим сколотов, и власти моей не будет уже конца!» — сказал ослепленный своими победами владыка.

Однако еще до наступления утра сколоты снова отступили на север, засыпая за собой колодцы и сжигая сухую степную траву. Поднялось персидское войско, готовое к решительному бою, но не увидело уже перед собой сколотов. Лишь мрачно кричали коршуны и каркали вороны, напрасно слетевшиеся в ожидании кровавой добычи…

Тогда разгневался всевластный Дарий и двинулся на север вслед за сколотами, чтобы догнать их и дать им жестокий урок. А сколоты отступали все дальше и дальше на север, и теперь уже не позади персидского войска высыхали колодцы и реки, выпитые персами, а впереди, так как сколоты засыпали их землей и песком. И не позади персидского войска исчезала трава, съеденная персидскими конями, а впереди, так как сколоты сжигали траву, уходя на север. И только небо по-прежнему затмевалось пылью, которую поднимали на сухой сожженной земле персидские орды, тщетно искавшие боя…

Воспылало яростью персидское войско против неуловимых сколотов, воспылало оно яростью, напрасно ища воды в засыпанных речках и колодцах. Все готовы были уничтожить на своем пути персы, но нечего было уничтожать, так как они шли по пустынной, выжженной земле…

А сколоты тем временем обошли свои земли с севера и вернулись назад, к южным своим краям. Грозный царь Дарий решил повернуть на запад. Много его воинов умерли в походе от голода и жажды, так и не дождавшись боя. Шел теперь Дарий на запад и не знал, что впереди него на расстоянии двухдневного пути продвигались сколотские отряды и снова сжигали все, что росло на земле. Только через несколько дней понял это всевластный царь и отдал приказ погнаться во весь опор за сколотами и заставить их, наконец, принять бой…

Но не догнать им было сколотских всадников! И отчаяние начало овладевать сердцами персов, и коршуны следовали за их войском, так как на всем его пути их ждала щедрая добыча…

Полный гнева и ярости, царь Дарий послал к сколотским вождям послов, поручив им сказать от своего имени:

«Почему вы, удивительные люди, все время бежите от меня? Если вы считаете, что слабее меня, остановитесь и покоритесь, встречайте с почетом своего властелина Дария, чтобы я, всевластный и могучий, не разорил и не уничтожил всю вашу землю вместе с вами! Если же вы считаете себя сильнее, то попытайтесь победить меня».

Сколотский вождь Иданфирс так ответил царю Дарию:

«Таков мой обычай, о перс, и я охотно объясню тебе его. Никогда я и мои воины не бежали ни от кого в страхе, ни от кого не бежим мы и теперь. Мой народ делает то же самое, что делал и до того, как ты сюда пришел, и что будет делать, когда ты отсюда уйдешь. Мой народ кочует. И я вовсе не спешу биться с тобой, так как у меня и без того немало дел. И не угрожай мне напрасно! У нас, сколотов, нет городов, нет засаженных деревьями земель, которые вы называете садами. Нам нечего бояться, что вы, персы, что-то уничтожите. Трава вырастет снова и будет еще выше, так как землю нашу удобрят тела твоих погибших воинов. Зачем же нам спешить биться с тобой? Если же ты хочешь во что бы то ни стало ускорить бой, то вот тебе мой совет. Единственное, что у нас, сколотов, есть драгоценного и дорогого сердцу, — это гробницы наших предков. Попробуй найди их, чтобы уничтожить! Вот тогда увидишь, будем ли мы избегать боя с твоим войском или сами вступим в него. А до этого и не ищи боя с нами, так как его не будет!..»

И еще добавил мудрый вождь Иданфирс:

«Вскоре я тебе, надменный персидский царь, пришлю такие подарки, которых ты достоин. И за то, что ты называешь себя моим властелином, я еще рассчитаюсь с твоим войском!»

Тем временем воины Дария умирали от болезней и усталости, от голода и жажды. Черными тучами кружились коршуны над персидским войском и не покидали его ни на миг, так как теперь они имели вдоволь еды. Но это были не трупы убитых персами противников, а сами персы, ежедневно умиравшие сотнями… И вот как раз тогда сколотские вожди прислали обещанные царю Дарию подарки. И царь Дарий обрадовался. Он готов был уже помириться со сколотами, не покоряя их, лишь бы только возвратиться домой без позора. Он собрался устроить торжественную встречу сколотским всадникам, привезшим подарки. Но всадники лишь бросили их к его ногам и умчались прочь так быстро, что нечего было и думать догнать их. Посмотрел всевластный и грозный царь Дарий на подарки и задумался. Ибо мудрые сколотские вожди прислали ему птицу, мышь, лягушку и пять стрел.

Долго размышлял царь Дарий со своими советниками, приближенными и военачальниками над значением этих подарков и, наконец, сказал так:

«Сколоты отдаются под мою власть вместе со своей землей, водой и табунами коней. Вот что означают эти подарки! Ведь мышь живет в земле и питается теми же плодами, которые поедает человек. Лягушка живет в воде, без которой не обходится ни человек, ни животное. Птица быстротой своего полета в воздухе подобна коню. А стрелы означают, что сколоты передают мне, всевластному царю Дарию, и моему войску свою воинскую отвагу!»

Но советники и военачальники на этот раз осмелились не согласиться с грозным царем Дарием. Они истолковали подарки иначе:

«Если мы, персы, не умчимся, как птицы в небе, или не скроемся в землю, как мыши, или, словно лягушки, не ускачем в воду — то не возвратимся домой и погибнем от сколотских стрел!»

Еще больше разгневался Дарий, так как увидел, что его приближенные, советники и военачальники не желают гнаться за сколотами и боятся своего будущего. В это время царю доложили, что неуловимый до сих пор враг, наконец, остановился в степи и готов принять бой. Дарий вышел из шатра, чтобы убедиться в этом. С высокого холма он увидел, что сколотские воины действительно выстроились в боевом порядке против лагеря персов. А вооруженные сколотские всадники издали угрожали персам конями и мечами, как бы вызывая их на бой. И царь Дарий решил принять этот бой, так как войско его еще было многочисленное и сильное.

Но прежде чем успел он отдать боевой приказ, произошло неожиданное событие. Вспугнутый кем-то заяц выбежал в поле и заметался среди сколотов. И те, забыв о персах, о предстоящем бое, бросились травить его!

Тогда глубокая тревога охватила сердце грозного и всевластного персидского царя Дария. Он созвал своих полководцев и сказал им в отчаянии:

«Теперь и я присоединяюсь к вашей мысли, мои мудрые советники, мои приближенные и мои военачальники! Нам надо бежать отсюда. Да, подарки сколотских вождей означают именно то, о чем вы говорили. Сколоты относятся к нам с презрением! Подумать только, они совсем забыли про нас, когда увидели маленького зайца. Если они так сильны, что не боятся и презирают нас, то разве можем мы решаться вступить с ними в открытый бой? Давайте поскорее возвратимся домой, чтобы не случилось еще большего позора!»

Так сказал всевластный и грозный персидский царь Дарий, и той же ночью персидское войско тайно двинулось на восток, бросив на произвол судьбы и раненых и больных.

Слушайте меня, старика Ормада, слушайте! Так бесславно бежал от сколотов великий грозный персидский царь Дарий, властелин чуть ли не целого мира, бежал с остатками своего неисчислимого войска… Того самого войска, которое во всем мире считалось непобедимым, и одно лишь упоминание о нем вселяло непреодолимый страх… И это страшное войско бежало от сколотов, не приняв долгожданного боя, — так испугала всевластного персидского царя Дарня мудрость сколотских вождей и отвага славных сколотских воинов… Бежал царь Дарий со своим войском, как напуганный заяц, на которого охотились сколотские воины на глазах всего персидского лагеря… Всю свою славу потерял царь в широких сколотских степях. А сколотские воины обрели богатую добычу! Победа над грозным царем Дарием, властелином почти всей земли, прославила мудрых сколотских вождей и храбрых воинов во всем мире и во все века. Слава храбрым сколотским воинам, слава! Слана мудрым сколотским вождям, слава!

Ормад закончил свой рассказ и опять что-то беззвучно зашептал. Со всех сторон раздавались громкие возгласы, звенело оружие, которым неистово размахивали возбужденные воины. Радостный подъем охватил всех. Слуги едва успевали наполнять чаши. Зазвенели тимпаны, музыканты начали играть на костяных свирелях.

Сколот наполнил золотую чашу и торжественно поднес ее Ормаду. Старец почтительно принял ее, поднес к губам. Руки его по-старчески дрожали, оксюгала расплескивалась, но он не отрываясь выпил всю чашу до дна. После этого голова его бессильно упала на грудь, и он задремал, не слыша больше пиршественного шума.

Дмитрий Борисович, возбужденный не менее скифов, говорил друзьям:

— Вот теперь я убедился, что старик Геродот был совершенно точен в своих записях! Все, решительно все, за исключением нескольких незначительных подробностей, он рассказал верно! А ведь мы спорили, подвергали сомнению эту страницу древней истории, повествующую о несчастливом походе Дария! Друзья, это просто потрясающе! Слышите, Артем, Лида, теперь все ясно. А, да что с вами толковать, разве вы поймете… — и ученый махнул рукой.

— Понимаем, все решительно понимаем, Дмитрий Борисович, — возразил Артем.

Но археолог уже забыл о нем и о Лиде. Он снова обратился к Варкану, жадно о чем-то расспрашивая молодого скифа.

Ивана Семеновича не захватила атмосфера общего веселья, царившая на площади. Что-то беспокоило его. Что именно — он еще не знал. Но какое-то чувство говорило ему о приближении опасности. Однако откуда же эта опасность могла взяться? Ведь положение их было теперь как будто прочное. Дорбатай явно потерял свое влияние, он даже не был приглашен на пир. Правда, оставался Гартак да еще кучка знати — союзников старого вещуна.

Уже не раз Иван Семенович украдкой посматривал в сторону сына Сколота. И убедился, что Гартак держится как-то настороженно. Он едва дотрагивался до пищи, выпил лишь маленькую чашу оксюгалы, отчего серое его лицо порозовело, а глаза забегали быстрее обычного. Казалось, Гартак все время когото выискивал и не оставлял надежды найти его. Даже во время рассказа Ормада Гартак думал совсем о другом. Один раз его быстрый взгляд встретился со взглядом Ивана Семеновича, но он тотчас опустил голову и задумался, притворившись, что увлечен рассказом старика. Может быть, именно это и встревожило геолога? Да, Ивана Семеновича явно беспокоил Гартак. В глазах его пряталась угроза, это было ясно, хотя он и маскировал ее жалким подобием улыбки.

«Враг… Враг… Да еще и очень коварный… — подумал Иван Семенович. — Но ведь он не осмелится что-то затеять, мы же его гости!»

На некоторое время внимание геолога было отвлечено новыми руладами своеобразной скифской мелодии — музыки тимпанов и свирелей. Это был веселый, стремительный танец, в который вплетался звон мечей. Участники пира потеснились, освобождая место для танцев. Три стройные девушки начали танцевать, состязаясь между собой. Они то легко и грациозно плыли по ковру, едва касаясь его носками своих маленьких сапожек, то высоко взлетали ввысь, то будто распластывались по земле. Играли тимпаны, свистели свирели, раздавались возгласы зрителей, в такт мелодии ударявших чашей о чашу иди мечом о меч.

Упиваясь редкостным зрелищем, Дмитрий Борисович бормотал:

— Да, именно такой рисунок был на куль-обских золотых пластинах… Вот-вот — те же самые движения… А теперь руки закинуты назад… Удивительно!..

Музыка неожиданно оборвалась. Вместе с последними звуками тимпанов и свирелей застыли танцовщицы. Это получилось чрезвычайно эффектно: почти скульптурная неподвижность после исполненного бурных движений танца. По знаку Сколота слуги поднесли танцовщицам чаши с оксюгалой. Молодые скифские девушки, еще тяжело дыша после танца, поклонились вождю и, не задумываясь, одним духом опустошили чаши и удалились под приветственные крики пирующих.

Иван Семенович опять незаметно бросил взгляд на Гартака. Тот держал в руках чашу с оксюгалой, но не пил. Геолог заметил, как дрожат его руки. Вот он опустил чашу, его взор устремился куда-то за площадь. Иван Семенович проследил за взглядом Гартака и заметил, что между дальними кибитками происходит какое-то движение. Геолог еще раз взглянул на Гартака. Не оставалось никаких сомнений: именно это движение занимало все мысли Гартака. Он нервно сплел пальцы рук, от напряжения лицо его дергалось, и теперь он уже не отрывал взгляда от людей, которые шли сюда. Кто же эти люди?

Вдруг Иван Семенович услышал испуганный голос Лиды:

— Сюда идет Дорбатай!

— И его помощницы, — добавил Артем.

— Что ему здесь нужно?.. — задумчиво спросил Дмитрий Борисович.

А старый вещун, еще более торжественный и важный, чем прежде, словно ему и не довелось пережить позорное поражение, шел прямо к Сколоту. Красный плащ тяжело волочился за вещуном, высокий головной убор был надвинут до самых бровей. Он опирался на длинный посох, увенчанный золотой фигуркой совы.

Смех и разговоры обрывались там, где проходил Дорбатай, будто он гасил их своей темной тенью. За ним двигались его подручные, одетые так же торжественно, как и он, — жрицы в расшитых льняных платьях и мужчины в праздничных красных плащах с украшениями, с кинжалами за поясами.

В тишине прозвучали одинокие приветственные возгласы. Это встречали Дорбатая знатные скифы, до того сидевшие отдельной группой. Явно озабоченный Варкан нагнулся и тихо сказал Дмитрию Борисовичу;

— Это очень странно. Дорбатай почти никогда не появляется на пирах. И здесь его никто не ждал… Разве что эти спесивцы? — он кивнул в сторону знати.

А Дорбатай как будто и не замечал того, что его появление резко изменило настроение пирующих. Впрочем, может быть, это как раз и входило в его планы? Так или иначе он спокойно подошел к Сколоту, низко поклонился и заговорил, глядя прямо в пытливые глаза вождя, явно удивленного его появлением.

— Прославленный и любимый богами Сколот! — начал громким голосом Дорбатай. — Привет тебе! Привет также прославленным и могучим чужестранцам, которые сидят рядом с тобой!..

— Слова приветственные, а тон угрожающий, — вполголоса заметил Дмитрий Борисович Варкану, который переводил ему речь вещуна.

— Да, эти чужеземцы могучи и всесильны, — продолжал Дорбатай, — иначе они не могли бы занять почетное и священное место рядом с вождем, на которое не имеет права никто, кроме самых храбрых, самых прославленных воинов. Да, они могучи, ибо даже подчинили себе вождя. Ведь рядом с тобой, о Сколот, находится чужая девушка, хотя по законам она не вправе сидеть рядом с вождем. Это оскорбление богам! Но боги молчат… Значит, чужестранцы и в самом деле всемогущи и могут творить все, что пожелают, даже смеяться над нашими древними и священными законами и обычаями. Что ж, я, скромный вещун Дорбатай, приветствую могучих чужеземцев!

В голосе вещуна теперь уже ясно звучала угроза. Дорбатай не сдался, не сложил оружия!

Иван Семенович наклонился и тихо сказал Артему:

— Помните: ни одного неосторожного движения. Но будьте начеку. Над нами собираются тучи. Внимание, Артем, внимание! Опасность не должна захватить нас врасплох!


Читать далее

Глава двенадцатая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть