Онлайн чтение книги ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ УЦУХО-МОНОГАТАРИ часть 1
Глава VII. ФУКИАГЭ (Окончание)

В двадцатых числах восьмого месяца[437]Прим.1 гл. VII: Действие главы относится к тому же году, что и действие шестой главы. во дворце отрёкшегося от престола императора Сага был устроен пир по поводу любования распустившимися цветами. Туда отправились все без исключения сановники и принцы, сочиняли стихи и исполняли музыку.

— В течение года мы много раз любуемся деревьями и травами. А какие самые подходящие дни для этого осенью? — спросил отрёкшийся император.

— На равнинах цветы и травы красивее всего в двадцатых числах восьмого месяца, а в горах — в десятых числах девятого, — ответил младший военачальник Личной императорской охраны Накаёри.

— А где именно на равнинах и в горах нужно любоваться Растениями? — продолжал отрёкшийся император.

— Если говорить о близлежащих местах, то лучше всего на Равнине Сага и поле Касуга или в горах Огура и Араси, — сказал Накаёри. — Дикорастущие растения малопривлекательны, но если они растут недалеко от жилищ и люди всё время ухаживают за ними, то растения становятся облагороженными. Однако с цветами и с клёнами дело обстоит иначе.

— Удивительно, как густ в этом году цвет листьев и как очаровательны цветы, — промолвил император. — Не устроить ли нам соколиную охоту на каком-нибудь живописном поле?

— В этом году клёны и цветы действительно таковы, как вы изволили сказать. Листья на деревьях покраснели рано хоть падает на них та же роса, что и всегда, и мочит их тот же осенний дождь, они производят поистине необычайное впечатление. Генерал Личной императорской охраны[438]Прим.2 гл. VII: Неясно, кто имеется в виду — Масаёри или Канэмаса. вместе семьёй выезжал на поле Охара и говорит, что место это точно создано для прогулок, — рассказывал Накаёри.

— Как замечательно! — воскликнул император. — Чудесно, когда есть возможность свободно разъезжать. А произошло у них в путешествии что-нибудь необычное?

— Нет, ничего. Соколов было много, но только один из них оказался по-настоящему хорош.

— А не знаешь ли ты какой-нибудь прелестной местности, куда бы и мы могли отправиться на соколиную охоту? — спросил император. — Подумай-ка!

— Из того, что я видел в последнее время, самым подходящим местом является провинция Ки, о которой я вам рассказывал. Во всех шестнадцати великих государствах[439]Прим.3 гл. VII: Непонятно, какие государства имеются в виду. Мията Ваитиро объясняет это место как «шестнадцать провинций Японии». столь изумительного места не найти, — ответил Накаёри.

— Вот оно что! — воскликнул император. — Очень бы я хотел всё это увидеть! Мне много о тех местах рассказывали, но как мне туда поехать? Ведь мы, императоры, не вольны в своих передвижениях[440]Прим.4 гл. VII: Император не мог покидать своего дворца. Его выезды за пределы крепости были чрезвычайно редкими. Это ограничение распространялось и на наследник» престола, и на отрёкшегося императора.. Это был бы беспримерный случай.

— Как же, подобные случаи бывали, — вступил в разговор правый министр Тадамаса. — В Танском государстве императоры уезжают на охоту далеко от столицы и отсутствуют по десять, а то и по двадцать дней. А если отправиться в путешествие всего на четыре-пять дней, что в этом будет недозволенного?

Императору Сага такое предложение пришлось по душе.

— Ну, разве что… — протянул он.

А придворные стали говорить наперебой: «Именно сейчас пышно цветут все цветы и травы. Лучше вам отправиться немедленно, пока они не увяли».

— Надо обо всём хорошенько распорядиться, — сказал император.

‹…› Он назначил в свиту людей талантливых и всех без исключения приятной наружности ‹…›.

— Пир девятого дня девятого месяца мы проведём там, — сказал отрёкшийся от престола император.

Он велел взять в Фукиагэ литераторов. Император знал, что Суэфуса — выдающийся книжник, и изъявил желание, чтобы и он был в свите. Генерал Масаёри помог молодому человеку обзавестись всем необходимым, начиная с одежды, коня и седла.

Итак, отрёкшийся от престола император Сага, принцы, сановники, блистающие талантами, красивой наружности, все решили ехать в Фукиагэ. Минамото из Ки, узнав об этом, приготовился к их приезду самым исключительным образом.

Из столицы выехали в первый день девятого месяца. Не буду рассказывать о том, как они ехали. Наконец поезд прибыл в провинцию Ки. От самой заставы Танэмацу выложил дорогу золотом, серебром и лазуритом. Когда гости прибыли во дворец в Фукиагэ, для них открыли западные ворота. Был пятый день месяца, час обезьяны[441]Прим.5 гл. VII: Час обезьяны — время суток от трёх до пяти часов дня.. В усадьбе всё было приготовлено удивительным образом и всё блестело.

Гости стояли друг подле друга. Император Сага, оглядывая всё кругом, думал: «Второго такого места на свете не найти. Как можно было построить всё это?» О накрытом по этикету столике, преподнесённом императору, говорить не приходится, но и перед принцами и сановниками были поставлены столики из аквилярии и сандалового дерева, и на них лежало всё, что можно найти в горах и на море; стражникам Личной императорской охраны шестого и пятого рангов было преподнесено прекрасное угощение, соответствующее их чину. Первым взял палочки император, за ним принялись за еду остальные. Подняли чаши с вином.

Судзуси было пожаловано право являться в императорский дворец. Его призвали к отрёкшемуся от престола императору, который, глядя на него, решил: «Он ничуть не хуже тех, кого я выбрал в свою свиту».

Началось исполнение музыки. Император изъявил желание играть на лютне, Накатада сел за японскую цитру, Накаёри — за цитру, Судзуси же — за кото. Видно было, что он не робел в присутствии высокого гостя и не терялся.

— Где ты смог научиться так играть? — спросил император и велел ему поиграть на цитре, и на этом инструменте Судзуси тоже играл изумительно.

Он превосходил многих знаменитых виртуозов. Глядя на Судзуси, сидящего за кото, император произнёс:

Принц Сикибукё произнёс:

Принц Хёбукё сложил:

В девятый день был устроен пир[443]Прим.7 гл. VII: Праздник девятого дня девятого месяца ( тёё-но сэтиэ ) — китайского происхождения, он устраивался с целью обеспечить долголетие и отвести опасности наступающей зимы. Символом праздника была хризантема. В императорском дворце в этот день устраивался пир, на котором сочиняли стихи на тему о хризантемах.. Вокруг сиденья императора Сага всё блистало всевозможными украшениями. Хризантемы были окружены изгородью, вертикальные прутья её сделали из сандалового дерева, а горизонтальные из аквилярии; прутья связали лентами из разноцветных нитей. Землю посыпали золотым песком, а к почве примешали чёрные благовония. Хризантемы украсили серебром. Цветы начали увядать, их густо усыпали лазуритом и малахитом.

В этот день ранним утром отрёкшийся от престола император велел доложить, сколько лепестков в хризантемах[444]Прим.8 гл. VII: Комментаторы обходят эту деталь молчанием. По-видимому, речь идёт о ритуальном и символическом счёте лепестков хризантемы, своего рода гадании об оставшихся годах жизни. Вероятно, что хризантема в качестве символа праздника была избрана не из эстетических соображений, но по той причине, что этот цветок имеет большое количество лепестков. В японском языке слово ха (так называемое китайское чтение — ё ) имеет значение «листья, лепестки» и «века, поколения». Таким образом, хризантема с её лепестками символизировала многие лета., и внук Танэмацу преподнёс императору цветы. К цветку было прикреплено стихотворение:

Император, глядя на него, подумал: «Он очень чистосердечен» — и произнёс:

Принц Сикибукё сложил:

Принц Накацукасакё сочинил:

Принц Хёбукё произнёс:

Левый генерал Масаёри сложил:

Император вышел из своих покоев. Принцы и сановники сели в ряд. Во дворе были разбиты парчовые шатры, в которых литераторы и учёные заняли отведённые им места. Император распорядился, чтобы Накаёри, Юкимаса, Судзуси и Накатада сидели возле него.

Перед императором поставили девять шкафчиков с полками из аквилярии. На каждой полке стояло по пятнадцать, чашек из аквилярии, выточенных на токарном станке, и по пятнадцать чашек из золота. В чашки было положено шестнадцать сортов свежей и сушёной снеди, всевозможные морские продукты и фрукты. Всё было сервировано очень красиво. Внесли девять столиков, на которых стояло столько же чашек из аквилярии и из золота, в которые были положены редкостные угощения. Перед сановниками и принцами поставили столики из сандалового дерева, на которых стояли сандаловые чашки, выточенные на токарном станке, с угощением, соответствующим положению гостя. Перед остальными гостями — вплоть до прислуживающих придворных чинов: сопровождающих, конюхов и других слуг — также поставили угощение, столики были накрыты парадно и очень красиво. Всевозможная снедь переполняла подносы. Начался пир.

Тема для стихотворений была нелёгкой. Литераторы, сочинив стихи, преподнесли их императору, а учёные стали читать стихи вслух. Среди этих последних был и Суэфуса. Император был очень доволен его чтением, похвалил и велел прочитать стихотворения ещё раз. Затем были зачитаны сочинения четырёх молодых людей: Накаёри, Юкимаса, Судзуси и Накатада. Император был восхищён их умением и похвалил их. «Эти молодцы сочиняют стихотворения ничуть не хуже потомственных литераторов, которые несколько раз ездили в Танское государство. Предлагая трудную тему, — думал отрёкшийся от престола император, — я хотел испытать не учёных, которые специально обучались наукам, а этих молодых людей, сочиняющих стихи для препровождения времени. Юкимаса уже был в Танском государстве, но возвратился на родину ещё молодым. Накатада — внук Тосикагэ, скончавшегося тридцать с лишним лет назад. Он известен всему миру как большой умница, но ведь Накатада выучился не у деда. Своё музыкальное искусство Тосикагэ передал дочери, а от неё оно перешло к Накатада. Это поистине замечательно! Но вряд ли Тосикагэ передал своей дочери и литературное умение. И Накаёри, и Накатада совершенно удивительны. Должно быть, это будды, возродившиеся в человеческом облике».

Началось вручение подарков. Судзуси поставит перед императором девять серебряных столиков с ажурными серебряными шкатулками, в которые были положены узорчатый шёлк и парча, редкие лекарства и невиданные благовония[449]Прим.13 гл. VII: Обычно на пирах хозяин вручал награды ( року ) за исполнение музыки, сочинение стихов и т. д. гостям, стоящим ниже его по положению. В данном месте року , по-видимому, употреблено ошибочно: Судзуси не мог вручать награды императору.. Императору подобных вещей видеть ещё не приходилось. Среди них были искусные изделия из серебра и золота. Перед сановниками и принцами поставили в ряд столики с подарками. Правому и левому министрам и принцам были преподнесены белый шёлк и сто тон[450] Прим.14 гл. VII: Тон — мера веса, равная 222 г.шёлковой ваты. Стражникам пятого ранга и ниже также были вручены чудесные подарки. И сановникам из свиты были вручены награды согласно их рангу.

Наступила ночь. Перед императором зажгли висячие фонари, сделанные из золота, масляные лампы и факелы из аквилярии. Двенадцать шатров из корейской парчи[451]Прим.15 гл. VII: Смысл в оригинале не совсем понятен. сверкали, как рыбья чешуя. Площадка для танцев была из аквилярии, доски соединены проволокой, приготовленные музыкальные инструменты сверкали золотом, серебром и лазуритом. Сорок человек играли на органчиках, столько же на флейтах. Гости играли на струнных инструментах и исполняли танцы. ‹…› Редко можно было слышать такое исполнение. Там собрались самые выдающиеся музыканты и показывали всё своё мастерство. Когда на духовых и ударных начали исполнять рандзё, к ним присоединились струнные. В ту ночь было сыграно очень много произведений, господа музицировали до рассвета.

На рассвете звуки музыки затихли, и издали стали доноситься слова молитвы. Услышав их, отрёкшийся от престола император произнёс:

— Кто это так удивительно проникновенно читает сутры? Позовите-ка его сюда.

Один из архивариусов императора сел на коня, отправился в ту сторону, откуда неясно слышался голос, и прибыл в храм, где обнаружил отшельника, читающего сутры. Это был Тадакосо, который всеми силами старался не вспоминать об Атэмия, но во всех шестидесяти с лишним провинциях молил богов; «Дайте мне увидеть её хотя бы один только раз!» Он не обратил никакого внимания на придворного, но тот увёл его силой. Когда придворный доложил, что отшельник явился, император распорядился привести его во двор и подвести к лестнице. При взгляде на отшельника он понял, что несмотря на нищенское рубище (монах был одет в одежду из коры деревьев и из мха), это был человек необыкновенный. «По-видимому, тут что-то кроется», — решил император и стал подробно расспрашивать:

— По какой причине, в каких горах вы выполняете службы?

«Я удалился от мира, нет никого, кто бы меня знал. Но, может быть, государь меня вспомнит», — подумал Тадакосо.

Император велел Тадакосо читать из «Павлиновой сутры» и из «Сутры о сути прозрения»[452]Прим.16 гл. VII: «Павлиновая сутра» («Кудзяку-кё») — одна из книг буддийского канона, посвящённая бодхисаттве Кудзяку мёо (князь Павлинов), ездящем верхом на павлине. Сутра содержит заклинания, которые первоначально (в Индии) должны были защитить от смерти при укусе ядовитых змей. В Японии особенно часто прибегали к чтению сутры во время засухи, болезней императора и родов императрицы. «Сутра о сути прозрения» («Хання рисю-кё») посвящена одной из основных проблем буддизма (что отражено в названии) и является одним из основополагающих текстов секты Сингон., а Накаёри и Юкимаса — аккомпанировать ему на кото. При этом не было никого, кто бы не был охвачен печалью и не проливал слёз.

Император Сага смутно припоминал, что когда-то он видел этого отшельника. Генерал Масаёри и Накатада повстречали монаха в Касуга и теперь узнали его, но, предполагая; что Тадакосо стыдится своего нынешнего положения, и проникшись его скорбью, делали вид, будто не узнают его, и сидели возле императора с отсутствующим взглядом. Император пытался вспомнить, кто же этот монах, которого он знавал когда-то, и наконец догадался: «Тадакосо!» Утвердившись в этом, император обратился к левому генералу:

— Мне кажется, что я встречал этого отшельника, и действительно, я вспоминаю одного человека. Как тяжело! Когда-то я обменялся с ним клятвой в нерушимой дружбе. Я хочу узнать, он ли это.

Генерал, глубоко опечаленный, не мог ничего ответить. Император спросил у правого министра:

— Не служил ли этот человек во дворце в то время, когда я правил страной?

«Государь узнал меня», — понял Тадакосо, и слёзы градом хлынули у него из глаз. Все, начиная с самого императора, рыдали в голос.

— С тех пор, как я впервые увидел этого подвижника, я хотел доложить вам, что это Тадакосо, но он чрезвычайно стеснялся своего положения и твердил: «Пусть никто не знает, что я ещё живу в этом мире» — поэтому я до сих пор ничего вам не сказал, — проговорил Масаёри.

Император, бесконечно огорчённый, велел Тадакосо подняться к нему.

— Все эти годы, вплоть до сего времени, не было дня, чтобы я не думал о том, что ты исчез. Почему же ты таким странным образом погубил себя? — спросил он.

— Я скрылся в горах вот почему. Отец всегда говорил мне: «Если ты даже поразишь меня мечом, я не буду обвинять тебя». Но как-то однажды отец мой был болен и не появлялся в императорском дворце. Я отправился домой, не получив на это разрешения, и неожиданно для себя увидел, что отец сердит на меня. «Нет преступления страшнее, чем причинять вред родителю», — сказал он. Душа моя пришла в смятение, я фазу же покинул мир, стал жить в лесах и горах, общаться с медведями и волками. Я питался плодами деревьев и сосновой хвоей, одевался в листья, древесную кору, мох. Так я жил все эти годы, — рассказывал Тадакосо, проливая кровавые слёзы.

Император слушал с глубокой печалью, затем произнёс:

— Что толку сокрушаться о прошлом! Отныне ты всегда будешь со мной, будешь за меня молиться. Всё это время ты был жив, но я отыскать тебя не мог!

И император сложил:

Тадакосо ответил на это:

Принц Сикибукё сложил:

Принц Накацукасакё произнёс:

Правый министр Тадамаса сложил:

Левый генерал Масаёри сложил:

Пир окончился на рассвете.

Таким образом, когда отрёкшийся от престола император находился в Фукиагэ, много было устроено различных развлечений. Покидая взморье, император взял с собой в столицу Судзуси. Танэмацу приготовил в дорогу сановникам и принцам коробы с одеждой, лошадей, походную кухню. На пути в столицу придворные устраивали разнообразные утончённые развлечения.

* * *

Когда отрёкшийся от престола император возвратился из провинции Ки, он получил приглашение от царствующего императора полюбоваться алыми листьями клёнов в Саду божественного источника, Синсэн.

Правый генерал Канэмаса сказал по этому поводу госпоже с Третьего проспекта:

— Вместе с отрёкшимся от престола императором из провинции Ки приехал Минамото. В Сад божественного источника изволят отправиться император и отрёкшийся от престола император. Там, конечно же, будут исполнять музыку. И Накатада тоже должен будет играть на кото. Если так, то мне хотелось бы, чтобы он своей игрой затмил всех других. Может быть, дать ему один из инструментов, которые, по твоим словам, пока никому нельзя показывать?

— Мой отец никому эти кото не показывал, и если я выставлю их перед всеми, я нарушу завет, — не соглашалась она.

— Если Накатада один только раз публично поиграет на этом удивительном инструменте ‹…› — настаивал Канэмаса. — Согласись только, и тогда вряд ли чьё-нибудь музыкальное исполнение прошлого и будущего сравнится с его игрой.

В конце концов генерал получил от жены «нан-фу» и взял его с собой, отправляясь в сад в свите императора.

Отрёкшийся от престола император прибыл в сад. В выезде в сад принимали участие все, кто был чем-то известен, с особым тщанием для этого случая избрали литераторов. Император Сага, между прочим, рассказал:

— Мне твердили, что существует какое-то совершенно удивительное место, я захотел увидеть его своими глазами и отправился туда, в усадьбу Судзуси. И действительно, то, что я увидел, ни на что в мире не похоже. Я решил, что нельзя оставлять этого молодого человека жить там в неизвестности, и взял его с собой в столицу. Дайте ему ранг, позволяющий входить во дворец[458]Прим.22 гл. VII: Выше сказано, что такой ранг уже был дан. Может быть, имеется в виду, что император Сага пообещал ранг и теперь просит оформить дело указом., и держите его при себе.

— Так я и сделаю, — сказал император.

Он изъявил свою волю, и Судзуси получил право отныне являться во дворец.

Праздник начался. Объявили тему для сочинения стихотворений, и через некоторое время сановники, принцы и литераторы опустили свои сочинения в предназначенную для этого шкатулку. Для Суэфуса была приготовлена особая тема, его посадили в лодку одного, и он отплыл на середину пруда[459]Прим.23 гл. VII: Об обычае отсылать литераторов на остров, чтобы они в одиночестве сочинили стихотворение, говорится и в «Повести о Гэндзи» (глава «Юная дева»).. Он сочинил необыкновенно красивое стихотворение, ему сразу же присвоили степень кандидата, и был объявлен указ о его повышении.

Стали исполнять музыку. Сановники сполна показали своё искусство. Император Сага, слушая, подумал: «Сановники доказывают всё, на что они способны. Нельзя, чтобы ни Судзуси, ни Накатада так ничего и не сыграли» — и наклонился к императору:

— Попросите их поиграть на кото.

— Сейчас я прикажу. Но должен признаться, что Накатада часто отказывается играть, — ответил император, и, подозвав к себе Накатада, произнёс: — Отрёкшийся от престола император изволил сказать: «В такой очаровательный день, как сегодня, он уклоняется от службы. В ночь, когда Накаёри и Юкимаса играют не жалея рук, этот знаменитый виртуоз ничего не делает». Поэтому сыграй что-нибудь.

Настроив «сэта-фу» в лад произведения «Варварская свирель», император передал его Накатада. Настроив в тот же лад «ханадзоно-фу», он передал его Судзуси. Оба молодых человека почтительно приняли инструменты.

— Другие, может быть, припасли для такого очаровательного дня что-то новое, — сказал Накатада, — но те произведения, которые я время от времени исполняю, я уже играл перед моими государями, и для сего дня ничего не осталось.

— Если ты ничего не припас для этого случая, сыграй то, что ты играл раньше, — ответил император. — Талант нужно показывать другим и следует прислушиваться к их суждению. Если сегодня вечером ты не будешь играть, что о тебе будут говорить? Начинай же, не медли.

Но Накатада играть не собирался.

— Разве для тебя желание монарха ничего не значит? — продолжал император. — Когда государь приказал отправиться на гору Хорай за эликсиром бессмертия, Сюй Фу пустился в путь[460]Прим.24 гл. VII: Имеется в виду эпизод из истории Китая. Император династии Цинь Шихуанди отправил Сюй Фу на поиски священных гор, где якобы жили небожители, от которых он надеялся получить эликсир бессмертия. У Сыма Цяня об этом сказано: «Сюй Ши (Фу), уроженец княжества Ци, представил императору доклад, в котором сообщалось, что посреди моря есть горы, носящие названия Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу и населённые небожителями. Он просил разрешить ему, очистив себя постом и взяв с собой мальчиков и девочек, отправиться на поиски этих гор. Император послал Сюй Ши (Фу) собрать несколько тысяч мальчиков и девочек и затем отправил их всех в море на поиски небожителей» (Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи) / Пер. с кит. и коммент. Р. В. Вяткина и В. С. Таскина. М.: Наука, 1975. Т. 2. С. 70)., потому что нельзя не подчиниться императорскому приказу. Так или иначе сыграй что-нибудь.

Но Накатада, несмотря на монаршее желание, не начинал играть, а уговаривал Судзуси.

— Что с тобой делать! — воскликнул император. — Судзуси, начни играть хоть ты.

«Какое неприятное положение!» — подумал про себя Судзуси, но начал играть «Варварскую свирель» в той версии, которая издавна сохранялась в его доме. Наконец и Накатада принялся тихонько ему подыгрывать и, в свою очередь, исполнил это произведение. Музыка стала звучать всё громче и громче. Все были совершенно захвачены ‹…›. Накатада доиграл «Варварскую свирель» до конца. Все присутствовавшие, начиная с самого государя, проливали слёзы восторга. Император преподнёс музыкантам чашу с вином со словами:

Накатада на это ответил:

Отрёкшийся от престола император обратился к Судзуси:

Судзуси на это ответил:

Второй принц обратился к Накаёри, который играл на лютне:

Накаёри на это ответил:

Принц обратился к Юкимаса, который играл на цитре:

Юкимаса на это ответил:

Четвёртый принц обратился к Накадзуми, который играл на японской цитре:

Накадзуми ответил ему:

‹…›[471]Прим.35 гл. VII: По-видимому, в этом месте пропущен эпизод вручения подарков. Все, спустившись во двор и выстроившись в ряд, исполнили благодарственный танец.

Итак, Судзуси и Накатада друг другу в игре на кото не уступали. Тогда Канэмаса поставил перед императором «нан-фу», которое он принёс с собой, и сказал:

— Этого кото Накатада ещё не видел. Пусть он сыграет что-нибудь на нём.

Когда Накатада был ещё раз призван к императору и коснулся струн инструмента совершенно равнодушно, раздались звуки, от которых сотряслись небо и земля.

Все присутствовавшие замерли. Накатада подумал: «Это судьба. Отказаться играть на этом кото уже невозможно. Против воли, но буду играть так, что изумятся небо и земля».

Судзуси играл на кото, ранее принадлежавшем Ияюки, оно было таким же превосходным, как «нан-фу». Кото принесли и поставили перед отрёкшимся от престола императором, и он настроил его в лад «нан-фу», в котором Накатада играл произведение, услышанное его дедом у семи музыкантов. Судзуси играл на кото Ияюки так великолепно, что возбуждал у всех зависть.

И тогда в облаках раздался гром, под землёй загрохотало, поднялся ветер, по небу побежали облака, сместились луна и звёзды. Точно камни, посыпались градины, загремел гром, засверкала молния. Снег толстым слоем покрыл землю и сразу же растаял. Накатада играл большие произведения семи музыкантов, ничего не пропуская. Судзуси играл только те большие произведения, которые сочинил Ияюки. С небес, танцуя, начали спускаться небожители. Накатада, аккомпанируя им, произнёс:

Небожители ещё раз исполнили танец и поднялись в небо.

При виде всего этого император совершенно растерялся и не мог понять, как ему быть. Он сразу же пожаловал Накатада четвёртый ранг и назначил его вторым военачальником Правой личной императорской охраны. Судзуси он пожаловал такой же ранг и такую же должность. Судзуси был Минаморо[472]Прим.36 гл. VII: Судзуси был сыном императора, то есть Минамото в первом поколении., и если бы он даже не играл на кото так превосходно, ему полагались и этот ранг, и подобная должность. Его деду, Танэмацу, император пожаловал пятый ранг и назначил его правителем провинции Ки.

— Сегодня я хочу пожаловать Накатада и Судзуси нечто, чего ни у кого, кроме как у тебя, в нашей стране нет, — обратился император к Масаёри.

— Я готов повиноваться, — ответил тот. — Но если чего-то пет даже во дворце государя, как же это может найтись у меня?

Император добродушно рассмеялся:

— У тебя много дочерей. Среди них есть удивительные красавицы, отдадим их Судзуси и Накатада в жёны в вознаграждение за игру сегодня ночью.

— Я рад исполнить любое ваше желание, но дочерей, которые были бы достойны стать наградой за сегодняшнюю игру, у меня нет, — ответил генерал.

— А та, которую зовут Атэмия? — возразил император. — Разве она не была бы самой лучшей наградой? Отдадим её в жёны Судзуси, а Накатада отдадим мою дочь, которая воспитывается в твоём доме[473]Прим.37 гл. VII: Император имеет в виду свою дочь от наложницы Дзидзюдэн..

Судзуси и Накатада, стремглав сбежав вниз, исполнили благодарственный танец. Затем император вручил им указы о повышении их в ранге. На указе, предназначенном Накатада, император написал стихотворение:

Накатада написал в ответ:

Отрёкшийся от престола император написал на указе, предназначенном Судзуси, стихотворение:

Судзуси к этому приписал:

Левый министр написал на указе о назначении Танэмацу:

Танэмацу на это ответил:

‹…› Судзуси и Накатада, спустившись вниз, исполнили благодарственный танец. Император распорядился подготовить указ о разрешении Танэмацу посещать императорский дворец[480]Прим.44 гл. VII: Чиновники пятого ранга в некоторых случаях могли не иметь доступа в императорский дворец, поэтому Танэмацу, чиновнику этого ранга, подобное право присваивается особо., и его тут же принесли.

Отрёкшийся от престола император был изумлён всем, что произошло:

— Накатада бесконечно превосходит в музыкальном искусстве своего деда, Тосикагэ. Судзуси — это воплощённый бодхисаттва. «Варварскую свирель» создал Ияюки в то время, когда в мастерстве своём он был равен Тосикагэ. Но вот ‹…› Ияюки умер, и с ним погибло его мастерство. Судзуси всего двадцать лет с небольшим. Но когда он играет, мне кажется, что я слышу Ияюки. Как же это может быть?

Судзуси на это ответил:

— В этом году исполнилось всего шесть лет, как Ияюки покинул этот мир. В своё время он решил: «Службой при дворе признания не добьёшься. Нет никакого смысла служить той дворе в качестве учителя музыки. Лучше следовать пути бодхисаттвы». Он уединился в глухих горах и предался служению Будде. Когда мне было пять лет, мы с дедом совершали паломничество в Кумано, и там я увидел монаха-отшельника, который и был Ияюки. «Когда-то я был известен как исполнитель на кото, — сказал он. — Живя в этом грешном мире, я до сего дня печалился о том, что моё искусство умрёт вместе со мной. Если ты переймёшь его и потом передашь людям, я и после того, как уйду из этого мира, буду рядом с тобой и буду тебя защищать». Закончив обучение, он сказал: «Теперь уже скоро моё мёртвое тело бросят в глубокую долину на съедение свирепым хищникам» — и опять удалился в свои глухие горы. Меня мучит, что до сих пор я не выполнил его завещания.

Император Сага слушал этот рассказ с изумлением и печалю. Вскоре царствующий император покинул сад и вернулся во дворец.

* * *

Минамото Судзуси построил дом на Третьем проспекте и устроил всё самым лучшим образом, всё там сияло красотой Кладовые были заполнены сокровищами, утварь украшена золотом, серебром, лазуритом и отполирована до блеска.

Танэмацу со своей женой прибыл в столицу. Он стал носить красные одежды и белую дощечку для записей[481]Прим.45 гл. VII: Деревянная дощечка, которую придворные держали в руке, была атрибутом парадного костюма. Первоначально служила для записи слов императора.. Жена готова была молиться на него.

— О таком блаженстве я и не мечтала, — говорила она. —

Танэмацу сложил:

Через некоторое время они возвратились в провинцию Ки и наслаждались жизнью в этих прекрасных местах.

Многие наперебой предлагали Судзуси жениться на их дочерях, но он на эти предложения не обращал внимания. Он всей душой отдавался службе в императорском дворце, завязывал дружеские отношения с придворными, все ценили его. Удача сопутствовала молодому человеку. Он занял таков же блестящее положение, как Накатада.

* * *

Отрёкшийся от престола император беспредельно сокрушался о Тадакосо и, устроив в своём дворце молельню, велел ему служить в ней. В прошлом Тадакосо, будучи учеником выдающегося наставника, глубоко проник в суть учения, и теперь его молитва обладала чудодейственной силой. По просьбе отрёкшегося от престола императора государь назначил Тадакосо святым отцом в часовню Истинные слова, Сингон[484]Прим.48 гл. VII: Святой отец — см. примеч. 44 к гл. IV. Часовня Сингон — буддийская молельня в дворцовой крепости к юго-западу от императорского дворца. Была построена по типу подобной часовни во дворце Танских императоров в 829 г., после того, как о последней рассказал знаменитый деятель буддийской церкви Ку-кай (774–835).. У него было много учеников и приверженцев. Тадакосо пользовался огромным авторитетом, во дворце к нему относились столь же ласково, как и до ухода в монахи. Царствующий император приглашал его в свои покои. Тадакосо приезжал во дворец в прекрасном экипаже, с большой свитой.

Как-то раз, совершив службу, он выехал из дворца. Около ворот крепости стояла нищая старуха. Спина её была согнута. Зонтик, с каким ходят жительницы столицы, был совершенно изорван. Голова точно покрыта снегом, руки и ноги тоньше иголок. Одежда разорвана, изношена и так коротка, что ноги, как журавлиные лапы, торчали из-под неё. Увидев выезжающего из ворот подвижника, она воздела руки и поползла за ним, взывая к нему:

— Подайте мне что-нибудь!

У подвижника сжалось сердце. Он дал нищенке то, что у него было, и спросил:

— Кем ты была раньше? С каких пор ты живёшь подаянием, как сейчас?

— Я владела бесчисленными сокровищами, была женой первого человека в мире и делала всё, что приходило мне в голову, — ответила она. — ‹…› У сына того человека была необыкновенная внешность и золотое сердце. Живя в беспредельной печали, отец берёг его как зеницу ока. Но у меня — может быть, потому, что я была ему мачехой, — в сердце стали появляться злые мысли, и очень хотелось мне как-нибудь погубить его. Я спрятала драгоценный пояс, который хранился в доме отца, и сказала, что это сын украл его. Подстроила так, как будто юноша возвёл напраслину на отца, — в конце концов я его сжила со свету. За это я и понесла возмездие. Я совсем не думала, что положение моё изменится и я дойду до такого состояния. Свои огромные сокровища я подряда и перед смертью, узнала, что такое крайняя нищета.

«Уж не моя ли это мачеха, госпожа с Первого проспекта? — подумал подвижник и весь ушёл в воспоминания: — Она обвинила меня и в краже пояса, о возвращении которого отец так горячо молился. И опять же, из-за её ужасной клеветы отец рассердился на меня. Вот и открылось то, о чём я столь долго стенал, не в силах утишить огонь в груди. Так было угодно Провидению».

Довольно долго он оставался в раздумье.

— Как же ты возымела злые намерения против того невинного человека!.. — вздохнул он наконец. — За это тебя постигло возмездие, и ты дошла до такого состояния. Но нельзя допустить, чтобы в другом мире[485]Прим.49 гл. VII: В другом мире — то есть после смерти. ты погрузилась на дно ада…

Нищенка, обливаясь слезами, ответила:

— Угрызения совести жгут меня, как пламенем. Но что сделано, то сделано, и исправить ничего нельзя. А вспоминать об этом — только множить скорбь.

Глядя на неё, подвижник подумал: «Жить ей осталось уже недолго» — и сказал старухе:

— Я буду помогать тебе до самой смерти. Потом я похороню тебя и избавлю от адских мучений.

Он построил небольшой дом, поселил её там и всячески заботился о ней — приносил ей пищу и одежду.

* * *

В одного из сыновей Масаёри, Мияако, вселился злой дух, и положение его сделалось очень серьёзным. Генерал немедля попросил о помощи Тадакосо, и перед его силой болезнь отступила. Как-то подвижник дружески беседовал с Мияако. Он расспрашивал его о жизни в усадьбе и сказал:

— Я хочу послать письмецо твоей сестре, которая играла этой весной на кото в храме Касуга. Передай ей, пожалуйста.

Тадакосо написал:

Так думаю я и днём, и ночью».

— Передай это Атэмия и обязательно принеси ответ, — сказал он.

— Она на такие письма даже не смотрит. Не знаю, что из этого получится, — ответил Мияако.

— Почему ты так говоришь? — удивился Тадакосо. — Я излечил тебя от тяжёлой болезни, войди же и ты в моё положение.

Хотя Мияако и полагал, что просьба подвижника невыполнима, он пошёл к Атэмия и передал ей письмо.

— Это ещё что такое? — возмутилась она. — Почему ты мне приносишь подобные письма?

Она разорвала послание и выбросила его.

В последний день девятого месяца пришло письмо от наследника престола:

Атэмия ответила:

Санэтада преподнёс Атэмия сверчка судзумуси[487]Прим.51 гл. VII: Судзумуси — японский сверчок. и вместе с ним прислал стихотворение:

Пришло письмо от принца Хёбукё, прикреплённое к распустившейся хризантеме:

В последний день месяца пришло письмо от правого генерала Канэмаса:

От второго советника министра Масаакира пришло письмо в первый день десятого месяца:

Принц Тадаясу, глядя в своём саду на тёмно-красные листья клёнов, написал:

Второй военачальник Личной императорской охраны Накатада прислал письмо с реки Удзи, где ставили бамбуковый забор для ловли рыбы[490]Прим.54 гл. VII: Бамбуковый забор ( адзиро ), употреблявшийся для ловли рыб хио («подлёдная рыба», род форелей), устанавливали на дне реки, и рыба, попав в него, не могла выплыть обратно. Её ловили зимой, в девятом и десятом месяцах, поэтому она называлась подлёдной.:

В день, когда выпал первый снег, второй военачальник Личной императорской охраны Судзуси прислал письмо:

Масаёри, увидев это письмо, сказал своей дочери:

— Судзуси напоминает, что в девятом месяце император распорядился отдать тебя ему в жёны. Император уверен, что это человек замечательный и достойный.

От императорского сопровождающего Накадзуми пришло письмо в тот день, когда лил дождь:

Пришло письмо от младшего военачальника Минамото Накаёри, который был назначен императорским посланцем на праздник[493]Прим.57 гл. VII: Императорский посланец на праздник — имеется в виду празднество святилища Камо, которое справлялось в последний день курицы одиннадцатого месяца (первое празднество справлялось в четвёртом месяце), на которое от императора посылали специально назначенных посланцев (подробнее см. примеч. 1 к гл. VIII).:

Юкимаса отправился на поклонение в храм ‹…›. Когда Юкимаса в рассветный час возвращался, он увидел, как над прудом перед домом поднимаются утки[495]Прим.59 гл. VII: Утки являются символом неразлучности., и сложил:

Фудзивара Суэфуса в течение шестидесяти с лишним дней готовил ответы на экзаменационные вопросы. Он работал без отдыха днём и ночью. Раньше ночью он читал книги при отблеске от снега, а сейчас благодаря Масаёри он стал жить роскошно: еды было с гору, масла для светильников с море. Но всё же он о чём-то сокрушался[496]Прим.60 гл. VII: Автор, по-видимому, имеет в виду, что Суэфуса страдает от безнадёжной любви к Атэмия.. Однажды, когда шёл снег, он сложил: