Онлайн чтение книги Повесть об укротителе
ПЕРВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Спокойная, ровная жизнь небольшого текстильного городка, стоявшего на реке Клязьме, была взбудоражена громковещательной афишей, сочиненной и намалеванной местным художником Кузьмой Балуевым: «Новость! Сенсация! Только проездом! Гастроли единственного в мире аттракциона смешанной группы разных зверей и животных под руководством чемпиона республики, борца с дикими кровожадными зверями, Николая Павловича Ладильщикова. В один вечер Ладильщиков будет бороться с диким 18-пудовым медведем, с удавом-великаном и со львом. Борьба без намордника, с необрезанными когтями и неудаленными клыками. Постель на зверях! Челюсть смерти! Кто сильнее — человек или зверь?

Риск, отвага, сила, неустрашимость!

Ладильщиков продемонстрирует ряд силовых номеров своего обширного атлетического репертуара, показывающего его колоссальную силу.

Спешите видеть! Спешите видеть!»

Посредине афиши был нарисован полуобнаженный великан с бугристыми мышцами, обвитый толстой змеей, а рядом с ним такой же огромный медведь с оскаленной мордой.

Эта крикливая реклама не понравилась Николаю Павловичу, но её автор Балуев категорически сказал:

— Не надо скромничать, товарищ Ладильщиков, Я знаю нашего зрителя. Рабочий народ любит силу и мужество. Вот увидите, билеты пойдут нарасхват.

Кузьма Балуев был киномехаником в рабочем клубе, но прирабатывал на стороне, малевал афиши и занимался фотографией. Балуев любил выпить и хотя зарабатывал много, но ему вечно не хватало денег. Недаром говорят в народе: с вином поводишься — нагишом находишься.

Билеты, действительно, расхватали за один день.

Место для представления было избрано в саду, в летнем театре, оборудованном довольно примитивно: навес, эстрада и простые скамейки без спинок. Но зато вместимость большая. Помимо «сидячих» мест продали сотни две входных билетов. Ребятишки проникли в сад через забор, и театр был окружен большой толпой законных зрителей и «зайцев».

… Для музыкального сопровождения программы, пригласили военный оркестр местного гарнизона под управлением капельмейстера Вадимского, высокого, сухощавого, с резкими нервными жестами, Оркестр расположился на двух первых рядах партера.

Мария Петровна нервничала и покрикивала то на Ваню, то на мужа,

— Ну, что ты горячишься! — сказал Николай Павлович.

— Да как же мне не волноваться? Первый раз ведь выступаем. А вдруг что случится!

— Волнением делу не поможешь, только себя и животных нервируешь.

— А ну тебя! — отмахнулась Мария Петровна. — У тебя воловьи нервы, а я не могу!

— И напрасно. Тебе сейчас слово говорить перед народом, а ты взвинчиваешь себя.

Мария Петровна присела в углу на ящик и, развернув лист, стала перечитывать «вступительное слово».

— Маша, брось зубрить, — сказал Николай Павлович. — Чем проще и свободнее будешь говорить, тем лучше. Ведь ты же прекрасно говорила, когда была экскурсоводом в зоопарке.

— То в зоопарке, а тут сцена. Сравнил!

Эту речь они сочиняли вместе. Хотелось сделать её и полнее, и покороче, и поярче, а это трудно давалось. Потом Мария Петровна заучивала её наизусть. Кажется, совсем выучила, а что-то страшновато. Вдруг собьется. Смеяться будут. Когда прозвучал третий звонок, Мария Петровна сунула листок с «речью» в руки Ване и проговорила:

— Встань за занавесом и следи, Если собьюсь — подскажи.

На сцену она вышла в том костюме, в котором любила ходить девушкой, — в короткой прямой юбке и в белой маркизетовой кофточке. Этот скромный костюм нравился Николаю,

— Дорогие товарищи! — начала Мария Петровна, и сама удивилась тому, как тихо и робко прозвучал её голос. Но публика сразу притихла и насторожилась. — Сейчас вы увидите представление со зверями и у вас может возникнуть вопрос: кто же сильнее — человек или зверь? Конечно, в клетке человек стоит против значительно превосходящих сил, но звери всё-таки слушаются его. В клетке — человек хозяин. Но почему? — опять спросите вы. Как же это так, могучий хищник-лев, способный одним ударом лапы убить быка, подчиняется человеку? Укрощение зверей — древняя увлекательная народная забава. Если же мы заглянем в глубь веков, то увидим, что первобытный человек находился в постоянном страхе перед таинственными силами природы, в том числе и перед хищными зверями, с которыми он боролся за своё жалкое существование не на живот, а на смерть. Вот из этого-то страха перед могучими зверями и возникла первобытная религия — тотемизм с почитанием животных, зверопоклонством. В древнем Египте воздвигали храмы священному льву и волку, в Австралии и Африке почитали змею, а у древних сибирских народов — медведя, тигра, орла. Пережитки тотемизма сохранились не только в верованиях разных народов, но и в народных сказках, былинах и поверьях. Медвежий праздник до сих пор сохранился у енисейских тунгусов, которые считают медведя сородичем человека, символом плодородия и материнства и называют его «владыкой чащи» и «мудрым священным зверем». Медвежий зуб остяки носят при себе как талисман, который якобы спасает их от смертельных опасностей, а на Урале сохранилось такое чудное поверье: если девушка оцарапает любимого парня медвежьим когтем, то парень тоже её полюбит. Во время «медвежьего праздника» люди поедают кусочки священного звериного мяса. Вы, наверное, скажете — дико! Но позвольте вас спросить: а чем же является христианское причастие, когда с вином поедают кусочек просфоры? Ничем иным, как поеданием мнимого «тела божьего»! Маркс и Энгельс осуждали грубый культ природы, унизительность тотемизма, когда человек, владыка природы, благоговейно падает на колени перед коровой и обезьяной…

Зрители засмеялись, а благообразный старик, сидевший на третьем ряду, крикнул:

— Дева, не кощунствуй!

Это был известный в городе старовер Варфоломей Дьяконов.

На старика зашикали:

— Тише ты!.. Святоша!..

Мария Петровна умолкла и смутилась. Как ответить ему, этому старику? Если ответить, то собьешься с приготовленной речи. А Ваня-суфлер подумал, что Мария Петровна забыла речь, и настойчиво со свистом шипел из-за занавеса: «Египетские фараоны… Египетские фараоны…» Мария Петровна глубоко вздохнула и громко, горячо сказала:

— Нет, товарищи, я не кощунствую, а говорю чистую правду, которая нужна трудовому народу. Революция принесла с собой гибель богам и крушение религии — темной силе, которую веками использовали в своих целях эксплуататоры.

Среди зрителей поднялся шум, кто-то крикнул:

— Правильно говоришь! Долой богов!

Мария Петровна успокоилась. Зрители на ее стороне. А противный старик встал и демонстративно пошел к выходу. Кто-то из зрителей крикнул:

— Скатертью дорога, Варфоломей!..

— Теперь вернемся к истории укрощения, — продолжала уже спокойнее Мария Петровна. — Египетские фараоны имели прирученных львов, которых запрягали в колесницы и использовали их в войнах. В Ассирии, Халдее и Греции при храмах были священные зверинцы. Первыми народными дрессировщиками были цыгане. В древней Греции, на площадях, они давали представления со львами, пантерами и медведями под звуки флейты и тамбурина. А в древнем Риме дикие животные уже использовались в цирковых представлениях. Укротители приручали и укрощали диких зверей, а гладиаторы сражались с ними на арене. Это была жестокая кровавая потеха богачей-патрициев. Цыгане и римские укротители применяли в дрессировке зверей голодовку, лишали их сна, били и заклинали молитвами. Заметив чудодейственное влияние музыки на зверей, дрессировщики играли во время представлений на флейте, бубнах и цитре. Индусские заклинатели змей тоже не обходятся без музыки.

На Руси первым укротителем львов был рязанец Григорий Иванов, который в 1619-м году привез льва из Персии и выступал с ним на народных гуляньях.

Наука говорит: чудес на свете нет! Везде торжествует человеческий разум, сила его, мужество, воля. Поэтому человек и покоряет зверей. Наш метод — волевая, гуманная дрессировка. Непрочный союз двух сильных, зорко следящих друг за другом противников — вот как можно назвать взаимоотношения между укротителем и зверями. Ласка и пища покоряют зверя, но когда в нем поднимается темная сила и он отказывается «работать», мы применяем и наказание. Зверь всегда должен чувствовать, что человек сильнее его. Но можно ли, товарищи, совсем подавить инстинкт хищника к нападению? К сожалению, нельзя. Что же иногда происходит со зверем? Внезапно, иной раз по непонятной причине, в звере вспыхивает дикий огонь и в одно мгновение может сжечь всю кропотливую человеческую работу с ним… Вот почему дрессировщику всегда надо быть начеку.

…Оркестр заиграл плавный вальс. Открыли занавес На сцене зрители увидели большой сундук, расписанный красными узорами, а рядом с ним на высоком пьедестале сидел, скрестивши ноги, бронзовый Будда. Лицо у божка было широкое, плосковатое, с тупым, жестоким выражением. Из-за кулис вышел индус-Ваня в белой чалме и тонких зеленых шароварах.

Преклонив колена и возведя руки над головой, индус стал шептать какую-то молитву, не сводя глаз с Будды, В это время на сцене показался русский богатырь-Ладильщиков, обнажённый до пояса. Широкими твёрдыми шагами он подошел к сундуку, снял с него дырчатую крышку и, решительно опустив руку в сундук, вытащил оттуда удава, ухватив его за шею. Индус перестал молиться, замер в испуге. Удав захлестнул Ладильщикова хвостом, обвил его за поясницу. Крутя головой из стороны в сторону, он временами открывал рот и шевелил лепесточками языка. Ладильщиков с усилием переваливал удава с плеча на плечо, а тот извивался и стремился обхватить шею и грудь человека, но Ладильщиков с сильным напряжением отводил от себя опасную хватку.

Из-за кулис вышел на сцену с фотоаппаратом в руках невысокий, тощий мужчина с синеватыми мешочками под глазами. Это был Балуев. Быстро установив фотоаппарат на треноге, он нырнул под черное покрывало и, наводя на Ладильщикова объектив, проговорил:

— Прошу, Николай Павлович: пусть удав обнимет вас за шею. Это будет очень остро…

Ладильщиков постеснялся сказать, что он не может рисковать… Он взглянул на Балуева и на какое-то мгновение ослабил руку, которой придерживал удава за шею, Удав выскользнул из руки и обвился вокруг шеи Ладильщикова, спрятав голову под кольцо на спине у человека.

— Вот так! Вот так! Чудесно! — воскликнул обрадованный Балуев,

Ладильщиков попытался просунуть пальцы под могучее живое кольцо, охватившее его шею, будто резиновым шлангом, но туда не пролезло бы и лезвие ножа. Дышать стало трудно. Лицо наливалось кровью. Ладильщиков впился пальцами в тело змеи… Индус-Ваня попятился и скользнул, за кулисы, откуда вскоре послышался громкий шепот Марии Петровны:

— Коля, ложись! Жми ему голову! Кто-то из зрителей крикнул:

— Давай ножик! Режь гада, а то задушит! А верткий фотограф говорил:

— Минуточку! Еще один снимочек! Великолепно!

Ладильщикову нечем было дышать— не хватало воздуха. Лицо у него синело. Он опустился на пол и повалился на спину, прижимая голову удава. Крошка ослабил на шее кольцо, Ладильщиков запустил под него обе руки и сбросил с себя страшный живой хомут. Схватив удава за шею, он с большим усилием затолкал его в сундук и, закрыв крышкой, поднял правую руку и поклонился. Хлынули шумные рукоплескания. Индус выскочил на сцену и, сняв с пьедестала бронзового божка, водрузил на его место алую звезду. Просветленный и радостный, индус протянул русскому богатырю обе руки, благодаря его за победу над тёмным злом…

За кулисами Ваня сказал:

— Вот гад какой… Я бы ему голову оторвал.,

— Не надо, Коля, зевать, — сказала Мария Петровна, — а то может помять…

— Выкормила змейку на мою шейку, — улыбаясь, промолвил Николай Павлович, — это меня фотограф подвел — загляделся я на него, а Крошка и выскользнул.

Пока Николай Павлович готовился к следующему номеру, Мария Петровна выступила с обезьянами. Мица читала книгу: перелистывая её, она извлекала пальчиками изюм, заложенный меж листов, и, быстро поедая его, довольная, глухо бормотала, словно и на самом деле читала. Публика смеялась. Ивашка ходил по канату, делал кульбиты и сальто-мортале, а Максимка, сидя за маленьким столиком, ел ложкой суп и смешно причмокивал губами. Потом он улёгся на кроватке спать, натягивая на себя одеяло и закрывая голову.

В финале все обезьяны прыгнули на плечо к хозяйке, и она унесла их со сцены под рукоплескания зрителей.

В перерыве на сцене установили круглую клетку, поставили тумбы, пирамидальную лестницу и другой реквизит.

Ваня сходил в буфет и принес Николаю Павловичу горячего крепкого чаю.

— Подкрепись, — сказала Мария Петровна, — а то тебе сегодня придется немало поработать.

Животные сидели в клетках присмиревшие, усталые, испуганные. Впервые они тряслись в дороге и слышали говор и шум большой толпы людей. Всё для них было ново и страшно. Львы временами отрывисто рыкали, волк жалобно подвывал, а Бой оглушительно лаял, как будто призывал их к порядку. Мишук, привыкший к разъездам, спокойно дремал.

На сцену Ладильщиков вышел в костюме доброго русского молодца: в расшитой сатиновой голубой косоворотке, подпоясанный красным поясом с махрами, в широких плисовых синих шароварах и в жёлтых шевровых сапогах. Прическа у него была тоже русская — на прямой пробор, в кружало. В правой руке Ладильщиков держал бич, а в левой — железную вилу. Сбоку за поясом торчал наган.

Шел он на сцену немного вразвалку и улыбался. Духовой оркестр протяжно играл народную песню «Уж ты сад, ты мой сад, сад зелёненький».

Публика встретила артиста громом аплодисментов.

Ладильщиков взмахнул рукой, и оркестр умолк. Наступила та напряженная тишина, когда зрители чувствуют с замиранием сердца, что сейчас начнется что-то очень интересное и опасное.

Мария Петровна и Ваня выкатили из-за кулис железную клетку на колесиках, звякнула дверка, и на сцену в большую клетку впрыгнула, мягко приседая, Фатима. Ладильщиков взмахнул бичом, и львица вспрыгнула на свою тумбу, щурясь от света и пугливо озираясь на публику.

Вслед за ней на сцену вышел медленно и важно гривастый Султан. Зрители, как один огромный человек, восхищенно загудели:

— Ого-о!

По сигналу Ладильщикова Султан неторопливо подошел к своей тумбе, вспрыгнул на неё и сел, торжественный и важный.

Пито смело вбежал в большую клетку и сел на тумбе около Фатимы.

Затем ввалился толстый Мишук и, косясь на Султана, залез на свою тумбу.

Волоча хвост поленом, осторожно вышел на сцену Абрек и, испуганно озираясь на зверей и на зрителей, залез под тумбу. В публике послышался смех.

Дога Ладильщиков привязал к решётке.

Вся семейка в сборе. Можно начинать работу. Первый номер — пирамида. Фатима, Пипо и Абрек пристально смотрели на хозяина — ждали команды.

Около решетки снаружи стояла Мария Петровна с вилой и Ваня с пожарным брандспойтом в руках.

Николай Павлович взмахнул бичом, и оркестр оглушительно громко грянул «По улице мостовой шла девица за водой». Особенно громко загремел барабан и «тарелки», а мордастый, краснолицый трубач извлекал из своего огромного геликона такие страшные звуки, словно стрелял в зверей. От хлынувшего грома звуков звери задрожали, соскочили с тумб и заметались по клетке, сталкиваясь и сбиваясь в кучу около Ладильщикова. Султан зарычал, волк, сидя под тумбой, завыл, а Пипо и Бой неистово громко залаяли. Один Мишук невозмутимо сидел на своем месте. Опасное замешательство! Ладильщиков сильно щелкнул бичом по воздуху и громко, резко крикнул:

— На место! На место!

Но звери, посматривая на оркестр, испуганно прижимались к ногам хозяина и, казалось, не слышали его команды. Толкаясь около него, они могли сбить его с ног. Укротитель не должен падать в присутствии зверей — он может потерять над ними власть.

Ладильщиков ударил львов кнутовищем, они зарычали и отпрянули от него к стенке.

— Музыка! Прекрати музыку! — тихо, чтобы публика не слышала, кричала Мария Петровна.

Николай Павлович взмахнул рукой, и гром музыки оборвался.

— На место! — крикнул Ладильщиков. Звери заняли свои места и притихли.

— Граждане, прошу извинить, — сказал Ладильщиков — Мои звери испугались музыки. Слишком громко и близко. Они не привыкли.

Обращаясь к капельмейстеру, он сказал:

— Маэстро, прошу вас с оркестром пересесть на задние скамейки и играть потише.

В публике поднялся шум и смех. Зрители, сидевшие на задних рядах, охотно хлынули вперед, а оркестранты нехотя пошли назад. Им ведь тоже хотелось посмотреть интересный аттракцион, а что увидишь с задних рядов! Капельмейстер Вадимский был недоволен и ворчал про себя;

— Никогда оркестранты на галерке не играют. Подымаешь, какие у зверей нежности.

Оркестр снова заиграл. Во время игры Вадимский нервно гримасничал, резко размахивал руками и со свистом шипел на своих музыкантов, привыкших играть громко:

— Пиано! Пиано! Пиани-иссимо!

Музыканты не слышали слов своего руководителя, но по выражению его лица понимали, что надо играть потише,

Сначала все шло хорошо — и пирамида, и ходьба по брусу, но вот раздалась команда «ложись!» Все животные послушно легли и замерли.

Николай Павлович лег на живую «постель», положив левую руку на мягкую лапу Султана.

Оркестр тихо заиграл колыбельную Моцарта «Спи, мой радость, усни».

Зрители приподнялись на местах, и кто-то тихо, удивленно проговорил:

— Гляди, на зверях лежит… И ничего… Не трогают… Обычно на репетициях Ладильщиков вставал с постели

осторожно и плавно, а тут перед публикой ему захотелось подняться более эффектно. Упершись локтем в грудь льва, он сделал резкое движение вверх и тут же почувствовал, будто кто-то чиркнул его бритвой по руке. Это Султан от резкого толчка инстинктивно выпустил когти и царапнул хозяина.

— Встать!

Животные разом вскочили и заняли свои тумбы. Кто-то из зрителей крикнул:

— Кровь! Кровь!

Ладильщиков почувствовал на ладони теплую, липкую жидкость, Как быть? Уйти с арены? Нельзя прекращать действие. Это расхолодит публику и ослабит дисциплину у животных. Наказать Султана? Нет, нельзя его наказывать. Он царапнул нечаянно. Сам виноват — сделал рывок с «постели» и напугал его. Зверь не должен знать, что он поранил человека, а человек не должен, показывать зверю, что он ранен и расстроен.

— Коля, возьми бинт, — прошептала Мария Петровна. — Не надо, — тихо ответил Николай Павлович. Отбросив в сторону железную вилу, он натянул на ладонь рукав рубашки и прижал ранку пальцами,

— Барьер! — крикнул он повелительно.

На барьер первым побежал Пипо, а за ним львы и Абрек. Мишук сидел возле барьера и шлепал им лапой под заднее место. Львы и. собака скалились, рычали, но остановиться в беге не смели. Угрожающе хлопал по воздуху бич и слышалась строгая и поощрительная команда хозяина.

— Барьер! Браво, Султан! Барьер! Браво, Фатима! На поводке рвался Бой и громко лаял. Наверно, ему тоже хотелось прыгать, Зрители смеялись.

— Э-э, гляди, как медведь-то львам поддает! — кричали с мест.

— На место! — крикнул Ладильщиков, и все животные вспрыгнули на свои тумбы. Они глубоко и часто дышали, сопели. Прыжки — тяжёлая работа, но она оживила их и придала им более бодрый, смелый вид,

— Фатима, ко мне!

Львица спрыгнула с тумбы и, присев, по-кошачьи поцарапала пол — как будто точила когти перед схваткой,

— Фатима, ко мне! — повторил Ладильщиков, Мягким прыжком львица вскинула передние лапы на плечи хозяина и, открыв пасть, зарычала. Ладильщиков обхватил её руками и, сделав подножку, повалил на спину. Зрители испуганно ахнули. Падая вместе с Фатимой на пол, Ладильщиков сказал «на место». Упав на спину, львица тут же вскочила и вспрыгнула на свою тумбу. Оскалилась и рыкнула на, хозяина, будто выразила обиду за своё поражение.

— Султан, ко мне! Фатима, Пипо, алле!

Фатима спрыгнула с тумбы и побежала вдоль решетки. Пипо с разбегу вскочил ей на спину и вцепился зубами в загривок. Ладильщиков сел верхом на Султана и, уцепившись за гриву, крикнул весело:

— Алле! Кругом!

Султан побежал вслед за Фатимой. Зрители зашумели, засмеялись и захлопали в ладоши. Кто-то весело крикнул:

— Кавале-ерия!

Публика громко расхохоталась.

Открыли дверку, и львы один за другим юркнули в свою клетку на колесиках.

Ладильщиков сдержанно поклонился публике, а Пипо, стоя на задних ногах рядом с хозяином, тоже как-то по-человечески кивал своей курносой мордой. Зрители смеялись и продолжительно аплодировали.

Во втором отделении Ладильщиков показал силовые номера, а борьба с медведем была отложена на другой день.

Через два дня в местной газете появилась рецензия и фотоснимок Ладильщикова верхом на льве. Репортер под псевдонимом Марко Брун писал: «В летнем театре нашего города проходят гастроли укротителя и борца Ладильщикова Н.П. Его аттракцион смешанной группы животных — очень интересное зрелище. Зрители единодушно приветствуют нового артиста-самородка. Публика, конечно, не видела «пота репетиций», а со стороны нам казалось, что звери сами охотно проделывают разные трюки. Но это далеко не так, Укротитель — большой труженик. Успех Ладильщикова заключается не только в трюках, но и в том, что всем своим обликом и работой на сцене он создает образ доброго русского молодца, богатыря-змееборца, которому подчиняются сильные звери. Но нам хочется пожелать Ладильщикову, человеку смелому, сильному и ловкому, быть со зверями и удавом более осторожным».