Онлайн чтение книги Повести и рассказы
ТРАУР

— Да что ж это такое, черт возьми! — с досадой и тревогой воскликнул Димитр Кочов, сидя в кафе Менделя в Вене и третий раз перечитывая сообщение одной немецкой газеты. — Ведь эту газету получают в Софии, и, конечно, она попалась на глаза моей жене!.. Бедняжка!.. От какого это числа? Двадцать второе июля. Тот самый день, когда я оттуда уехал. Четыре дня прошло. Сколько горя и страданий из-за нелепого недоразумения! Надо скорей послать телеграмму!

Кочов тут же, на круглом мраморном столике, набросал телеграмму и вышел.

У него были основания для тревоги: газета, выходившая в том немецком городке, где он, Кочов, проторчал целый месяц, лечась водами, сообщала, что двадцать второго июля там скончался болгарин Д. Кочов. Это печальное известие было, без сомнения, достоверным; только умер не Димитр Кочов, а, видимо, Денко Кочов из Варны. Он был очень плох уже в то время, когда Димитр находился там. На следующее утро Димитр Кочов выехал в Софию.

В вагоне он всю дорогу не переставая думал только о своей молодой жене. Он живо представлял себе ее состояние в ту минуту, когда кто-нибудь из близких со всяческими предосторожностями сообщил ей о страшном известии, помещенном в немецкой газете. Так оно, конечно, и было: «Добрая весть лежит, а дурная бежит…» Какое потрясение, какой громовой удар над головой бедной Божанки!.. Он зажмурился, словно для того, чтобы не видеть ее отчаянья и слез. Димитр знал, что Божанка любит его, что она искренно, горячо к нему привязана. Такое нежное сердце… Наверно, тут же поспешили навести справки, недоразумение выяснилось, и она успокоилась — какая чудесная вещь этот телеграф! Но пока она томилась в неизвестности, прошло, наверно, часов двенадцать. Двенадцать часов терзаний, смертельной тревоги… Да это может сразу состарить человека на десять лет!

И перед его мысленным взором вставало миленькое белое личико Божанки в уборе черных шелковистых волос, залитое слезами, побледневшее, изменившееся от мучительных переживаний… А потом, после того как она успокоилась, посветлевшее и еще более похорошевшее от счастья… Он представлял ее себе в светло-сиреневом платье, в котором она была так хороша, так элегантна. Да, Божанка элегантна… и кокетлива: есть у нее слабость — моды. Впрочем, у кого ее теперь нет? Но Божанка хорошенькая женщина, ясное дело, должна быть хорошо одета… Немножко легкомысленна. Но — прекрасная душа… С каким радостным трепетом, наверно, ждет она Димитра, чтобы своими глазами удостовериться, что он жив и здоров! И он представлял себе взволнованную встречу, объятья, радость…

Тут к горлу его подступало что-то горячее, а в глазах блестели непрошеные слезы.

Дорога казалась Кочову страшно долгой, бесконечной. Когда паровоз загудел, подходя к перрону софийского вокзала, он с бьющимся сердцем увидел своих домашних, которые пришли его встретить. Впереди всех — Божанка, как всегда, изящно одетая.

Встреча была чрезвычайно трогательной.

Еще на извозчике Божанка торопливо, дрожащим от волнения голосом рассказала мужу о всех муках и страхах, которые она испытала, пока не выяснилась истина. А выяснить действительно удалось только через десять часов. Как Божанка пережила эти десять часов — она сама не знает.

Димитр слушал ее взволнованный.

Он не заблуждался относительно чувств своей жены. Божанка любила его. Быть может, не так горячо, как он ее, но от сердца нельзя требовать больше, чем оно может дать… И он чувствовал себя счастливым. Что же касается слабости Божанки к модам и ее кокетливости, то тут он тоже не ошибался. Правда, желание быть «эффектной», привлекать взоры (без всякого дурного умысла, просто из женского тщеславия) было у нее сильней, чем он себе представлял. Это мелкое для нас, но для женщин сильное чувство, развитию которого способствует столичное общество, поглощало некоторую долю ее привязанности к Кочову. Суетность день за днем похищала из ее сердца частицу любви, но только частицу. Любви оставалось все же достаточно, чтобы муж мог почитать себя счастливым. Верно, ее супружеская любовь не подвергалась еще испытанию; ни он, ни она не знали, насколько она прочна. Два чувства, господствовавших в сердце Божанки, еще не сталкивались между собой, так как Димитр предупреждал малейшее ее желание; напротив, эти чувства уживались, не мешая друг другу, но и не уступая друг другу места.

На третий день после своего возвращения Димитр вернулся из канцелярии к обеду несколько раньше обычного. Пройдя к себе в кабинет, он взял почитать свежую газету. Но ему пришлось порядком повертеться, прежде чем он нашел, куда сесть: диван, стулья — все было завалено образчиками материй, модными журналами, пестрыми лоскутками и т. п. Было сразу видно, что здесь недавно хозяйничала Божанка… Димитр слегка поморщился, окинув взглядом этот беспорядок,

«Правду говорят: «Хозяйка за наряды — в доме беспорядок», — с улыбкой подумал он…

Вдруг он услыхал за стеной, в комнате жены, женские голоса.

«А, у нее гости».

Разговор становился все более оживленным; послышались восклицания, потом шуршанье и шелест, обычно издаваемые женскими платьями, юбками и тому подобными предметами.

— А-а, портниха здесь, — промолвил Кочов, узнав ее голос. — Последний парижский журнал опять задал Божанке работу. Какие-нибудь новые тряпки и финтифлюшки… А мне ничего не сказала…

И он снова принялся за газету.

— Ах, шикарно! — восторженно воскликнула портниха в соседней комнате. — Шикарно, сударыня, шикарно!

— Да? Вам правится? — спросила Божанка.

— Чудно! Прекрасно! Удивительно эффектно! У вас, сударыня, белая кожа и черные глаза. Этот цвет вам изумительно идет. Советую почаще его носить… Вот так, держите вуаль… Эта фалбала… лучше быть не может!.. Фасон роскошный! У вас царственный вид, сударыня. Шикарно! Шикарно!

— Очень хорошо, благодарю вас… Вот и примерили… А теперь надо все прибрать и спрятать, а то Димитраки должен вот-вот прийти. Помогите мне, пожалуйста, снять это.

«Ага, тайком от меня! Сюрприз готовит! — подумал Димитр. — Какая-нибудь новая модная выдумка, которой она собирается неожиданно меня поразить… Сущий ребенок. Дай-ка я лишу ее этого удовольствия, захвачу врасплох. Она не заметила, что я уже дома».

Кочов поднялся, тихонько подошел к двери в комнату Божанки, неожиданно открыл ее. И как вкопанный остановился на пороге.

Никогда не думал он увидеть то, что увидел перед собой.

Божанка стояла перед зеркалом… в трауре!

Вся в черном. Длинная вуаль из черного крепа, спускаясь широкими складками ей на лицо, закрывала всю ее фигуру с головы до пят; другая такая же ниспадала сзади; черный креп окутывал ее черную шляпу с черными цветами и покрывал всю голову; длинное черное платье с отделкой из крепа, черные перчатки, черные ботинки — все черное!

Если бы он в этой зловещей черной фигуре не узнал своей жены, он принял бы ее за привидение из сказок Гофмана, блуждающее ночью по кладбищу.

При виде мужа первым движением Божанки было убежать, но она осталась на месте, словно пригвожденная, опустив глаза в землю.

Портниха тихонько улизнула.

* * *

Вскоре над двором поднялся большой столб дыма.

Это горел «траур».

Божанка заказала его в тот самый день, когда получила ложное известие о смерти мужа. Несмотря на страшное душевное потрясение от постигшего ее несчастья, у нее, любящей супруги, хватило на это силы и предусмотрительности!

Теперь портниха принесла заказ и, хотя он, к счастью, был уже не нужен, Божанка не устояла перед искушением примерить «траур» и полюбоваться на свое отражение в зеркале…

Перевод М. Михелевич и Б. Ростова