Онлайн чтение книги Прах к праху
Глава 23

Линли первым достиг стены над рекой. Джимми барахтался внизу в воде. Был прилив, вода еще продолжала подниматься и быстро неслась с востока на запад.

Добежав до стены, Джин Купер позвала сына и попыталась взобраться на ограждение.

Линли оттащил ее, толкнул к Хейверс:

— Звоните в речную полицию. Затем он скинул пиджак и туфли.

— Это же у моста Ватерлоо! — запротестовала Хейверс, удерживавшая Джин Купер. — Они ни за что не успеют.

— Выполняйте.

Линли забрался на стену и встал на перекладину. Внизу мальчик безуспешно пытался плыть, ему мешало течение и усталость. Линли перелез через верхнее ограждение. Голова Джимми скрылась в мутной воде.

Линли нырнул. В момент соприкосновения с водой он услышал вопль Хейверс:

— Черт побери! Томми!

Холодно было, как в Северном море. Течение оказалось более быстрым, чем выглядело с безопасного расстояния из-за стены Айленд-гарденс. Хлестал ветер. Поднимающийся прилив образовывал обратный поток. Вынырнув, Линли почувствовал, как его несет на юго-запад, по реке, а не к противоположному берегу.

Постаравшись удержаться на плаву, он поискал глазами мальчика. Увидел на той стороне Темзы фасад Военно-морского училища, к западу от него — мачты «Катти Сарк»12«Катти Сарк» — последний большой чайный клипер, стоит в Гринвиче в сухом доке, открыт для публики как музей.. Различил даже купол дальнего выхода из Гринвичского пешеходного туннеля. Но Джимми нигде видно не было.

Линли позволил течению подхватить его, как, вероятно, подхватило оно и мальчика. Биение сердца и дыхание громом отдавались в его ушах, конечности отяжелели. Он вертелся в несшем его потоке, пытаясь отыскать глазами Джимми. Катеров, способных прийти ему на помощь, не было. Прогулочные катера не рискуют выходить в ветреную погоду, а тяжелые туристические теплоходы закончили свою работу.

Линли несся в толще воде воды, подгребая к Гринвичу, как, вероятно, сделал и Джимми. Голову он опустил и, работая руками и ногами, пытался отрегулировать дыхание.

Отяжелевшая одежда тянула Линли вниз, он боролся, но быстро терял силы. Он слишком долго бежал, карабкался и прыгал. И прилив был напористый, по-прежнему сильный. Линли глотнул воды, закашлялся. Почувствовал, что уходит под воду. Приложив усилие, вынырнул, жадно хватил воздуха, опять стал тонуть.

В глазах у него потемнело, в ушах зашумело. Он услышал голос матери и смех брата, потом Хелен ясно произнесла:

— Томми, не знаю. Я не могу дать тебе ответ только потому, что ты хочешь его получить.

Господи, подумал он. Все никак не может определиться. Даже в такой момент. Даже сейчас. Когда это совершенно не имеет значения. Она никогда не примет решения. Никогда не захочет это сделать. Пошла она к черту. К черту.

Он в гневе заработал ногами, замолотил руками — и вырвался на поверхность. Проморгался, кашляя и задыхаясь. И услышал голос мальчика.

Джимми кричал ярдах в двадцати к западу от него. Он бил руками по воде, и его крутило, как щепку. Линли поплыл к нему, но Джимми опять скрылся под водой.

Линли нырнул и поплыл под водой, молясь, чтобы не отказали легкие. На этот раз течение было на его стороне. Он наткнулся на мальчика и схватил его за волосы.

Линли стал подниматься на поверхность, а Джимми бился рядом с ним, как запутавшаяся в сетях рыба. Когда они вынырнули, мальчик принялся брыкаться и драться.

— Нет, нет, нет! — кричал он.

Выпустив волосы Джимми, Линли ухватил его одной рукой за футболку, а потом — под мышками спереди. Произносить слова было трудно, но Линли выдавил:

— Утонуть или выжить. Чего хочешь?

Джимми яростно брыкался.

Линли крепче обхватил его, стараясь держаться на поверхности с помощью ног и свободной руки.

— Будешь вырываться, утонем. Поможешь — есть надежда выплыть. Что выбираешь? — Он встряхнул мальчика. — Решай.

— Нет! — Но протест Джимми был слабым, и когда Линли потащил его к северному берегу реки, у него уже не осталось сил на борьбу с полицейским.

— Бей ногами, — попросил Линли. — Один я не справлюсь.

— Не могу, — выдохнул Джимми.

— Можешь. Помогай.

Но последние сорок секунд борьбы доконали Джимми. Линли чувствовал, как измучен мальчик. Он висел на нем мертвым грузом, голова запрокидывалась.

Линли сменил позицию: левой рукой подхватил Джимми под подбородок. И, напрягая остатки сил, поплыл вместе с ним к левому берегу.

Он слышал крики, но разобрать, откуда они доносились, был уже не в состоянии. Где-то рядом послышался низкий гудок катера, но он не мог рисковать и останавливаться, чтобы искать его. Он знал, что их единственный шанс заключается в этой безумной попытке плыть. И он плыл с помощью одной руки и ног, дышал и считал гребки вопреки полному изнурению и желанию утонуть и покончить со всем раз и навсегда.

Как в тумане, он увидел усеянную галькой полоску берега у причала и взял курс на нее. С каждым взмахом руки он все больше слабел, все труднее становилось удерживать мальчика. Когда ему показалось, что он достиг предела своих возможностей, он двинул ногами в последний раз, и они задели дно. Сначала песок, потом галька, затем камни побольше. Найдя ногами опору, Линли со всхлипом глотнул воздуха и вытащил Джимми на мелководье. Они оба упали на четвереньки в пяти футах от швартовой тумбы.

Последовали яростный плеск и крики. Кто-то заплакал рядом. Потом он услышал страшную ругань своего сержанта. Кто-то подхватил его, вытащил из воды и положил на причал гребного клуба, к которому он подплыл.

Линли закашлял, желудок у него скрутило. Он повернулся на бок, встал на колени, и его вырвало на туфли сержанта.

Одной рукой она ухватила его за волосы, ладонь другой плотно легла на его лоб.

Линли вытер рот рукой, вкус был отвратительный.

— Извините, — сказал он.

— Ничего, — отозвалась Хейверс. — Смена цвета им не повредит.

— Мальчик?

— С ним его мать. .

Джинни стояла на коленях в воде, баюкая сына. Она плакала, подняв лицо к небу. Линли стал подниматься.

— Боже. Он не…

Хейверс схватила его за руку.

— С ним все в порядке. Вы его спасли. Он жив. Все нормально.

Линли снова опустился на землю. Одно за другим в нем начали оживать чувства. Он увидел кучу мусора, на которой сидел. Услышал невнятный разговор у себя за спиной и, глянув через плечо, увидел, что местная полиция наконец сподобилась приехать и теперь сдерживала группу зрителей, среди которых он заметил тех самых журналистов, которые преследовали его от самого Нью-Скотленд-Ярда. Фоторепортер делал свое дело, запечатлевая драматические события поверх плеча полицейского с Манчестер-роуд.

— А что случилось с речной полицией? — спросил он Хейверс. — Я же попросил позвонить им.

—Да, но…

— Вы же меня слышали?

— Не было времени.

— Как это? Вы даже не позвонили? Это был приказ, Хейверс. Мы вполне могли утонуть. Господи, если мне когда-нибудь снова придется иметь с вами дело в экстренной ситуации, я с таким же успехом могу рассчитывать на…

— Инспектор. Сэр. — Голос Хейверс звучал твердо, хотя сама она побледнела. — Вы находились в воде пять минут.

— Пять минут, — тупо повторил он.

— Не было времени. — У нее дрогнули губы, и она отвернулась. — И потом, я… я запаниковала, понятно? Вы дважды уходили под воду. Совсем. Я увидела это и поняла, что речная полиция все равно не успеет, если уж на то пошло… — Она быстро потерла пальцем под носом.

Линли наблюдал, как она моргает, притворяясь, что глаза ее слезятся от ветра. Он встал.

— Я погорячился, Барбара. Спишите это на мою собственную панику и простите меня, пожалуйста.

— Конечно, — ответила она.

Они опять вошли в воду у того места, где по-прежнему качала своего сына Джин Купер. Линли встал на колени рядом.

Джин прижимала голову Джимми к груди, склонившись над ним. Взгляд у него был тусклый, но не остекленевший, и когда Линли дотронулся до руки Джин, чтобы помочь им обоим подняться, Джимми пошевелился и посмотрел матери в лицо.

Она бессмысленно повторяла:

— Зачем?

Он задвигал губами, словно собирая волю для ответа.

— Я видел, — прошептал он.

— Что? — спросила она. — Что? Почему ты не говоришь?

— Тебя, — сказал он. — Я видел тебя, мама.

— Видел меня?

— Там. — Казалось, он еще больше обмяк в ее руках. — Я видел тебя там. В ту ночь.

Линли услышал, как Хейверс выдохнула: «Наконец-то», и заметил ее движение в сторону Джин Купер. Он знаком велел ей оставаться на месте.

Джин Купер спросила:

— Меня? Видел меня — где?

— В ту ночь. С папой.

Линли увидел, как ужас и осознание одновременно накатили на Джин Купер.

— Ты говоришь про Кент? — выкрикнула она. — Про коттедж?

— Да. Въехала на дорожку, — пробормотал он. — Пошла в сарай за ключом. Вошла внутрь. Вышла. Было темно, но я видел.

Джин сжала его.

— Все это время ты думал, что я… что я… — Она стиснула его сильнее. — Джим, я любила твоего отца. Любила, любила. Я бы никогда… Джим, я думала, это ты…

— Я видел тебя, — повторил Джимми.

—Я не знала, что он был там. Я вообще не знала, что кто-то был в Кенте. Я думала, что вы с ним едете отдыхать. Потом ты сказал, что он звонил. Ты сказал, что, по его словам, у него возникло какое-то дело, связанное с крикетом. Ты сказал, что поездку отложили.

Он оцепенело покачал головой:

— Ты вышла. В руках у тебя были эти писклюхи.

— Писклюхи? Джим…

— Котята, — сказала Хейверс.

— Котята? — отозвалась Джин. — Какие котята? Где? О чем ты говоришь?

— Ты опустила их на землю, шуганула прочь. У коттеджа.

— Я не была в коттедже. Я не была в коттедже! Совсем!

— Я видел, — сказал Джимми.

Галька причала захрустела под чьими-то ногами. За спиной у них кто-то крикнул:

— Дайте нам задать им хоть один вопрос, черт побери!

Джин обернулась посмотреть, кто к ним идет. Джимми тоже повернул голову туда, откуда шел голос, и прищурился, чтобы рассмотреть помешавшего им человека. И Линли наконец-то понял, что случилось и как.

— Твои очки. Джимми, в среду вечером на тебе были очки? — спросил он.

Барбара Хейверс устало тащилась по дорожке к своему коттеджу в конце сада. В туфлях хлюпало. Она яростно терла их под краном в туалете Нью-Скот-ленд-Ярда, поэтому рвотиной они больше не пахли, но все равно их оставалось только выбросить. Барбара вздохнула.

Измотана она была до предела. Она мечтала только о душе и двенадцати часах сна. Не ела Барбара лет сто, но еда могла подождать.

Они провели Джимми и его мать сквозь строй зевак под щелканье камеры единственного фоторепортера. Привезли домой. И там, после горячей ванны, уже лежа в постели, Джимми рассказал им, что видел: синий автомобиль остановился на дорожке; смутная фигура светловолосой женщины прошла в сад и скользнула в сарай; та же женщина вошла в коттедж; минут через пять все та же женщина вернула ключ в сарай и уехала. Он следил за коттеджем еще полчаса. Потом пошел в сарай и забрал ключ.

— Зачем? — спросил Линли.

— Не знаю, — ответил мальчик. — Просто так. Потому что хотел.

Линли, на котором из сухой одежды оставались только пиджак и туфли, трясло так, что Барбара могла поклясться — она чувствует эту дрожь через пол. Но когда она уже готова была предложить на сегодня закончить, потому что теперь мальчик никуда не денется и его можно будет навестить завтра, Линли наклонился к Джимми и сказал:

— Ты ведь любил своего отца? Ему-то ты уж меньше всего хотел бы причинить зло.

У Джимми задрожали губы — в ответ на тон Линли, его мягкость и стоящее за ним понимание, — и веки мальчика опустились. Он был настолько утомлен, что его веки казались багровыми. Линли продолжал:

— Ты поможешь мне найти его убийцу? Ты уже видел ее, Джимми. Ты поможешь мне вывести ее на чистую воду? Ты единственный, кто ее видел.

Глаза Джимми распахнулись, и он проговорил:

— Но я был без очков. Я подумал… Я увидел машину и ее. Я подумал, что это мама…

— Тебе не придется опознавать ее. Тебе нужно только делать, как я скажу. Для тебя в этом будет мало приятного: нам придется назвать твое имя средствам массовой информации. Это будет означать, что мы с тобой продвинемся еще на шаг вперед. Но мне кажется, это сработает. Ты поможешь мне?

Джимми сглотнул, молча кивнул и слабым движением повернул голову, чтобы посмотреть на мать, сидевшую на краю кровати.

— О господи, — прошептала Джин. — Я любила его, Джим. И не переставала любить. Хотела разлюбить, да не смогла. Я все надеялась, что он вернется домой, если я буду с ним поласковей. Если буду терпеливой и доброй, стану делать то, что он хочет. Если дам ему время.

— И все равно, — сказал Джимми. — Все равно ни к чему хорошему это не привело.

—Привело бы, — возразила Джин. — Я знаю, со временем все наладилось бы, потому что я знаю твоего отца. Он вернулся бы домой, если бы…

Джимми слабо покачал головой.

— …если бы он не встретил ее. Вот в чем дело, Джим.

Мальчик закрыл глаза.

Габриэлла Пэттен, Она ключ ко всему. Даже когда Барбара по инерции все еще настаивала на возбуждении какого ни на есть дела против Джин Купер на том основании, что у нее нет алиби — «Была дома с детьми? Спала? Кто может это доказать? Никто не может, и вы это знаете, сэр», — Линли направлял ее мысли на Габриэллу Пэттен. Когда они уже ехали в Ярд, он произнес:

— Все вернулось к Габриэлле. Боже. Какая ирония. Прийти к тому, с чего мы начинали.

— Так в чем проблема, давайте займемся ею, — сказала Барбара. — Мальчик нам не нужен. Мы можем ее арестовать, устроить серьезный допрос. Не сейчас, конечно, — поспешно добавила она, видя, что Линли включил печку «бентли», пытаясь как-то унять дрожь, которая сотрясала его, как в малярийной лихорадке. — Но завтра утром. Первым долгом. Она наверняка еще в Мейфере.

— Не пойдет, — ответил Линли.

— Почему? Вы же сказали, что Габриэлла…

— Допрос Габриэллы Пэттен ничего нам не даст. К этому преступлению не подкопаешься, Барбара.

Больше он ничего не сказал. Ее настойчивые расспросы: «Как это — „не подкопаешься“? У нас есть Джимми, у нас есть свидетель, он видел…» Линли прервал словами:

— Что? Кого? Синий автомобиль, который он принял за «кавалье». Светловолосую женщину, которую он посчитал своей матерью? Ни один прокурор не выдвинет обвинения на основании таких данных. И ни один суд в мире не вынесет приговор.

Когда они остановились у ее «мини» в подземном гараже Ярда, Линли повторил то, что уже сказал старшему суперинтенданту Хильеру. Что бы они там ни считали, она должна подготовиться к тому, что им может оказаться не по силам раскрыть это преступление.

— Даже учитывая показания мальчика, пока все сводится лишь к ощущениям, — сказал он. — А я бы не сказал, что этого будет достаточно.

— Для чего? — спросила она, испытывая потребность не столько в споре, сколько в понимании.

Но Линли ничего больше не добавил, кроме:

— Не сейчас. Мне нужно принять ванну и переодеться.

И уехал.

И вот теперь, в Чок-Фарм, оставив грязные туфли на крыльце, она пыталась разобраться в его заявлении насчет ощущений, одновременно роясь в сумке в поисках ключа.

Войдя наконец в дом, она скинула одежду и, оставив ее лежать кучей, проследовала в ванную. Включила душ и, когда от воды пошел пар, шагнула под обжигающие струи с бутылкой шампуня. Она намыливала голову, энергично терла, поворачивалась, подставляя тело под живительную влагу, и распевала песни из репертуара Бадди Холи. Когда она уже стояла в старом махровом халате, обернув голову полотенцем, раздался стук в дверь. Четыре резких удара. Стучали в дверь коттеджа.

— Кто это?.. — удивилась она и босиком вышла из ванной комнаты, затягивая пояс халата. — Да? — откликнулась Барбара.

— Здравствуйте, здравствуйте. Это я, — ответил тихий голос,

— Кто «я»?

— Я приходила вчера вечером. Вы помните? Тот парень по ошибке доставил нам ваш холодильник, и вы его разглядывали, а я вышла на улицу и вы пригласили меня посмотреть ваш коттедж, и я оставила папе записку, и…

Барбара не назвала бы это «пригласить». Она произнесла:

— Хадия.

— Вы запомнили! Я знала, что вы запомните. Я видела, что вы пришли домой, потому что смотрела в окно. И я спросила у папы, можем ли мы пойти в гости. Папа согласился, потому что я сказала, что вы моя подруга. Поэтому…

— Ох, честно говоря, я с ног валюсь, — сказала Барбара, все еще не открывая двери. — Я только что вошла. Может, пообщаемся в другой раз? Например, завтра?

— О~о. Видимо, я не должна была… Просто мне хотелось, чтобы вы… — Голосок обескураженно умолк. — Да. Наверное, в другой раз, — Затем повеселее: — Зато я кое-что вам принесла. Я оставлю на крыльце? Ничего? Это кое-что особенное.

Какого черта, подумала Барбара. Вслух она сказала:

— Подожди секунду, ладно? — Сгребла валявшуюся на полу одежду и отнесла в ванную комнату, вернулась к двери и открыла ее со словами: — Ну и что ты придумала? Твой папа знает… — и замолчала, когда увидела, что Хадия не одна.

С ней был мужчина. Со смуглой, темнее, чем у девочки, кожей, худощавый, в хорошем костюме в тончайшую полоску. Сама Хадия была в школьной форме, в косички на этот раз были вплетены розовые ленты, и она держала мужчину за руку. На руке этой Барбара заметила очень красивые золотые часы.

— Я привела своего папу, — с гордостью объявила Хадия.

Барбара кивнула.

— Но на крыльце ты не его собиралась оставить, нет?

Хадия захихикала и потянула отца за руку.

— Она веселая, пап. Как я тебе и говорила.

— Ты действительно говорила.

Мужчина разглядывал Барбару грустными темными глазами. Она тоже рассматривала его. Он был не очень высок, а тонкие черты лица делали его скорее красивым, чем просто симпатичным. Густые черные волосы зачесаны строго назад, а родинка высоко на щеке была расположена в таком идеальном месте, что Барбара могла бы поклясться — она искусственная. Возраст — от двадцати пяти до сорока. Трудно сказать, потому что кожа необыкновенно гладкая.

— Таймулла Азар, — вежливо произнес он.

Барбара растерялась, не зная, как отвечать. Может, это мусульманское приветствие? Она кивнула, сняв полотенце, проговорила: «Хорошо», и снова завернула голову.

Легкая улыбка тронула губы мужчины.

— Я — Таймулла Азар. Отец Хадии.

— Ох! Барбара Хейверс. — Она протянула руку. — Вы передвинули мой холодильник. Я прочитала вашу записку, а подпись не разобрала. Спасибо. Очень приятно с вами познакомиться, мистер… — Она свела брови, пытаясь вспомнить, что у таких народов считается фамилией.

— Можно просто Азар, мы же соседи, — сказал он. — Хадия настояла, чтобы я познакомился с ее новой подругой Барбарой сразу же, как только вернусь домой, но я вижу, что мы выбрали не лучшее время.

— Ну, ничего. Нормально. Почти. — Чего она мямлит? Барбара взяла себя в руки. — Я тут частично окунулась в Темзу, поэтому в таком виде. А в остальном со мной все в порядке. Но, вообще-то, который час? Еще не пора спать? Войти не хотите?

Хадия тянула отца за руку, нетерпеливо пританцовывая па. Отец положил руку ей на плечо, и девочка сразу же успокоилась.

— Нет. Сегодня вечером мы вам помешаем, — сказал он. — Но мы вам благодарны, Хадия и я.

— Вы ужинали? — весело спросила девочка. — Потому что мы еще нет. А у нас будет карри. Папа будет его готовить. Он принес ягнятину. Нам хватит. Даже много. Папа готовит чудесное карри. Если вы не ужинали…

—Хадия, — спокойно произнес Азар. — Веди себе прилично, пожалуйста. — Ребенок снова замер, хотя ее лицо и глаза так и сияли. — Разве ты не хочешь кое-что передать своей подруге?

—Ой! Да, да! — Она подпрыгнула. Из кармана пиджака отец Хадии достал ярко-зеленый конверт. Подал девочке. Она церемонно протянула его Барбаре. — Вот что я собиралась оставить на крыльце, — сказала она. — Можете не открывать сейчас. Но если хотите, можете и открыть. Если, правда, хотите.

Барбара вскрыла конверт и вытащила кусок желтой поделочной бумаги с зубчатыми краями, который в развернутом виде оказался лучистым подсолнухом, и в центре его красовались аккуратно отпечатанные слова: «Сердечно приглашаем вас на праздник в честь дня рождения Халиды Хадии, который состоится в пятницу в семь часов вечера. Вас Ждут Чудесные Игры! Вам Подадут Восхитительное Угощение!»

— Хадия не успокоилась бы, если бы приглашение не доставили сегодня вечером, — вежливо объяснил Таймулла Азар. — Надеюсь, вы сможете прийти, Барбара. Это будет… — он осторожно глянул на ребенка, — очень скромное торжество.

— Мне исполнится восемь лет, — сказала Хадия. — У нас будет клубничное мороженое и шоколадный торт. Вам не нужно приносить подарок. Думаю, у меня они и так будут. Мама пришлет что-нибудь из Онтарио. Это в Канаде. Она там отдыхает, но она знает, что это мой день рождения, и знает, чего я хочу. Я сказала ей перед отъездом, правда, папа?

— Правда. — Азар взял ее за руку. — А теперь, когда ты доставила приглашение своей подруге, возможно, лучше всего будет пожелать ей спокойной ночи.

— Вы придете? — спросила Хадия. — Будет очень весело. Обязательно.

Барбара перевела взгляд с умоляющего лица ребенка на ее печального отца и невольно спросила себя, что за всем этим стоит.

— Шоколадный торт, — повторила девочка. — Клубничное мороженое.

— Хадия, — терпеливо одернул ее отец.

— Да, я приду, — сказала Барбара.

Она была вознаграждена улыбкой Хадии. Девочка подпрыгнула и потянула отца назад, к их дому.

— В семь часов, — напомнила она. — Вы не забудете?

— Не забуду.

— Спасибо, Барбара Хейверс, — просто сказал Таймулла Азар.

— Барбара. Просто Барбара, — отозвалась она.

Он кивнул и мягко направил девочку на дорожку. Она помчалась вперед, косички прыгали вокруг ее головы, дергались, как на шарнирах.

— День рожденья, день рожденья, день рожденья, — пела Хадия.

Барбара смотрела им вслед, пока они не исчезли за углом дома. Она закрыла дверь, взглянула на подсолнух-приглашение, покачала головой.

Три недели и четыре дня, вдруг осознала она, без единого слова и улыбки. Кто бы мог подумать, что первым ее другом из новых соседей станет восьмилетняя девочка?