Онлайн чтение книги Прения сторон
24

— Ильин, вы остаетесь ночевать в консультации или согласны проводить до трамвая одинокую женщину? — спросила Пахомова.

— Сочту за честь! Давайте-ка ваш портфель. Ну и ну… Пуда на полтора!

— Так я ж десятый день сижу в Таракановке!

— А что такое?

— И это называется коллега! Да во всех газетах…

— Извините ради бога, как-то вдруг выскочило! (Пахомова защищала в труднейшем процессе. Выездная сессия. Судят бывшего полицая.)

— Он и со мной поначалу взял сверхдерзко, — рассказывала Пахомова. — «Вы что же, защищать меня собрались?» Мальчонка у него лет десяти. Жена ничего не знала, ходит на все заседания, письма ему пишет. Я говорю: нельзя до приговора, а она — отдайте после. «После»!

В парке полно народу, все ищут прохладу, запахов леса, но и там дымно, деревья не выдерживают зноя, роняют жухлые листья, поникли метровые гладиолусы. С трудом нашли тихую скамеечку.

— Ну как, Евгений Николаевич, не жалеете, что пришли к нам? Все же в конторе было потише. Ни тебе полицаев, и тещ среди бела дня не убивают…

— Рано еще подбивать итоги.

— Это верно. Мне один мой подзащитный таксист внушал: «Шоферня — народ особенный, в наше дело втянуться надо».

— Да вот, втянуться, — повторил Ильин. — Вопрос только, во что втягиваться…

— Жарко, Евгений Николаевич, для загадок.

— Какие уж там загадки! Я и Аржанов защищаем по одному делу. Слыхали, наверное, — НИИ, экспериментальный цех.

— Это что, лжесовместители?

— Вот, вот…

— Модно нынче. Но там у вас вроде жулик какой-то агромадный.

— Мой подзащитный. И он на предварительном следствии показал и в отношении начальника цеха Сторицына.

— Аржановский клиент?

— Вот именно. И Аржанов намекает, что это оговор.

— А вы так уж уверены, что ваш этот самый Калачик говорит правду, только правду и ничего, кроме правды? Ведь он все-таки жулик… Ой, Женя, голубчик, эскимо привезли, бегите!

Пахомова с наслаждением ела мороженое, похваливала: «Нигде в мире такого не найдешь!..»

— Ну что вы, Женя, надулись? Аржанов очень опытный юрист, и уж если он считает, что его клиента оклеветали, значит, чувствует слабость вашей позиции!

— Схема моей защиты…

— Схема защиты? Это уже серьезный разговор. Давайте обсудим. И не в парке. Позовем мушкетеров, ну Федореева, конечно, Аржанова надо послушать…

Но из этого ничего не вышло.

Первым засверкал улыбкой Федореев:

— Меня прошу извинить: вызывают в райком.

Все знали, что Федореева никуда не вызывают, но всякий раз, когда он не хотел встревать в какое-нибудь дело, появлялся либо райком, либо президиум коллегии или еще что-нибудь в этом духе.

— Может, ты и меня, Варя, отпустишь? — сказал Слиозберг. — Давно пулечку не гоняли, а сегодня как раз навертывается…

— На все четыре стороны!

— Ну уж сразу на все четыре! У тебя, Варя, испортился характер.

— Давайте начнем, — предложил Васильев. — Семеро одного не ждут…

— Неудобно без Аржанова, — сказал Ильин.

— А вы думаете, что он сделает так, чтобы вам было удобно? — спросил Колтунов. Он сидел в дальнем углу приемной за шахматной доской и, держа перед собой газету, решал задачу — мат в три хода. — Там уже все обдумано и решено: Калачику — лет …надцать, а Сторицыну — общественное порицание…

— Все бывает, Костя, — примирительно сказал Слиозберг. — Может, и оговорили этого Сторицына. У меня был аналогичный случай. Тоже защищал по девяносто второй, ну не такую шишку, как Сторицын, но тоже человека известного. Дело инженера Яковлева. Может, помните?

— Как же, как же, — сказал Васильев. — Артель полотеров — это звучит гордо!

— И не полотеры, а фармакологи. При чем тут артель? Яковлев человек замечательный, воевал, тяжелое ранение, после войны учился… Ну, не Спиноза, — так он себя за Спинозу и не выдавал. Фармакология. И завелся у них там жулик. Яковлев ему абсолютно доверял. Всю финансовую сторону, и печать, и бланки. В результате чего этот жулик… Э, черт, фамилия выскочила.

— Неважно… — сказал Ильин нетерпеливо. — А в чем дело?

— Оболгал он моего Яковлева, как хотел: чуть ли не при всех они там делились…

— А цель, цель какая?

— Ну, цель… Какая у жулика цель… Мол, один из многих. Да я тогда особенно и не задумывался. Вижу только, что мой Яковлев по уши в грязи, ну и тяну его из этого болота. И помощника в этом деле нашел. И знаете кого?

— Прокурора, — спокойно сказал Колтунов. — Ты, Миша, об этом уже третий раз рассказываешь…

— Так не рядовой же случай, — отбивался Арамис. — Прокурором тогда сидел Якушев. Как начал перекрестный!

— А не пора ли нам? — спросил Васильев.

И в это время позвонили от Аржанова: простудился, ларингит.

— Вот и хорошо, у меня как раз мат королю обнаружился, — подвел итог Колтунов и смешал фигуры на доске.

На следующее утро Ильин снова поехал в тюрьму. Обычно он начинал с Калачиком шутливо: «Ну-с, Аркадий Иванович, сегодня нам предстоит обсудить эпизод с достопочтенным банно-прачечным комбинатом». Или: «Привет от супруги!»

Сегодня вся эта шутливая благостность была снята. Ильин коротко поздоровался и сразу стал листать бумаги. Калачик деликатно молчал. «Пора наконец начать разговор», — думал Ильин. Но что сказать? На любой вопрос о Сторицыне Калачик вправе ответить, что обо всем он уже поведал следствию и что у Сторицына есть свой адвокат. В который раз Ильин бесцельно перебирал знакомые бумаги…

— Вы какой эпизод ищете? — спросил Калачик, ласково глядя на Ильина.

— Я? Этот… когда вы… то есть когда цех…

— А ведь бумаг нам с вами вроде больше и не нужно, — сказал Калачик негромко.

— Не нужно? Почему? Ах, этих-то… — и он снова стал листать материалы предварительного следствия.

— Не нужно, — твердо сказал Калачик. — Нужно поговорить.

— Вы что-нибудь хотите сообщить мне дополнительно?

— Нет, я свое все сказал.

— Полное чистосердечное признание?

— Именно так, Евгений Николаевич. Это я давно решил. А вы сегодня за что на меня сердитесь?

— Я?

— Вы, Евгений Николаевич.

— Как-то криво у нас пошел разговор. Я считаю, что нам пора решить вашу линию поведения на суде. Ведь уже скоро. Собственно, я за этим и приехал.

— А потом взглянули на меня и засуетились?

Ильин пожал плечами:

— Не выдумывайте, пожалуйста…

— А я не выдумываю. Это вы меня выдумали, Евгений Николаевич. Почтенный старец, вина не пьет, и по пятницам только постное…

— Какой все-таки вздор, — сказал Ильин.

— Нет, это не вздор. Хотите святого защищать, которого черт занес в монастырскую суму? Веничек, сторожка-развалюшка. А я жулик, Евгений Николаевич. Самый обыкновенный жулик, расхититель социалистической собственности, вор. Такого и защищайте.

— Ну, положим, насчет сторожки-развалюшки — это ваши слова, — сказал Ильин. — Сами и подыграли!

— Ну, может быть, — охотно согласился Калачик. — Жулик, он всегда немного артист. И не хочешь, а то здесь, то там, знаете, этак ручкой… Без этого нам нельзя.

— Хорошо, хорошо, — сказал Ильин. — Допустим, все так. Но для меня самое важное, что вы человек, который помог следствию, не пытался ничего запутать, скрыть или дать ложные показания. Ваше раскаяние…

— Раскаяние? — переспросил Калачик. — Слово какое-то уж очень сильное. Может быть, все-таки лучше не раскаяние, а признание? За мной там целый хвост жуликов, и все будут каяться…

— Не все, — сказал Ильин. — Сторицын, например, отнюдь нет. Кстати, у вас, кажется, была с ним очная ставка.

— Почему же «кажется»? Все в деле отражено. Ну, не признал Сторицын, так ведь правильно сделал, что не признал. Как вы думаете?

— Правильно или неправильно защищает себя Сторицын, это сейчас дело его адвоката.

— Вот и опять вы на меня сердитесь! А вы бы лучше спросили меня попросту: слушай, Калачик — я, кстати, привык, чтобы меня на «ты», — слушай, друг любезный, Сторицын, он что, на очной ставке придурка из себя корчил, или, может, ты на него все, как на мертвого, валишь?

— Нет, ваши показания вполне убедительны. Руководителем цеха все-таки был Сторицын, а вы были в его подчинении.

— Научил-то его я… Впрочем, если вам так нужно для линии: он — руководитель, а я — лицо подчиненное… Но для такой линии вам уверенности не хватает. А это такая штука, что без нее ни за одно дело браться нельзя — ни нам, жуликам, ни вам, честным людям. Вы сами не уверены, что Сторицын брал. А ну как я вру? Ну, шляпа Сторицын, ну, дважды растяпа и всякая там халатность. Но не вор! Пришли за доказательствами — да, брал?

— Ладно, Аркадий Иванович, не волнуйтесь, вам это вредно.

— Полезнее всего кефир. И представьте себе — здесь его дают. Не всем, конечно, но у меня есть справка: колит. Я бы, разумеется, мог вам рассказать об одной детальке, чтобы уже никаких сомнений. Мог бы, Евгений Николаевич, но не хочу.

— А я не хочу, чтобы на суде возникла речь, что вы оговорили Сторицына, — сказал Ильин.

— Оговор? Да, штука противная. Это что, они так задумали?

— К этому надо быть готовым. Учтите, нам на суде будет очень нелегко. Ваши показания на предварительном следствии о причастности Сторицына, о дележе никем не подтверждены. Думаю, что «деталька» очень бы пригодилась…

— Нет уж, нет, Евгений Николаевич, пусть прокурор копает!