Онлайн чтение книги Приключения со сменой кожи
3

«Гейспот» напоминал угольный подвал с баром в одном конце, несколько углекопов танцевали со своими мешками. Самюэль качался у двери между миссис Дейси и Джорджем Рингом, все еще ощущая испуг своим бедром. Он не отваживался посмотреть вниз, опасаясь увидеть на штанине непростительный отпечаток своего ужаса в такси.

– Как космополитично, – прошептал Джордж Ринг. – Посмотрите на этого черного.

Самюэль стер ночь со своих глаз и увидел черных мужчин, танцующих со своими женщинами, закручивая их среди зеленых плетеных стульев, между игровыми автоматами и русским бильярдом. Некоторые женщины были белые, они курили во время танца. Женщины жеманничали и озирались, равнодушные к танцу, будто руки, обнимавшие их, обнимали тела других женщин; взглядами они тянулись к входящим; среди жарких телодвижений они вели себя так, будто занимались любовью с мужчиной и глядели через его плечо на свое отрешенное неудовлетворенное лицо в зеркале.

Мужчины были из себя сплошь сверкающие зубы и дрыгающиеся зады, узкобедрые и широкоплечие, в двубортных пиджаках в тонкую полоску и глянцевых вылизанных ботинках, без возраста и морщин, в ожидании котлов с мясом, гордые и молчаливые, дружелюбные и голодные, в прокуренном подвале, над которым был центр Вселенной; они дергались под звуки барабана и рояля, на котором в четыре руки играли, шевеля губами, бледные мальчики.

Пробираясь с Джорджем Рингом сквозь танцующих к бару, Самюэль увидел игральный автомат и поставил пенни на лимон. Выскочила монетка в один пенс и шестипенсовик.

– Не знаешь, кто выиграет «Дерби»,[12]Ежегодные скачки лошадей. Сэм? – спросил мистер Эллингем у них за спиной.

– А наш поэт – счастливчик, – присвистнул Джордж Ринг.

Миссис Дейси, за полминуты нашедшая себе партнера, такого же высокого, как и она, танцевала с ним в сигаретном дыму, возвышаясь, как часовня. Его лицо было напудрено, чтобы скрыть шрам, тянувшийся от угла глаза до подбородка.

– Миссис Дейси танцует с человеком-бритвой, – сказал Самюэль.

В этом выражении он соединил и шрам, и дыхание Лондона, уловить которые долго собирался.

Посмотри-ка на присутствующих женщин без нижнего белья, они сидят за плетеными столиками в винных парах и очаровывают, поджидая, не войдет ли, пошатываясь, деревенский простофиля с пучком сена и всеми своими сбережениями или розовощекий старичок с бутоньеркой, у которого дома жена, веселая, как мешок картошки. Посмотри на танцы черных бритвенных королей с оскалами людоедов, которые сотрясают грудь и кровь своих партнерш под заикание барабанов, одетые змеями в этих потрепанных, пропахших потом джунглях под мокрой мостовой. И на завитого мальчика, танцующего как девочка, и на двух мужеподобных официанток.

Мистер Эллингем заказал четыре стакана белого вина.

– Пойдемте. Он заработал эту штуку на пинболе.[13]Игра на бильярде-автомате. Ты могла бы привести сюда свою тетушку, Моника? – спросил он у девушки в галстуке-бабочке, разливающей им вино.

– Только не мою тетушку, – сказал Самюэль. – Тетушку Морган Понт-Нёф-Воэн в штиблетах с резинками. – И добавил: – Она не пьет.

– Покажи Монике бутылку. У него бутылка на пальце. Самюэль засунул руку поглубже в карман куртки.

– Зачем ей смотреть на какую-то дурацкую бутылку. – У него пробежали мурашки по груди, он просунул два пальца правой руки между пуговиц на рубашке, и они коснулись голого тела. – Майки нету, – протянул он удивленно, но девушка уже отвернулась.

– Здесь просто воскресная школа, – говорил мистер Эллингем. – Уже попробовал вина, Сэм? Эта лошадка не годится для работы. Только попкой вертеть умеет. Сюда хоть жену священника приводи.

Это он о миссис Котмор-Ричардс, росточком четыре фута один дюйм, с визжащими окорочками в чулках.

– Обычное церковно-приходское собрание, – сказал мистер Эллингем. – Видишь эту танцующую женщину? Она словно в ларь с мукой падала. Это племянница управляющего банком.

Женщина с мертвенно-белым лицом, проходя, улыбнулась им из объятий пухлого парня.

– Привет, Моисейчик.

– Привет, Лола. Смотри, как выделывается. Думает, что она – Звезда Добродетели.

– Она проститутка, мистер Эллингем?

– Она маникюрша, Сэмми. Тебя заусенцы не беспокоят? Не стоит верить всему, что видишь, особенно в темноте. Все здесь сплошное притворство. Видишь этого Казанову в кругу голубок? Когда он последний раз прикасался к женщине, у него еще была соска во рту.

Самюэль огляделся. Джордж Ринг в углу радостно ржал в компании нескольких женщин. Пронзительные голоса скрежетали в перекрестном шуме барабанов.

– Последний раз я видела Люси побитой, – говорила женщина с искусственными зубами и в лисьих мехах. – Ее ухажер сказал, что работает аптекарем.

– Люсиль, – подхватил Джордж Ринг, нетерпеливо потряхивая кудрями. – Люсиль Харрис.

– У него была платяная щетка. В маленькой сумочке.

– Знаю я таких аптекарей, – заявила женщина в живописной шляпке.

– Он говорил не о Люси Уэйкфилд, – сказала третья.

– Люси Уэйкфилд сейчас в Физерсе с парнем из Круч-Энда, – обронила танцевавшая рядом племянница управляющего банком. Парень, с которым она танцевала, улыбался, закрыв глаза.

– Может, у него кожаный ремень в этой сумочке, – предположила женщина в мехах.

– Через сто лет будет то же самое, – вздохнула женщина в шляпке. Она отхлебнула белого вина, расставила ноги, как старый мул у пруда, и перевела дыхание. – Они льют сюда масло для волос…

Все это было неправдой. Они говорили как женщины у него на родине, которые, надев мужские шляпы, таскали пустые бутылки в плетеных рыбных корзинах в пункт стеклотары «Циркуль».

– …Это помогает от перхоти.

Он никак не ожидал, что женщины из ночного клуба под мостовой могут петь под звучание струн, как сирены, а их опасные подведенные глаза фиалкового цвета будут вытворять такое с его пуговицами. Если снять с Лондона покрывало, на котором кинопроектор показывает все компании значительными и развратными, то останутся только эти женщины. Женщины с поношенными лицами и шутовскими языками, которые будут пререкаться, сидя на корточках над останками своих матерей, будто они только что вернулись в объятиях коренастых парней с эмблемами Уэльса с футбольного матча в Манелли. Женщины за столиками, которых он увидел в завлекающих позах, когда, ошеломленный, вошел сюда из темноты, были скучными, как сестры, красноглазые и отупевшие от насморка; такие будут чихать, целуясь, или икать, рассуждая о хороших манерах в темных ловушках гостиничных спален.

– Отличное место, – сказал он мистеру Эллингему. – А мне казалось, вы говорили, что это плебейское заведение, типа забегаловки.

– Сам ты забегаловка. Они здесь не любят, когда их называют плебеями. – Мистер Эллингем наклонился к нему и говорил одним только уголком рта. – Потому что они и есть плебеи. Обычный дешевый ресторан, – прошептал он. – Это только разогрев. Скоро они поснимают одежду и станцуют «хулу», тебе понравится.

– Никто не знает Люсиль, – подошел Джордж Ринг. – Вы уверены, что она не Люси? Здесь есть одна хорошенькая.

– Нет, Люсиль.

– «Она жила там, где Голубкин Ключ журчал». Иногда Вордсворт нравится мне больше Уолтера де ла Мара. Вы знаете «Тинтернское аббатство»?

Миссис Дейси возникла у плеча Самюэля.

– Малыш не танцует?

Он вздрогнул от прикосновения ледяной руки к его шее. Не здесь. Не сейчас. Ужасная безликая Вифезда мучила его своими пальцами. Он вспомнил, что она держала зонтик, даже когда танцевала.

– У меня сестра в Тинтерне, – сказал мужчина у них за спиной.

– Тинтернское аббатство.[14]Живописные руины католического аббатства XII–XIV вв. в графстве Монмутшир. – Надувшись, Джордж Ринг даже не обернулся.

– Не в аббатстве, она работает официанткой.

– Мы говорили о поэме.

– Она не из этих чертовых монашек, – продолжал мужчина.

Музыка кончилась, но два парня на маленькой сцене еще шевелили губами и руками, отбивая такт в тишине. Мистер Эллингем потряс кулаком:

– Повтори, что ты сказал, и я тебе так врежу.

– Я из тебя пар-то повыпущу. – Он сам пыхтел и отдувался. Изо рта у него пахло гвоздикой.

– Сейчас, сейчас. – Миссис Дейси нацелила зонтик.

– Никто не имеет права поносить и оскорблять монахинь, – сказал мистер Эллингем, когда железный наконечник ткнулся в его жилетку.

– Пар-то повыпущу, – повторил мужчина. – Я никогда не оскорбил ни одну монахиню. Я ни с одной даже не разговаривал.

– Сейчас, сейчас. – (Зонтик пронесся у его глаз, но он увернулся.) – Еще раз дыхнешь, – вежливо проговорила миссис Дейси, – и я воткну его тебе в глотку и там открою.

– У вас насилие не вызывает отвращения? – спросил Джордж Ринг. – Я всегда был ужасным пацифистом. Одна капля крови, и мне противно. Потанцуем?

Он положил руку на талию Самюэля и, танцуя, повел его от бара. Оркестр снова заиграл, хотя ни одна из пар не прекращала танца.

– Но мы же оба мужчины, – удивился Самюэль. – Это вальс?

– Вальс они здесь не исполняют, это я так самовыражаюсь. Смотрите, вон еще двое мужчин танцуют.

– Я думал, это девушки.

– Мой друг принял вас за девушек, – громко сказал Джордж Ринг, когда они оказались рядом. Самюэль глядел на пол, стараясь следовать движениям Джорджа Ринга. Раз, два, три, поворот.

– Пойдем наверх, посмотришь, какая у меня шикарная плита.

Раз, два, три, кружимся, притоп.

– Полли Дейси из этого типа девушек, правда? Она сумасшедшая?

«Я легкий как пушинка, – думал Самюэль. – Кружусь, снова кружусь, теперь на носочках, встряхиваю бедрами».

– Не так грузно, Сэм. Ты как слоненок. Когда она еще ходила в школу, то запускала мышей в почтовый ящик, и они сжирали все письма. Еще она проделывала штуки с мальчиками, которые мыли посуду. Я не смогу этого выговорить. Их крики разносились по всему дому.

Но Самюэль уже не слушал. Он кружился, сбиваясь со своего собственного ритма, среди летающих ног, наклонялся и пятился, подпрыгивал на одной ноге и вертелся, волосы падали ему на глаза, а бутылка вращалась. Он вцепился в плечо Джорджа Ринга и откачнулся от него, потом снова навалился.

– Не маши бутылкой. Не маши, говорю. Осторожно. Сэм, Сэм!

Рука Самюэля описала полукруг, и невысокая женщина упала. Падая, она обхватила его ноги, и он увлек за собою Джорджа Ринга. Еще один мужчина повалился, успев схватиться за юбку партнерши. Треск разрываемой ткани, и она рухнула между ними, головой во вздыбленные животы и руки.

Самюэль лежал смирно. Его рот упирался в кудряшки на затылке женщины, упавшей первой. Он высунул язык.

– Слезьте с моей головы, у вас ключи в кармане.

– Нога!

– Ладно. Запросто. Оп-ля.

– Меня кто-то лижет, – взвизгнула самая нижняя женщина.

Потом две девушки из-за стойки стояли над ними – и пинали, и хлопали, и тянули их за волосы.

– Это все вот он наделал. Он треснул ее по голове. Я видела, – сказала племянница управляющего банком.

– Откуда у него бутылка, Лола?

Девушка с галстуком-бабочкой потянула Самюэля за воротник и показала на его левую руку. Он попытался засунуть бутылку в карман, но чья-то рука, похожая на черную боксерскую перчатку, крепко в нее вцепилась. Широкое черное лицо нависло над ним, таращась. Он различал только белки глаз да зубы.

«Я не хочу, чтобы мне резали лицо. Не режьте мой открытый рот. Бритвы идут в ход только в книжках. Не давайте ему читать книжки».

– Сейчас, сейчас. – Он услышал голос миссис Дейси.

Черное лицо отдернулось после тычка раскрытым зонтом, и руку Самюэля отпустили.

– Вышвырни его отсюда, Моника.

– Он танцевал, как макака, вышвырни его.

– Если вы его вышвырнете, можете вышвырнуть и меня вместе с ним, – сказал мистер Эллингем, стоявший у бара. Он выставил кулаки. К нему подошли двое мужчин.

– Не разбейте мои очки.

Никаких очков не было.

Они открыли дверь и выбросили его на лестницу.

– Чертовы монашки! – донесся крик.

– Теперь ты.

– И старушку не забудьте. Осторожней с ее зонтиком, Доди.

Самюэль приземлился ступенькой ниже мистера Эллингема, за ним, держась за зонтик, вылетела миссис Дейси.