Вэй У Сянь, ты поистине образец бескорыстия и величия. Совершил все на свете хорошие поступки да еще никому об этом не рассказал, вынес все унижения ради великого дела. Как это трогательно. Должен ли я теперь упасть на колени и со слезами благодарить тебя?
Даже главные деревенские сплетники выбирают, куда им стоить совать свой нос. И туда, где кричат нечеловеческими голосами и летают ошметки плоти, все же лучше не показываться.
Судя по его словам, он всегда находится в положениях одно хуже другого.
Он никогда не падал духом, как бы ужасно ни складывались его дела.
Юноша хотел было сказать: «Учитель Вэй, вы опять по ошибке надели нижние одеяния Ханьгуан-цзюня», - но подумав, промолчал.
Всё равно ситуация повторяется каждую пару-тройку дней, так ведь никаких сил не хватит каждый раз напоминать!
Слишком легкомысленный, недостаточно благонравный, и то, что он учинит хаос, было лишь вопросом времени.
Ты действительно хочешь пойти со мной? Подумай как следует. За этими дверями твое доброе имя будет уничтожено!
Хань Гуан Цзюнь провел столько лет в тяжелом ожидании, но до сегодняшнего дня так и не получил воздания за страдания. Не только у Главы ордена Лань есть причины проявлять беспокойство, даже совершенно посторонние люди прониклись бы состраданием!
- Лань Чжань? Ты ранен?!
- Разве это возможно?
Он мог бы восхищаться и подражать кому угодно, но, как назло, решил последовать по стопам своего дяди Цзян Чэна. Они даже меч вонзают в одно и то же место.
Вэй У Сянь целыми днями потрошил могилы, а Лань Ван Цзи бесконечно нудил под ухом о том, что он выбрал Путь Тьмы, и это рано или поздно разрушит его тело и душу, а иногда даже напрямую пытался препятствовать Вэй У Сяню.
Он был самым сообразительным, самым послушным и самым беспроблемным из них.
- К черту. Вэнь Нин, пойдём!
- Куда?
- Искать неприятности!
Солнце на небесах готовилось показаться из-за горизонта. А земное солнце тем временем стремительно близилось к закату.
Лань Ван Цзи – совсем другое дело. Он даже не должен будет ничего объяснять, напротив, это ему добрые люди объяснят, как ловко злокозненный Старейшина И Лин обманул Хань Гуан Цзюня.
Блонди наклонился и начал покрывать шею пета поцелуями, дразня языком и игриво покусывая. Он был твердо намерен добиться от Рики признания собственной слабости. Монгрел издавал стоны, сгорая от нетерпения, но ослиное упрямство мешало попросить большего. Он судорожно вздохнул, когда Ясон прильнул к нему всем своим разгоряченным от похоти телом. В конце концов, гордый полукровка все же выкинул белый флаг.
— Ясон, пожалуйста...
— Пожалуйста — что? — поинтересовался блонди и собственным телом вдавил монгрела в стену, дразня его рот легким касанием губ. — Скажи мне, Рики. Попроси меня.
— Пожалуйста... на самом деле я хочу... чтобы ты прекратил!
На миг Ясон окаменел, ослепленный вспышкой боли и ярости.
— Сначала позволь мне принести свои извинения.
— Я тебе уже говорил, я не верю извинениям. Они нужны лишь для того, чтобы виновный мог снять с себя часть вины за содеянное, а не для того, чтобы возместить пострадавшей стороне нанесенную обиду.
— Справедливая мысль. Что ж, тогда позволь мне признать, что ты являешься пострадавшей стороной.
— Принято к сведению.
Видишь ли, бывает и так: рана на теле одного, а боль на сердце другого.
Против сокрушительной мощи никакое проворство не выстоит.
Вам придётся признать, что я имею полное право жить в свинарнике, если мне так хочется.
Цзинь Лин со своим характером оскорбляет людей, едва раскрыв рот, и ворошит осиное гнездо, едва пошевелив рукой. Цзин И из твоего Ордена называет его «юной госпожой», что, кстати, весьма и весьма верно подмечено. Сколько раз он уже попадал в различные передряги, и если бы мы с тобой не оберегали его, он давно бы испустил дух. Цзян Чэн определенно не из тех, кто разбирается в воспитании детей. А Цзинь Гуан Яо…
Оставь надежду, всяк сюда входящий.
И разве могла хоть толика сомнения возникнуть в ослеплённом ненавистью человеке?
— Мне плохо, — возвестил он. — Пойду лягу. Возможно, умру.
Я был настолько глуп, что даже не понимал до чего я глуп. Людям становится очень весело, когда дурак делает что-нибудь не так, как они.
Время гипнотизирует людей. В девять лет человеку кажется, что ему всегда было девять и всегда так и будет девять. В тридцать он уверен, что всю жизнь оставался на этой прекрасной грани зрелости. А когда ему минет семьдесят — ему всегда и навсегда семьдесят. Человек живет в настоящем, будь то молодое настоящее или старое настоящее; но иного он никогда не увидит и не узнает.
Госпиталь, одноместная палата. В ней было очень чисто, пусто и тихо, как в
морге.
Если у Лань Ван Цзи не было манер, то манер в этом мире вообще нигде не существовало.
И пусть та история, что ходит по нашему миру из уст в уста, завершилась — та, что происходит между мной и тобой, только началась.
- Как уничтожить зло на земле?
- Уничтожить мир.
В этом теле он был как птица без перьев, тигр на равнине, водяной дракон на мелководье, - утративший всё своё превосходство и приниженный теми, кто слабее его.
Взрослые очень любят цифры. Когда рассказываешь им, что у тебя появился новый друг, они никогда не спросят о самом главном. Никогда они не скажут: «А какой у него голос? В какие игры он любит играть? Ловит ли он бабочек?» Они спрашивают: «Сколько ему лет? Сколько у него братьев? Сколько он весит? Сколько зарабатывает его отец?» И после этого воображают, что узнали человека.
Когда говоришь взрослым: «Я видел красивый дом из розового кирпича, в окнах у него герань, а на крыше голуби», они никак не могут представить себе этот дом. Им надо сказать: «Я видел дом за сто тысяч франков», — и тогда они восклицают: «какая красота!»
Ужас, несомненный ужас. Мне и в голову не пришло, что Цзинь Гуан Яо столь быстро соображает и столь складно врет!
Навсегда ничего не бывает.
— Если хочешь знать моё мнение, Анго, — сказал Дадзай, — всё в этом мире существует, дабы развлечь нас в ожидании смерти.
Знаю, что он умер! Что ж, по-твоему, я не знаю, что ли? И все равно я могу его любить! Оттого, что человек умер, его нельзя перестать любить, черт побери, особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?
Просто я трус! И если уж я хотел пойти на этот ужас, надо было убедить самого себя, что не стану этого делать!
— Юноша, в этой жизни есть два тошнотворных слова, которые человек должен научиться говорить, несмотря ни на что.
— Это какие же?
— «Спасибо» и «прости».
— И что мне будет, если я не научусь говорить их?
— Тогда рано или поздно ты произнесёшь их в слезах.
Разумеется! Я никогда не дурачусь. И я никогда не разыгрываю людей.
О Вэй У Сяне он и вовсе имел мнение, что раз уж этот человек на глазах у целой толпы не постеснялся заявить о своих намерениях лечь с Ханьгуан-цзюнем в постель, то совершенно не возможно предугадать, какие непотребства от него услышишь в следующий раз.
Узнать тебе пора,
Что при подъёме кажется сначала
Всегда крутою всякая гора.
И, стоя среди них, грязный, косматый, с неутёртым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа.
Кажется Хань Гуан Цзюнь препирается с Вэй У Сянем лишь потому, что приемы того слишком уж темные и неправильные. Люди толкуют, будто Хань Гуан Цзюнь отчитывает Вэй У Сяня прямо в лицо за то, что он оскверняет усопших, безжалостен и любит убивать, сбился с пути и предал свои прежние идеалы.
Значит, можно вырасти и все равно не стать сильным? Значит, стать взрослым вовсе не утешение? Значит, в жизни нет прибежища? Нет такой надежной цитадели, что устояла бы против надвигающихся ужасов ночи?
Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например - не читать их.
Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.
Даже если эта дыра бесконечно пуста, я наполню её. Если не справлюсь, то попрошу помощи у тех, кто связал с тобой свои сердца. Не существует такой утраты, которую невозможно заменить любовью.
Тот, кто от тоски предается разгулу, не может разгулом прогнать тоску.
12345..143Лучше спасти одну человеческую жизнь, чем возвести храм о семи ярусах.