У меня нет любимых петербургских мест. Как нет «любимых мест» в себе самом. Город - это я, и это то, что меня очаровало и обмануло.
Смерть насылает на замерзающего в снегу неудержимую сонливость; жизнь прописывает стремящемуся к ней тот же рецепт. Воля к жизни заставляет человека как бы лишиться собственной воли.
Чем чище я становлюсь, тем чище становятся люди вокруг меня. Но этот факт трудно принять. Намного проще захотеть изменить другого, чем измениться самому.
Говорят, что боги, избрав для своих целей кого-то из смертных, перво-наперво отделяют его от окружающего мира. Боги толкают избранника на вероломные поступки, отдаляющие его от друзей и близких. Если же человек достаточно крепок духом, они начинают лишать его общества всех, кто ему дорог, делая это с жестокой методичностью. Когда же человек очерствеет сердцем, озлобится на мир, боги улыбаются и удовлетворённо кивают: он достиг желаемого для них состояния. Люди начинают все больше сторониться избранника богов, да и он сам избегает их общества. Боги называют это "закалкой орудия". Да, мой мальчик, избранник становится их орудием. И наконец боги оказывают своему избраннику весьма странную помощь - они рассеивают его одиночество, которое сами же помогали создавать. И все это происходит незаметно для избранника.
Вы же столько прочли о войнах и сражениях. Вы знаете рассуждения других людей из других эпох. Как простой смертный воспринимает подобное? Все эти ужасы, которые видит и через которые проходит? Наступает ли такой момент, когда увиденное и пережитое - не важно, солдат ты или беженец, - бесповоротно что-то меняет внутри? Кем мы тогда становимся? В меньшей степени людьми или в большей? Может, это и есть человеческая суть, и война просто вытаскивает наружу всё, что в мирной жизни надёжно спрятано внутри?
Вещи сами по себе ни дурны, ни хороши — мы только мним их таковыми.
- До Нового года еще шесть часов, - отметил замполит, - а вы уже пьяные, как свиньи. - Жизнь, товарищ лейтенант, обгоняет мечту, - сказал Фидель.
Кэнсукэ и его жена, как всякие скучные люди, вовсю пытались заботиться о других — по своим правилам.
Тюремные взыскания, так же как и самые сроки, раздавались не в зависимости от стихийных проступков, а строго по плану, на основе четкого графика.
Необходимо пояснить, что передвижение по Германии сопряжено с некоторыми трудностями. На вокзале вы покупаете билет до места назначения. Вам может показаться, что этого достаточно, но не тут-то было! Прибывает поезд, вы пытаетесь сесть в него, но кондуктор останавливает вас величественным жестом: «Ваши проездные документы?» Вы показываете билет. Он объясняет, что сам по себе билет — простая бумажка: приобретя его, вы делаете лишь первый шаг к цели; нужно вернуться в кассу и «доплатить за скорость». Доплатив и получив еще один билет, вы полагаете, что мытарства окончены. В вагон вас, конечно, пропустят, но не более того: сидеть вам нельзя, стоять не положено, ходить запрещено. Необходим еще один билет, который называется «плацкартой» и гарантирует вам место до определенной станции.
Я частенько задумывался над тем, что остается делать человеку, купившему лишь один билет. Разрешат ли ему бежать за поездом по шпалам? Сможет ли он, наклеив на себя ярлык, сдать себя в багаж? Опять же, что станет с человеком, который, доплатив за скорость, не пожелает или не сможет, за отсутствием денег, купить плацкарту: разрешат ли ему влезть на багажную полку или позволят висеть за окном?
Я не могу переносить несчастья других, если они не оборачиваются безумием.
Война, оказывается, это не когда одни побеждают других, и не сражения отдельных армий и народов, а единый чудовищный акт самоуничтожения, словно человечество взрезало себе живот, чтобы выпустить кишки на колени.
Думаю, у меня какое-то эмоциональное нарушение, при котором человек в большинстве ситуаций чувствует что-то неуместное. Я бы назвал это синдромом эмоционального идиота.
Субъектом истории может стать лишь человек самосозидающий, являющийся господином и обладателем собственного мира, собственной истории, и осознающий правила своей игры
Знание не монета, которой нисколько не вредны любые хождения, даже самые беззаконные; оно скорее напоминает драгоценнейшее платье, которое треплется и от носки, и от показа.
Вы представить себе не можете, какая грусть и злость охватывает всю вашу душу, когда великую идею, вами давно уже и свято чтимую, подхватят неумелые и вытащат к таким же дуракам, как и сами...
Нет смысла оставлять незащищенной спину из простого упрямства.
Не жалуйся, что на крыше у соседа лежит снег, когда у тебя самого порог не чищен.
Есть огромная разница между 25-летней девушкой и замужней женщиной того же возраста.
Надо состариться, чтобы понять, что это [влюбленность], быть может, и есть самое чистое, самое прекрасное из всего, что дарит жизнь, что это святое право молодости.
Настоящему террору нужны две вещи: готовность общества и тот, кто встанет во главе. Готовность общества уже есть. Дело за малым.
Всем известно, что жизнь не стоит того, чтобы цепляться за нее.
Женщины обладают безошибочным чутьем, у них имеется алгебра собственного изобретения, при помощи которой они вам могут объяснить любое чудо.
"Всю жизнь он жил с головой на плахе. Противовесом разрешения на уийство было только право умереть.
Все же лучше знать, что ты дурак, чем быть дураком и не знать этого.
Жизнь не сводится к простому выживанию.
С самого начала мы были — и остаемся расой убийц.
Для компромисса требуется согласие обеих сторон.
— О нет! Я не могу! Вы не должны меня приглашать. Моя репутация погибнет.
— От неё и так уже остались одни лохмотья...
Ничто в целом свете не может нас подкосить, а вот сами мы себя подкашиваем — вздыхаем по тому, чего у нас больше нет, и слишком часто думаем о прошлом.
Идти к нему на обед было все равно что запросто выпивать с Собором Парижской Богоматери.
Что говорят при расставании люди, прожившие шестнадцать лет в прочной нелюбви друг к другу?
Недурно, если дружба начинается смехом, и лучше всего, если она им же кончается.
В Тибете уже в течение тысячелетий жизнь шла со скоростью движения яка.
Предательство, в сущности, дело привычки
Я слишком ленив, чтобы разговаривать.
Что может быть на свете хуже
Семьи, где бедная жена
Грустит о недостойном муже,
И днем и вечером одна...
Дьявол с хорошими манерами все равно поведет тебя в ад.
Все вы бываете героями, когда идете на преступления, но становитесь трусами, когда вас постигает отчаяние.
Нынче уже всякий шиш литератора из себя корчит.
Я всегда говорил, что хороший дизайн – это искусство изъятия, а не прибавления.
... ТАНЦУЙ и не останавливайся. Какой в этом смысл - не задумывайся. Смысла всё равно нет, и не было никогда. Задумаешься - остановятся ноги... все твои контакты с миром вокруг оборвутся... поэтому никак нельзя, чтобы ноги остановились. Даже если всё вокруг кажется дурацким и бессмысленным - не обращай внимания. За ритмом следи - и продолжай танцевать... выжми себя как лимон. И помни: бояться тут нечего. Твой главный соперник - усталость. Усталость и паника от усталости. Это с каждым бывает. Станет казаться, что весь мир устроен неправильно. И ноги начнут останавливаться сами собой... а другого способа нет, обязательно нужно танцевать. Мало того: танцевать очень здорово и никак иначе. Так чтобы все на тебя смотрели... так что - танцуй. Пока играет музыка - ТАНЦУЙ..
Одни думали, что он само обаяние, другие – что он полный мудак. Истина помещалась где-то в промежутке – можно сказать, на полпути.
Они дали ему приют, подарили одежду, кормили его. Теперь и ему следовало бы отплатить им добром. Но у него не было ничего, что можно было бы принести в дар - кроме собственной жизни и смерти.
Как странно, что родители считают, будто знают и понимают своих детей. Разве они помнят, что чувствовали в восемнадцать, пятнадцать или двенадцать лет? Может, родив ребенка, человек забывает, каким сам был тогда.
Не всем дано найти правильное место в жизни.
Привычка всегда всё получать требует великого таланта.
Когда есть что-то, что тебе дорого, значит, есть, что терять. А когда тебе есть, что терять, не сомневайся: ты это потеряешь. А от потерь бывают только боль, разочарование, дурные мысли и несвежая кожа лица.
Неужели это так плохо - желать, чтобы тебе было хорошо?
1..106..143Вера утратила некогда присущие ей пыл и рвение. Она приобрела казенный характер.