- Плачь, плачь, сердце твоё полно любви, молодости и жизни! Ах, если б я ещё мог плакать, как ты!
- Царственный исповедник имел от Бога дар исцелять телесные язвы, но язвы души исцеляются одним лишь Господом Богом.
Нужда изощряет ум.
- Что будет вам наградой за всю кровь, которую вы пролили, за все труды и лишения , которые вы вынесли, за те слёзы, которые вызвали ваши деяния, когда смерть переломит ваши копья и определит самого быстрого из ваших боевых коней?
- Что будет наградой? - воскликнул Айвенго. - Как что? Слава, слава! Она позлатит наши могилы и увековечит наше имя!
- Слава? - повторила Ревекка.- Неужели та ржавая кольчуга, что висит в виде траурного герба над тёмным и сырым склепом рыцаря, или то полустёртое изваяние с надписью, которую невежественный монах с трудом может прочесть в назидание страннику,- неужели это считается достаточной наградой за отречение от всех нежных привязанностей, за целую жизнь, проведённую в бедствиях ради того, чтобы причинять бедствия другим? Или есть сила и прелесть в грубых стихах какого-нибудь странствующего барда, что можно добровольно отказаться от семейного очага, от домашних радостей, от мирной и счастливой жизни, лишь бы попасть в герои баллад, которые бродячие менестрели распевают по вечерам перед толпой подвыпивших бездельников?
- Рыцарство! Да знаешь ли ты, девушка, что оно источник чистейших и благороднейших привязанностей, опора угнетённых, защита обиженных, оплот против произвола властителей! Без него дворянская честь была бы пустым звуком. И свобода находит лучших покровителей в рыцарских копьях и мечах!
- Не могу назвать тебя добрым, но не смею, да и не хочу считать злым.
- Что такое женщина, как не игрушка, забавляющая нас в часы досуга?
- Мысль о смерти не должна страшить твёрдую душу, когда путь к ней открывается внезапно.
- У тебя сильная душа; иногда в ней вспыхивают благородные и великие порывы. Но она - как запущенный сад, принадлежащий нерадивому хозяину: сорные травы разрослись в ней и заглушили здоровые ростки.
- Из всех живущих на земле менее всего можно полагаться на женщину, правда, не считая монахов и аббатов.
– Если ты отличаешь воспоминания, то сможешь разобраться, где правда, а где ложь.
– Да. А если бы у меня выросли крылья, я бы мог летать. Только вот крыльев у людей нет. Правда или ложь?
– Правда. Но люди могут жить и без крыльев.
– А сойки – нет.
Речи этого человека были спокойными, а движения плавными. Он обладал великолепными манерами и безупречной осанкой. Со спины могло показаться, что мужчина давно вступил в возраст, но стоило ему только обернуться, и все видели, что его лицо не было тронуто ни ветром, ни морозом. Это было поистине странно.
- Любопытство - не порок, - покачал головой Дамблдор. - Но его надо держать в узде...
– Ну, разумеется, мы ведь не хотим потерять нашу маленькую птичку, едва она начала петь.
– О, дорогая мисс Эвердин, мы же договаривались не лгать друг другу.
Ты знаешь, что Фегбальд и его рыцари сделали в Фальшире? Они предали весь Шерстяной огню, вот что они сделали. Сожгли женщин и детей живьем, потому что те не хотели отдавать своих овец. Это к ним ты мечтаешь присоединиться?!
Как можно быть отшельником и иметь спутника?
Ты умрешь и возродишься столько раз, сколько потребуется.
- Когда меня оскорбляют, я не лишаюсь чувств - я мщу за себя, слышите?
Сердце лучшей из женщин безжалостно к страданиям соперницы.
- Итак, эти искусно распущенные красивые волосы, эта белая кожа и томный взгляд ещё не соблазнили тебя, каменное сердце?
- Нет, милорд, и поверьте, нужно нечто большее, чем женские уловки и женское кокетство, чтобы совратить меня.
- Раскаяние приличествует виновным.
- Палач может убивать и не быть при этом убийцей.
- Я прощаю вам всё зло, которое вы мне причинили. Я прощаю вам мою разбитую жизнь, прощаю вам мою утраченную честь, мою поруганную любовь и мою душу, навеки погубленную тем отчаянием, в которое вы меня повергли! Умрите с миром!
- Я слишком мало дорожу жизнью, чтобы бояться смерти.
— Солдаты, которые будут вас допрашивать, в большинстве своем продажны. Немного серебра — и дело, без сомнения, будет решено в вашу пользу. Однако распороть человеку живот только за то, что он выбил из ваших рук на пол краюху хлеба, — это в глазах сената города Морнстадиноса вряд ли может выглядеть справедливым возмездием. Куда более убедительно было бы обнажить меч, защищая своего господина от грабительского нападения.
- Он отдал тебя мне потому, что считает, будто из всех братьев только мне нужен серв. Другие способны одной только мыслью разобрать свои доспехи, переделать атомы воздуха и выключить свет, бьющий им в глаза. Я же… Я же этого не могу. Не без значительных усилий, больше нет. – Треснувший зрачок глаза уставился на Хемеллиона. – Я из Круга, но я ребенок по сравнению со своими братьями. В бою их разумы поддерживают меня. Брат по имени, но не по роду. Если они используют руки, то только потому, что так хотят. Мне нужны сервы, чтобы носить свитки и чистить доспехи не потому, что это мое право, но потому, что в ином случае мне придется делать это своими руками.
Если Кадаверциан неожиданно начнут умирать или пропадать без вести, я знаю, с кого спросить за это.
В конце-то концов, что Аполлону, не все равно, кто для него коня прирежет – я или Ификл?!
Эти чертовы крестьяне все равно плодятся, точно кролики. Мне от них ничего не нужно, пусть только вовремя собирают налоги. Думаю, что у всего этого сброда хватит ума быть мне благодарным.
Свет авторов этой книги давным-давно исчез из вселенной. Стараниями Ангрона, как я полагаю.
Потыкав в нее пальцем, он подсунул хлеб под нос старухе-торговке:
— Почем?
Старуха назвала сумму: четыре медяка. Конан замотал головой.
— Ну нет, бабуся. Я же не собираюсь покупать твой дом вместе с проживающими там внучками. Только вот этот сухой хлебец.
Мы — голос и священный призыв;
Мы — истребители тиранов и противников.
Если вы всё-таки решите снести кладбище, я позабочусь о том, чтобы тебя закопали на нём в самое ближайшее время.
Я Убла. Маг Империй. Если я не смогу использовать этого раба… то убью его. Как со временем убью всех вас…
Теперь, когда у всех известных миров в галактике появится единое законодательство, единый язык, единый просвещённый правитель, больше не будет места коррупции, разлагавшей устои прежней Республики, а региональные губернаторы, которых я специально посадил на места, позаботятся о том, чтобы нигде больше не возникло второго сепаратистского движения.
Лучше было дать ребёнку погибнуть. Лучше уж помрет один, чем нас всех замучают до смерти. Мы всегда можем завести новых детей.
Вскоре, подойдя поближе, Хокмун смог рассмотреть Тронную Сферу. Увиденное потрясло его. Сфера была заполнена молочно-белой жидкостью, которая слегка колыхалась. Временами казалось, что на поверхности жидкости появляется радужное сияние, исчезающее и вновь возвращающееся. В центре Сферы плавал древний-древний старец с непропорционально большой головой. Он напоминал Хокмуну зародыша. Кожа его сморщилась; конечности атрофировались. Но глаза его были живыми.
Следуя примеру Мелиадуса, Хокмун опустился перед Сферой на колени.
— Встаньте, — раздался голос.
Услышав его, Хокмун вздрогнул. Голос шел из сферы, и это был прекрасный, мелодичный, полный жизни голос молодого человека — человека в расцвете сил и здоровья. Хокмун на мгновение задумался: неужели это голос самого Императора?
1..143Тогда пусть войдёт с заднего входа. Парадное крыльцо не для рабов!