Онлайн чтение книги Ради милости короля
Глава 4

Замок Виндзор, сентябрь 1176 года

Ида де Тосни изучала гобелен на стене в спальне, восхищаясь тем, как умело вышивальщица подобрала два оттенка голубых нитей, перемешав их с зелеными, чтобы изобразить реку, у которой компания охотников остановилась напоить лошадей. Она представила, как работала бы сама над подобным сюжетом, возможно добавив к воде серебристую дорожку и пару рыбок. Иде нравилось продумывать вышивки, и, хотя ей исполнилось только пятнадцать, она уже весьма искусно управлялась с иглой.

Розовое платье Иды было украшено по рукавам и вороту нежно-зелеными завитками виноградной лозы. Небольшие грозди красного винограда дополняли замысловатый орнамент, а края были обшиты мелким жемчугом. Пояс, дважды обернутый вокруг талии, она сплела сама и тоже украсила жемчугом, поскольку являлась наследницей, а платье сшили специально для представления ее ко двору короля. Полная беспокойства, Ида сотню раз воображала судьбоносное мгновение – как она приседает, встает и отходит. И если король заговорит с ней, она, конечно, сумеет найти подходящий ответ.

Ее горничная Года вплетала золотые ленты в густую каштановую косу, а служанка Бертрис выщипывала брови, чтобы превратить их в изящные дуги, и Ида старалась не вздрагивать.

– Вы должны выглядеть как можно лучше перед королем, – деловито кивнула Бертрис. – Если понравитесь, он будет вам хорошим опекуном и найдет доброго мужа.

Она промокнула брови Иды влажной тряпочкой с ароматом лаванды, чтобы снять раздражение, и аккуратно разгладила пальцем.

– Возможно, уже сегодня вы найдете мужа среди придворных, – оптимистически заметила Года. – Не время выглядеть неухоженной, молодая госпожа.

Ида покраснела и заставила себя стоять неподвижно, пока служанки завершали ее туалет. Понятно, им очень хочется, чтобы она понравилась королю, – тогда их заботы не пропали бы даром. Ида тоже хотела понравиться королю, как ради себя, так и ради них; кроме того, они совершенно правы, кое-кто из присутствующих может подыскивать жену. Ида пока не знала жизни, но уже замечала оценивающие взгляды мужчин, которые задерживались на ее губах и груди. Подобное внимание страшило, но порождало приятное тепло в солнечном сплетении. Что-то предупреждало ее, что здесь кроются власть и опасность, – ее ждут пугающие новые переживания.

Явился привратник, чтобы отвести Иду в главный зал, где перед ужином ее вместе с остальными подопечными и просителями представят королю. Года напоследок разгладила платье Иды и накинула поверх темно-синий плащ, застегнув его на две круглые золотые застежки.

– Желаю удачи, госпожа, – прошептала она.

Ида тревожно улыбнулась присевшим в реверансе служанкам. Глубоко вздохнув, она вышла из комнаты следом за привратником.

В главном зале ей велели ждать вместе с остальными, пышно разряженными и сияющими после недавних омовений. Иде, самой младшей, не считая подростка, который тоже был королевским подопечным, досталось место почти в конце. С каждым вдохом легкие Иды наполнял запах розовой воды, разгоряченных потных тел и новой шерстяной одежды. Она сложила руки перед собой, заметив суетливые движения кое-кого из окружающих, и скромно опустила глаза, хотя время от времени поглядывала из-под ресниц.

Столы на козлах были накрыты для главной официальной трапезы дня. Еще один стол, на возвышении, был устлан вышитой белой скатертью, все блюда, солонки и кубки на нем были из позолоченного серебра, некоторые инкрустированы драгоценными камнями. Два буфетчика усердно нареза́ли хлеб и укладывали на плоские подносы ломти – ими будут брать мясо, приготовленное в соусе. Другие слуги носили из кладовой кувшины с вином. Несмотря на беспокойство, Ида проголодалась. Только бы не заурчало в животе, когда она будет приседать перед королем.

Наконец появился Генрих. Он влетел в зал, словно на крыльях, и собравшиеся едва успели присесть и преклонить колени. Его темно-рыжие волосы были очень коротко подстрижены, не умащены и не завиты, а одежда казалась совсем простой по сравнению с нарядами просителей и гостей. Если бы Иду не предупредили о тяге Генриха к практичности, она приняла бы его за слугу, а маршала с золотым жезлом в роскошном алом плаще – за короля.

Она следила из-под ресниц, как Генрих приближается к очереди на представление и идет вдоль нее, останавливаясь, чтобы переброситься парой слов с каждым. Голос был хриплым, как будто король надышался дыма, но говорил он изящно и любезно, умело снимая напряжение. Хотя в зал он вошел стремительно, Иде показалось, что теперь в его походке появилась хромота. Возможно, ему тесны туфли? Она заметила царапину на тыльной стороне правой кисти, – похоже, Генрих не поладил с собакой или соколом. Его пальцы были сплошь унизаны перстнями, и Ида обратила внимание, что он снял несколько штук и подарил собеседникам. Наверное, специально для таких случаев у него целый сундук. Вряд ли король носит кольца, чтобы подчеркнуть красоту своих рук: их кожа груба, как будто он ежедневно занимается физическим трудом.

Генрих заговорил с юношей, стоявшим рядом с Идой, и посмотрел на нее. Она подняла глаза и в тот же миг попала в плен к глазам ярким, словно залитое солнцем стекло. Девушка спешно потупилась. Несомненно, король сочтет ее дурно воспитанной.

– Ида де Тосни, – объявил маршал.

Ида снова присела, не сводя глаз с мелких стежков на подоле своего платья. Затем ее подбородок приподняли указательным пальцем.

– Весьма изящный реверанс, – заметил Генрих, – но я бы предпочел, чтобы вы стояли прямо и смотрели на меня.

Ида собрала всю храбрость, повиновалась и вновь была пленена хищными прозрачными глазами.

Палец короля переместился на золотую застежку плаща.

– Маленькая дочка Ральфа де Тосни, – мягко произнес он. – При нашей последней встрече вы были краснощекой крошкой на руках у матери, а теперь взгляните на себя – достаточно взрослая, чтобы иметь собственное дитя.

Генрих ласкал ее тело взглядом, и лицо Иды вспыхнуло.

– Но щеки у вас по-прежнему красные, – с улыбкой добавил он.

– Сир… – прошептала она со смущением и страхом.

Случайные взгляды молодых людей не шли ни в какое сравнение с тем, как пожирал ее глазами король.

– Скромность вам к лицу. – С этими словами Генрих перешел к юноше, стоявшему рядом с ней, бросив через плечо еще один взгляд.

Дрожа от смущения, Ида тщетно ожидала разрешения удалиться. До ужина еще оставалось время, и король хотел продолжить разговор со своими подопечными. Ему принесли кресло и красивую мягкую скамеечку, которую он велел Иде поставить под его левую ногу.

– Старческие боли, – криво улыбнулся он. – Надеюсь, их снимет зрелище вашей юности и красоты.

– Сир, вы вовсе не стары, – вежливо возразила Ида, пытаясь поудобнее пристроить скамеечку, но получилось это не сразу.

Ей пришлось поднять ногу короля, что было интимным жестом, и все это время она ощущала на себе его испытующий взгляд и краснела. Выполнив приказ, девушка хотела незаметно отойти, но король пресек ее попытку и жестом приказал стать рядом.

– Я хочу, чтобы вы мне прислуживали, – произнес он.

Ида заметила, как многоопытные придворные понимающе переглянулись, и у нее свело живот. Генрих беседовал с остальными гостями, но время от времени поворачивался к ней. Ида отвечала робкими улыбками, однако растягивать губы становилось все труднее. Она терпеть не могла, когда ее выделяли. Чтобы унять беспокойство, она стала думать о вышивании. Скамеечка была обтянута золотым камчатным шелком с изысканным узором из ромбов. Как повторить его на куске рыжевато-коричневой шерстяной ткани, лежащей в ее шкатулке с шитьем.

– Вы о чем-то задумались, маленькая Ида, – весело заметил Генрих. – Скажите, какие умные мысли роятся в вашей головке?

Ида снова покраснела и метнула встревоженный взгляд на собравшихся. Что о ней подумают?

– Я… У меня нет умных мыслей, сир, – робко призналась она. – Я всего лишь размышляла об узоре на вашей скамеечке и о том, как бы вышить такой же.

Девушка увидела в глазах короля веселые искорки и опустила голову. Теперь он высмеет ее! Он так и поступил, но с доброй ноткой, от которой она задрожала.

– Ах, – произнес он, – если бы все мои знакомые женщины побольше думали о шитье, моя жизнь была бы намного спокойнее.

– Сир?

– Не важно, – покачал головой король. – Ида, вы напомнили мне, что в мире еще существует невинность, а в жизни – мгновения безмятежности… и это редкий и драгоценный дар.

Ида увидела в его взоре печаль, и, несмотря на беспокойство и тревогу, в ней пробудилось сострадание. При мысли, что она сумела дать королю нечто редкое, в ее груди затеплился огонек.

Кто-то из придворных сказал, что до него дошли слухи, будто Гуго, граф Норфолк, стал крестоносцем и отправился в Святую землю с графом Фландрии.

У Генриха от удивления отвисла челюсть, затем он резко хохотнул и хлопнул по подлокотникам кресла:

– Гуго Биго – крестоносец? Хотел бы я это видеть!

– Так мне сказали, сир.

– Кровь Господня, да старому мерзавцу уже, должно быть, лет восемьдесят! – Генрих энергично покачал головой. – Весьма замысловатый способ избежать возвращения в Англию, чтобы не видеть меня и развалин своего замка! – С этими словами он улыбнулся Иде и погладил ее по юбке.

Она не знала, чего от нее ждут – одобрительного кивка или остроумного замечания, и неуверенно произнесла:

– Сир, возможно, он отправился в Крестовый поход ради спасения своей души.

– У Гуго Биго нет души, – фыркнул Генрих. – Он давным-давно продал ее по сходной цене. – Король небрежно отмахнулся. – Если слухи верны, надеюсь, сарацины его прикончат. Но, судя по состоянию здоровья графа в Сайлхеме, он не доставит им такого удовольствия.

Дворецкий склонился перед королем и сообщил, что все готовы и ожидают, когда его величеству будет угодно отужинать. Генрих кивнул и приказал Иде поднять его ногу со скамеечки и помочь ему встать. Король навалился на нее, и на мгновение его рука задержалась на ее талии, а взгляд хищно окинул грудь.

– Мы еще побеседуем, – пообещал он. – Мне понравилось ваше общество, и я не позволю вам цвести вдали от моих глаз.

Он направился к столу на возвышении. Ида присела в реверансе, спрятав руки под плащом, чтобы никто не заметил, как они дрожат.

* * *

Тем же вечером, когда Ида готовилась ко сну, Джон Фицджон, королевский маршал, явился к двери женской спальни с известием, что король желает поговорить с Идой о ее опеке и замужестве.

Служанки Иды поспешно принялись снова одевать ее, поскольку королевскими приказами не пренебрегают, особенно если их сообщают вельможи в чине маршала – пусть даже на пороге ночи, когда большинство придворных спят.

– Что ж, – запыхавшись, вымолвила Бертрис, проворно шнуруя платье Иды, – похоже, вы поймали в свои силки короля.

Ида содрогнулась. Ей казалось, что это ее поймали в силки.

– Что мне делать?

– Не упускайте удачу. – Бертрис застегнула концы шнуровки. – У него не было любовницы с весны, когда скончалась Розамунда де Клиффорд.

– По-вашему, я должна уступить? – в ужасе уставилась на женщину Ида.

Глаза Бертрис стали хитрыми.

– Милая моя, если король будет недоволен вашим отказом, остаток дней вы проведете замужем за каким-нибудь болваном. Покоритесь его желаниям, и мир ляжет к вашим ногам. Королевская милость наделит вас силой, с которой придется считаться.

Иду затошнило.

– Если бы я знала, то надела бы свое самое унылое платье и не мылась бы неделю. – Она укоризненно взглянула на циничных служанок. – Тогда бы он меня не заметил.

– Уверена, что заметил бы, солнышко. Золото и в грязи блестит. – Бертрис принесла гребень и проворно собрала каштановые волосы Иды в гладкий узел, прежде чем заново переплести их шелковыми лентами.

– Если король приказывает, надо повиноваться, – сказала Года. – Бертрис права. Подчинитесь ему – и обретете власть.

Мужчина за дверью нетерпеливо прокашлялся.

– Я жду, миледи, – произнес маршал.

Ида вообразила, как прячется под кроватью или сбегает через окно, но в реальном мире спасения не было. Возможно, он просто хочет поговорить об опеке, подумала девушка, цепляясь за соломинку. Глубоко вздохнув и подняв голову она направилась к двери. Маршал поклонился ей с нарочито бесстрастным лицом, держа золотой жезл так же, как в начале вечера.

– Могу я взять с собой служанку? – робко поинтересовалась Ида.

– Нет, демуазель, это ни к чему.

С ним был юноша, который освещал фонарем дорогу по коридорам и лестницам к королевским апартаментам. Маршал был высоким и шагал по-солдатски широко, так что Ида почти бежала, чтобы поспевать за ним.

– Уже очень поздно, – заметила она, но не получила ответа.

Ида оглянулась, но за тусклым пятном фонарного света лежала чернильная тьма. Бежать было некуда.

– Прошу вас… – Она схватила его за рукав.

Маршал замедлил шаг и остановился, но не из-за нее.

Они подошли к дверям, у которых стояла стража.

– Демуазель… – Он аккуратно отцепил ее руку. – Король оказал вам великую честь. С вами не случится ничего плохого.

Сколько раз он уже проделывал это? Ида была невинной, но не совсем невежественной. Церемониймейстеры и маршалы отвечали за королевских любовниц. Их долгом было заведовать потаенной стороной придворной жизни. Но она не любовница; она королевская подопечная… и наследница. Сколько других наследниц и подопечных ступали этой тропой вместе с маршалом глухой ночью? Маршал сказал, что она должна гордиться оказанной честью, но это не похоже на честь. Это похоже на нечто грязное, тайное и пугающее.

Маршал постучал жезлом в дверь, отворил ее и предложил Иде войти первой. Он настойчиво, но ласково подталкивал ее в спину.

– Сир, леди Ида де Тосни.

Генрих, сидевший у очага на скамье с высокой спинкой, оторвал глаза от стопки пергаментов, небрежно скрепленных сверху.

– А! – Он поманил Иду свободной рукой. – Подойдите, госпожа, и посидите со мной.

Кивка и взгляда хватило, чтобы маршал молча поклонился и вышел. Ида поспешно обвела комнату взглядом, но ни слуг, ни других гостей не обнаружила. Она осталась наедине с королем. С большой неохотой подошла и присела на край скамьи, сложив руки на коленях. Любопытно, документы, которые он изучает, имеют отношение к опекунству? Возможно, король решил проверить, что входит в ее приданое.

Генрих бросил на Иду долгий взгляд, от которого у нее свело живот. Отложив документы, он опустил руку на спинку скамьи и вытянул ноги. Ида заметила, что носки его сапог потертые.

– Не бойтесь, – произнес он. – Я вас не обижу.

– Разумеется, сир… – Она сжала колени.

– Кажется, вы мне не верите? – хихикнул Генрих. – Ваши губы говорят одно, а глаза полны всего того, что вы отрицаете… Нет, не опускайте взгляд. У вас красивые глаза цвета лесного ореха. – Он наклонился и погладил ее пальцем по щеке. – А кожа – как лепесток розы.

– Сир, я… – Она едва не отпрянула.

– Я знаю, о чем вы думаете. Вам хочется оказаться подальше отсюда?

Ида сглотнула, боясь ошибиться с ответом. Парализованная страхом, она пыталась собраться с мыслями.

– Лорд-маршал сказал, что вы хотите поговорить со мной об опеке.

– А, опека! – Его рука опустилась ниже и принялась играть с ее косой. – Вы наследница, Ида. У вас будет множество поклонников, желающих заполучить ваши земли и здоровую молодую женщину, способную рожать сыновей, так?

– Не знаю, сир… – Она покраснела от такой непристойной откровенности.

– О да, пока не знаете. Вы только что прибыли ко двору, но скоро они налетят со всех сторон и будут очень настойчивы. Ральф де Тосни был человеком с положением, а ваша мать – урожденная Бомон. – Король задумчиво водил пальцами по ее косе вверх и вниз, но неизменно спускался все ниже, пока не добрался до кисточки на конце, находившейся на уровне груди. – У вас есть земли, вы молоды, красивы и невинны. Настоящее сокровище, которое я намерен приберечь для себя.

Глаза Иды расширились. Она напряглась, чтобы вскочить на ноги:

– Сир, вы погубите меня…

– Несомненно, моя дорогая, – лениво улыбнулся Генрих, – ведь вам придется сравнивать со мной всех прочих мужчин, но не в том смысле, который вы вкладываете в эти слова. Мое внимание лишь добавит вам привлекательности в глазах тех, кто соперничает за мое золото и благосклонность. – Он указал на графин из горного хрусталя, стоявший на сундуке. – Налейте нам вина, будьте хорошей девочкой.

Ида была рада отсрочке, но ее руки дрожали, и она едва не разлила вино, темное, как венозная кровь. Она чувствовала на себе испытующий взгляд Генриха, и хотелось скрестить руки на груди.

Когда она вернулась к королю, он встал и накрыл ее кисти своей ладонью.

– Виночерпий из вас никудышный, – весело заметил он.

У Иды задрожал подбородок. Генрих забрал у нее вино, поставил на ларец и снова повернулся к ней:

– Ну что вы, милая, не надо плакать, не надо. Тише. Все хорошо. Я не обижу вас, честное слово. Я лишь хочу… – Он умолк, расстегнул круглые броши, скреплявшие ворот ее платья, и стащил его с плеч. Затем дернул завязки сорочки и стащил ее вслед за платьем, так что теперь Ида стояла перед ним обнаженная до талии и дрожала. – Очаровательно, – произнес он. – Такая юная, невинная и прелестная. Вы не представляете, что творите со мной…

* * *

Ида лежала в постели Генриха на надушенном прохладном полотне, укрытая мягкой чистой простыней и покрывалом из бордового шелка с вышитыми павлинами. Слезы текли из-под зажмуренных век, и она стирала их ладонью. Между ног горело, внизу живота ныло.

Генрих сидел на кровати, глядя на Иду пресыщенно и нежно.

– Хватит, – произнес он. – Не надо слез. Это было не так уж и плохо, верно?

Ида сглотнула.

– Конечно, сир, – прошептала она.

Само действо было странным и неприятным, но Ида стиснула зубы и сказала себе, что это король и у нее нет иного выбора, кроме как повиноваться его воле. Она стерпела и осталась жива – физически, по крайней мере.

– Так почему вы плачете? Я оказал вам великую честь, милая. Вы для меня как невеста – девственная невеста короля. – Он ласково отвел с ее лица прядь густых каштановых волос.

– Но я чувствую себя обесчещенной, – отважилась прошептать Ида. – Люди будут показывать на меня и называть шлюхой. Мое доброе имя замарано. Я достанусь мужу испорченной. – Она сглотнула болезненный ком в горле, и слезы полились из-под век.

– Не надо, милая! – Генрих заключил ее в объятия и провел пальцем по мокрому лицу. – Никто не подумает о вас плохо. Вы принадлежите мне. Вы принадлежите королю, а королю всегда достается самое лучшее. Если кто-то оскорбит вас взглядом или словом, я велю его высечь, но этого не случится, обещаю. Беспокойство говорит в вашу пользу, но оно совершенно излишне. Я забочусь о тех, кто мне принадлежит. Держите голову высоко и гордитесь собой.

Он заставил ее сесть и собственноручно угостил вином, похожим на кровь. Затем достал из сундука перстень – не безделицу, какие раздавал сегодня направо и налево, а подлинное произведение ювелирного искусства – балас-рубин[9] Балас-рубин — ювелирная шпинель бледно-розового цвета. размером с крупный мужской ноготь.

– Носите его ради меня, – произнес он. – По нему люди узна́ют, что вы принадлежите мне и я высоко ценю вас.

Король надел перстень на безымянный палец, предназначенный для обручального кольца, и поцеловал Иду в щеку и губы.

Ощутив проволочную жесткость его бороды и чуть влажное прикосновение губ, она задрожала.

– Ах, Ида, ваша власть в том, что вы ее не осознаете, – пробормотал Генрих.

Когда она допила вино, он помог ей натянуть шелковые чулки и завязать подвязки, поцеловал мягкую кожу бедер над застежками и под пятнами крови и семени. А потом надел на ее шею воротник из горностая как еще один символ королевского обладания.

– Вот. – Он погладил мех, а затем ее шею. – Этот воротник будет согревать вас до нашей следующей встречи.

Ида не помнила, как покидала покои короля, как переставляла ноги, покуда маршал вел ее обратно в женскую спальню. Года и Бертрис захлопотали вокруг нее, но она принимала их услуги, словно каменная статуя, молча. Ей хотелось одного – лечь, отрешиться от мира и погрузиться в забытье, в котором не нужно ни думать, ни чувствовать.