Глава третья. S. O. S! (Save our Souls)

Онлайн чтение книги Рассказ о голубом покое
Глава третья. S. O. S! (Save our Souls)

Hotel Terminus.

Ричарду Рандольфу.

Pension «Concordia», 28 марта, 192….. г.

Ричард, гениальный человек и гений дружбы, спасай! Спасай твоего бедного Лауридса; твой Лауридс погибает, твой Лауридс погибнет, если ты не выручишь его, твой Лауридс утонет, если ты не поспешишь ему на помощь, если ты ему, утопающему, не кинешь спасательный пояс дружбы, изобретательности и любви. Вода заливает мне уши, я глохну, я уже оглох, ещё немного — и моя борода уляжется меж подводными камнями. Я делаю последние усилия, чтобы удержаться на поверхности, но уже вижу, как крабы впиваются в моё тело, как липкие водоросли сводят мои пальцы, и слышу как в далёком Копенгагене моя бедная старушка оплакивает свою несчастную крошку.

Ты хочешь, чтоб на дне Средиземного моря Дания окончательно и бесповоротно похоронила свою великую надежду в области изобразительного искусства? Ты хочешь, чтоб в этом году в Парижском Салоне отсутствовал портрет некоего негодяя, которого зовут Ричардом и который перестанет быть негодяем и воистину будет Ричардом не только Львиное, но и Золотое Сердце, если поспешит на выручку друга?

Ты хочешь, чтоб газетные мальчишки всего мира в один прекрасный день прокричали на всех перекрестках всех столиц о том, как неподалёку от Неаполя небезызвестный датский художник Лауридс Рист палитрой размозжил голову марбургскому советнику Оскару Таубе и ненавистное чиновничье тело разрезал на мелкие кусочки?

Ты начинаешь понимать, в чём дело? Ты уже чувствуешь, что немецкий советник не даром появился на сцене и что вышеуказанные крабы и водоросли есть не что иное, как фигуральное выражение господина советника Оскара Таубе aus Marburg?

Ричард, коротко и ясно: её зовут фрау Берта Таубе.

Ты уже торжествуешь: ага, мол, согнулся Лауридс Рист перед маленькой белобрысенькой немочкой.

Нет, фрау Берта Таубе мне по плечу, мне не придется сгибаться, моя любовь выше уровня моего сердца. Любовь, для которой надо согнуться вдвое, чтоб поднять её к себе, мне не по вкусу.

Её зовут фрау Берта, но она прекрасна и величественна, как Юнона, её венчает корона тёмно-белокурых кос, а каждая коса, если даже обернуть её вокруг такой бычьей шеи, как моя, может затянуть смертельную петлю, и лоб её поцеловал Пракситель. Она живёт в Марбурге (слышишь, в Мар-бур-ге, ты только подумай!), но настоящая её родина Олимп. Но она робка, как школьница, — на пути с Олимпа в Марбург её душу изуродовали немецкие пасторы, и суп с клёцками потушил языческую радость бытия. Но в этом изумительном теле такое послушание, такая покорность долгу.

Знаю, знаю, — я это ощущаю всеми перегородками своего сердца, — под пеплом таятся угли, и они должны вспыхнуть: не может такая грудь покрывать собой уже навеки утихомиренное псалмами сердце, под такой кожей не может долго кровь переливаться габерзупом. Но нужно время, чтоб угли раздуть, — о, для этого я пожертвую всеми своими лёгкими, а они не уступают кузнечным мехам. Но нужно время, чтоб кровяные шарики ожили, завертелись и закружились, — о, эти непостижимые шарики, которыми господь бог забавляется, когда ему становится скучно после молитв и поста.

Ричард, ясно и коротко: я люблю её. И смею думать, что и она ко мне… молчу, молчу, — Аллах, вырви мой грешный, мой сумасшедший, мой самоуверенный язык!

Но Ричард, ещё одно коротко и ясно: есть муж — господин советник, существует румынская княгиня с невыговариваемой фамилией, и дует сирокко. Все эти три несуразности вместе с тем логично образуют один круг, в котором я задыхаюсь, один водоворот, в котором я тону.

Румынская княгиня, спасаясь от сирокко, готовится к отъезду; румынская княгиня — это законодатель всей «Конкордии», каждое её суждение — это для остальных непогрешимое суждение высшего света, без малейшей критики, на честное слово; каждый её поступок — это образец для подражания. Марбургский краб первым распластался на ступеньках княжеского трона, он всеми своими клешнями держится за неё. Если сегодня уедет княгиня — следующий же день марбургские водоросли потянут за собой мою небожительницу, и итальянское небо превратится для меня в лондонское фабричное клеймо.

С сирокко я бороться больше не могу, — даже я: он уже положил меня на обе лопатки, все мои меры противодействовать ему и удержать княгиню постыдно провалились.

Княгиню надо задержать, княгиню необходимо приковать к «Конкордии», — ненадолго, Ричард, ненадолго, пока я буду ратоборствовать с немецкими пасторами. Ненадолго, я это чувствую каждой кровинкой своей.

Ричард, спасай. Только ты, гений изобретательности, можешь помочь, только ты сможешь удержать княгиню. Ты знаешь все языки, ты знаешь песни и танцы всех стран, ты умеешь показывать фокусы, насколько мне помнится, ты даже по канату умеешь ходить, ты изящен, ты тонок и строен, румынка кругла, нуль нуждается в единице, будь ею, дай мне 10 дней, иначе я свою жизнь сведу к нулю; хотя бы только десять дней — и я буду самым счастливым датчанином в мире.

Ричард, нашей старой дружбой, всеми очаровательными часами наших прошлых бесед и встреч и будущих я самым серьёзным образом заклинаю тебя: приезжай, приезжай немедленно. Ты уже достаточно побыл в Риме и неужели какая-то мёртвая глыба тебе дороже пока ещё живого, но умирающего твоего

      Лауридса Риста.

__________________

Telegramma.

Temichori (Romenia) Aphanasiu Mavropomescu.

(Текст по-румынски латинскими буквами).

Сижу без единого бани переведи телеграфно банком Неаполь хоть 30.000 лей возьми на проценты Магуреску мерзавец должен дать твои все штучки понимаю случае молчания выеду немедленно будет хуже тебе адресуй княгине Мавропомеску пансион Конкордия княгиню не забудь упомянуть умоляю тебя необходимо Ионелла.


__________________

Марбург.

Universitätstrasse, 52.

Фрау д-р Матильде Стейнер.

Pension «Concordia», 28 марта 192…

Моя дорогая Тильда, третьего дня ночью я до рассвета писала тебе. Оскар, конечно, спал, он умеет спать даже когда от сирокко бесятся ослы. Впервые в своей жизни я написала тебе о себе, о своей боли и о том, что мне очень тяжко и что смерть мне кажется лучшим исходом. Писала тебе и слышала, как ветер воет, а ночью он ещё ужаснее. Потом он стих, и вдруг прогремел гром, дождь застучал, я подошла к окну; Оскар, конечно, и не пошевелился, я чуть-чуть приоткрыла ставень и, — знаешь, Тильда, он стоял на террасе. В такой поздний час он глядел в моё окно и, когда сверкнула молния, я увидела явственно его широко раскрытые, эти солнечные глаза. Он неуклюжий; когда он приходит к завтраку или обеду, стаканы танцуют; на днях он опрокинул вазу с цветами, но у него светлая улыбка, и, когда он вчера обнимал крохотного итальянского мальчика, который танцевал тарантеллу в нашем пансионе, я поняла, что его огромные руки умеют быть нежными, как веточки мимозы, и он мне сказал… Тильда, дорогая моя сестра, он мне сказал о том, что я предчувствовала давно. И — только не сердись на свою несчастную сестру — он мне сказал то, чего я тайно ждала, что перевернуло мою душу, от чего я всю ночь не могла заснуть, почему мне стали ещё ненавистнее подушки постели. И я поняла, и я поняла, Тильда, сестра моя, что вся моя прежняя жизнь прошла как бы в полусне, в тумане. Нет, в копоти прошла, и что настоящая жизнь может начаться только завтра.

Завтра! Завтра может быть солнце, завтра меня могут поднять с земли эти огромные, эти нежные, эти ласковые руки, завтра можно будет, не боясь нарушения приличий, смеяться уже с утра, как смеётся он, и радоваться жизни громко, как радуется он, как громко радуются только вольные птицы, и завтра можно будет подставлять голую грудь горячим губам.

Тильда, Тильда, что я пишу, боже мой, о чём я пишу? Я с ума сошла, на меня надо надеть смирительную рубашку.

Тильда, какое у него открытое лицо, как беззаботно он умеет смеяться, как жадно он радуется солнечному дню.

Тильда, твоя сестра идёт ко дну, — спаси её. Боже, дай мне силы быть верной, быть честной, быть преданной твоим великим заповедям.

Тильда, когда застучал дождь и в узкую щель ставня я увидела его, я поняла, что… Тильда, ты старше меня, ты, вместо покойной мамы, мама мне, ты знаешь, как вдруг я теряю себя, как внезапно я перестаю быть рассудительной — так помоги мне. Оскар не уедет отсюда, пока не уедет эта глупая княгиня, он совершенно ослеплён её княжеским титулом. Тильда, если Оскар не увезёт меня, если немедленно мы не уедем — я… я… Тильда, я не отвечаю за себя, потому что жжёт меня и тянет к себе это солнечное «завтра» — сего дня, когда так холодно мне, сегодня, когда я так ненавижу… Тильда, я умоляю тебя помочь мне. Дай телеграмму Оскару, придумай какую хочешь причину, но вызови его в Марбург, немедленно, сейчас же. Потом в Марбурге… Боже, я не хочу, не хочу в Марбург… Тильда, потом в Марбурге мы постараемся как-нибудь объяснить Оскару, мы что-нибудь потом придумаем. Тильда, Тильда, ради бога помоги своей несчастной сестре Берте.

P. S. Княгиня складывает вещи. Неужели мы уедем? Кто может удержать княгиню — никто! Тильда, у меня не хватит сил доехать даже до Рима. Я… я убегу с дороги, я вернусь сюда.

P. P. S. Тильда, телеграфируй немедленно.


________________

Berlin, W. 30.

Aisenacherstrasse, 17.

Herrn Gottlieb Riessler.

Pension «Concordia», 28 III 192…

(Отрывок из письма).

…Колбаса здесь отвратительная, пожалуй, только салями сравнительно недурна. Когда я вернусь, я по этому поводу поделюсь с тобой кое-какими своими идеями и, надеюсь, ты сразу поймёшь всю разумность моих проектов. Прежде всего надо будет выпустить плакат в трёх красках с видом Неаполитанского залива; с одной стороны мы поместим три контура наших магазинов с подробным прейскурантом, с другой… Но об этом подробно при встрече.

Сравнительно здесь всё дёшево, пансион недурен, кормят прилично, нас окружают исключительно благовоспитанные люди, милейшая княгиня Стехениз-Мавропомеску чрезвычайно ласкова со мной, Герта её обожает, княгиня нас приглашает в свой замок где-то в Карпатских горах. Надо будет поглядеть в путеводителе, где эти самые Карпатские горы и в каковую сумму приблизительно могут вылиться дорожные расходы.

Я говорю: дорожные расходы, ибо в замке нас ждёт княжеское радушие. Герта себя чувствует прекрасно, очень весела, настроение у неё повышенное. Две недели тому назад я очень перепугался: три дня после срока у Герты не было месячных. Ты можешь себе представить, как я себя почувствовал. Налоги, репарации, ещё не решён вопрос о нашем вхождении в Лигу Наций — и вот тебе сюрприз. Я был вне себя. К счастью, всё обошлось благополучно.

Но я должен тебе сказать, что итальянцы свиньи и подвели меня. Правда, отчасти виноват и я: я захватил с собой небольшой запас. Но мог ли я предполагать, что будет такая погода, и что в Италии я не найду самого необходимого для культурного человека? Ведь мы думали много ходить пешком, а путешествие по горам ослабляет известные эмоции, к вечеру очень устаёшь.

Но эта погода! Мы застряли тут. Но я не жалуюсь: здесь очень уютно и очень дёшево, пока я ещё не вышел из рамок своего бюджета, и ты, дорогой Готлиб, можешь быть спокоен за нашу кассу: я не потревожу её.

Но, милый Готлиб, ты должен помочь мне, и чем скорее — тем лучше: вторичной тревоги я не хочу, и так достаточно переволновался. Неподалёку от нас есть очень хороший аптекарский магазин, кажется, Ганса Беккера, — в прочности товара я ещё убедился в Берлине. Послать посылкой — это долго. Лучше всего, если ты вложишь несколько штук в конверт, два-три слова припишешь о наших делах и пошлёшь заказным письмом. Постарайся только, чтобы конверт не превышал обычного веса, жалко лишних марок. Но только всё это сделай поскорее. Я тебя очень прошу первый конверт с вложением хотя бы двух штук отправить немедленно по получении моего письма: этого требуют интересы нашей фирмы и моё здоровье. Остальные посылай потом через каждые четыре дня, но обязательно eingeschrieben!

За присылку «Lustige Blätter» большое тебе спасибо. Какая погода в Берлине? Как работает новая кассирша? Вернул свой долг Брумберг? Вот старая скотина, а ещё старинный друг дома. Опротестуй его вексель, что церемониться с этим грязным жидом.

Помни: я с нетерпением жду твоего первого заказного письма.

Твой Аугуст.


_____________________

Мальмё.

Фру Фредерике Екбом.

Pension «Concordia», 28 III 192… г.

Дорогая мамочка, все книги и журналы я получил. Атлас Снудсена великолепен. Я давно предсказывал, что этот мальчик далеко пойдёт. А очерк его о тайнобрачных — совершенство. Браво, браво! Передай ему мой привет и братский поцелуй. За меня не беспокойся: я очень много работаю, хорошо питаюсь, сплю недурно.

Здесь у нас образовался маленький шведский кружок, так сказать, государство в государстве, и конечно, королева его — Сельма. Мы очень мило проводим время, у нас нашлись общие знакомые; Эйнар Нильсен, оказывается, неугомонный и вдумчивый путешественник: на днях он очень занятно рассказывал о своём путешествии на Камчатку. Мы, шведы, в сущности говоря, неисправимые романтики. Например: торгуем вязаными кальсонами и умудряемся в перерыве на собаках пробраться в Гренландию; стоим за прилавком — и пишем поэмы об Италии, воспеваем кватроченто и любовь под апельсинами. И очень хорошие поэмы, мамочка: Кнут Сильван — настоящий поэт, у него оригинальные сравнения, далеко не трафаретные образы, он тонко чувствует природу, цветы у него живут подлинной жизнью.

Но, мамочка, нам надо скорее, скорее уезжать: что-то странное творится с Сельмой. Третий день она не ест, на днях она прогнала меня из комнаты, умоляя оставить её в покое, а я только тихонечко сидел у окна и глядел, как ползут облака по Везувию.

Мамочка, мамочка, не буду лгать. Мамочка, моя дорогая, моя седенькая мамочка, всё неправда: я не работаю, я не сплю, и хрипы увеличиваются.

Я знаю: я урод, я хромой урод, и когда я иду по Сорренто, итальянки исподтишка смеются над несчастным форестьером, но если Сельму окончательно уведут за собой поэ мы об Италии, — я умру. Она смеётся над вязаными кальсонами, она издевается над Сильваном, она спрашивает его, почему он не пишет стихов о фуфайках, но ведь я вижу, как она загорается, когда подходит Кнут, но ведь я вижу, как она презрительно кривит губы, когда перед сном я начинаю снимать с себя свои фуфайки. Но, мамочка, что же мне делать, когда даже при трёх фуфайках я мёрзну и никак не могу согреться?

Я знаю: у Сильвана прямые ноги, и когда Сельма идёт рядом с ним, нет перебоя, как со мной, и в один такт стучат шаги, и не приходится Сельме каждый раз применяться, но я без Сельмы не смогу жить, без нее я не кончу своей диссертации об орхидеях, и не нужны мне будут растения всего мира и даже кафедра в Стокгольме, если Сельма уйдёт.

Мамочка, она может уйти, если не принять экстренных мер. Но какие?

Мамочка, может быть, вызвать меня внезапно, телеграфировать, что необходим мой приезд, что меня требует университет? А если это не поможет?

Мамочка, мы люди севера, но какие в сущности смешные фантазёры. Вот вдруг я решил, что глупая нелепая телеграмма может спасти меня от темени. Вздор! Вздор! Но, мамочка, темень ведь надвигается на меня, надвигается. Что мне делать, что мне делать? Мамочка, спаси меня. Твой сын Эдвар.


____________________

З а п и с к а.

(Живой почтой — везёт записку виноторговец Габриеле Фреско, направляющийся из Сорренто в Неаполь на барке «Santo Croce»).

Egredgio signore Джузеппе Розетти, via Roma, 33. interno 8, scala II. Napoli.

Слушай, Джузеппе, слышал я, что у вас в Неаполе появился маленький театр марионеток, и что собирается он к нам поработать в отелях. Конечно, он первым долгом заявится к этому проклятому Циммерману в его «Grand Hotel». Джузеппе, директору этого театра необходимо перебить ноги так, чтоб он прежде всего заковылял ко мне. Иначе я вылечу в трубу, и мне придётся «Конкордию» прикрыть и свою несчастную Розину взять из римской консерватории, чего мы оба не перенесём.

Потому в спешном порядке беги к директору, пощупай, сколько это будет стоит, и если придется кормить не больше двух-трёх душ — директора, ну, на крайний случай, его жену и помощника, а куклы ведь могут поститься, — перехвати их и вези сюда.

Ответ передай через Фреску, но только письменно, а то этот дурак может напутать, я и так беспокоюсь, довезёт ли он эту записку: он уже с утра в задаток напился.

Твой брат и проприетарио

Пипо Розетти. 



Читать далее

Глава третья. S. O. S! (Save our Souls)

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть