Онлайн чтение книги Рассказы - 1
ВИСЕНТЕ БЛАСКО ИБАНЬЕСЪ

I

Крупнйшій романистъ современной Испаніи, Висенте Бласко Ибаньесъ, принадлежитъ по своимъ художественнымъ пріемамъ къ старой школ натуралистовъ.

Цль искусства онъ усматриваетъ въ возможно боле точномъ и всестороннемъ изображеніи той бытовой среды и тхъ соціальныхъ условій, въ обстановк которыхъ живутъ отдльныя личности и цлые слои общества. Онъ является въ значительной степени фотографомъ дйствительности и хотя его темпераментъ, его настроенія и идеалы вносятъ въ его образы и картины порой много субъективнаго, объективная дйствительность встаетъ въ его романахъ съ удивительной яркостью и выпуклостью, со всми характерными особенностями и подробностями.

Какъ живая, вырастаетъ передъ читателемъ современная Испанія съ ея большими городами европейскаго типа («Дикая орда») и развалинами средневковья («Толедскій соборъ»), ея огромными заводами («Вторженіе») и первобытной двственной Альбуферой («Дтоубійцы»), ея плодородной зеленющей «уэртой» («Проклятый хуторъ») и рыбацкими поселками на Кабаньял («Майскій цвтокъ»), ея виноградными плантаціями («Винный складъ») и апельсинными садами («Въ апельсинныхъ садахъ»). На этомъ широкомъ фон, охватывающемъ почти всю страну, движется безконечное количество дйствующихъ лицъ, принадлежащихъ ко всмъ слоямъ общества, являющихся представителями самыхъ разнообразныхъ профессій — предприниматели и крестьяне, іезуиты и рабочіе, художники и босяки, депутаты и революціонеры, рыбаки и торреадоры, разбойники и контрабандисты — цлый міръ.

Бласко Ибаньесъ не только реалистъ-жанристъ, но и въ значительной степени ученый.

Прежде чмъ приняться за ту или другую тему, онъ изучаетъ какъ обстановку, въ которой живутъ его герои, такъ и вс подробности, касающіяся ихъ быта и міровоззрнія. Описываетъ ли онъ средневковой храмъ или металлургическій заводъ, пріемы работы на виноградникахъ или систему орошенія полей «уэрты», бой быковъ или костюмъ торреадоровъ, рыбную ловлю на Альбуфер или засданіе палаты депутатовъ — каждому слову его можно поврить, потому что оно — результатъ непосредственнаго наблюденія или доскональнаго изученія. Изображаетъ ли онъ свадебные обряды на остров Ибисы или народные праздники въ Бискай, онъ настолько же художникъ, насколько и этнографъ. Говоритъ ли онъ о церковной музык, объ испанской живописи, о іезуитскихъ памфлетахъ — все онъ знаетъ, везд онъ спеціалистъ. Его перу принадлежитъ и историческій романъ изъ эпохи пуническихъ войнъ, отличающійся изумительной точностью, («Куртизанка Сонника»). He знаешь, чему больше удивляться, знаніямъ ли археолога или таланту художника.

Бласко Ибаньесъ, наконецъ, не только ученый, но и публицистъ.

Для него искусство средство не столько развлекать, сколько воспитывать и направлять. Въ своихъ романахъ онъ старается вскрыть язвы родной жизни, борется противъ соціальной несправедливости и устарлыхъ врованій, расчищаетъ почву для боле нормальныхъ общественныхъ отношеній и боле разумныхъ взглядовъ на жизнь.

Его главная задача служить не красот, a прогрессу.

Въ его первыхъ романахъ, вышедшихъ въ 90 годахъ (Arroz y Tartana, «Майскій цвтокъ», «Проклятый хуторъ», «Въ апельсинныхъ садахъ», «Дтоубійцы») бытовая живопись еще заслоняетъ публицистіческій элементъ, но уже и въ этихъ произведеніяхъ часто сквозь спокойное эпическое повствованіе прорывается голосъ борца, обращающаго вниманіе читателя на страшную несправедливость, царящую на земл, въ силу которой одни пользуются всми благами жизни, а другіе — многомилліонная масса — изнываютъ въ безнадежной борьб съ природой («Майскій цвтокъ»), гибнутъ отъ неестественнаго распредленія земли («Проклятый хуторъ») и влачатъ жалкое существованіе первобытныхъ дикарей («Дтоубійцы»). Въ слдующей серіи романовъ, относящихся къ періоду 1903–1906 гг. («Толедскій соборъ», «Вторженіе», «Винный складъ», «Дикая орда») элементъ публицистики беретъ уже замтно верхъ надъ ровнымъ повствованіемъ, надъ бытовыми подробностями. Здсь на каждой страниц чувствуется первоклассный агитаторъ многолюдныхъ митинговъ блестящій парламентскій ораторъ. Художникъ и ученый то и дло уступаетъ мсто пропагандисту и политику. Перо превращается въ его рук въ шпагу, которой онъ наноситъ смертельные удары всмъ врагамъ прогресса, въ особенности іезуитамъ, угашающимъ въ населеніи духъ энергіи, иниціативы и жизнерадостности, мшающимъ свободному развитію капитала, переводя его въ вид мертваго балласта въ руки католической церкви. И той же шпагой, которой онъ разитъ враговъ прогресса, Бласко Ибаньесъ становится на защиту безправной и эксплуатируемой массы и его четыре соціальныхъ романа незамтно превращаются въ боевые памфлеты, освщающіе путь, «ведущій въ обтованный градъ будущаго» (выраженіе Э. Замокоиса). И даже въ послдней серіи произведеній, относящихся къ 1906–1909 гг., («Обнаженная», «Кровавая арена», «Мертвые повелваютъ», «Луна Бенаморъ»), въ которыхъ преобладаютъ психологическія и порою философскія темы, за спиной художника-мыслителя то и дло выглядываетъ публицистъ, ратующій противъ нелпыхъ предразсудковъ по отношенію къ искусству («Обнаженная»), противъ варварскаго увлеченія боемъ быковъ («Кровавая арена»), противъ покорности застарлымъ соціальнымъ и религіознымъ пережиткамъ («Мертвые повелваютъ») или противъ вроисповдной розни («Луна Бенаморъ).

II

Испанія втягивается все боле замтнымъ образомъ въ круговоротъ капиталистическаго мірового хозяйства и какъ разъ этотъ переходный моментъ въ исторіи страны ярко и наглядно отразился въ романахъ Бласко Ибаньеса.

Еще высятся кое-гд остатки патріархальной старины.

На затерянныхъ въ мор островкахъ сохранились иравы и обычаи полуварварскихъ временъ (островъ Ибиса въ „Мертвые повелваютъ“). На двственной Альбуфер уцлли пережитки первобытнаго коммунизма и соотвтствующіе ему нравы (дядюшка Голубь въ „Дтоубійцахъ“). Въ деревняхъ еще можно встртить учрежденія, отзывающія глубокой древностью (судъ въ „Проклятомъ хутор“). Народные праздники также примитивны и своеобразны, какъ въ старину (состязаніе трубадуровъ и пильщиковъ во „Вторженіи“).

И всетаки патріархальный міръ осужденъ на гибель.

Испанія вслдъ за другими европейскими странами превращается все замтне въ царство крупныхъ промышленныхъ городовъ и рзкихъ соціальныхъ контрастовъ.

Тщетны усилія крайнихъ реакціонеровъ оградить страну отъ вторженія въ нее новаго промышленно-демократическаго духа. Безплодны ихъ мечты вернуть ее къ тмъ благословеннымъ временамъ, когда населеніе состояло изъ однихъ только „почтенныхъ поселянъ“, опекаемыхъ „священниками и сеньорами“, хранителями „священныхъ традицій“ (донъ Уркіола во „Вторженіи“).

Конечно, Испанія все еще отсталая страна.

„Наши желзныя цороги, очень плохія, принадлежатъ иностранцамъ“ — восклицаетъ Луна („Толедскій соборъ“). Промышленность, въ особенности главная ея отрасль, металлургія, — тоже въ рукахъ иностранныхъ капиталистовъ. Національная промышленность прозябаетъ подъ гнетомъ варварскаго протекціонизма и не находитъ поддержки капитала. Въ деревняхъ деньги все еще прячутъ въ потаенномъ мст, а въ городахъ ихъ отдаютъ, какъ прежде, въ ростъ, не употребляя на живое дло. Милліоны гектаровъ земли пропадаютъ безъ правильнаго орошенія. Крестьяне отвергаютъ всякіе научные пріемы во имя старыхъ традицій. Невжество возводится въ національную гордость».

И все таки капитализмъ, пробивая брешь за брешью въ старомъ зданіи, постепенно видоизмняетъ всю его физіономію.

Грандіозные заводы въ Бискай («Вторженіе»), огромные виноградники около Хереса («Винный складъ»), крупныя апельсинныя плантаціи возл Альсиры («Въ апельсинныхъ садахъ») — все свидтельствуетъ о томъ, что капитализмъ покоряетъ одну область за другой, одно производство за другимъ.

Выступаетъ новый классъ господъ, крупная буржуазія.

Трудомъ и грабежомъ, хитростью и энергіей эти люди выбились изъ мрака безвстности и необезпеченности и стали на солнечной высот богатства и власти, какъ король апельсинныхъ плантацій, донъ Матіасъ или владлецъ виннаго склада, донъ Пабло Дюпонъ, какъ собственныхъ заводовъ и пароходовъ, донъ Санчесъ Моруэта или семья Брюллей, держащая въ зависимости всю Альсиру.

Все увренне звучитъ голосъ вождей юнаго капитализма, поющихъ гимны новой экономической сил, покорившей міръ, этой сил, которая въ одно и то же время и разрушаетъ и созидаетъ, передъ которой вынуждены преклоняться даже и «короли народовъ, гордые, какъ полубоги» (Санчесъ Моруэта).

Вслдъ за предпринимателями поднимаются снизу вверхъ дти демократіи, сынъ сапожника, становящійся моднымъ торреадоромъ и богатымъ бариномъ (Гальардо въ «Кровавой арен»), сынъ кузнеца, достигающій славы художника и положенія милліонера (Реновалесъ въ «Обнаженной») церковный служака, кончающій архіепископомъ, обитающимъ во дворц («Толедскій соборъ»). А внизу образуется изъ обломковъ мелкобуржуазнаго міра классъ рабочихъ, безпокойный и мятежный, работающій въ рудникахъ и на заводахъ Бискайи, на виноградникахъ Хереса, на рисовыхъ поляхъ, окружающихъ Альбуферу. («Вторженіе», «Винный складъ», «Дтоубійцы»).

Нигд нтъ однообразія. Везд противоположности и контрасты.

Та же грань, которая длитъ промышленное общество на буржуазію и пролетаріатъ, расщепляетъ пополамъ и вс профессіи, вс группы.

Одни художники вступаютъ, благодаря таланту и счастью, равноправными членами въ буржуазное общество, другіе обречны на жалкую долю ремесленниковъ и паразитовъ (Реновалесъ и Котонеръ въ «Обнаженной»). Между тмъ, какъ торреадоры живутъ барами, бандерильеро и пикадоры влачатъ жизнь необезпеченныхъ пролетаріевъ (Гальардо и Насіональ въ «Кровавой арен»). Тогда какъ Каноники утопаютъ въ роскоши, какъ сеньоры, церковный низъ живетъ впроголодь («Толедскій соборъ»).

Мощно вторгается капитализмъ и въ заповдный міръ деревни, безпощадно экспропріируя мелкихъ собственниковъ, превращая ихъ въ зависимыхъ арендаторовъ, изнывающихъ въ тискахъ ростовщика, еле сводящихъ концы съ концами, часто трагически погибающихъ подъ гнетомъ тяжелыхъ условій, несмотря на адскій трудъ (дядюшка Бареттъ въ «Проклятомъ хутор», дядюшка Тони въ «Дтоубійцахъ»). Капитализмъ врывается даже въ двственный міръ Альбуферы. Лагуны засыпаются землей, шумятъ водочерпательныя машины, недавніе рыбаки превращаются въ земледльцевъ, общинное владніе озеромъ уступаетъ мсто частной собственности на землю («Дтоубійцы»).

А на самомъ низу новаго соціальнаго зданія, созданнаго капитализмомъ, ютятся въ нищет и грязи вс обойденные жизнью, вс выкинутые на улицу, вс паріи общества, интеллигенты-неудачники, тщетно пытающіеся проложить себ дорогу въ заколдованное царство буржуазнаго благоденствія, и темное оригинальное «дно» — тряпичники, браконьеры, воры, сжимающіе зловщимъ кольцомъ нарядный городъ, сверкающій богатствомъ и роскошью («Дикая орда»).

Чмъ рзче дифференцируется общество на враждебные классы, тмъ ярче вспыхиваетъ внутри его междоусобная война.

Крупная буржуазія протягиваеть руку воинственнымъ ученикамъ Лойолы, чтобы сообща господствовать надъ рабочей массой (Пабло Дюпонъ въ «Винномъ склад», Санчесъ Моруэта во «Вторженіи»). Пролетаріатъ въ свою очередь организуется въ боевые кадры его вождями. Въ большинств случаевъ это анархисты (какъ въ странахъ съ еще слабо развитой промышленностью), — какъ Луна («Толедскій соборъ» или Сальватьерре, списанный съ извстнаго анархиста Сальвоечеа («Винный складъ»).

Все чаще классовый антагонизмъ прорывается наружу въ вид острой, порой кровавой соціальной борьбы.

Устраиваются грандіозные митинги, объявляются стачки и локауты, происходятъ вооруженныя столкновенія («Винный складъ», «Вторженіе»).

Изъ тихой идилліи жизнь превратилась въ поле непрекращающейся битвы.

III

Хотя Испанія еще страна сравнительно отсталая, все же и она — даже по словамъ Луны («Толедскій соборъ») — идетъ по пути «прогресса».

Старый міръ отживаетъ съ каждымъ годомъ, теряя свою прежнюю фатальную власть надъ жизнью и умами новыхъ поколній. Тни «прошлаго» исчезаютъ при свт разгорающагося дня. «Мертвые» перестаютъ повелвать «живыми». Фнлософія неподвижнаго застоя уступаетъ мсто оптимистической теоріи «прогресса».

Этой врой въ вчное движеніе къ новымъ далямъ и высотамъ проникнуты почти вс романы Бласко Ибаньеса. Въ нихъ ветъ ожиданіемъ и привтомъ новой жизни. Въ грезахъ пьянаго «Піавки», бредущаго вдоль озера Альбуферы («Дтоубійцы»), въ пламенныхъ рчахъ анархиста Луны или агитатора Сальватьерры, въ негодующихъ размышленіяхъ и репликахъ доктора Аррести («Вторженіе») слышится все тотъ же оптимистическій призывъ къ будущему, которое родится въ ореол свта и красоты изъ мрачныхъ, обрызганныхъ кровью развалинъ прошлаго.

Этой врой въ возможность побдить темныя силы прошлаго, этой врой въ прогрессъ дышитъ въ особенности романъ «Мертвые повелваютъ».

Донъ Хаиме Фебреръ по многимъ причинамъ склоненъ придавать власти прошлаго слишкомъ преувеличенное значеніе. Потомокъ стараго опустившагося знатнаго рода, слава и блескъ котораго принадлежатъ не настоящему, а исторіи, онъ чувствуетъ себя по рукамъ и ногамъ опутаннымъ и парализованнымъ оскудніемъ семьи. Невозможность жениться на «чуэт» Каталин (въ силу господствующихъ въ обществ религіозныхъ предразсудковъ), необходимость порвать съ крестьянкою Маргалидой (въ силу соціальнаго неравенства) должны еще боле укрпить его въ его пессимистической философіи, въ его убжденіи, что живые не могутъ шагу ступить, не наталкиваясь на учрежденія и врованія, созданныя прежними поколніями и мшающими свобод и счастью ихъ потомковъ.

«Живыхъ всюду окружаютъ мертвые, — думаетъ онъ. — Мертвые занимаютъ вс дороги жизни. Домъ, гд мы обитаемъ, построенъ ими, религія — ихъ созданіе, законы, которымъ мы повинуемся, продиктованы ими, мораль, обычаи, предразсудки, честь — все ихъ работа. Если бы прошлыя поколнія мыслили иначе, иначе сложилась бы и наша жизнь».

«Мертвецы не уходятъ, ибо они господа!» — таковъ печальный итогъ его размышленій. — «Мертвецы повелваютъ и безполезно противиться ихъ приказаніямъ».

Постепенно, однако, донъ Хаиме освобождается отъ этой пессимистической философіи и выходитъ на широкую дорогу боле оптимистической оцнки вліянія прошлаго на судьбу и поступки людей. Въ рабств у вншнихъ условій пребываютъ только примитивныя животныя. Ими въ самомъ дл повелваютъ мертвые, ибо они «длаютъ то, что длали ихъ предки, что будутъ длать ихъ потомки».

«Но ч_е_л_о_в__к_ъ н_е р_а_б_ъ с_р_е_д_ы. Онъ ея сотрудникъ, а иногда и г_о_с_п_о_д_и_н_ъ. Человкъ разумное и прогрессирующее существо и м_о_ж_е_т_ъ и_з_м__н_и_т_ь с_р_е_д_у п_о с_в_о_е_м_у у_с_м_о_т_р__н_і_ю. Онъ былъ рабомъ лишь въ отдаленныя эпохи, но побдивъ природу, эксплуатируя ее, онъ прорвалъ роковую оболочку, гд въ плну томятся прочія твари. Ч_т_о з_н_а_ч_и_т_ъ д_л_я н_е_г_о с_р_е_д_а, в_ъ к_о_т_о_р_о_й о_н_ъ р_о_д_и_л_с_я. О_н_ъ с_о_з_д_а_с_т_ъ с_е_б_ и_н_у_ю, к_о_г_д_а п_о_ж_е_л_а_е_т_ъ».

По мр этого душевнаго оздоровленія мняются и взгляды донъ Хаиме на историческій прогрессъ.

Первоначально, въ періодъ пессимистическаго угнетенія, онъ былъ сторонникомъ теоріи Ницше о кругообразномъ движеніи исторіи, исключающемъ всякую возможность восхожденія къ боле высокимъ и совершеннымъ формамъ и типамъ жизни, теоріи von der ewigen Wiederkunft der Dinge.

Исторія для него — «безконечное возвращеніе вещей».

«Народы рождаются, растутъ, прогрессируютъ. Хижина превращается въ замокъ, замокъ въ фабрику. Образуются огромные города съ милліонами жителей, затмъ наступаетъ катастрофа, города пустютъ, становятся развалинами».

И снова начинается то же безтолковое движеніе, тотъ же самый процессъ зарожденія, роста и смерти.

«Всегда т_о ж_е с_а_м_о_е! Разница лишь въ сотн вковъ! Кольцо! Вчное возвращеніе вещей».

Но и оть этой исключаюшей возможность прогресса теоріи донъ Хаиме въ конц концовъ отказывается. Эта теорія не боле, какъ «ложь».

«Міръ движется впередъ, никогда не проходя дважды no старой коле!»

И романъ, начавшійся такими пессимистическими нотками, завершается ликующимъ оптимистическимъ аккордомъ.

«Нтъ, не мертвые повелваютъ нами, a жизнь!»

Что это «движеніе впередъ» есть вмст съ тмъ движеніе ввысь, къ боле совершеннымъ и высокимъ формамъ и типамъ, объ этомъ краснорчиво говоритъ другой герой Бласко Ибаньеса, Луна («Толедскій срборъ»).

«Все доисторическія времена, — восклицаетъ онъ, — человкъ былъ двурогимъ существомъ, носившимъ слды своего недавняго животнаго сострянія. Постепенно въ немъ стали обозначаться черты умственнаго и нравственнаго развитія, хотя и продолжали еще жить зврскіе инстинкты и страсти. Грядущій же человкъ покажется въ сравненіи съ современнымъ тмъ же, чмъ былъ въ сравненіи съ послднимъ первобытный дикарь. Просвтится разумъ, смягчатся инстинкты, исчезнетъ эгоизмъ и зло уступитъ мсто всеобщему счастію».

IV

Въ романахъ Бласко Ибаньеса дышитъ не только характерная для поднимающагося капитализма вра въ вчный прогрессъ, но и свойствеиная ему страстная любовь къ труду, къ дятельности, его жажда покорить себ природу, чтобы эксплуатировать ее въ своихъ интересахъ.

Когда Луна слышитъ жалобы мелкихъ ремесленниковъ, работающихъ на церковь, что трудъ есть проклятіе Божіе, онъ возражаетъ, что онъ не боле, какъ законъ существованія, необходимый для сохраненія личной и міровой жизни, что безъ труда не было бы и жизни (что не мшаетъ ему быть убжденнымъ противникомъ современной организаціи труда).

И съ «пламеннымъ воодушевленіемъ» принимается онъ объяснять своимъ слушателямъ великое значеніе мірового труда, наполняющаго и поддерживающаго вселенную.

«Едва покажется солнце, какъ фабричныя трубы выпускаютъ клубы дыма, молотъ опускается на камни, плугъ разрываетъ землю, печи разгораются, топоръ рубитъ деревья въ лсу, локомотивъ мчится вдаль и разрзаютъ волны пароходы!»

Любимыми героями Бласко Ибаньеса являются неутомимые работники, все равно въ какой бы области они не работали, желзные борцы противъ природы, не знающіе ни устали ни разочарованія — крупный предприниматель Санчесъ Моруэта, ищущій все новаго примненія для своей энергіи и для своего капитала, безстрашный рыбакъ Паскалуэтъ («Майскій цвтокъ»), неутомимые рыцари земли, крестьяне Батисте («Проклятый хуторъ») и Тони («Дтоубійцы»), основатель большого магазина, донъ Гарсія («Arroz y Tartana») и др.

Та же неистощимая энергія живетъ и въ тхъ герояхъ Бласко Ибаньеса, которые посвятили себя борьб во имя лучшаго будущаго, въ его агитаторахъ и пропагандистахъ, какъ Луна и Сальватьерра, которые, не зная устали, не считаясь съ пораженіями, не останавливаясь передъ препятствіями, скитаются по стран, гонимые и преслдуемые, собирая трудящіяся массы подъ знамя соціальнаго освобожденія.

И каждая остановка на этомъ пути труда и борьбы является измной великому закону природы и жизни. Всякое желаніе отдаться покою и отдыху влечетъ за собой роковыя послдствія. Всякая попытка уйти отъ дятельности въ чувство сопровождается фатальнымъ возмездіемъ.

Пвица Леоноръ («Въ апельсинныхъ садахъ»), проведшая всю жизнь въ мужественной борьб за славу, вдругъ чувствуетъ желаніе уединиться въ «голубомъ дом» тихаго провинціальнаго городка. Подъ вліяніемъ окружающей идиллической тишины въ ея душ просыпаются несвойственныя ея боевой натур сантиментальныя наклонности, жажда любви и ласки. Она вступаетъ въ связь съ мстной знаменитостью депутатомъ Рафаиломъ и должна сурово поплатиться за эту измну дятельной трудовой жизни, такъ какъ возлюбленный бросаетъ ее трусливо.

Торреадоръ Хуанъ Гальярдо поражалъ цирковую публику своей необычайной смлостью и ловкостью, и быстро сдлалъ карьеру популярнйшаго матадора. Но вотъ онъ влюбляется въ знатную даму и подъ вліяніемъ размягчающей страсти слабетъ его энергія, исчезаетъ его отвага и онъ такъ же быстро падаетъ, какъ быстро поднялся. («Кровавая арена»).

Гонимый полиціей анархистъ Луна укрывается подъ снью Толедскаго собора въ надежд тихо и мирно дожить свою полную тревогъ и бурь жизнь революціонера. He въ силахъ закрыть глаза на существующую и здсь несправедливость, онъ принимается просвщать темныхъ ремесленниковъ и церковнослужащихъ, которые превратно истолковываютъ его идеи, и, когда онъ имъ мшаетъ ограбить соборъ, убиваютъ его.

Всякій отказъ отъ дятельности, отъ труда, отъ борьбы за существованіе становится началомъ нравственнаго паденія, приводитъ къ преступленіямъ и гибели. Пьяница Піавка, проповдующій сознательное отреченіе отъ активной рабочей жизни, становится жертвой алкоголя и умираетъ грязной смертью отъ несваренія желудка. Его пріятель Тонетъ «Кубинецъ», предиочитающій труду праздную жизнь въ трактир, на счетъ своей возлюбленной, совершаетъ въ угоду ей дтоубійство и трусливо кончаетъ съ собою. («Дтоубійцы»).

Романы Бласко Ибаньеса дышатъ не только свойственной развивающемуся капитализму жаждой труда и дятельности, но и характернымъ для него безпокойнымъ духомъ, стремленіемъ въ даль, къ новымъ, неизвстнымъ странамъ, къ покоренію вселенной.

Этимъ безпокойнымъ духомъ, этой инстинктивной тягой къ лицезрнію невдомыхъ интересныхъ и широкихъ міровъ надлены очень и очень многіе герои испанскаго писателя.

Донъ Хаимъ Фебреръ въ ранней молодости исколесилъ всю Евроиу, гонимый съ мста на мсто жаждой новизны и приключеній. Пвиц Леоноръ не сидится въ провинціальномъ город и ее властно тянетъ въ большіе города, гд кипитъ и шумитъ жизнь. Луисъ Агирре восхищенъ Гибралтаромъ, который кажется ему преддверіемъ къ далекимъ экзотическимъ странамъ. Даже празднолюбецъ Тонетъ съ восхищеніемъ слушаетъ разсказы бывалыхъ рабачихъ о далекихъ странахъ и ему чудится, что гнилая дыра Альбуферы вдругъ превратилась въ волшебиый міръ безъ конца и границъ. Авантюристъ Актеонъ («Куртизанка Сонника») покидаетъ родину и, продавая свой мечъ то Карфагену, то Сагунту, ищетъ все новыхъ переживаній, все новыхъ приключеній, все новыя страны, которыя можно покорйть.

Во всхъ этихъ людяхъ живетъ безпокойный духъ старыхъ авантюристовъ XVI вка, этихъ смлыхъ конквистадоровъ, которые покидали Испанію и отправлялись во вс концы свта завоевывать новые міры.

Недаромъ Бласко Ибаньесъ, какъ сообщаетъ лично его знающій Замакоисъ — задумалъ написачть въ пяти частяхъ романъ о покореніи Амерйки Колумбомъ, Кортесомъ и Писарро.

Это грандіозное произведеніе, имющее цлью возродить героическую эпоху великихъ авантюристовъ-конквистадоровъ, будетъ вмст съ тмъ монументальнымъ памятникомъ, который увковечитъ духъ современной буржуазно-демократической Испаніи, вступающей вслдъ за другими европейскими странами на путь мірового капиталистическаго хозяйства и органически съ нимъ связанной колоніальной политики.

V

Въ обществ, раздленномъ на враждебные классы, построенномъ на безудержной конкурренціи, раздираемомъ противоположными идеологіями и врованіями, судьба отдльной личности должна складываться трагически.

Вс романы Бласко Ибаньеса кончаются обыкновенно катастрофами.

Вс они точно обведены черной траурной рамкой.

Даже та сфера отношеній, которая обыкновенно рисуется воображенію, какъ поэтическая идиллія, сфера половыхъ и семейныхъ отношеній, полна мрачныхъ диссонансовъ и безысходныхъ конфликтовъ.

Тысяча препятствій мшаетъ мужчин и женщин, хотя бы ихъ связывали узы любви, спокойно отдаться своему счастью.

Пвица Леоноръ («Въ апельсинныхъ садахъ») любитъ Рафаэля Брюлля и однако расходится съ нимъ посл кратковременной связи, такъ какъ они принадлежатъ разнымъ соціальнымъ мірамъ съ противоположными привычками и взглядами; онъ — «буржуа», она — дитя вольной «богемы». Дочь крестьянина Батисте, Розаріо («Проклятый хуторъ») должна отказаться отъ жениха, такъ какъ вся деревня ненавидитъ ея отца, занявшаго бойкотируемый хуторъ. Управляющій Рафаэль («Винный складъ») не хочетъ жениться на любимой имъ Маріи де ла Лусь, такъ какъ ее изнасиловалъ баринъ, и она нечистая. Сндаемая жадностью не хочетъ Нелета, вдова трактирщика Сахара («Дтоубійцы») выйти замужъ за Тонета, чтобы не лишиться части наслдства. Хотя Луна Бенаморъ любитъ испанца Агирре, но порываетъ съ нимъ, чтобы остаться врной своему народу, гонимымъ христіанами евреямъ. Донъ Хаиме Фебреръ вынужденъ отказаться сначала отъ Каталины Вальсъ, такъ какъ она «чуэта» (еврейка), а потомъ отъ Маргалиды, ибо она, какъ крестьянка, ниже его по соціальному положенію («Мертвые повелѣваютъ»). Въ трагедію, полную скорби и грусти, превращается обыкновенно и семейная жизнь.

Для художника Реновалеса («Обнаженная») бракъ становится тяжелой изнуряющей цпью, такъ какъ жена, аристократка по происхожденію, инстинктивно ненавидитъ его — плебея, и всецло поглощенная матеріальными заботами, не раздляетъ его мысли о безкорыстномъ служеніи искусству. Докторъ Аррести («Вторженіе») уходитъ отъ жены, такъ какъ въ своемъ религіозномъ ослпленіи она ненавидитъ науку, въ которой онъ видитъ единственный надежный свточъ жизни.

Если же супруговъ, несмотря ни на что, свяжетъ искренняя глубокая любовь, если все какъ бы гарантируетъ прочность ихъ счастья, на порогъ ихъ квартирки вдругъ встанетъ вдьма нужда и среди холода и голода любовь увянетъ, какъ застигнутый морозомъ весенній цвтокъ (Исидро Мальтрана и Фелисіана въ «Дикой орд)».

Пусть въ дикой борьб за существованіе нкоторымъ счастливцамъ и удается подняться на солнечную высоту богатства и власти, сколько жертвъ гибнетъ въ тискахъ безпощадной жизни.

Длинной вереницей проходятъ они — вс эти побжденные и затравленные — старый основатель магазина «Трехъ розъ», кончающій нищимъ на улиц (Arroz y tartana), рыбакъ Паскуаль, погибающій въ бурную непогоду («Майскій цвтокъ»), крестьянинъ Батисте, которому односельчане сжигаютъ хуторъ и который вновь превращается въ бездомнаго нищаго («Проклятый хуторъ»), интеллигентный пролетарій Исидро Мальтрана, которому не удается пробиться въ буржуазное общество («Дикая орда»), могущественный капиталистъ Санчесъ Моруэта, кончающій жалкой игрушкой въ рукахъ іезуитовъ («Вторженіе»), художникъ Реновалесъ, которому не удается воплотить послднюю и величайшую мечту жизни («Обнаженная») и т. д.

Трагической катастрофой кончаются и столкновенія соціальныхъ классовъ. На одну побду приходится тысяча пораженій.

Столь удачно начавшаяся стачка работниковъ на винюградныхъ плантаціяхъ, кончается полнымъ разгромомъ… Возстаніе сознательныхъ рабочихъ противъ іезуитски-буржуазной коалиціи подавлено военной силой («Винный складъ», «Вторженіе»).

Но въ этой неустанной борьб, придающей жизни отдльной личности и всего общества глубоко-трагическій характеръ, залогъ — прогресса.

Когда въ роман «Винный складъ» стачка сельскихъ батраковъ кончилась разгромомъ, корда они снова готовы склонить шею подъ ярмо, когда они по естественной реакціи чувствъ склонны отнестись подозрительно ко всмъ проповдникамъ лучшаго будущаго, агитаторъ Сальватьерра тмъ не мене не унываетъ, не складываетъ оружія.

Пусть на землю спускается ночь, она лишь «предтеча новаго дня».

«За полями и нивами, — думаетъ онъ, — въ городахъ, этихъ великихъ скопленіяхъ современной цивилизаціи, есть еще полчища угнетенныхъ, которые пойдутъ вслдъ за единственнымъ другомъ несчастныхъ и голодныхъ, переходившимъ черезъ исторію всхъ религій». Этотъ «другъ всхъ голодныхъ и несчастныхъ» сброситъ съ себя наконецъ «смшное убранство, приданное ему традиціей» и демонъ зла превратится въ «ангела свта», въ символъ человчества, сквозь катастрофы идущаго въ царство обтованнаго счастья.

Освобождаясь постепенно отъ путъ экономическаго рабства, человчество сброситъ съ себя постепенно и вс оковы слпого и трусливаго фетишизма.

Ha мсто трансцендентныхъ силъ, которымъ оно раньше курило фиміамъ, оно поставитъ природу, тайны которой будетъ изучать, чтобы ее покорить.

Когда въ роман «Вторженіе» толпа, протестуя противъ власти іезуитовъ, бросаетъ въ волны рки статуи католическихъ святыхъ, докторъ Аррести предается мечтамъ о далекомъ будущемъ, когда исчезнутъ «боги и божки, столько вковъ державшіе человчество въ рабств, напвая ему псню о самоуниженіи и отреченіи, проповдуя ему трусливую покорность земной несправедливости» и имъ будетъ отведено мсто въ музеяхъ рядомъ съ фетишами первобытныхъ дикарей.

И мысль доктора Аррести, устами котораго говоритъ самъ Бласко Ибаньесъ, уносилась въ т далекія времена, когда освобожденное и обновленное человчество будетъ поклоняться лишь «наук и соціальной справедливости».

В. Фриче.