МАГУРСКАЯ ЗИМНЯЯ БЫЛЬ

Онлайн чтение книги Рассказы, фельетоны, памфлеты 1901-1908
МАГУРСКАЯ ЗИМНЯЯ БЫЛЬ

Сначала пришли тучи. На памяти дяди Михала, летовавшего с овцами над деревней Подлехнице, давно не бывало туч такой густоты. Потом в один ноябрьский день тучи раздвинулись, и над Магурскими горами[38]...над Магурскими горами – Оравская Магура – горы в Западных Татрах. резко задул ветер. Он был такой невиданной свирепости, что там, где проносился, тут же замерзала вода. Он прохватывал горы, долины, поросли низкорослых сосен, лежащие ярусом ниже леса, сизые от тех туч, которые, крутясь, валили над Магурой и которые возвещали, что настало время сойти со скалы в Подлехнице.

Дали очистились, вся польская сторона четко открывалась глазу: на Ломницком плато светились льды и снега, а мадьярская сторона под ним видна была как на ладони. Деревня Подлехнице казалась отсюда, с голых вершин, такой близкой, что, глядя на катившийся вниз камень, думалось: «Ой, как бы он не высадил стекла в окне достойного учителя подлехницких детей и взрослых, пана Ежиньского, который, отчаянно скучая здесь, в горах, от недостатка развлечений попивает сливовицу и вздыхает: „Что за жизнь!..“

Ну а в действительности камню в этом случае пришлось бы пролететь пятнадцать километров, перескочить лес, потом другой лес... Ведь пять подлехницких холмов под нами – это стометровые ступени гигантской лестницы.

А широкий простор открывается глазу в студеный Денек – необозримый простор!.. Видишь, как беловатой канавкой поблескивает Попрад, и можешь проследить глазами русло этой быстрой речки, пока не затеряется оно меж дальних скал. Да и сами те исполинские скалы – не больше, чем завиток шерсти какой-нибудь из восьми десятков овец дяди Михала, которые дрожат теперь от холода в споем загоне и так жалобно блеют.

Все восемьдесят обещал дядя Михал в приданое за своей дочкой Эвой, которая хозяйничает там внизу, в Подлехнице, вместе со старой «мамулей» и из-за восьмидесяти овец не знает отбою от ухажеров. О, сколько выручит за брынзу, за ошчипки и за прочую молочную снедь тот, кто получит в жены Эву!..

Пока же овцы – собственность дяди Михала, и перейдут ли они к кому-нибудь из девяти Эвиных ухажеров, им, овцам, совершенно безразлично,– они равно дрожали бы от стужи, завернувшей так нежданно, будь их хозяином Йозко, Мачей, Енджей или невесть еще кто.

– Завтра утром, ребята,– говорит чабанам дядя Михал,– да поможет нам матерь божья Кальварыйская – поведем овец вниз.

– Воля ваша,– отвечают оба чабана: Йозко и Мачей.

К ночи пришлось подкинуть в огонь дров. Дощатый балаган не спасал от холода. Было так зябко, что дядя Михал отложил в сторону запекачку:

– И курить не захочешь.

Он напился жинчицы и стал ловить ухом, как беснуется за стеной ветер, как грохочут, срываясь с гор, камни и лают собаки за дверью балагана, в котором и жар близкого огня, не согревает по такой погоде тела, закоченевшего под стылым кожухом.

Потом вдруг среди ночи потеплело. Все это заметили. Пошел снег...

Собаки влезли в балаган.

– Давайте спать, ребята,– сказал дядя Михал.

– Воля ваша,– ответили чабаны.

Но дяде Михалу не спится. Слышно ему, как овцы блеют рядом, за плетнем загона, как налетает порывами ветер. Слышны звуки зимней ночи, наступившей так внезапно. Наконец сон сморил и его...

К утру огонь прогорел, и в балагане проснулись от холода.

– Спускаемся в Подлехнице,– приказывает дядя Михал,– уводим овец.

Поели сыра, разожгли угольком трубки и снарядились в дорогу.

– Открывай дверь!

– Не откроешь...

Дверь никак не поддается. Пока спали, балаган замело снегом.

Решили выламывать доски. Выломали одну, но снег, спрессованный давлением, лежал за ней холодной, скользкой, устрашающей стеной.

– Ох, ребята,– сказал дядя Михал, не вынимая трубки изо рта,– придется через потолок.

Принялись выбивать потолок. Вышибли потолочные доски – над ними та же смерзшаяся ледяная стена.

Ни единого звука не проникает извне. Собаки, почуяв недоброе, отползли в угол, и одна из них, Фелка, завыла.

Сколько часов пытались они прорубиться сквозь ту страшную стену?.. Искромсанный снег падал на пол и таял. Они стояли в воде и молились.

А потом разложили у дальней стены костерок – разжечь трубки и обогреться.

– Грешники мы,– сказал чабанам Михал,– не будет нам спасенья.

Не находя себе выхода, дым заполнял балаган. Пришлось костерок потушить и оставаться в полной темноте,– лишь искры тлеющего табака посверкивали в трубках.

Трубочный дым усиливал удушье. Перестали курить и еще раз набросились на ледовую стену.

Мачей в отчаянии впился зубами в снеговую корку,– она была так холодна, что его начала бить дрожь.

Когда поняли бесполезность своих усилий, легли на кожухи, пропитанные влагой, и стали говорить.

– Из Подлехниц пойдут нас искать,– полагал Йозко,– нас найдут.

– Мертвых,– попридержал разбег его фантазии Дядя Михал, все еще невозмутимый, словно бы сидел в подлехницкой корчме.– Искать пойдут. Только пока через снега к нам доберутся, мы будем давно покойники. Сыра хватит дня на три, потом убьем собак, а когда съедим их – конец... Волки вот, правда, нас уже не разорвут.

– Овцы наверняка уже померзли,– вставил стесненным голосом Мачей.

– Еще бы, не померзнуть,– сказал Михал.

– Плакать будут, когда нас найдут,– заговорил Йозко,– повезут в мешках вниз, на погост...

На погост! Как будто здесь и без того не было как в могиле... А снег над потолком все падал, и слой его рос в вышину с поразительной быстротой.

* * *

На седьмой день заточения под снегом, в кромешной тьме, начался бой за жизнь между людьми и собаками.

Первой должна была погибнуть Фелка – ее узнали по тому, как она скулила,– она сопротивлялась, и на помощь ей пришел второй пес. В тесном пространстве две собаки схватились с тремя людьми.

Дядя Михал откусил у еще живой Фелки ухо и, плача, принялся жевать.

Йозко пытался стиснуть Фелке горло, но та кусала его и царапала, а Мачей в это время, как одержимый, хлестал кушаком вторую овчарку, которая еще на той неделе лизала ему руку и радостным лаем встречала его появление.

Сколько же длилось потом мерзостное разговенье, пока магурские вершины заносило снегом?..

* * *

Три года тому назад, скитаясь в тех краях, попал я, сопровождаемый подлехницким учителем Ежиньским, на место этого ужасного события, где в память о погибших свалена груда камней. Дело было летом. Палило солнце.

– А знаете, если верить доктору из Попрада, эти несчастные, там, в балагане, покончили с собой,– благодушно произнес пан Ежиньский.

Я только зябко содрогнулся в ответ и, прищурившись, вдруг увидел в разгар нестерпимо знойного лета, как неумолимо и неустанно сыплет на магурские вершины снег...

– Этакая, знаете ли, зимняя быль,– сказал пан Ежиньский, протягивая мне бутылку сливовицы.

А груда сваленных камней сверкала, как чистейший снег зимой...


Читать далее

Рассказы, фельетоны, памфлеты. 1901-1908
СМЕРТЬ ГОРЦА 07.04.13
WODKA LASOW, WODKA JAGODOWA 07.04.13
ПОХОЖДЕНИЯ ДЬЮЛЫ КАКОНИ 07.04.13
РУЖЬЕ 07.04.13
ГЕЙ, МАРКА! 07.04.13
НЕТ БОЛЬШЕ РОМАНТИКИ В ГЕМЕРЕ 07.04.13
Клинопись 07.04.13
НАШ ДОМ 07.04.13
ВОСТОЧНАЯ СКАЗКА 07.04.13
ПРЕДВЫБОРНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ЦЫГАНА ШАВАНЮ 07.04.13
ПРИМЕР ИЗ ЖИЗНИ 07.04.13
МИЛОСЕРДНЫЕ САМАРИТЯНЕ 07.04.13
КАК ЧЕРТИ ОГРАБИЛИ МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО TOMAШA 07.04.13
ПОМИНАЛЬНАЯ СВЕЧА 07.04.13
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ 07.04.13
ЦЫГАНСКАЯ ИСТОРИЯ 07.04.13
НАД ОЗЕРОМ БАЛАТОН 07.04.13
ПОХИЩЕНИЕ ЛЮДЕЙ 07.04.13
ФАСОЛЬ 07.04.13
МАГУРСКАЯ ЗИМНЯЯ БЫЛЬ 07.04.13
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГАЯ АНТОНИЯ ТРОССУЛА 07.04.13
ПЕРВОМАЙСКИЙ ПРАЗДНИК МАЛЕНЬКОГО ФРАНТИШЕКА 07.04.13
ТРУБКА ПАТЕРА ИОРДАНА 07.04.13
ВОСХОЖДЕНИЕ НА МОЗЕРНШПИЦЕ 07.04.13
О КАТОЛИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ 07.04.13
БУНТ АРЕСТАНТА ШЕЙБЫ 07.04.13
ТАКОВА ЖИЗНЬ 07.04.13
ЧЕРНОВА 07.04.13
«УМЕР МАЧЕК, УМЕР...» 07.04.13
«DER VERFLUCHTE RUTHENE» 07.04.13
КАТАСТРОФА В ШАХТЕ 07.04.13
ИДИЛЛИЯ В АДУ 07.04.13
ЮБИЛЕЙ СЛУЖАНКИ АННЫ 07.04.13
ИСТОРИЯ ПОРОСЕНКА КСАВЕРА 07.04.13
ДЕДУШКА ЯНЧАР 07.04.13
МОЙ ДЯДЮШКА ГАБРИЕЛЬ 07.04.13
ОСИРОТЕВШЕЕ ДИТЯ И ЕГО ТАИНСТВЕННАЯ МАТЬ 07.04.13
УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГРАФА КУЛДЫБУЛДЫДЕСА 07.04.13
МАГУРСКАЯ ЗИМНЯЯ БЫЛЬ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть