Дания

Дания

Вот вы пересекаете германскую границу и продолжаете путь по ютландской земле. На первый взгляд почти никакой разницы. По обеим сторонам границы – та же равнина, лишь слегка волнистая, словно для того, чтобы нельзя было сказать, что она плоская, как стол. Одинаковые черно-белые коровы на той и на другой стороне; только там, в Германии, почтальоны ходят в темно-синих куртках, а здесь – в красных. Там начальники станций похожи на начальников станций, а здесь они напоминают старых и добродушных морских капитанов. Лишь люди со своими правительствами и всевозможными режимами создают в мире большие и резкие различия. Наблюдая этих коров, которые мирно разглядывают вас своими датскими глазами, хочется засвистать веселый мотивчик.



Дания – страна светло-зеленого цвета, каким на картах обозначают низменности; зеленые лужайки, пестрые стада, зеленые пастбища, темная листва бузины с белыми кистями цветов, голубоглазые девушки с молочно-белой гладкой кожей лица, неторопливые и рассудительные люди. Равнина всюду такая, словно ее вычертили по линейке. Говорят, правда, где-то тут есть гора, которая называется даже Химмельбьерг.[124]Поднебесная вершина (датск.). Один мой знакомый долго искал ее, разъезжая в автомобиле, и наконец осведомился у местных жителей, как ее найти. Ему ответили, что он уже несколько раз въезжал на Химмельбьерг… Но это не беда, зато перед вами расстилаются необъятные просторы, а если стать на цыпочки, то, пожалуй, увидишь и море. Что поделаешь, маленькая страна, даже если перечислить все ее пятьсот островов. Маленький ломоть, зато густо намазанный маслом. Так пусть же будут благословенны эти мирные стада, полные амбары и тучные вымена, церковные башенки в зеленых кронах и мельничные крылья, крутящиеся на свежем ветерке…

По красивому новому мосту мы переехали Малый Бельт и оказались на острове Фюн, больше похожем на сад, чем на обычный остров. Хотелось бы мне побродить вон по той тихой дороге, обсаженной ивами и ольхой, по дороге, что ведет к островерхой колоколенке на горизонте. Но мы здесь только мимоходом, милая дорога, и путь наш лежит на север, на север.



Деревень, как у нас, тут нет, только хутора, обособленно стоящие на зеленых пастбищах, – домики с красными крышами. От хутора к хутору едет на велосипеде почтальон в красной куртке. Каждый хутор стоит посреди своих зеленых полей и с западной стороны, откуда налетают ветры, до самых труб закутан густыми деревьями. Все лужайки огорожены проволочной изгородью, и на них пасутся медлительные белогривые кони или бурые коровы. Они привязаны к колышкам, но этого не видно, и мы удивляемся, как хорошо здесь воспитаны коровы – пасутся такими ровными рядами. Иногда все они ложатся как одна, принимая одинаково величественные позы, и в такт жуют свою жвачку. Встречаются стада овец, и среди них – ни одной черной или паршивой овцы, все овечки избранные, те самые, что пасутся одесную Господа Бога. Так же недвижно и блаженно пасутся здесь и кусты бузины, круглый приземистый ивняк и сочные упитанные деревья, мирно пережевывающие соки земли, ветер и серебристый свет дня. Сплошные стогны Господни, огромный божий хутор, где даже не заметна работа человека, так споро и чисто она сделана.



Похоже, что все здесь вынуто из гигантской коробки с игрушками и красиво расставлено на гладкой равнине: вот вам, дети, играйте! Вот домики и хлевики, вот коровки и белогривые кони. Вот белая церквушка, и я вам скажу, почему на башенке у нее тринадцать зубцов: это двенадцать апостолов, а над ними сам Иисус Христос. А теперь расставьте все это на зеленых лужайках рядами и квадратиками, чтобы все было аккуратно и радовало глаз. Сюда поставьте ветряную мельницу, а сюда почтальона в красной куртке, сюда кудрявые деревья, а вот тут пусть будут фигурки детей, которые машут вам (надо бы сюда еще игрушечный поезд!); а теперь скажите, разве не чудесная игрушка? Ах да, ведь здесь Оденсе, родина Андерсена.[125]Выдающийся датский писатель, автор всемирно известных сказок Ганс Христиан Андерсен (1805–1875) родился и жил в Оденсе. Вот почему игрушки живые, коровки помахивают хвостами, кони поднимают красивые головы и фигурки людей передвигаются с места на место, пусть медленно и. беззвучно. Вот какой этот остров Фюн.



Ну а если остров, значит, должно быть и море. Вон оно, гладкое и ясное, и на нем игрушечные лодки, белые треугольнички парусов и черный дым пароходов. А поскольку все это игра, давайте поставим наш поезд на корабль и переедем через море, не выходя из вагона. Не говорил ли я вам, что это игра? Вот и на корабле одни только дети, пароход, дымя, везет через Большой Бельт груз детишек – синеглазых, веснушчатых, непоседливых и писклявых мальчуганов, девчонок, рыжих малышей. Они кишат на палубе, как цыплята в птичнике; бог весть куда везут этот товар! Чайки со всего Большого Бельта слетелись поглядеть на человеческий выводок и провожают пароход стаей, похожей на огромный, кричащий, трепещущий флаг. Вон те прямые, узенькие полоски на горизонте – это Дания. За нами Фюн, а перед нами Съеланд, Спрогё и Агерсё. Не верится, что на такой тонкой полоске умещаются люди, коровы и лошади. Видно, вся Дания состоит из сплошного горизонта; зато сколько у датчан неба над головой!



Съеланд – зеленое пастбище для коров, овец и лошадей. Погляди, какая красивая местность, и всюду коровы, коровы. Благословенное коровье царство! На межах – бузина и ветла, на лужайках – ольшаник и ивняк. И над каждым хутором – тяжелые, раскидистые кроны деревьев, могучих, как храмы. Все вместе похоже на парк, однако это фабрика масла, яиц и свинины. Но можно подумать, что коровы здесь только для украшения и умиротворенной благости пейзажа. Людей совсем мало. Если и увидишь кого, то разве огородника в соломенной шляпе или белогривого коня, который умным, серьезным взглядом провожает поезд. Похоже, что он пожимает плечами: «Куда вы все спешите?» – «Да вот, едем на Север, коняга». – «А зачем?» – «Поглядеть, узнать, как там живут люди, лошади и олени». – «Олени? А что это такое?» – «Это такие рогатые звери, на них надевают упряжь, и они возят сани, как и ты, коняга». – «Я ничего не вожу, человек! Разве ты видел здесь лошадей в упряжке? Мы только пасемся да размышляем, оттого и поседели наши гривы».



Маленькая чистенькая милая страна. Вместо заборов – ряды молодых елок, как будто хозяйки нарезали бумажных зубчатых салфеточек, какие стелют на кухонные полки. Коровы, опять коровы, старинные городки и новые хутора, церковь и ветряная мельница – все это расставлено далеко друг от друга, чтобы казалось маленьким, как игрушки. Здесь все еще больше чувствуется Андерсен, чем Кьеркегор. Да, страна благоденствия, страна молока и масла, страна мира и спокойствия. Но скажите, почему здесь самый высокий процент самоубийств?… Может быть, потому, что эта страна создана для довольных и спокойных людей? Пожалуй, несчастному здесь не место – он так стыдится своего горя, что в конце концов умирает…



И еще одно: датские леса. Вернее, не леса, а рощи. Буковые рощи и лесные храмы дубрав, толпы ольшаника, кудрявые рощицы, друидские[126] Друиды – жрецы у древних кельтов. капища – тысячелетние лесные великаны.

Одни рощи словно созданы для влюбленных, другие – для поклонения, но нет той могучей, шумной стихии, которая называется «лес». Во всем милая, приветливая, ласковая, спокойная и благопристойная страна. Даже не назовешь ее страной, а скорее большим, хорошим имением, которое сам Творец постарался благоустроить и наладил там исправное хозяйство.

Копенгаген

Упитанный крестьянский ребенок со слишком крупной и умной головой – вот что такое Дания. Подумать только: миллион жителей столицы на три миллиона населения страны! Столица – красивый королевский город, обновленный, просторный и оживленный. Каких-нибудь сто лет назад Копенгаген запирали на ночь, и ключи от городских ворот клали королю на ночной столик. Сейчас городских ворот уже нет, а Копенгаген называют Северным Парижем (на Лофотенских островах и на Вестеролене Парижем Севера считают Тромсё, но там совсем другие мерила). Нынешний Копенгаген слывет городом легкомысленным и даже распутным, посему ему предрекают плохой конец. В городе есть конная статуя какого-то короля. Она сделана из свинца. Под тяжестью свинцового государя свинцовый конь понемногу прогибается, и его живот медленно, но верно опускается к земле. Говорят, когда он коснется ее, настанет гибель столицы. Я сам видел, как около этой статуи подолгу, до ночи, сидят на скамейках старые и молодые датчане: видимо, ждут этого знамения. Говоря о Копенгагене, вспоминаешь копенгагенский фарфор. Но там есть много других достопримечательностей, и в первую очередь:

1. Велосипедисты и велосипедистки. Их здесь не меньше, чем в Голландии; целыми стаями, косяками, иногда более или менее тесно соединившись в пары, они шуршат шинами по улицам столицы. Велосипед здесь перестал быть только средством передвижения, он превратился в одну из стихий, как земля, вода, огонь и воздух.



2. Магазины готового платья. Нигде я не видел столько магазинов готового женского платья, как в Копенгагене. Это здесь массовое явление, как трактиры в Праге или кофейни в портах Заполярья.

3. Ни одного полицейского на улицах. «Мы смотрим за собой сами».

4. Королевская лейб-гвардия в огромных меховых шапках. Я видел двенадцать таких гвардейцев – импозантное зрелище! «Перед вами половина нашей армии», – гордо сказал наш гид.



5. Художественные коллекции. Кто хочет видеть работы французских скульпторов, Фальера,[127] Фальер Александр (1841–1900) – французский художник и скульптор. Карпо,[128] Карпо Жан-Батист (1827–1875) – французский скульптор. Родена, кого интересуют картины Поля Гогена[129] Поль Гоген (1848–1903) – французский живописец, особенно известен своими картинами, изображающими экзотическую природу и жизнь на острове Таити. – пусть едет в Копенгаген. Все это там есть благодаря пиву! Большая часть дохода громадной карлсборгской пивоварни поступает в знаменитый карлсборгский фонд поощрения науки и искусства. Господи, если бы и у нас пили на благо искусства, то-то было бы в Праге изваяний и полотен! Но не в каждой стране рождается Карл Якобсен и его супруга Оттилия.[130] Карл Якобсен и его супруга Оттилия – датские фабриканты, основатели Карлсборгского фонда поощрения наук и искусств. Куда там! Это было бы слишком хорошо.

6.Свенд Борберг.[131] Свенд Борберг (1888–1947) – датский литературный и театральный критик. Журналист, писатель, танцор, актер и скульптор, женатый на правнучке Ибсена и Бьёрнсона, превосходный человек с худощавым лицом дипломата времен Венского конгресса.



Кто побывал в датской столице и не познакомился с Борбергом, тот не знает ничего и понапрасну бегал вокруг Тиволи, от Вестербогада до Амалиенборга. И все-таки сходите в Тиволи, ибо…

7. Тиволи – это столица Копенгагена, город качелей, тиров, фонтанов, трактиров и аттракционов, это город детей, влюбленных и вообще – народа, огромный парк отдыха и развлечений, быть может, единственный в мире по популярности простонародной сердечности и наивного, веселого, праздничного буйства.

8. Что же еще? Ах да – каналы и рыбные базары, королевские дворцы и портовые таверны, где до поздней прозрачной ночи не умолкают гармоники, и респектабельные старые дома почтенных негоциантов, и каменные руны, и веселые девушки в пестрых платьицах из магазина готового платья, и толстые, здоровые дети…

9. Да, толстые и здоровые дети, вскормленные на молоке и сыре, как, например, юная жительница Копенгагена Аннеке из светлого датского домика, которую я для наглядности нарисовал…



10. И нигде нет нищих, вообще ни следа грязной нужды; недавно, под Рождество, в целой Дании насчитали только шестнадцать бездомных. Никто здесь не смотрит на тебя с недоверием. Закажи в трактире виски, и тебе принесут целую бутылку: пей, потом скажешь, сколько рюмок ты себе налил. Что и говорить, хорошо бы здесь пожить, но ничего не поделаешь, друзья, мы здесь только мимоходом, так будьте же здоровы!

11. Прозрачной северной ночью пройдемся в последний раз по Лангелинии, полюбуемся на сияющие огнями пароходы, что идут в Гёте-борг или из Мальме. Странное дело, почему-то всегда завидуешь отходящему пароходу и удаляющемуся берегу.

Еще мы увидим Хельсингёр и гамлетовский Эльсинор[132] Эльсинор – старинный замок, место действия трагедии В. Шекспира «Гамлет». – замок Кронборг. Мы минуем датские пляжи на перламутровом взморье, коттеджи, сплошь увитые ползучими розами, буковые рощи и стада бурых коров. И вот он, Кронборг, или Эльсинор. Правда, трудно себе представить, чтобы он мог повергнуть принца в меланхолию – разве что своими громадными размерами; на бастионе, где орудовал призрак, теперь стоят восемь орудий и одинокий датский солдатик грозно поглядывает на противоположный шведский берег. Когда-то тут взимали морскую пошлину, а теперь только дают салют, если мимо проходит военный корабль. Битвам тут уже не бывать.

Вон та синеватая узкая полоска впереди – это уже шведский берег. Попрощаемся же с милой и приветливой Данией по датскому обычаю: это значит, надо поднять рюмку, стать очень серьезным, губы поджать и сосредоточить взгляд, словно в эту минуту у вас рождается глубокая мысль. Затем выразительно, горячо, почти влюбленно взглянуть в глаза Свенда Борберга, воскликнуть «Skale!»[133]«Ваше здоровье!» (норв.) и с грациозным поклоном опрокинуть в себя содержимое рюмки. Это довольно трудно, особенно если проделывать такую церемонию неоднократно и осушать рюмку до дна. И долго еще добросовестный путешественник будет вспоминать единственные горы в Дании, которые он преодолевал стеная, в поте лица, – горы еды.


Читать далее

Дания

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть