Онлайн чтение книги Воссоединённые Reached
Часть первая: Лоцман. Глава 1. Ксандер

Каждое утро солнце окрашивает землю в красный цвет, и я думаю: Может быть, сегодня именно тот день, когда все изменится. Может быть, сегодня падет Общество. А потом снова приходит ночь, и мы снова ждем. Но зато теперь я знаю, что Лоцман — реально существует.

На закате к двери небольшого дома подходят три чиновника. Этот дом похож на все остальные строения на улице: по две ставни на каждом из трех окон фасада, пять ступенек, ведущие к двери, и одинокий остроконечный куст, посаженный по правую сторону от подъездной дорожки.

Самый старший из чиновников, седовласый мужчина, поднимает кулак, чтобы постучать в дверь.

Раз. Два. Три.

Чиновники стоят достаточно близко к стеклу, и я могу разглядеть отличительный знак круглой формы, пришитый к карману униформы самого молодого из этой троицы. Этот кружок ярко-красного цвета вызывает во мне ассоциации с каплей крови.

Я улыбаюсь, и он тоже улыбается. Потому что этот чиновник — я.

В прошлые времена, церемония Посвящения в чиновники была большим событием в Сити-Холл. Общество проводило официальный ужин, и можно было привести родителей и свою пару. Но сейчас церемония Посвящения в чиновники не является одной из трех больших церемоний — Приветственный день, банкет Обручения и Прощальная церемония — и поэтому уже не играет такой большой роли. Общество начало свою деятельность с того, что сглаживало острые углы, — оно проявило некоторую лояльность к чиновникам, позволив им на время церемонии оставить свои отличительные знаки и украшения.

Я стоял там с четырьмя другими, и все мы были в новой белой униформе. Главный чиновник прикрепил к моему карману знак отличия: красный кружок с символом Департамента здоровья. А затем, под эхо наших голосов под куполом практически пустого Холла, мы вступили в ряды Общества и поклялись ревностно выполнять предписанные правила. Вот, в принципе, и все. Меня совсем не волновало то, что эта церемония не была чем-то особенным. Потому что, в действительности , я никакой не чиновник. В смысле, чиновник, но по-настоящему я приверженец Восстания.

Девушка, одетая в фиолетовое платье, спешит по тротуару позади нас. Я вижу ее отражение в окне. Она опустила голову, надеясь, что мы не заметим ее. Ее родители следуют за ней, все они направляются к ближайшей остановке поезда. Сегодня пятнадцатое, следовательно, вечером будет банкет Обручения. Не прошло еще года с тех пор, как я поднимался по ступеням Сити-Холла с Кассией. Теперь мы оба далеко от Ории.

Дверь открывает женщина. На руках она держит младенца, и мы здесь затем, чтобы дать ему имя.

— Пожалуйста, входите, — произносит она. — Мы ждали вас.

Она выглядит утомленной, даже в тот день, когда просто обязана быть счастливой. В Обществе не особо говорят об этом, но в Приграничных провинциях жизнь тяжела. Создается ощущение, что ресурсы активно расходуются в Центре, и провинциям достаются лишь объедки. Здесь, в Камасе, все выглядит убогим и истощенным.

После того, как дверь за нами закрывается, мать протягивает ребенка, чтобы мы взглянули на него.

— Сегодня ему исполнилась неделя, — произносит она, хотя нам уже известно об этом — именно поэтому мы и пришли к ней.

Празднование Дня приветствия начинается как раз через неделю после рождения ребенка.

Глаза младенца закрыты, но мы уже знаем, исходя из данных, что их цвет темно-синий, а цвет волос — каштановый. Также нам известно, что он родился в срок, и что под туго свернутым одеяльцем у него по десять пальцев на руках и ногах. И что образцы тканей, взятые у него и исследованные в медицинском центре, находятся в превосходном состоянии.

— Вы готовы начать церемонию? — спрашивает чиновник Брюер. Он среди нас главный, поскольку является старшим чиновником в Комитете. Его голос четко балансирует на грани благосклонности и властности. Брюер проделывал подобную процедуру уже сотни раз. Раньше я задавался вопросом, не может ли этот чиновник быть Лоцманом? Со стороны он определенно похож. Он так же очень организован и рационален.

Но, на самом деле, Лоцманом может быть кто угодно.

Родители кивают.

— Согласно нашим данным, отсутствует старший брат, — командным голосом произносит чиновница Лей, а затем уже мягче. — Желаете ли вы, чтобы он присутствовал на церемонии?

— Он устал после обеда, — извиняющимся тоном отвечает мать. — Его глаза почти закрывались, поэтому я отпустила его спать пораньше.

— Конечно, все хорошо, — соглашается чиновница Лей. Как только ребенку исполняется два года — а в идеале, если он будет средним по возрасту между братьями и сестрами, — он не обязан присутствовать на мероприятиях. В любом случае, подобные события ему вряд ли будет интересно запоминать.

— Какое имя вы выбрали? — чиновник Брюер придвигается ближе к порту, стоящему в прихожей.

— Ори, — отвечает мать.

Чиновник Брюер вбивает имя в порт, и мать поудобнее перехватывает ребенка.

— Ори, — повторяет Брюер. — А его второе имя?

— Бертон, — говорит отец. — Это родовое имя.

Чиновница Лей улыбается. — Очень мило звучит.

— Подойдите и взгляните, как оно пишется, — приглашает Брюер. Родители склоняются над портом, чтобы увидеть имя малыша: ОРИ БЕРТОН ФАРНСВОРТ. Под буквами написан штрих-код, который Общество присвоило ребенку. Если он будет стремиться прожить идеальную жизнь, то Общество использует тот же самый штрих-код, чтобы отметить сохраненные образцы тканей на его Прощальном банкете.

Но Общество не просуществует столь долгое время.

— Я представлю его сейчас, — говорит чиновник Брюер, — если только вы не желаете внести какие-то изменения или исправления.

Мать и отец придвигаются ближе, чтобы проверить имя в последний раз. Мать улыбается и держит ребенка близко к экрану порта, будто малыш может прочитать собственное имя.

Чиновник Брюер глядит на меня. — Чиновник Кэрроу, — произносит он. — Теперь таблетку.

Моя очередь. — Таблетку придется принять перед экраном порта, — напоминаю я родителям. Мать поднимает Ори еще выше, так что его голова и лицо полностью видны на экране для записи.

Мне всегда нравилось, как выглядят защищающие от болезней таблетки, которые мы даем на церемонию Дня приветствия. Круглые, состоящие из трех маленьких частей в виде клинышков: одна треть — голубая, другая треть — зеленая и последняя — красная. Хотя содержимое этих таблеток полностью отличается от обычных, которые ребенку дают позднее, использование тех же цветов символизирует жизнь, которую ему придется прожить в Обществе. Защищающие от болезней таблетки выглядят яркими и ребяческими. Они всегда напоминают мне палитру красок на скринах, которые были у нас в начальной школе.

Общество дает такую таблетку всем малышам, чтобы защитить их от болезней и инфекций. Эту таблетку дети принимают с легкостью. Она мгновенно растворяется, и ее использование гораздо более гуманно, чем те прививки, которые применяли предыдущие общества, когда пронзали детскую кожу иглами шприцов. Даже Восстание планирует продолжать использовать защищающие от болезней таблетки, когда оно придет к власти, но только с некоторыми улучшениями.

Малыш дергается, когда я извлекаю таблетку. — Не могли бы вы приоткрыть его рот? — спрашиваю я у его матери. Когда она пытается открыть его рот, ребенок поворачивает голову в поисках пищи и пытается сосать. Мы дружно смеемся, и, пока его рот открыт, я кладу в него таблетку. Она полностью растворяется у него на языке. Теперь нам придется подождать, когда он сглотнет: это будет сигнал к действию.

— Ори Бертон Фарнсворт, — произносит чиновник Брюер, — добро пожаловать в Общество.

— Спасибо, — дружно откликаются родители.

Как и всегда, подмена прошла превосходно.

Чиновница Лей кидает на меня взгляд и улыбается. Длинная прядь ее темных волос струится по плечу. Иногда мне кажется, что она тоже из мятежников и знает, чем я занимаюсь — подменяю защищающую от болезней таблетку той, что дает мне Восстание. Почти каждый ребенок, рожденный в провинциях за прошедшие два года, получил защищающую таблетку от Восстания, взамен общественной. Другие активисты Восстания, подобно мне, так же обманывают Общество.

Благодаря Восстанию, этот ребенок будет защищен не только от большинства болезней, но и от воздействия красной таблетки, так что Общество не сможет стереть его воспоминания. Кто-то сделал это для меня, когда я был маленьким. То же самое сделали для Кая и, по всей вероятности, для Кассии.

Много лет назад мятежники внедрились в лаборатории, где Общество изготовляло защищающие от болезней таблетки. И вот, в дополнение к таблеткам, сделанным по рецепту Общества, появились и те, что изготовлялись специально для Восстания. Наши таблетки содержат все то же, что и общественные, плюс дают иммунитет к красным таблеткам и многое другое.

Когда мы родились, у Восстания еще не существовало достаточно ресурсов, чтобы производить новые таблетки для каждого. Им приходилось выбирать некоторых из нас в надежде на то, что в будущем мы станем полезными для них. Но теперь у них хватает таблеток для всех.

Восстание — для каждого.

И они, — то есть, мы — стремятся к успеху.

***

Так как тротуар неширокий, я шагаю позади чиновников Брюер и Лей, мы возвращаемся к воздушному кораблю.

Еще одна семья с дочерью, наряженной в платье для Банкета, спешит вниз по улице. Они опаздывают, и мать совсем не выглядит счастливой.

— Сколько раз я тебе говорила... — выговаривает она мужу, и тут замечает нас и резко останавливается.

— Здравствуйте, — приветствую я их, когда мы проходим мимо. — Мои поздравления.

— Когда ты снова увидишь свою пару? — спрашивает меня Лей.

— Не знаю, — отвечаю я. — Общество еще не запланировало наше следующее свидание через порт.

Чиновница Лей совсем немного старше меня: ей, по крайней мере, двадцать один год, потому что она уже отпраздновала Заключение брака. Все то время, что я ее знаю, ее супруг находится в Армии, размещенной где-то на окраине Приграничных районов. Я не могу спросить ее о том, когда он должен вернуться. Такого рода информация держится в тайне. Я не уверен, что даже сама Лей знает, когда он вернется.

Обществу не по нраву, когда мы становимся слишком особенными и обсуждаем свои командировки с другими людьми. Кассия осведомлена о том, что я чиновник, но ей не известно о том, чем я конкретно занимаюсь. Чиновники в Обществе работают в самых различных департаментах.

И Общество готовит разных специалистов для медицинского центра. Всем известно о врачах, потому что они ставят диагноз и помогают людям. Так же у нас есть хирурги, которые проводят операции, фармацевты — создают лекарства, помощники-санитары, и медики — такие, как я. Наша работа заключается в том, чтобы наблюдать за всеми видами врачебной деятельности, например, как управляются медицинские центры. Или, если мы становимся чиновниками, нас часто просят помочь Комитетам, чем я и занимаюсь. Мы отвечаем за доставку таблеток детям и помогаем собирать ткани для Прощального банкета. Согласно правилам Общества, такое задание — одно из самых важных, какие только могут получить чиновники.

— Какой цвет она выбрала? — спрашивает Лей, когда мы подошли к воздушному кораблю.

Минуту я пытаюсь сообразить, что она имеет в виду, а потом до меня доходит, что она спрашивает о платье Кассии. — Она выбрала зеленое, — отвечаю. — Она выглядела великолепно.

Кто-то вскрикивает, и мы втроем дружно оборачиваемся. Это отец ребенка, со всех ног он бежит прямиком к нам.

— Я не могу разбудить своего старшего сына, — выкрикивает он. — Я зашел проверить, не проснулся ли он и... что-то не так.

— Свяжитесь с врачами через порт, — кричит в ответ чиновник Брюер, и мы втроем бегом возвращаемся к дому.

Мы врываемся без стука и спешим к задней части дома, туда, где обычно располагаются спальни. Лей опирается руками в стену, чтобы успокоить дыхание, пока Брюер открывает дверь спальни. — Ты в порядке? — спрашиваю я у нее. Она кивает.

— Эй? — окликает чиновник Брюер.

Мать поднимает глаза, ее лицо пепельно-серого цвета, она все еще держит на руках малыша. Старший сын лежит на кровати без всякого движения. Он лежит на боку, спиной к нам. Дыхание очень слабое, одежда свободно расправлена вокруг шеи. Его кожа вполне нормального цвета. Между лопаток видно небольшое красное пятно, и я чувствую одновременно прилив жалости и ликование.

Вот оно.

Восстание говорило, что она должна выглядеть именно так.

Мне приходится держать себя в руках и не заглядывать в глаза каждому, находящемуся в комнате. Кто еще знает? Есть ли среди них члены Восстания? Видели ли они ту информацию, которую читал я, о том, как будет развиваться деятельность мятежников?

Хотя инкубационный период может изменяться, но как только болезнь проявит себя, у пациента быстро наступает ухудшение. За погружением в почти коматозное состояние следует горячечный бред. Самый явный признак вируса чумы — это одно и более красных пятен на спине больного. Как только чума распространится в народные массы, и Общество не сможет дольше скрывать ее, — тогда начнется Восстание.

— Что это? — спрашивает мать. — Он заболел?

И снова мы втроем движемся одновременно. Чиновница Лей тянется к запястью мальчика, чтобы проверить пульс. Чиновник Брюер поворачивается к женщине. Я пытаюсь загородить ей обзор к ребенку, неподвижно лежащему на кровати. Пока я не буду точно знать , что Восстание развивается, я должен вести себя как обычно.

— Он дышит, — оповещает Брюер.

— Пульс в норме, — добавляет Лей.

— Скоро прибудут врачи, — успокаиваю я мать.

— А вы не можете что-нибудь сделать для него? — просит она. — Дать лекарство, лечение…

— Простите, — отвечает Брюер. — Но, чтобы хоть чем-то помочь, нам нужно съездить в медицинский центр.

— Но у него стабильное состояние, — говорю я ей. Не волнуйтесь , хочу я добавить, у Восстания есть лекарство. Мне хочется, чтобы она услышала нотку надежды в моем голосе, ведь я пока не могу сказать напрямую, откуда мне известно, что все будет хорошо.

Вот так. Это и есть начало Восстания.

Как только оно придет к власти, у нас у всех будет свобода выбора. Кто знает, что тогда произойдет? Когда я поцеловал Кассию в нашем городке, у нее перехватило дыхание, и я подумал, что это от неожиданности. Не из-за поцелуя: она знала, что он должен был случиться. Думаю, ее удивили собственные ощущения.

И я хочу сказать ей снова, как можно скорее и без свидетелей: Кассия, я люблю тебя, и я хочу тебя. Что тебе понадобится, чтобы почувствовать то же самое снова? Целый новый мир?

Потому что именно его мы и собираемся получить.

Мать немного придвигается к сыну. — Это просто потому, — говорит она, и ее голос дрожит, — что он так неподвижен .