Онлайн чтение книги Безжалостный Relentless
Глава 2

В Нью-Йорке Оливия Косима, мой редактор, не пошла на ленч, дожидаясь моего звонка.

Я сидел на вращающемся стуле, положив голые ноги на стол.

– Оливия, этот Ваксс даже не понимает, что моя книга – в какой-то степени юмористический роман.

– Нет, дорогой, не понимает. И ты должен его за это благодарить. Если бы он осознал, что книга забавная, то написал бы, что юмористический роман тебе создать не удалось.

– Он думает, что хорошая метафора – «тяжеловесная проза».

– Он – продукт современного университетского литературоведения, Кабби. Фигуры речи там полагают подавляющими.

– Подавляющими? И кого они подавляют?

– Тех, кто их не понимает.

– И что… я должен писать так, чтобы радовать безграмотных?

– Он так вопрос не ставит, дорогой.

Глядя на свои босые ноги, я решил, что пальцы у меня уродливые. И если что-то побудило Пенни выйти за меня, так точно не они.

– Но, Оливия, в рецензии полно ошибок… в описании персонажей, в поворотах сюжета. Я насчитал одиннадцать. Он называет мою главную героиню Джойс, тогда как ее имя – Джудит.

– Эту ошибку мы все пропустили, дорогой.

– Пропустили?

– В сопроводительном письме, которое отсылалось с экземпляром книги для рецензентов, ее ошибочно назвали Джойс.

– Я читал черновик письма. И одобрил его.

– Да, дорогой. Я тоже. Вероятно, шесть человек прочитали и одобрили черновик, и мы все пропустили эту Джойс. Такое случается.

Я покраснел от стыда. Унижения. Допущенного непрофессионализма.

Но тут же меня осенило.

– Подожди, подожди. Он же рецензировал книгу, а не сопроводительное письмо, которое получил вместе с ней. В книге-то Джудит.

– Ты знаешь английского писателя Джеймса Балларда?

– Да, разумеется. Пишет блестяще.

– Он рецензировал книги для… думаю, лондонской «Таймс». И через годы после того, как перестал рецензировать, признался, что писал только хорошие рецензии на те книги, которые не успевал прочитать. Если бы все демонстрировали такое благородство.

Какое-то время я переваривал ее слова.

– Ты хочешь сказать, что Ширман Ваксс мог даже не прочитать «Джаз ясного дня»?

– Иногда ты так наивен, что мне хочется ущипнуть тебя за пухлую розовую щечку. Дорогой, я уверена, он разве что ее пролистал, хотя, возможно, один из его помощников прочитал книгу.

– Но это же… это же… нечестно.

– Ты очень легко поднимался к вершине, Кабби. Твоя первая книга стала бестселлером. Ты не понимаешь, что в нашем литературном мире есть несколько восхитительных маленьких островков, но плавают они в океане дерьма.

Подъем моих стоп уродливостью не уступал пальцам. Я опустил ноги, спрятал под стулом.

– С синтаксисом у него нелады.

– Да, – согласилась Оливия. – Я частенько прохожусь красным карандашом по его рецензиям.

– Ты хоть раз посылала ему правленую?

– Я еще не выжила из ума.

– Анонимно, разумеется.

– Меня устраивает мое лицо, каким я вижу его в зеркале.

– Как же он может считаться главным критиком этой страны?

– Его уважают в литературном мире.

– Почему?

– Он злобен и жесток. Люди его боятся.

– Страх – это не уважение.

– В нашем мире эти понятия очень близки.

– Оливия, что мне делать?

– Делать? Ничего. Ты всегда получал девяносто процентов хороших рецензий, и точно так же все будет и сейчас. Это хорошая книга. Она будет продаваться.

– Но это отвратительно. Такая несправедливость.

– Несправедливость в данном случае – гипербола, Кабби. Тебя же не отправляют в Гулаг.

– И все равно раздражает.

Она помолчала.

– Ты же не думаешь ответить ему, Кабби? Этим ты допустишь ужасную ошибку.

– Я знаю.

– Ты будешь выглядеть, как оправдывающийся сосунок.

– Просто он наделал столько ошибок. И не в ладах с синтаксисом. Я, действительно, мог бы выпотрошить его.

– Дорогой, его нельзя выпотрошить, потому что у него нет внутренностей. Он – ходячая прямая кишка. Если ты попытаешься вскрыть его, так только перемажешься в дерьме, которое из него полезет.

* * *

К тому времени, когда я вернулся на кухню, Майло и Лесси уже ушли, а Пенни закончила завтрак. Стояла у раковины и ополаскивала тарелку, прежде чем поставить ее в посудомоечную машину.

Остывшие и поблескивающие жидким маслом оладьи выглядели так же неаппетитно, как и сдутые воздушные мешки летающего гавика. Есть давно уже расхотелось, и я решил пропустить завтрак.

– Так ты прочитал рецензию? – Пенни повернулась ко мне, вытирая руки полотенцем.

– Но он не читал мою книгу. Может, пролистал ее. Многое неправильно понял.

– И что думает Оливия?

– Говорит, что он – ходячая прямая кишка.

– Ты не должен думать о нем, Кабби. Но, раз уж он пробрался тебе в голову, спусти его.

– Обязательно.

Она меня обняла.

– Ты милый, талантливый, и я тебя люблю.

– Только не смотри на мои стопы, – предупредил я, крепко обнимая ее.

– А что не так с твоими стопами?

– Все. Нельзя мне ходить босиком. Давай пообедаем в «Рокси», отметим публикацию книги.

– Вот теперь ты мне нравишься. Чуть-чуть сошел с пути истинного, но теперь вернулся на него.

– Может, и вернулся.

– Плюнь и разотри. Помнишь, что говорил Гилберт?

Она восхищалась творчеством ныне покойного английского писателя Гилберта Кийта Честертона, и ее стараниями я тоже стал его верным поклонником.

– «Вред человеку может принести только то, чего он боится», – процитировала она. – У тебя нет оснований бояться такой гниды, как Ширман Ваксс.

– Если бы я побрился, почистил зубы и от меня не пахло кофейным перегаром, я бы так крепко тебя поцеловал.

Она зажала мою нижнюю губу большим и указательным пальцем и промурлыкала: «Я буду под рукой, когда ты все это проделаешь».

В коридоре первого этажа, направляясь к лестнице, я проходил мимо открытой двери своего кабинета и увидел Майло и Лесси, сидящих бок о бок на моем вращающемся стуле, положив на него диванную подушку. Сюжет для Нормана Рокуэлла[4]Рокуэлл, Норман Персевел (1894–1978) – знаменитый американский художник и иллюстратор. двадцать первого века: мальчик и его собака плывут по волнам Интернета.

Встав за креслом, я увидел на экране вид с воздуха на дом с оранжевой крышей, расположенный у моря.

– Это что? – спросил я.

– Гугл-Земля[5]Google Планета Земля – одна из программ, которые предлагает своим пользователям компания «Гугл»., – ответил Майло. – Я прогуглил этого парня, где он живет.

– Какого парня?

– Этого Ваксса.

В шесть лет мои технические достижения сводились к помощи моему другу Неду Лафферману в строительстве ракеты, двигателями которой служили петарды, украденные Недом у старшего брата (тот приберегал их для фейерверка Четвертого июля). Нед лишился мизинца на левой руке, меня отвезли в больницу с ожогом носа второй степени. Возникали опасения, что у меня больше не вырастут брови, но они выросли.

Майло кликнул мышкой, и аэрофотоснимок участка Ваксса сменился видом его дома с улицы.

Кремовые стены, терракотовые наличники, красивый, уютный дом, какие часто встречаются на средиземноморском побережье Испании. Две сорокафутовые магнолии укрывали кронами лужайку перед домом, красные бугенвиллеи оплетали стены, отделявшие участок Ваксса от соседних.

– Я думал, он живет в Нью-Йорке.

– Нет, в Лагуна-Бич.

В отсутствие пробок нас разделяли двадцать минут езды.

В век электронной почты Ваксс мог жить так же далеко от издателя, как и я, и тем не менее успевать к сроку сдачи материала. Тот факт, что мы практически соседи, конечно же, удивлял, но речь, безусловно, шла о чистом совпадении.

Тем не менее то ли включилась интуиция, то ли дало о себе знать воображение, и по моей спине пробежал холодок предчувствия дурного: не к добру такая вот близость критика, ох, не к добру.

– Ты прочитал рецензию? – спросил я Майло.

– Нет. Мама же сказала – плюнь и разотри. В этом она разбирается.

– В чем?

– Почти во всем.

– Если ты не прочитал рецензию, зачем ты прогуглил его?

– Идея Лесси.

Собака повернула голову, посмотрела на меня снизу вверх.

– Ширман Ваксс – погавка, – сообщил мне Майло.

– Может, это и правда, но говорить так нехорошо. – Я почесывал собаку за ухом.

– Это сказал не я. – Маленькие пальчика Майло заметались между клавиатурой и мышкой. Он вывел на экран онлайновую энциклопедию, открыл биографическую страничку Ширмана Ваксса.

Наклонившись над сыном, я прочитал вслух первое предложение:

– «Ширман Торндайк Ваксс, известный критик, лауреат нескольких литературных премий и автор трех невероятно популярных среди студентов учебников по писательскому мастерству, в какой-то степени погавка…»

– Видишь?

– Это ошибка, – объяснил я. – Они имели в виду – «загадка».

– Загадка?

– Ну да, что-то таинственное, ставящее в тупик.

– Понятно. Как бабушка Клотильда.

– «Ваксс отклоняет почетные докторские степени и другие награды, требующие его присутствия на пубичном мероприятии».

– Что такое «пубичное мероприятие»? – спросил Майло.

– Тут должно быть «публичном», – я скользил взглядом по экрану. – Получается, есть только одна фотография Ваксса.

– Он очень, очень старый.

– Правда? И сколько ему?

– Он родился в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году, – ответил Майло.

– Скорее в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом.

– В бумажных энциклопедиях тоже много ошибок?

– Нет.

– Можем мы купить бумажную энциклопедию?

– Само собой.

– Так когда мы разберемся с Вакссом? – спросил Майло.

– Что значит… разберемся?

– Месть, – ответил Майло, и Лесси тихонько зарычала. – Когда мы заставим его пожалеть о том, что он попер на тебя, отец?

Устыдившись того, что Майло так легко распознал кипевшую во мне злость, которая и подвигла его на разговоры о мести, я вышел из-за стула, шагнул к столу, мышкой убрал с экрана энциклопедию.

– В мести хорошего мало, Майло. – Я выключил компьютер. – А кроме того, мистер Ваксс делает всего лишь то, за что ему платят.

– И за что ему платят?

– Его дело – прочитать книгу и сообщить своим читателям, понравилась она ему или нет.

– Его читатели сами не могут прочитать книгу?

– Могут, но люди они занятые, книг выходит много, вот они и доверяют его мнению.

– А почему они доверяют его мнению?

– Понятия не имею.

На моем столе зазвонил телефон. Третья линия.

Сняв трубку и ответив, я услышал голос моего литературного агента.

– Рецензия Ваксса. Это круто. Ты своего добился, Кабстер.

– Что значит, добился? Хад, он меня выпорол.

Майло закатил глаза и прошептал Лесси:

– Это гудельник.

Хад не понимает детей, вот и думает, что они от него в восторге, когда он щиплет их за нос (уши, подбородок) и при этом имитирует паровозный гудок.

– Неважно, – отмахнулся Хад. – Это рецензия Ваксса. Ты своего добился. Он воспринимает тебя серьезно. Это большой успех.

Нарушая присущее ей молчание, Лесси глухо зарычала, глядя на трубку в моей руке.

– Хад, судя по всему, он даже не прочитал книгу.

– Неважно. Это статус. Статус продается. Теперь ты – автор Ваксса. Это прорыв.

Хотя Хад прикидывается, будто читает каждый мой роман, я знаю, что он не открывал ни одного. Хвалит их, не упоминая ни сюжета, ни персонажей.

Иногда он наобум вытаскивает страницу из рукописи и начинает восторгаться предложением или абзацем. Зачитывает их вслух по телефону, будто моя проза может зазвучать свежее и ярче в обрамлении его комплиментов. Да только голосом он ближе не к актеру шекспировского театра, а к аукционисту, продающему крупный рогатый скот.

– Автор Ваксса! Горжусь тобой, Кабмен. Сегодня празднуем. Ты это заслужил.

– Нечего тут праздновать, Хад.

– Возьми бутылку хорошего вина. За мой счет. Сохрани чек. Я оплачу.

– Даже Лесси думает, что эта рецензия требует мести, а не празднества.

– Бутылку за сто долларов. Или за восемьдесят. Хорошее вино можно купить и за шестьдесят. Подожди. Ты сказал, мести?

– Сказал Майло, а Лесси согласилась. Я объяснил, что идея эта не из лучших.

– Не реагируй на Ваксса.

– Не буду.

– Не реагируй, Кабмен.

– Не буду. Я же сказал, не буду.

– Плохое решение. Очень плохое.

– Я уже от него отказался.

Майло включил компьютер и вернулся в Гугл-Землю, к аэрофотоснимку дома критика.

Сидя на моем стуле, наклонившись вперед, Лесси принюхивалась, словно даже с экрана могла уловить дьявольский запах Ваксса.

– Мысли позитивно, – наставлял меня Хад Джеклайт. – Теперь ты – автор Ваксса. Ты – состоявшийся литератор.

– Я потрясен.

– Огромный шаг вперед. Ты навеки автор Ваксса.

– Навеки?

– С этого самого момента. Он будет рецензировать каждую твою книгу. Ты привлек его взгляд. Теперь вы повязаны.

– Навеки – это так долго.

– Другие писатели готовы ради такого убить. Это признание. На самом высоком уровне.

– Я за это убивать бы не стал, – заверил я Хада.

– Потому что ты уже всего добился. Какой день! Автор Ваксса. Мой клиент. Как же хорошо! Лучше метамуцила.

Упоминание слабительного не было шуткой. Чувство юмора у Хада Джеклайта отсутствовало напрочь.

Занудный, не знающий угрызений совести, практически не читающий книг, Хад последние два десятилетия – самый успешный литературный агент этой страны. И вышесказанное в большей степени характеризует не Хада, а издательский бизнес.

– Автор Ваксса , – в который уж раз повторил Хад. – Невероятно. Потрясающе. Сукин. Ты. Сын.

– Сейчас ноябрь, – сухо ответил я, – а на душе у меня весна.

* * *

Прежде чем мы с Пенни уехали в ресторан «Рокси», мне позвонили мой издатель, издатель моих аудиокниг, агент по экранизации моих романов и трое друзей. Речь шла о рецензии Вакса. Все, пусть разными словами, повторили совет Пенни: « Плюнь и разотри ».

– Видела рецензию, Кабби, – с порога сообщила мне Вивьен Норби, которая оставалась с Майло, когда мы куда-нибудь уходили. – Он – невежественный болван. Не обращай на него внимания.

– Я уже плюнул и растер, – заверил я ее.

– Если хочешь, чтобы я посидела с ним и поговорила, только попроси.

Идея мне глянулась.

– И что ты ему скажешь?

– То же самое, что говорю каждому ребенку, который слишком высокого мнения о себе. Я изложу ему правила пристойного поведения в обществе и ясно дам понять, что знаю, как добиться их выполнения.

Пятидесяти с небольшим лет, плотная, но не толстая, со стальными глазами и добрым сердцем, Вивьен уверенностью не уступала гризли, но при этом оставалась женственной. Ее муж, бывший морской пехотинец и полицейский, ныне покойный, так и не смог победить ее в армрестлинге.

Как обычно, она пришла в розовом: розовые кроссовки с желтыми шнурками, розовая юбка, розово-кремовый свитер. И в сережках: серебряные котята забирались по серебряным цепочкам.

– Я уверен, ты убедишь его покаяться.

– Ты только дай мне адрес.

– Я бы дал… да только я выбросил написанное им из головы. Плюнул и растер, – повторил я.

– Если передумаешь, сразу звони.

Закрыв за собой дверь, она взяла меня за руку, словно это был ее дом, и, как гостя, повела из прихожей в гостиную. С расправленными плечами, выпятив внушительную грудь, Вивьен напоминала ледокол, сокрушающий ледовые поля Арктики.

Тремя годами раньше она сидела с ребенком Джеймсонов на Лэмплайтер-уэй, когда двое грабителей в масках ворвались в дом. Первый незваный гость (как потом выяснилось, уволенный сотрудник Боба Джеймсона, затаивший обиду на хозяина) отделался разбитым носом, рассеченными губами, четырьмя выбитыми зубами, двумя сломанными пальцами, раздробленной коленной чашечкой и колотой раной в правой ягодице.

Вивьен сломала один ноготь.

У второго грабителя, которому досталось больше первого, развился патологический страх перед пятидесятилетними женщинами в розовом. Когда прокурор пришла в суд в шейном платке этого наводящего ужас цвета, с подсудимым случилась истерика. Он рыдал, пока санитары не унесли его на носилках.

В гостиной Вивьен отпустила меня и поставила принесенную парусиновую сумку рядом с креслом, в котором собиралась провести вечер.

– Твоя книга удивительная, Кабби. – Она получила от меня сигнальный экземпляр. – Я, возможно, не такая образованная, как этот высокомерный критик, но я распознаю правду, когда вижу ее. В твоей книге очень много правды.

– Спасибо, Вивьен.

– А где принц Майло?

– В своей комнате, собирает радиоприемник, чтобы связаться с инопланетянами.

– С машиной времени ничего не вышло?

– Пока нет.

– Лесси с ним?

– А где ей еще быть?

– Пойду пощекочу его.

– Мы с Пенни обедаем в «Рокси». Если Майло установит контакт с инопланетянами, позвони.

Я вышел из гостиной вместе с Вивьен и наблюдал, как поднимается она по лестнице, чуть уступая в величественности материнскому кораблю в «Близких контактах третьего рода».

Когда вошел на кухню, Пенни закрепляла на лицевой панели холодильника листок с клейкой полоской, где написала подробные инструкции по подогреву лазаньи, которую предстояло съесть на обед Майло.

– Вивьен взяла командование на себя, – доложил я.

– Какое счастье, что мы нашли ее. Когда Вивьен здесь, я не волнуюсь о Майло.

– Я тоже. Но тревожусь за нее. Майло опять что-то мастерит.

– С Вивьен все будет хорошо, – заверила меня Пенни. – Майло только один раз устроил взрыв, да и то случайно.

– Он может устроить и второй. И тоже случайно.

Пенни нахмурилась, в глазах читалось знакомое мне осуждение. Но она по-прежнему выглядела восхитительно, и я бы тут же съел ее живой, находись мы в стране с более терпимым отношением к каннибалам.

– Никогда. Майло учится на своих ошибках.

Следом за ней я вышел из кухни в гараж.

– Это намек на мои эксперименты с петардами?

– Сколько раз ты сжигал брови?

– Один. Еще три только опаливал.

Она посмотрела на меня поверх крыши автомобиля. Ее брови насмешливо приподнялись.

– Ты опаливал их так хорошо, что запах жженых волос окутывал всю округу.

– В любом случае такого уже пять лет не случалось.

– Как я понимаю, ждать осталось недолго, – и она опустилась на переднее пассажирское сиденье.

– Наоборот, – запротестовал я, устроившись за рулем. – Как тебе скажет любой психолог, специализирующийся на поведенческом анализе, если человек пять лет прожил, не допуская какой-то ошибки, он уже никогда ее не допустит.

– Жаль, что сейчас рядом нет такого психолога.

– Ты думаешь, он возразит мне, и напрасно. Они называют это «правилом пяти лет».

Я завел двигатель, а Пенни нажала соответствующую кнопку на пульте дистанционного управления, включив электрический привод ворот.

– Подожди, пока они полностью не поднимутся, а уж потом выезжай, – предупредила она.

– Я никогда не выезжал сквозь гаражные ворота, – напомнил я ей. – Однажды въехал в них задом, но это совсем другое.

– Возможно. Но, учитывая, что пяти лет с того случая еще не прошло, я предпочитаю не рисковать.

– Знаешь, для отпрыска родителей, которые величают себя Клотильдой и Гримбальдом, ты удивительно забавна.

– Я и должна такой быть, не так ли? Не сшиби почтовый ящик.

– Могу, если захочу.

Мы уезжали в прекрасном настроении. И предстоящий вечер обещал только хорошее: вкусную еду, вино, смех и любовь.

Вскоре, однако, Судьба подвела меня к обрыву. И я, даже увидев под ногами пропасть, тем не менее шагнул вперед. Не просто шагнул – прыгнул.