Онлайн чтение книги Воспоминания Remembrance
Глава 11

Когда на следующий день Сирина вернулась в Рим, Марчелла спала. Оставив чемоданчик в маленькой прихожей, чтобы та поняла, что она вернулась, девушка на цыпочках отправилась с Брэдом к знакомой кровати. Там они всласть предались радостям любви. Фотография Пэтти исчезла навсегда, и Сирина чувствовала себя свободной, счастливой и радовалась жизни.

На следующее утро Марчелла устроила ей разнос за побег из дома: в течение двух часов кричала так, что чуть не надорвалась. Затем, разразившись слезами, крепко прижала Сирину к себе и умоляла больше никогда не покидать ее.

– Не буду, обещаю, Челла. Я всегда буду жить здесь.

– Не всегда. – Марчелла критически посмотрела на Сирину. – Не всегда, а столько, сколько нужно.

– Я буду жить здесь всегда, – спокойно возразила Сирина. – По крайней мере в Риме – здесь мой дом.

Она давно уже оставила мысль о возвращении в Штаты.

– Может быть, и не всегда. – Марчелла выразительно посмотрела на девушку.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, и не думаю, что хочу все это слышать. – Сирина повернулась, чтобы пойти поставить кофе. Она отлично знала, что именно имеет в виду Марчелла.

– Он любит тебя, Сирина.

– Я тоже люблю его. Этого более чем достаточно, чтобы не сломать ему жизнь. Он разорвал помолвку с той американкой. Считает, что у него для этого были веские основания. Может быть, он и прав. Но я никогда не выйду за него, Челла. Никогда. Нам нельзя быть вместе. Это разрушит его жизнь. Его семья очень дорога ему, а они станут ненавидеть меня. Они меня не примут. Поэтому, что бы он тебе ни говорил или что бы ты ни думала по этому поводу, ответ мой будет один – никогда, Марчелла. Я уже сказала ему об этом и повторяю то же самое тебе. Хочу, чтобы ты это поняла. Ты должна с этим согласиться, так же как и я. Я же это приняла, поэтому, полагаю, сможешь и ты.

– Ты сошла с ума, Сирина! Его родственники будут в восторге от тебя.

– Уверена, что нет. – У нее в ушах еще звучали слова, сказанные Пэтти. Она вручила Марчелле ее кофе и ушла в свою комнатку раскладывать вещи.

После этих бурных событий жизнь мирным чередом текла весь ноябрь. Они с Брэдом были счастливы, как никогда. Марчелла успокоилась. Казалось, в мире не может произойти ничего плохого. Вместе с Брэдом они пообедали в День благодарения. Он научил ее готовить фаршированную индейку. Брэд заказал для этого случая каштаны, особо редкое варенье из клюквы, а Марчелла приготовила сладкий картофель, груши и лук. Вместе они уселись за праздничный стол. Это был первый в жизни обед Сирины на День благодарения.

– За первый из многих.

Глядя на нее счастливыми глазами, Брэд поднял бокал вина. Но Сирина с ужасом осознавала, что этот обед может быть последним. В течение года его наверняка переведут домой, и мгновений, подобных этому, уже никогда не будет в ее жизни. Когда она думала об этом, ей хотелось забеременеть, но Брэд был очень осторожен. Сирина знала, что, когда Брэд покинет Рим, наступит конец всему. Не станет Брэда, не будет в память о нем ребенка, и только воспоминания о минутах, подобных этой, будут согревать ей душу.

– О чем ты думаешь? – спросил он ее, когда они сидели у камина и отблески огня отражались в ее изумрудных глазах.

– О тебе.

– Что именно обо мне?

– Что я люблю тебя… «Что я буду невыносимо скучать, когда ты уедешь…» Но этого она никогда не скажет ему, хотя подобные мысли постоянно вертелись у нее в голове.

– Если ты действительно любишь меня, – начал он, подтрунивая над ней, и она улыбнулась, – то выходи за меня.

Это стало игрой, в которую они часто играли, однако он знал, что впереди у него много месяцев, чтобы убедить ее. Так он считал до следующего дня.

Брэд сидел за столом, конверт валялся на полу. Тупо уставившись на приказ, он боролся с желанием разрыдаться. Римская идиллия закончилась. Его переводили в другое место. В течение семи дней.

– Не может быть. – Лицо Сирины сделалось белым, таким же, как и его, когда он прочитал приказ вслух. – Так быстро? Я думала, что уведомляют за месяц.

– Не всегда. Во всяком случае, не на этот раз. Я уезжаю в Париж через неделю.

По крайней мере, всего лишь в Париж. Он сможет приезжать к ней, а она – к нему. Но все это было не так просто, и они уже больше не смогут жить ставшей привычной для них жизнью, не будет совместных ночей на огромной кровати с балдахином, утренних часов, проведенных вместе, постоянных взглядов в течение дня, моментов, когда он украдкой пробирался во время ленча в ее комнатку, чтобы только поцеловать ее, чтобы перемолвиться словом, пошутить, просто взглянуть на нее, просто услышать ее голос… Ничего этого не будет! И когда он думал обо всем этом, ему не хотелось жить. Он откровенно посмотрел на нее и спросил, наверное, в десятитысячный раз:

– Согласна ли ты выйти за меня замуж и уехать со мной?

Сирина медленно покачала головой:

– Я не могу выйти за тебя, и ты знаешь почему.

– Даже теперь?

– Даже теперь. – Она попыталась ободряюще улыбнуться. – Разве ты не можешь взять меня с собой как свою прислугу?

Он рассерженно посмотрел на нее и тряхнул головой, словно стряхивая только что сказанные ею слова.

– Совсем не смешно. Я серьезно, Сирина. Ради Христа, пойми же, что происходит. Для нас все кончается. Через неделю я уезжаю в Париж, и одному Богу известно, куда потом отправлюсь оттуда, может быть, обратно в Штаты. Я не смогу взять тебя с собой, если мы не поженимся. Неужели ты не проявишь благоразумие и не выйдешь за меня, чтобы мы не потеряли то единственное, чем мы оба так дорожим?

– Я не могу сделать этого.

Когда она произнесла эти слова, в горле стоял ком. В ту же ночь, когда Брэд заснул в ее объятиях, Сирина проплакала несколько часов подряд. Она вынуждена расстаться с ним, если по-настоящему любит. А она его любила. И она знала, что для нее это будет самой трудной задачей за всю ее жизнь – оторвать от него свое сердце. Каждый день она старалась укрепить себя в этой мысли, но в сердце своем она чувствовала такой ужас при одной лишь мысли потерять его, что не знала, как все это перенесет. Целыми днями Марчелла кричала на нее, ругала, умоляла, упрашивала. Брэд, со своей стороны, тоже подверг ее осаде, но все было тщетно. Сирина настолько уверовала, что, выйдя замуж за Брэда, она разрушит его жизнь, что не желала ничего и слышать. Последняя ночь была самой мучительной и горькой. Девушка сжимала его в объятиях, гладила по волосам, стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение.

– Сирина?

Она наклонилась, чтобы лучше разглядеть его лицо.

– Да, любовь моя?

– Я так сильно люблю тебя… и буду всегда любить… Я никогда не смогу полюбить другую…

– И я тоже, Брэд.

Когда он спрашивал, в глазах у него стояли слезы. Наконец он понял, что придется уехать из Рима одному.

– Ты будешь писать мне?

– Конечно же, буду. Всегда.

Всегда. Эти обещания, как она слишком хорошо знала, со временем померкнут. Однажды настанет день, он женится и забудет о ней, или захочет забыть, и в тот самый момент все между ними будет кончено. А она никогда не забудет его.

– А ты будешь писать мне? – В глазах Сирины тоже стояли слезы.

– Конечно же, буду. Но я бы хотел взять тебя с собой.

– В своем кармане, может быть, в тайнике или в чемодане… – Она улыбнулась ему и поцеловала в кончик носа. – Париж так красив, ты полюбишь его.

– Через две недели ты приедешь навестить меня, верно? За это время я должен буду приготовить все необходимые документы. Займусь этим сразу же, как только приеду туда.

Она проведет с ним уик-энд на его квартире, если, конечно, удастся. Брэд заставил ее пообещать, что она будет приезжать к нему часто, как только сможет. Он также сказал, чтобы она захватила с собой Марчеллу. Ему не хотелось, чтобы она в одиночку ехала в поезде. Но они не смогут приехать вместе, напомнила ему Сирина. Одна из них должна будет остаться и работать во дворце. Для Брэда последняя неделя пролетела как в тумане. В день отъезда у него почти не осталось сил, он чувствовал себя опустошенным. Перед восходом солнца он сидел на кровати и смотрел на Сирину, лежавшую рядом с ним, прикрытую лишь волной шелковистых волос. Осторожно коснувшись золотых волос возлюбленной, он разбудил ее, и они опять предались радостям любви. Крепко прижав к себе Сирину, Брэд внезапно понял, что это их последний интимный миг в Риме. Через два часа он отбывает, и все, что тогда им останется, – это случайные уик-энды, которые они будут проводить вместе в Париже, прежде чем он окончательно уедет в Штаты. Крепко прижимаясь к нему, Сирина почувствовала, как он весь напрягся. Она нежно прикоснулась к нему пальцами, затем кончиком языка. Она многому научилась на любовном ложе с Брэдом, но в основном все шло от сердца, инстинктивно. Ей хотелось доставить ему удовольствие и отдать себя всеми доступными способами. В последний раз он тихо застонал от ее прикосновений, от ее поцелуев, от их влечения друг к другу. С трудом оторвавшись от ее губ, он вновь проник в нее и… Сирина догадалась, что именно произошло. Она надеялась, что его последний подарок окажется сыном.

Когда час спустя они встретились в его кабинете, Брэд еще раз прижал ее к себе и поцеловал, они вместе посмотрели на поблекший сад и вспомнили, каким прекрасным он был летом и осенью. Затем он нежно поцеловал ее в последний раз.

– Ты приедешь ко мне через две недели?

– Приеду.

Но оба не были в этом уверены.

– Если не приедешь, я сам вернусь в Рим.

И что тогда? Бездна одиночества для обоих на долгие годы. Сирина, полагая, будто недостаточно хороша, чтобы выйти за него замуж, обрекала их на невосполнимую потерю.

– Сирина, ну пожалуйста… давай поженимся.

Она лишь покачала головой, не в силах говорить от боли, не в силах видеть, как он уходит. Слезы заливали лицо.

– О господи, как я люблю тебя, Сирина!

– Я тоже люблю тебя. – Это все, что она успела сказать, прежде чем в кабинете появились ординарцы.

Когда Брэд ушел, она застонала, словно раненое животное, оперлась на стену и замерла, глядя в сад. Через несколько минут он уедет… она потеряет его навсегда… Эта мысль становилась мучительно невыносимой. Задыхаясь, Сирина бросилась в сад. Она знала, что он обязательно увидит ее, когда будет выезжать со двора. Так и случилось. В окне машины, неудержимо рвавшейся вперед, мелькнуло печальное и бледное как полотно лицо Брэда. Он смотрел на нее через заднее стекло до тех пор, пока автомобиль не увез его прочь и не скрылся из виду.

Сирина медленно повернулась и пошла в дом, весь ее вид выражал нестерпимую боль. Она прошла в свою комнату и заперла за собой дверь. Марчелла не сказала ей ни слова. Слишком поздно упрекать. Сирина приняла решение, и теперь ей предстоит жить согласно этому решению, даже если оно и убьет ее. Через два дня Марчелла начала беспокоиться, что так и произойдет. На третий день Марчелла разволновалась не на шутку. Сирина отказывалась подниматься с постели, отказывалась есть, казалось, совсем потеряла сон – просто лежала, беззвучно плача и глядя в потолок. Она не поднялась, даже когда позвонил Брэд и пришел ординарец позвать ее к телефону. Марчеллу охватила паника, и на следующий день она сама отправилась к ординарцу.

– Мне нужно позвонить майору, – решительно заявила она, стараясь говорить таким тоном, словно речь шла исключительно о служебных делах. Она стояла перед секретарем в чистом переднике и свежевыглаженном платке, покрывавшем голову.

– Майору Аплби? – Секретарь посмотрел на нее с удивлением. Приезда нового майора ждали не раньше завтрашнего утра. Может быть, старуха решила уволиться? Интересно, не уволится ли теперь ее племянница? Никто не видел Сирину с тех пор, как уехал майор Фуллертон.

– Нет. Хочу позвонить майору Фуллертону в Париж. Я заплачу за разговор. Прошу вас дозвониться ему и дать мне возможность поговорить с ним наедине.

Секретарь посмотрел на решительно настроенную Марчеллу и пообещал сделать все возможное.

– Я позову вас, как только дозвонюсь.

Ему повезло, и менее чем через час он соединился с майором Фуллертоном, сидевшим в новом кабинете, пытаясь понять, почему Сирина не подошла к телефону, когда он звонил. У него пока не было для нее хороших известий. Ему отказали в оформлении документов, необходимых для ее поездки в Париж. В ответ прозвучали какие-то неясные намеки на братание, которое неодобрительно воспринимается руководством, и намекнули, что «следует покончить с неблагоразумным поведением». Брэд вспыхнул от ярости, услышав такой ответ. Все, чем он мог ее утешить, – это пообещать приехать в Рим через несколько недель, но когда представится подобная возможность, этого он и сам не знал. Он сидел и смотрел на дождь за окном, на дворец Бурбонов, когда раздался звонок из Рима. Брэд обрадовался, услышав знакомый голос.

– Я звоню по просьбе Марчеллы, майор. Она сказала, что дело у нее очень срочное и личное. Я только что послал за ней. Подождите минуточку, если вы не возражаете.

– Хорошо.

Брэда внезапно охватил страх. Что, если что-то случилось? С Сириной мог произойти несчастный случай, она могла опять удрать на свою богом забытую ферму, могла упасть в пруд, могла сломать ногу, могла…

– Как дела? Там все в порядке, Палмерс?

Его молодой помощник услышал обеспокоенность в голосе майора и улыбнулся:

– Все отлично, сэр.

– Все на месте? – Он спрашивал его о Сирине, но не осмеливался произнести вслух ее имя.

– Все до единого. Хотя с тех пор, как вы уехали, мы что-то не видим племянницы Марчеллы, сэр. Марчелла говорит, что она приболела и через несколько дней поправится.

О боже праведный! Это могло означать все, что угодно, но прежде, чем Брэд успел по-настоящему испугаться, вновь раздался голос секретаря:

– Подошла Марчелла, сэр. Надеюсь, вы сможете поговорить с ней, или мне пригласить кого-нибудь помочь с переводом?

– Нет, мы поймем друг друга.

Интересно, сколько из его подчиненных знали о его отношениях с Сириной? Как бы осмотрительно они себя ни вели, но каким-то непонятным образом подобные вещи становятся всеобщим достоянием Несомненно, этот слух долетел и до Парижа.

– Спасибо, Палмерс, был рад поговорить с тобой.

– И я с вами, сэр. Передаю трубку.

– Майор? – Голос старой женщины долетел до него, как глоток свежего воздуха.

– Да, Марчелла. Как дела? Как Сирина?

В ответ на него обрушился водопад быстрой итальянской речи, из которого он почти ничего не разобрал, кроме слов «есть», «пить» и «спать», но он не совсем понял, кто именно ел, пил и спал и почему Марчелла была этим так обеспокоена.

– Погоди минуточку, Марчелла! Остановись! Пьяно! Медленнее! Не понимаю! Медленнее! Это Сирина?

– Да.

– Больна?

В ответ зазвучала еще более быстрая итальянская речь, и он опять принялся умолять старую женщину говорить медленнее. На этот раз она послушала его.

– Она ничего не ест, ничего не пьет, не спит и не встает с постели. Она только плачет, плачет и плачет… – всхлипывала Марчелла. – Она так умрет, майор, я знаю. Я видела, как точно так же умерла моя мать.

– Ей девятнадцать, Марчелла. Она не умрет. – «Я ей не позволю», – подумал он про себя. – Ты пыталась заставить ее подняться?

– Да. Чуть не каждый час. Но она не хочет подниматься, она меня не слушает. Она ничего не делает. Ей очень плохо. Она больна.

– Ты вызывала врача?

– У нее совсем другая болезнь. Она больна вами, майор.

Эта сумасшедшая девчонка отказалась выйти за него замуж, считая, что таким образом спасает его, а теперь они оба находились на грани нервного срыва!

Глаза его сузились, и он пристально посмотрел на декабрьский дождь.

– Позови ее к телефону. Я хочу поговорить с ней.

– Она не подойдет. – Голос Марчеллы вновь зазвучал взволнованно. – Вчера, когда вы звонили, она не стала подходить.

– В таком случае сегодня вечером, когда я позвоню, ты заставишь ее подойти к телефону, даже если тебе придется тащить ее до него. – Он беззвучно выругался по поводу того, что в комнате для слуг не было телефонного аппарата. – Я хочу с ней поговорить.

– Ясно, все поняла.

– Ты сможешь?

– Я сделаю. Вы ездили за ней в Умбрию, теперь я притащу ее к телефону. Мы сотворим чудо. – Старуха улыбнулась своей беззубой улыбкой. Действительно, потребуется чудо, чтобы вытащить Сирину из постели.

– Проследи, чтобы она сначала походила хоть несколько минут. Иначе у нее не будет сил идти. Погоди минуточку… – Он на мгновение задумался. – У меня есть мысль. Кто-нибудь занимает сейчас гостевую комнату?

Марчелла миг раздумывала, затем ответила:

– Никто, майор.

– Отлично. Об остальном я позабочусь.

– Вы собираетесь перевести ее туда? – Марчелла оторопела. Каким бы ни было ее прошлое и титул, но все же Сирина была лишь работницей в этом дворце, причем самого низкого статуса. Не важно, что все эти месяцы она спала в одной постели с майором, – разве это могло быть основанием, чтобы ее перевели в одну из гостевых комнат, как почетную гостью? Марчелла опасалась, что могут возникнуть неприятности.

– Я переведу ее туда, нравится это ей или нет, дай мне Палмерса. Он перенесет ее туда тотчас же, как она будет готова. А ровно через час… – он посмотрел на часы, – я перезвоню.

– Что я скажу сержанту Палмерсу? – спросила Марчелла.

– Мы ему скажем, что она очень больна, что там у вас слишком влажно и мы опасаемся воспаления легких.

– Что нам делать, когда приедет новый майор?

– Марчелла… не думай об этом. Дай мне Палмерса, хочу поговорить с ним. А ты отправляйся к Сирине и приготовь ее.

– Да, майор. – Марчелла чмокнула его в трубку. – Я люблю вас, майор. Если она не выйдет за вас замуж, то я – с удовольствием.

Брэд рассмеялся:

– Марчелла, ты бесподобна!

Теперь он знал, как должен поступить. Сирина причиняла вред не только ему, но и самой себе, а он не собирался позволять ей вредить им обоим. Отдавая приказания Палмерсу, Брэд был настроен самым решительным образом. И если не удастся убедить ее по телефону, то он сам отправится в Рим, даже если ему не дадут разрешения. Но прежде чем идти на такие крайние меры, час спустя он позвонил на телефонную станцию, и его соединили с Римом. До этого он договорился с Палмерсом, что тот перенесет телефон в гостевую комнату, и когда прозвучал звонок, то первым ответил Палмерс, затем Брэд услышал какой-то шум, приглушенные голоса, хлопанье двери и, наконец, едва различимый, почти как шепот, ее слабый голос:

– Брэд? Что случилось? Они перенесли меня из моей комнаты.

– Отлично. Именно это я и приказал им сделать. А теперь я хочу, чтобы ты меня выслушала, Сирина. Я больше не намерен тебя слушать. Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Своим упрямством ты убиваешь нас обоих. Ты хочешь умереть, а я, уехав из Рима, чувствую себя так, словно уже умер. Это глупо… глупо, ты меня слышишь? Я люблю тебя. Теперь, во имя всего святого, придешь ли ты в себя и приедешь ли в Париж, чтобы выйти за меня замуж, или же мне придется вернуться назад и вытащить тебя оттуда?

В трубке повисла тишина. Он словно видел, как она размышляет. Чего он не мог видеть – это того, что Сирина откинулась на подушки, слезы струились из ее глаз, руки, державшие телефонную трубку, дрожали, а сама она силилась сдержать себя и не сказать того, что само рвалось с языка. Внезапно с большим усилием она проговорила:

– Да…

Ее ответ прозвучал едва слышно, как шепот, и он не был уверен, правильно ли расслышал то, что она сказала.

– Что ты сказала? – Он затаил дыхание.

– Я сказала, что выйду за тебя замуж, майор.

– Черт подери, вот это верно! – Он пытался сказать это уверенным тоном, но руки его дрожали сильнее, чем у нее, внезапно к горлу подкатил ком, мешавший говорить. – Прямо сейчас займусь документами, дорогая, и постараюсь вытащить тебя сюда как можно быстрее.

«Боже мой! Боже мой, – подумал он, – она сказала «да»! Она все-таки сказала!» Ему хотелось переспросить еще раз, но он не осмелился. Брэд не собирался давать ей шанс передумать. Не сейчас…

– Я люблю тебя всем сердцем, дорогая.