Онлайн чтение книги
Ренуар. Частная жизнь
Глава 2. 1878–1884
Ренуар в возрасте 37–43 лет.
Счастье, бедность и Алина
В возрасте от 37 до 43 лет Ренуар создал величайшие свои произведения, в том числе «Завтрак гребцов» и три панно на «танцевальные» сюжеты: «Танец в Буживале», «Танец в деревне» и «Танец в городе»[267] Dauberville . Vol. 1. Pl. 224; Vol. 2. Pl. 1001, 999, 1000 соответственно.. Во многих отношениях эти семь лет стали самыми счастливыми в его жизни – творческая энергия била ключом. Однако в этот же период (в конце января 1880 года) Ренуар сломал правую руку. Можно считать почти чудом, что, несмотря на это, он продолжал активно писать. Маргарита и Жорж Шарпантье щедро помогали ему бороться с бедностью, неприятием, плохими рецензиями, отсутствием продаж и заказов.
Внешность Ренуара в этот период известна нам по нескольким автопортретам, а также по гравюре его друга Марселена Дебутена. К 1878 году Ренуар попытался, в надежде поправить свое финансовое положение, поменять творческий стиль. Он понял, что портретами в импрессионистическом духе много не заработаешь, и постепенно выработал особую разновидность этого стиля – реалистический импрессионизм, отличавшийся большей «фотографической» верностью натуре. Фотографии тогда были невероятно популярны и продавались едва не по тем же ценам, что и портреты Ренуара[268]См.: Bailey . Renoir’s Portraits. P. 1–51.. В этой связи он видоизменил манеру письма: мазок сделал менее фактурным, а цветовые контрасты – более выраженными, чтобы фигуры выглядели природоподобнее. В этом ключе написаны большинство его фигур примерно с 1878 года по 1883-й. В 1878 году он начал активно искать заказы на портреты у тех, кто, как он надеялся, потом станет покупать и его жанровые картины. Друг и покровитель Ренуара Дюре попытался помочь ему и написал в своей брошюре 1878 года «Художники-импрессионисты»: «Ренуар – прекрасный портретист… вряд ли еще кто из художников изображает женщин такими соблазнительными»[269] Duret . Les Peintres impressionnistes, May 1878; проиллюстрировано портретом Лизы с зонтиком; воспроизведено в.: Duret . Histoire des peintres impressionnistes. P. 27–28.. С 1864 по 1885 год Ренуар написал около 400 фигур. Из них примерно 164 являются портретами. Становиться модным портретистом ему было не по душе, ведь ради гонорара пришлось бы угождать заказчикам. Это ограничивало творческую свободу – иногда приходилось писать не так, как хотел он сам.
После двойного провала – выставки и аукциона работ импрессионистов 1877 года – было решено на следующий год выставку не устраивать. Шарпантье уговорили Ренуара снова поучаствовать в Салоне, который должен был пройти с 26 мая по 8 июля 1878 года. Подтверждение тому мы находим в письме Писсарро к Кайботту от марта месяца: «Супруги Шарпантье давят на Ренуара»[270]Писсарро – Кайботту, Понтуаз, без даты [март 1878] // Pissarro . Correspondance de Camille Pissarro. Vol. 1. P. 110.. Ренуар с готовностью последовал советам Шарпантье и подал на выставку жанровую картину «Чашка шоколада», написанную в начале того же года: ее выставили на Салоне 1878-го, однако симпатий критиков она не завоевала[271] Dauberville . Vol. 1. Pl. 406. Сезанн также представил свои работы на Салон 1878 г., но их отклонили, а Моне не представлял ничего. Сислей последовал на Салоне примеру Ренуара..
Одной из первых крупных работ Ренуара в новом стиле реалистического импрессионизма стал большеформатный портрет мадам Шарпантье с детьми, который он закончил в середине октября 1878 года[272]Ibid. Pl. 239.. Тогда же была сделана фотография запечатленных на этом портрете детей Шарпантье, Жоржетты и Поля. И на фотографии, и на картине Поль одет в платьице, у него длинные волосы, как и у сестры. Поступив в школу, он сменил бы прическу и стал носить брюки. Ренуар писал портрет около месяца, ему заплатили 1500 франков[273]По словам Дюре (цит. по: Bailey . Renoir’s Portraits. P. 17, 48. N. 158). Тридцать лет спустя Метрополитен-музей приобрел ее за 84 тысячи франков (см. главу 5).. Портрет повесили в доме у Шарпантье, и Ренуар спросил у мадам Шарпантье в письме, может ли он привести друзей и показать им работу: «Месье Шарль Эфрусси и месье Дедон… попросили меня спросить Вашего разрешения показать им Ваш портрет»[274]Ренуар – мадам Шарпантье, без места, 30 ноября 1878 // Renoir . Renoir et la famille Charpentier. P. 35., а также «мадам Мане (Моризо, рю Вильжюст, 40) просила… разрешения видеть Ваш портрет»[275]Ренуар – мадам Шарпантье, без места, без даты // Ibid.. Шарпантье были рады гостям. Шарль Дедон был наследником богатого шахтовладельца. В начале того же года (в мае 1878-го) он приобрел «Танцовщицу» Ренуара у Дюран-Рюэля за 1000 франков[276] Dauberville . Vol. 1. Pl. 493; Distel . Impressionism: The First Collectors. P. 157.. Эфрусси был родом из Одессы, но в 1873 году перебрался в Париж; он происходил из состоятельной еврейской семьи торговцев зерном и банкиров[277]О семье Эфрусси см.: de Waal . The Hare with Amber Eyes. Cezanne..
Марселен Дебутен. Ренуар. Ок. 1876–877. Офорт. 16×11 см. Национальная библиотека, Париж
Прекрасный портрет мадам Шарпантье и ее детей был повешен на видном месте, и посетители пятничных ужинов могли оценить работу Ренуара, после чего спешили заказать ему свои портреты. Заказов было так много, что в феврале 1879 года Сезанн написал своему патрону Шоке: «Очень рад слышать про успех Ренуара»[278]Сезанн – Шоке, Эстак, 7 февраля 1879 // Paul Cezanne: Correspondance. P. 181..
В 1879 году совместная выставка импрессионистов состоялась 10 апреля – 11 мая, до Салона, который открылся 12 мая. В 1878 году выставки не было, а в 1879-м Ренуару пришлось выбирать: выставляться с друзьями или на Салоне. Он хотел, чтобы друзья числили его в пассивных участниках группы, но на самом деле он таковым не был. Когда речь шла о чем-то важном для его карьеры, Ренуар решительно действовал в собственных интересах, не проявляя ни малейшей пассивности. В 1879-м он отказался участвовать с друзьями в четвертой выставке импрессионистов, несмотря на то что его друг Моне присоединился к товарищам и представил 29 работ[279] Venturi . Archives de I’impressionnisme. Vol. 2. P. 262–263.. Среди участников были также Кайботт, Кассатт, Дега и Писсарро. Сезанн и Сислей, вслед за Ренуаром, отказались от участия и вместо этого, как и он, подали свои работы на Салон. К сожалению, работы Сезанна и Сислея не приняли, зато все заявки Ренуара подтвердили благодаря посредничеству мадам Шарпантье. У нее были знакомые в выставочной комиссии, среди них – художник-академист Эннер, поэтому в экспозицию попали все четыре представленных Ренуаром портрета: два маслом («Мадам Шарпантье с детьми» и портрет актрисы Жанны Самари) и два пастелью (мужской, а также сына Шарпантье Поля)[280] Dauberville . Vol. 1. Pl. 239, 381; Robida . Le Salon Charpentier et les impressionnistes. Pl. XIV соответственно.. При этом на удачном месте повесили только портрет мадам Шарпантье с детьми. Двадцать пять лет спустя Ренуар заметил в интервью: «Да, там было только одно мое полотно, но оно очень хорошо висело. Да, верно, это был портрет мадам Шарпантье. Мадам Шарпантье хотела висеть на хорошем месте, у нее были знакомства в комиссии – и она на нее повлияла»[281]Интервью К.-Л. Монсада с Ренуаром: Le peintre Renoir et le Salon d’Automne, 15 October 1904; воспроизведено в: Renoir . Ecrits, entretiens et lettres. P. 9..
Ренуар понимал, что многим обязан мадам Шарпантье. Он пишет ей об этом напрямую, завершая послания оборотами: «Искренне преданный Вам Ренуар», «Ваш смиренный художник О. Ренуар»[282]Ренуар – мадам Шарпантье, без места, без даты и 30 ноября [1878] // Renoir et la famille Charpentier. P. 32, 34, 35.. После майского Салона 1879 года он просит ее мужа в письме «поблагодарить мадам Шарпантье от имени искренне преданного ей художника; если я когда-нибудь преуспею, то только благодаря ей, потому что сам бы я никогда ничего такого не добился»[283]Ренуар – Шарпантье, без места, без даты [ок. июня 1878] // Ibid. P. 32.. Пользуясь своей дружбой с мадам Шарпантье, Ренуар попытался заинтересовать ее судьбами бедных детей с Монмартра; он посоветовал ей создать лечебницу для младенцев. Возможно, подтолкнула его к этому утрата первенца, Пьера Трео. На тот момент у мадам Шарпантье были другие заботы, однако в 1891 году она все-таки создала благотворительную организацию помощи младенцам из бедных семей[284] Bailey . Renoir’s Portraits. P. 167, 298. N. 96..
Жоржетта и Поль Шарпантье. Ок. 1878. Фотограф неизвестен
Во время работы Салона 1879 года Ренуар написал Кайботту: «Лично мне здесь ужасно нравится. Портрет мадам Шарпантье висит на уровне глаз, выглядит в десять раз лучше, чем у нее дома. Что до портрета мадам Самари, он повешен очень высоко. Но он, видимо, хорош, потому что все со мной о нем говорят. Я стал гораздо привлекательнее для широких масс»[285]Ренуар – Кайботту, без места [Париж], без даты [май 1879], взято из: Paris, Hotel Drouot sale catalogue, 5 June 1991, no. IX..
Кроме того, на портрет мадам Шарпантье появилось множество благожелательных отзывов[286] Bailey . Renoir’s Portraits. P. 297. N. 51–54.. Один критик описывает его как «прелестную работу Ренуара, который вошел в моду»[287] Dax . Chronique // L’Artiste (March 1879). Цит. по: Ibid. N. 42.. За Ренуаром закрепилась репутация портретиста. С 1879 по 1881 год он написал 21 детский портрет, 15 женских и 11 мужских. Он делился с мадам Шарпантье: «Сегодня утром начал портрет. Вечером буду работать над другим, а потом, возможно, начну еще и третий»[288]Ренуар – мадам Шарпантье, без места [Париж], без даты [1879] // Renoir et la famille Charpentier. P. 34.. Писсарро же тем временем писал Мюре: «Ренуар… пользуется на Салоне большим успехом. Мне кажется, он достиг того, чего достоин. Прекрасно! Так тяжело жить в бедности!»[289]Писсарро – Мюре, Понтуаз, 27 мая 1879 // Correspondance de Pissarro. Vol. 1. Р. 133.
Во время Салона 1879 года Ренуар начал планировать персональную выставку портретов пастелью, которая должна была пройти 19 июня – 3 июля в редакции издательства Шарпантье по адресу: бульвар де Итальен, 7. В мае Ренуар пишет мадам Шарпантье: «Я собираюсь выставить [портрет мадам Самари][290]Возможно, речь идет о пастельном портрете мадемуазель Самари, 1877 ( Dauberville . Vol. 1. Pl. 644). в вашей галерее, потому что мне хотелось бы, если господа [ответственные за проведение выставки] согласятся, устроить выставку только моих портретов, которая, полагаю, привлечет много посетителей. У меня много известных портретов»[291]Ренуар – мадам Шарпантье, без места, без даты [1879] // Renoir et la famille Charpentier. P. 34.. Хотя Ренуар собирался подавать только портреты, на выставке также были представлены две картины с изображением молодых циркачек и наброски к панно на тему времен года[292]Ренуар «Акробаты из цирка Фернандо», 1878–1879 (Ангелина и Франциска Вартенберг), а также наброски 1879 г. ( Dauberville . Vol. 1. Pl. 251, 636–638 соответственно). См. также: Le Coeur . Edmond Renoir, Pierre Auguste Renoir. P. 7..
Примерно в то же время, когда проходил Салон 1879 года, супруги Шарпантье начали издавать журнал La vie moderne . В апреле одним из сотрудников стал брат Ренуара Эдмон; в 1884–1885 годах он занимал должность главного редактора. Пока шла выставка пастелей Ренуара, где было вывешено 30 работ, Эдмон опубликовал в номере за июнь 1879 года статью о брате: «Обещаю вам портрет из двадцати линий: можно было видеть, как он, задумчивый, мечтательный, томный, с отрешенным взглядом двадцать раз перебегает через бульвар; забывчивый и рассеянный, он десять раз возвращается за одним и тем же – и постоянно забывает; на улице он перемещается только бегом, попав в помещение, делается неподвижен; он может не шевелиться и не говорить часами: о чем он думает? О картине, которую пишет, или о той, которую собирается написать; о живописи он старается говорить как можно меньше. Но если хотите, чтобы лицо его осветилось, хотите его услышать – о чудо! – напойте какой-нибудь веселый припев, не ищите его за обеденным столом или в тех местах, куда ходят развлекаться, – попробуйте застать его за работой»[293] Renoir, Edmond. Cinquième Exposition de «La vie moderne». P. 337–338.. Помимо этого описания, Эдмон также рассказывает о манере письма своего брата: «Портрет мадам Шарпантье и ее детей написан у нее дома, мебель не перемещали с обычных мест, ничего не меняли ради более выигрышной композиции»[294]Ibid. P. 336–338.. Возможно, именно с подачи Ренуара Шарпантье устроили в своей галерее «Ви модерн» выставку Моне в июне 1880-го и Сислея – в мае 1881-го.
Ренуар тоже иногда давал материалы в La vie moderne . Однажды он пересказал мадам Шарпантье предложение мадам Поль Берар: «Идея в том, чтобы на последней странице журнала помещать моды недели. Я готов представлять очень точные зарисовки… Можем договориться со шляпниками и портными. Одну неделю – шляпы, другую – платья… Я могу ездить к ним в мастерские и делать зарисовки с разных ракурсов»[295]Ренуар – мадам Шарпантье, без места, ок. 1879–1880 // Renoir et la famille Charpentier. P. 35.. Нам неизвестно, воплотилась ли эта идея в жизнь, однако женские шляпы и платья, нарисованные Ренуаром, появлялись в журнале весь 1884 год[296]См.: Bailey . Renoir, Impressionism, and Full-Length Painting. P. 146–148. См. также: Dauberville . Vol. 2. Pl. 1542.. Кроме того, Ренуар поставлял в журнал и другие иллюстрации, например Эдмона за чтением[297]«Вагнер» (24 февраля 1883), «Танец в деревне» (3 ноября 1883), «Пара на улице» (для рассказа Лота «Идеал», 8 декабря 1883), «Эдмон за чтением» и «Пара на склоне холма» для его рассказа «Этикет» (15 декабря 1883), два варианта «Танцовщицы Розиты Маури» (22 декабря 1883), копия «Флейтиста» Мане (12 января 1884), «Танец в деревне» (26 января 1884). См.: Rewald . Renoir Drawings. Pl. 4, 5, 9–11, 17–20, 24, 27; см. также: Rewald . Auguste Renoir and his Brother. P. 171–188..
В этот период Ренуар продолжал подавать свои работы на Салон. В 1880-м к нему присоединился Моне, отказавшись участвовать в выставке импрессионистов[298] Wildenstein . Monet: or the Triumph of Impressionism. Vol. 1. P. 158–159; «Лавакур» был принят, а «Плывущий лед» отвергнут.. После первого своего большого успеха на предыдущем Салоне Ренуар на сей раз предложил две жанровые картины: «Сборщики мидий в Берневале» (1879) и «Спящая девушка с кошкой» (1880), а также два портрета пастелью (Люсьена Доде и мадемуазель М. Б. – Марты Берар)[299] Dauberville . Vol. 1. Pl. 215, 487, 605, 607 соответственно. Дюран-Рюэль приобрел «Сборщиков мидий в Берневале» за 2500 франков в ноябре 1880-го, а «Спящую девушку с кошкой» в январе 1881-го за 2500 франков ( Bailey . Renoir’s Portraits. P. 18).. Поскольку на этой выставке не было портретов родичей мадам Шарпантье, она не стала помогать Ренуару с тем, чтобы работы удачно повесили. Без ее помощи Ренуар почти не получил внимания критиков, однако его популярности хватило на то, чтобы ему продолжали регулярно поступать заказы на портреты. После Салона 1880 года Сезанн написал Золя: «Мне сказали, что Ренуару поступают хорошие заказы на портреты»[300]Сезанн – Золя, без места [Париж], 4 июля 1880 // Cezanne . Paul Cezanne: Correspondance. P. 194.. Одним из заказчиков стал Виктор Шоке, который попросил сделать для него портрет Сезанна пастелью на бумаге, – там отчетливо видна подпись: «Ренуар. 80». Шоке на время отдал портрет Сезанну, который сделал копию маслом по дереву; размеры копии совпадают с размерами оригинала[301]О копии Сезанна см.: White . Renoir: His Life, Art, and Letters. P. 102..
Ренуар понимал, что на Салоне полезнее рекламировать свой талант портретиста, чем выставлять жанровые картины; на протяжении нескольких последующих лет он в основном подавал на Салон портреты и каждый год получал множество заказов[302]На Салоне 1879 г. он выставил 4 портрета и получил 14 заказов, на Салоне 1880-го – 2 портрета и получил 16 заказов, на Салоне 1881-го – 2 портрета и 8 заказов, на Салоне 1882-го – подан 1 портрет, получено 9 заказов, и, наконец, на Салоне 1883 г. подан 1 портрет и получено 5 заказов. См.: Dauberville . Vol. 1, 2.. Заказы поступали от самых разных людей. Помимо большинства – католиков, среди заказчиков попадались и евреи: Бернстайны, Каэн д’Анверы, Эфрусси, Фульды, Гримпрели, Альфены и Нуньесы. Были и протестанты, например его новый патрон Поль Берар, ставший заодно и близким другом.
С Бераром, богатым атташе по международным делам со связями в банковской сфере, Ренуар познакомился зимой 1878 года, на вечере у Шарпантье[303] Distel . Impressionism: The First Collectors. P. 164.. Их представил друг другу приятель и патрон Ренуара Дедон, который, как было указано выше, в мае 1878 года приобрел у Дюран-Рюэля «Танцовщицу» Ренуара за 1000 франков[304]См. текст на с. 82 и примеч. 10.. Дедон убедил мадам Берар заказать Ренуару ростовой портрет своей дочери Марты[305] Dauberville . Vol. 1. Pl. 504.. За одно это изображение Берары заплатили столько же, сколько мадам Шарпантье за большой портрет вместе с детьми, а именно 1500 франков. Берарам понравился портрет Марты, и они пригласили Ренуара на летние этюды в свой замок в Нормандии – он находился в Варжемоне, неподалеку от Дьеппа. Ренуар объяснил Кайботту, почему уезжает из Парижа: «Я собираюсь провести месяц у Бераров»[306]Ренуар – Кайботту, без места [Париж], без даты [июнь 1879], взято из: Hotel Drouot sale catalogue, 5 June 1991, no. IX.. В летние сезоны 1879–1885 годов Ренуар проводил месяц-два в замке – там его принимали как члена семьи.
За эти семь летних поездок в Варжемон Ренуар написал для семьи около сорока картин[307]В 1879 г. он написал 9 портретов и 2 жанровые сцены, в 1880-м – 1 портрет, в 1881-м – 1 портрет, в 1883-м – 1 портрет, в 1884-м – 2 портрета и 1 жанровую сцену.. В основном это были портреты Берара, его жены Маргариты и четверых их детей (Андре, Люси, Марты и Маргариты), а также племянника и племянницы (Альфреда и Терезы Берар). Ренуар даже написал портрет их консьержки. Кроме того, он создавал жанровые сцены, пейзажи, натюрморты, а также аллегорическую картину «Пир Пана». В довершение ко всему Берары поощряли пристрастие Ренуара к интерьерным росписям – его попросили расписать в замке некоторые деревянные поверхности. В первое лето он написал маслом цветы на дверях в библиотеку и в спальню[308] Dauberville . Vol. 1. Pl. 550, 240, 8, 10 соответственно.. Во время пребывания в Варжемоне Ренуар работал не только на Берара, но и на других состоятельных парижан, проводивших лето под Дьеппом. Кроме того, он писал картины, которые отсылал своему агенту Дюран-Рюэлю[309]Написано в Варжемоне для Дюран-Рюэля: «Персики и виноград», 1881, «Пейзаж в Варжемоне», 1879, «Морской вид» («Волна»), 1879, «Берег моря в Варжемоне», 1880 (Ibid. Pl. 46, 77, 152, 155 соответственно)..
Дьепп был популярен среди богатых парижан – они покупали там просторные дома и проводили в них три летних месяца. Среди них были Бланши, друзья Бераров, Дюран-Рюэля и Эдмона Мэтра. Доктор Эмиль Бланш был известным парижским психиатром, директором психиатрической клиники в Пасси, в Шестнадцатом округе, а также коллекционером предметов искусства. У них с женой Фелиси был сын Жак-Эмиль, на тот момент ему исполнилось девятнадцать – он мечтал стать художником. В первый год пребывания Ренуара у Бераров Бланши пригласили его в гости, чтобы показать работы своего сына. Доктор Бланш был в тот день на работе в Париже, и мадам Бланш так описала ему в письме этот визит: «Милый друг, я вижу, что Жак проявил излишнюю скромность, рассказывая о визите месье Ренуарда [sic]… Они долго беседовали во дворе. Я попросила месье Ренуарда зайти в дом и посмотреть на картинки, которые Жак написал для своей мастерской, а также другие его работы. Жак противился, говорил, что никогда этого не позволит, что мазня его просто ужасна. По счастью, молодой человек [Ренуар] его не послушал и после долгих наших с Жаком препирательств в конце концов посмотрел почти все. Визит оказался крайне благоприятным для нашего сыночка, который часто теряет веру в себя, особенно когда рисует лица с натуры; дитя хочет преуспеть с первой же попытки, как какой-нибудь Мастер. Но вернусь к тому, что сказал Ренуард. Уверяю тебя, что он сказал это очень серьезно, перемежая хвалу упоминанием недостатков: „Я ошарашен; есть совершенно великолепные вещи; будет печально, если Вы не станете художником; Вы прекрасно работаете с цветом и композицией; по части рисунка тоже есть удачные вещи; я с удовольствием дам Вам в Париже необходимые советы“… Жак был совершенно счастлив. [Ренуар] сказал ему, что иногда месяца на четыре совершенно разуверяется в своих способностях, а потом вдруг начинает писать лучше прежнего. Жака это очень воодушевило. Он много работает над рисунком. А кроме того, должна Вам сказать, милый друг, я всегда придерживалась мнения, что ему нужен преподаватель, который оценит его большие способности; он ничего не достигнет, если будет видеть только свои недостатки и постоянно о них говорить»[310]Мадам Бланш – доктору Бланшу, Дьепп, 18 сентября 1879 // Blanche, Jacques-Еmile . La Pêche aux souvenirs. P. 440–441..
Доброта Ренуара к юному начинающему художнику и его воодушевляющие слова были восприняты с искренней благодарностью, и скоро мадам Бланш научилась правильно писать его фамилию. В том же 1879 году Бланши заказали Ренуару три картины маслом – иллюстрации к «Тангейзеру» Вагнера. Одна из них, «Явление Венеры Тангейзеру», предназначалась для их парижской столовой. Две другие, «Тангейзер, отдыхающий в объятиях Венеры» и «Вольфрам, удерживающий Тангейзера от прикосновения к Венере» – их сюжеты заимствованы из первого и третьего действия оперы, – стали десюдепортами в замке в Дьеппе[311] Dauberville . Vol. 1. Pl. 241, 244, 245.. Ренуар написал эти панно в Париже, но, к сожалению, ошибся размером. Когда это выяснилось, он переделал картины, а первый вариант отдал на продажу[312]О вариантах, отвергнутых Бланшем и отправленных Дюран-Рюэлю, см.: Ibid. Pl. 242, 243..
Через несколько лет после знакомства Жак-Эмиль описал, каким в первый раз увидел Ренуара: «Лицо у него было уже в крупных и мелких морщинах, с жидкой всклокоченной бородой, яркими слезящимися глазами под густыми свирепыми бровями, однако выглядел он все равно кротко. Говорил он как рабочий-трудяга, с отрывистым горловым парижским акцентом». Про летнее пребывание Ренуара в Нормандии Бланш писал: «В базарные дни он всегда приезжал из замка Поля Берара в Варжемоне на сиденье замкового омнибуса – в смешной остроконечной шляпе, с трубкой во рту, болтая с дворецким… Я всегда ждал этих субботних дней – мне нравилось показывать Ренуару то, что я написал за неделю»[313] Roberts . Jacques-Emile Blanche. P. 29. Цитируется: Blanche, Jacques-Emile . Propos de peinture: de David a Degas. Paris: Emile-Paul Freres, 1919. P. 237, 83..
Хотя Ренуар и приобрел известность как автор заказных портретов богатых людей, он по-прежнему предпочитал изображать повседневную жизнь своих современников. Для этих работ он, как и прежде, использовал самую разную натуру – актрис, профессиональных моделей, друзей. Единственная натурщица этого периода, имя которой можно назвать с точностью, – это Марго Легран[314]Настоящее имя Легран – Альма-Анриетта Лебеф ( Bailey . Renoir’s Portraits. P. 13).. Ренуар упоминает о ней в нескольких письмах, датированных началом 1879 года. То, с каким пылом он о ней пишет, свидетельствует и о личной приязни. В январе и феврале 1879 года (Ренуару было тогда 38 лет, а Марго – 23) она серьезно заболела. Ренуар отправил двум друзьям, врачам-гомеопатам, несколько встревоженных писем[315]Гомеопатия – лечение, основанное на методе приема малых доз ядовитых веществ, чтобы вызвать у здорового человека ослабленные симптомы болезни. В конце XIX в. приобрело большую популярность, поскольку, в отличие от других тогдашних методов лечения, по крайней мере, не причиняло вреда.. Доктору Полю Гаше он пишет: «Дорогой доктор, прошу Вас о любезности: сходите в дом мадемуазель Л… 47 по рю Лафайет… Появились пятна. Она их расчесывает, возникает белый волдырь… Она пишет, что очень страдает… Возможно, это оспа. В общем, мне просто необходимо узнать правду, настолько необходимо, что за сегодняшний день, в ожидании Вас, я ничего не сделал… Ваш РЕНУАР, рю Сен-Жорж, 35»[316]Ренуар – доктору Гаше, рю Сен-Жорж, 35 [Париж], без даты [январь 1879] // Gachet . Lettres impressionnistes. P. 81–82.. Не получив ответа, он продолжает уже в полном отчаянии: «Дорогой доктор, несчастное дитя пишет, что ей очень плохо, она не знает, что делать. Прошу Вас, окажите любезность, сходите к ней или дайте знать, что Вы заболели или с Вами случилось что-то еще. Я страшно волнуюсь и не нахожу себе места. Ваш друг РЕНУАР»[317]Ренуар – доктору Гаше, рю Сен-Жорж, 35 [Париж], без даты [январь 1879] // Ibid. P. 83..
Доктор Гаше не ответил, потому что 17 января 1879 года пострадал при крушении поезда и был не в состоянии посетить Марго. Узнав об этом, Ренуар тут же обратился к другому другу-гомеопату, доктору Жоржу де Беллио – одному из первых коллекционеров работ импрессионистов[318]Доктор де Беллио (граф Жорж де Беллио) был румынским врачом-гомеопатом, практиковавшим в Париже.. Доктору Гаше он пишет: «Сегодня утром месье де Беллио посетил мою больную. Он и раньше несколько раз видел ее у меня в мастерской, – кажется, у него есть ее портрет»[319]Ренуар – доктору Гаше, Париж, январь 1879 // Ibid. P. 84.. Потом он пишет: «Я покорился оспе, – наверное, человечнее будет позволить бедному дитяти умереть спокойно. Если бы была хоть малейшая надежда, я сделал бы все, что в моих силах. Но дело очень серьезно»[320]Ренуар – доктору Гаше, рю Сен-Жорж, 35 [Париж], без даты [январь 1879] // Ibid. P. 83–84. Впоследствии Ренуар подарил доктору Гаше портрет Марго в профиль ( Dauberville . Vol. 1. Pl. 337).. Впоследствии он написал доктору де Беллио: «Дорогой доктор, девушка, которую Вы любезно согласились лечить – увы, уже было слишком поздно, – скончалась [1 февраля 1879 года]. Тем не менее я Вам бесконечно признателен за то, что Вы облегчили ее страдания, хотя оба мы знали, что дело безнадежно. Ваш преданный друг, РЕНУАР»[321]Ренуар – доктору де Беллио, без места [Париж], без даты [25 февраля 1879] // Ibid. P. 85..
Из этих писем видно, что Ренуар сильно переживает из-за состояния Марго, то есть она ему совсем не безразлична. Он употребляет ласковые слова – «несчастное дитя», «моя больная», которые сегодня можно назвать несколько снисходительными, однако Марго ведь было двадцать три, а он был на пятнадцать лет старше, более того, в то время это были обычные формулы выражения приязни к женщине со стороны мужчины.
В сентябре 1878 года, за пять месяцев до смерти Марго, Ренуар, которому исполнилось 37 лет и у которого, благодаря поддержке мадам Шарпантье, были все шансы стать известным портретистом, познакомился с девятнадцатилетней Алиной Шариго – она была его моложе на 18 лет. Следующие 37 лет ей предстояло оставаться главной женщиной в жизни художника. После смерти Марго Легран Алина стала главной его натурщицей – ни одной женщине не довелось позировать для стольких шедевров. В их числе самые животрепещущие, красочные и романтические из созданных Ренуаром произведений. В них отражается счастье, которое Ренуар нашел с женщиной, ставшей сперва его натурщицей, потом – любовницей, а потом – супругой. В 1879–1884 годах Ренуар поначалу ухаживал за Алиной, а потом они жили и путешествовали вместе. Любовь к ней дарила художнику радость, которая отчетливо звучит в его письмах, а также выражается в совершенстве и разнообразии вдохновленных ею произведений. Этот период совпал с периодом его успехов как портретиста – во многом благодаря мадам Шарпантье и благожелательному приему на Салоне 1879 года.
У Алины и Ренуара было много общего: оба родились вдали от рафинированной культуры Парижа, оба происходили из рабочих семей. Она была родом из деревни Эссуа, населенной ревностными католиками, на реке Урс в Шампани, неподалеку от Бургундии. За восемь лет до ее рождения в Эссуа, по данным переписи, проживало всего 1806 жителей[322]Перепись населения Эссуа: fr.wikipedia.org, accessed 12 December 2016.. Но если Ренуар переехал в Париж из маленького Лиможа в возрасте четырех лет, то Алина оказалась в столице в пятнадцать, а детство провела в Эссуа. Оба выросли в бедных семьях из низкого сословия, матери обоих были швеями, а отцы – портным и пекарем соответственно. В предыдущем поколении тоже занимались ручным трудом: дед Ренуара, как мы уже знаем, делал деревянную обувь, а дед Алины выращивал виноград[323]О письмах 1867–1874 гг. про Алину и одном письме Алины см.: Pharisien . Les Celebrites d’Essoyes, ce village qui a conquis Renoir. P. 19–56..
Впрочем, при всем сходстве их биографий Алине в детстве пришлось тяжелее: она выросла в полной нищете – родители ее бросили, а родственники невзлюбили. Да, Ренуар был беден, но родные его всегда поддерживали. Ренуар привык идти на компромиссы ради того, чтобы не бросать занятий искусством, Алина же выработала в себе железную волю и всегда добивалась задуманного. Несмотря на все невзгоды, она прекрасно училась в школе и твердо решила, что сумеет устроиться в этой жизни. Возможно, именно железная воля и привлекла к ней Ренуара. Волевой характер Алины помогал ей самой и поддерживал Ренуара в тяжелые времена, особенно когда он, будучи сильно старше Алины, боролся с болезнями, которые впервые дали о себе знать еще до того, как она достигла тридцатилетия.
Мать Алины, Тереза-Эмили (ее называли Эмили) Мэр, родилась в Эссуа 19 января 1841 года, за месяц до того, как в Лиможе появился на свет Ренуар. Все трое всегда испытывали неловкость оттого, что художник с тещей, по сути, были ровесниками. При этом Алину, наверное, утешало, что Ренуар принадлежит к одному поколению с ее бросившим семью отцом, – она выросла, не зная отцовской заботы. Рождение Алины стало несчастливым событием. Эмили забеременела в семнадцать, в то время она работала портнихой. Аборты были под запретом в католической Франции, поэтому Эмили пришлось выйти замуж за пекаря – ее новоиспеченному мужу было 22 года. Шесть месяцев спустя родилась Алина. В свидетельстве о ее рождении записано: «23 мая 1859 года, в 6 часов утра, у Клода [Виктора] Шариго, пекаря, и Терезы-Эмили Мэр, домохозяйки, в городе Эссуа, кантон Эссуа, округ Труа, департамент Об, родилось дитя женского пола, Алина-Викторина Шариго»[324]См.: Ibid. P. 27. См. также: Pharisien and Chartrand . Victor Charigot, son grand-pere..
Когда Алине исполнился год и три месяца, Виктор бросил жену и дочь ради любовницы, которая жила в Селонже, департамент Кот-д’Ор, в ста километрах от Эссуа. Сбежав, он оставил жене долг в 1031 франк за муку и зерно. Обремененная долгами, Эмили не могла платить за жилье, их с Алиной выгнали на улицу. Продав мебель и все свои вещи, Эмили по-прежнему осталась должна домохозяину 66 франков. Она подала иск о разделении имущества супругов, однако прошло два года, прежде чем было официально установлено, что Виктор «покинул свой дом… бросив жену», – и Эмили освободили от уплаты остатков долга[325]Решение суда от 27 мая 1862 // Pharisien . Celebrites d’Essoyes. P. 30..
Эмили попросила о разделе имущества, а не о разводе, поскольку с 1817 по 1884 год официальной процедуры расторжения брака во Франции не существовало. Впрочем, Виктору это не слишком мешало. Он бросил и любовницу и 17 августа 1872 года отплыл через Атлантику в Квебек, а там добрался до Виннипега в провинции Манитоба. Поскольку французские документы о семейном положении в Канаде проверить было невозможно, он обвенчался в церкви с вдовой-американкой Луизой Луазо. Технически он стал двоеженцем. Что удивительно, когда одиннадцать лет спустя, в марте 1884 года, Луиза умерла, Виктор написал Эмили письмо и пригласил приехать к нему в Виннипег[326]Виктор Шариго – Эмили Шариго, Блайсфилд, 28 марта 1884 // Pharisien . Celebrites d’Essoyes. P. 34–37.. Эмили, воспользовавшись этим письмом, подала на развод и получила его в 1888 году. После того как она отклонила предложение Виктора в 1884-м, он вскоре женился снова. С новой женой Армелиной (или Эмелиной) Реопель (или Риопель) он перебрался в США и обосновался в Северной Дакоте; там в 1886-м у них родилась дочь Виктория Шариго. Несмотря на вопиющую неверность жене, он иногда вспоминал о своей дочери Алине и присылал ей письма или небольшие подарки.
Вскоре после бегства Виктора девятнадцатилетняя Эмили и Алина, года и трех месяцев от роду, перебрались жить к родственникам. Эмили зарабатывала шитьем, но очень мало. Когда Алине исполнилось восемь лет, Эмили поняла, что, работая портнихой в Эссуа, не сможет обеспечивать себя и дочь. Она оставила Алину у родственников и нашла лучше оплачиваемую работу экономки довольно далеко от Эссуа, в Ножан-сюр-Сен (Сарсель, Дрё). Следующие семь лет Эмили почти не виделась с Алиной, хотя присылала ей денег на одежду и оплату школы. Впоследствии она поменяла работу – нашла место экономки в Париже, у некой вдовы, жившей в доме 42 на рю Сен-Жорж: случайным образом совсем рядом с Ренуаром (дом 35). После смерти вдовы Эмили переехала с рю Сен-Жорж в квартиру неподалеку, в доме 35 по рю Мартир, в парижском «квартале красных фонарей» Пигаль, где она работала портнихой.
Все годы, которые Алина жила в разлуке с матерью, родственники обходились с ней довольно сурово. По большей части она жила у бездетных дяди и тети, Клода Шариго, старшего из десяти братьев и сестер отца, и его жены [Мари]-Викторины Рюот, которая помыкала девочкой. Клод имел собственный дом и виноградник; Викторина была портнихой и дочерью виноградаря. Несмотря на постоянные придирки к Алине, Викторина тем не менее сочувствовала Эмили и звала своего деверя «скотиной»[327]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], без даты // Ibid. P. 45.. Время от времени Алина гостила у матери отца или у родителей матери – они были попросту жестоки. Известен случай, когда дед по матери попытался отобрать у Алины половину денег на школу – он считал, что слишком потратился на девочку[328]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], 24 октября 1869 // Ibid. P. 47.. А бабушка со стороны отца присвоила деньги, которые отец прислал Алине в подарок на Новый год[329]Ibid. P. 49, 52..
Алина, выросшая без любви, так и не научилась доверять людям. Ее тетя жаловалась: «Ей не удается завести друзей»[330]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], без даты // Ibid. P. 54.. Безрадостное детство, возможно, стало причиной того, что Алина всю жизнь страдала от лишнего веса. Живя в окружении нелюбимых людей, она искала утешения в еде. Возможно, виной были и гены. Сестра ее отца Мари была невероятно тучной женщиной[331]См.: Manet, Julie . Journal. P. 130.. В многочисленных письмах к Эмили Викторина больше всего говорит о внешности Алины, хотя порой описывает также ее школьные успехи и поведение. Когда Алине было 10 лет, Викторина писала: «Твоя Алина здорова. Только жирная»[332]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], 24 октября 1869 // Pharisien . Celebrites d’Essoyes. P. 47.. Алине исполнилось 11 – Викторина докладывала: «Ты бы видела, как она растолстела… прожила у меня полтора месяца и набрала восемь фунтов. Монахини отпускают ей комплименты – говорят, хорошо выглядит»[333]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], без даты // Ibid. P. 53.. В августе 1872-го, когда Алине было тринадцать, ее тетя писала Эмили: «Она рослая и толстая»[334]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], 1872 // Ibid. P. 55..
Тетя Викторина была строгой и часто жаловалась Эмили на своеволие и непослушание Алины. В письме без даты она пишет: «В этом году она слушается хуже, чем в прошлом… очень трудно держать ее в подчинении»[335]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], без даты // Ibid. P. 52.. Когда Алине было 11 лет, Викторина плакалась: «Просто не знаю, что делать. Представляешь, она каждый день ходит удить рыбу! В канун Вознесения залезла в воду [прямо в обуви]. Башмаки теперь никуда не годятся… Но ее это ничему не учит. Не знаю, что ты с ней будешь делать»[336]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], 29 мая 1870 // Ibid. P. 53.. Учителя Алины из приходской школы сталкивались с той же проблемой. Викторина пишет: «Монахини говорят, что изо всех сил пытаются заставить ее слушаться, но это непросто»[337]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], без даты // Ibid. P. 54.. Алина была своевольной и любила одиночество. Впрочем, у Викторины нашлись для нее и добрые слова: «Она становится все разумнее, слушается меня, хорошо работает; довязала пару чулок»[338]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], 29 мая 1870 // Ibid. P. 53..
Училась Алина прекрасно. В Эссуа, помимо бесплатной школы, была частная католическая для девочек, где учились и пансионерки, и приходящие ученицы. Несмотря на стесненность в средствах, Эмили отправила Алину в приходскую школу: там ее обучили основам религии, а также чтению, письму, шитью и кулинарии. Когда Алине исполнилось девять лет, тетя сообщила матери, что девочка получила «первую награду за правописание, первую награду за арифметику и первую награду за Закон Божий», к чему неохотно прибавила: «Для ребенка ее возраста она довольно трудолюбива»[339]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], июль 1868 // Ibid. P. 54.. Из этих писем создается впечатление, что Викторина воспринимала племянницу как обузу. Когда Алине исполнилось двенадцать, дяди со стороны матери попытались заставить ее бросить учебу. Алина написала матери: «Мои… дяди мне завидуют. Иногда говорят, что я должна идти на виноградник [собирать виноград]; иногда – что ты должна найти мне работу. Они посылают своих детей за вином, молоком – словом, за всем, что им нужно»[340]Алина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], 10 июля 1871 // Ibid. P. 48.. Но Алина хотела учиться дальше, и мать согласилась за это платить.
Тетя Викторина одобрила решение племянницы остаться в школе, поскольку с осени 1871 года, когда ей исполнилось 12 лет, она стала пансионеркой и домой возвращалась только на выходные и праздники. То есть не путалась у тети под ногами. Через год после поступления Алины на пансион Викторина написала Эмили, что девочке стоит остаться в школе на зиму 1872/73 года, чтобы лучше освоить шитье, а потом, весной, она может поработать ученицей у хорошей портнихи в Эссуа[341]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], 4 августа 1872 // Ibid. P. 55.. Так, благодаря собственному прилежанию и желанию тетки от нее избавиться, в четырнадцать лет Алина стала портнихой. Когда ей исполнилось пятнадцать, тетку начало тревожить ее поведение. Подруг у Алины не было, но уже в подростковые годы она начала общаться с местными молодыми людьми. Памятуя о беде Эмили, тетя написала, что Алина делает «глупости»[342]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], август 1872 // Ibid.. Викторина сообщает: «Она мне соврала, зная, что я обязательно проверю… она бегает за молодым Огюстом. Можно, конечно, сделать вид, что это детские шалости, но не стоит себя обманывать. Она – маленькая развратница, о которой все судачат»[343]Викторина Шариго – Эмили Шариго, без места [Эссуа], август 1874 // Ibid. P. 55–56.. Вскоре после отправки этого письма, когда Алине исполнилось пятнадцать, Викторина решила отлучить ее от местных мальчишек и отправила девочку в Париж, где та стала жить с матерью и работать швеей. Несколько месяцев спустя, 4 декабря 1874 года, Викторина умерла от эпидемии, которая унесла в Эссуа множество жизней, – ей было всего 46 лет. Алине повезло, что она вовремя уехала.
В Париже она зарабатывала как могла. Она обшивала и обстирывала и Ренуара, и Моне[344]Шарль Дюран-Рюэль в личной переписке с автором, 27 августа 1981.. Кроме того, она работала подавальщицей в молочном кафе на рю Сен-Жорж, напротив дома, где находились квартира и мастерская Ренуара. Владелицей кафе была мадемуазель Камиль, подруга матери Алины, тоже родом из Эссуа. Но лично Алина познакомилась с Ренуаром только через четыре года после переезда в Париж, в сентябре 1878 года. Через семнадцать лет после их знакомства дочь Берты Моризо, Жюли Мане, записала в дневнике, что, по воспоминаниям Алины, «когда она впервые увидела месье Ренуара, он был с месье Моне и месье Сислеем; у всех троих были длинные волосы, и они вызвали сильный переполох, когда шли по рю Сен-Жорж, где она жила»[345] Manet, Julie . Growing Up with the Impressionists. 19 September 1895. P. 67.. Хотя Алина работала на рю Сен-Жорж и жила с матерью неподалеку, она скрывала свой адрес, поскольку район этот пользовался дурной репутацией.
Первое письмо Ренуара к Алине, датированное сентябрем 1878 года, проникнуто вежливостью. Он называет ее «мадемуазель» и обращается на «вы», тогда как во всех последующих письмах говорит ей «ты». Письмо начинается с деловых вопросов, однако написано в духе ухаживания. Ренуар шутливым тоном дает Алине советы по поводу ее новой работы – помощницы в молочном кафе: «Не подавайте черную мыльную воду вместо кофе с молоком… Не спите до полудня – как Вы тогда будете подавать в 7 утра горячий шоколад?» Заканчивает он словами: «Передайте мадемуазель Камиль мои наилучшие пожелания, когда она вернется… А я за это привезу Вам морскую раковину. С искренним расположением, Ренуар»[346]Не опубликовано; Ренуар – Алине, ок. сентября 1878, частное собрание.. По этой игривости видно, что Ренуара заинтересовала пухленькая Алина. Он всегда высматривал натуру среди симпатичных женщин, а его отношения с натурщицами неизменно приобретали налет флирта – все это присутствует уже в первом его письме к Алине.
Что касается Алины, амбициозный холостяк с хорошими связями сулил ей ту самую обеспеченную жизнь, которой она была лишена в детстве. Они познакомились в сентябре 1878 года, через четыре месяца после того, как Ренуар вернулся на Салон и, стараниями мадам Шарпантье, начал приобретать репутацию модного портретиста. Однако дело было не только в деньгах. Ренуар действительно произвел на Алину сильнейшее впечатление, она даже сохранила все полученные от него письма[347]Письма Ренуара к Алине находятся в Собрании личных вещей и архиве Ренуара..
Поначалу Ренуар, будучи ровесником Алининой матери, вел себя покровительственно и даже руководил девушкой. Видимо, выросшей без отца Алине это пришлось по душе. По крайней мере, она никогда не возражала. В первые годы их отношений Ренуар в целом ряде писем беззастенчиво дает ей советы о том, как себя вести: «Надеюсь, тебе хватит ума не оставаться долго на этой сковородке»[348]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [август-сентябрь 1882], частное собрание.. И еще: «Не сочти это занудством. Кстати, я ведь слишком многое себе позволяю, да?»[349]Не опубликовано; Ренуар – Алине, Алжир [Мустафа], ок. 20 февраля 1881, частное собрание. В том же духе: «Попытайся так устроить свою жизнь, чтобы в ней не было места скуке»[350]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [ок. 1881], частное собрание.. Ренуара тревожат вспыльчивость и прямолинейность Алины, он предупреждает ее: «Попытайся ни на кого не сердиться»[351]Не опубликовано; Ренуар – Алине, Дьепп, без даты [август-сентябрь 1882], частное собрание.. Кроме того, он считает своим долгом давать ей советы по поводу проблем со здоровьем. Пытаясь избежать сложностей в их отношениях, он пишет: «Обещаю, я больше не приду, пока у тебя сильная мигрень. Напиши, когда тебе станет лучше»[352]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [ок. 1883], частное собрание..
Как и в случае с Лизой, Ренуар настаивал на том, чтобы хранить их отношения в тайне. Он всегда тщательно оберегал свою личную жизнь. Другим было известно только, что в начале 1879 года Алина была одной из нескольких его натурщиц. Лишь немногочисленные друзья знали, что она еще и его любовница. Скрытность Ренуара сквозит в нескольких написанных к ней письмах. В одном говорится: «Хочу найти день, когда ты сможешь прийти ко мне в гости, не возбуждая лишних сплетен по соседству»[353]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [1880–1885], частное собрание..
На тот момент главным в их отношениях был, безусловно, Ренуар. Однако с годами Алина сумела взять над ним верх. Но даже тогда ему часто удавалось за ее спиной сделать все так, как он считал нужным, при этом он притворялся более пассивным, чем был на самом деле. Письма позволяют отследить изменения «расстановки сил» в их союзе. Со временем их послания становились все менее официальными, а Ренуар постепенно ослаблял контроль. Он обращался к Алине «мой милый друг», а заканчивал письмо словами «с дружбой и поцелуями, О. Ренуар»[354]Напр.: Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [1879–1881], частное собрание..
Кроме того, Алина и сама начала утверждать свою власть: она напрашивалась на комплименты и получала предсказуемый ответ. Однажды, в письме из Эссуа, она задала ему вопрос, считает ли он ее уродкой. Ренуар ответил: «Милая моя и любимая, только что прочел твое письмо, полное отчаяния и озорства, потому что ты хочешь, чтобы я ответил комплиментами. Знаешь что? Никакая ты не уродка. Напротив, ты невероятно красива… Не могу сказать, красавица ты или уродка, но знаю, что мне очень хочется снова шалить… Если скажешь, я приеду и поселюсь рядом с Эссуа, раз уж ты не хочешь возвращаться, и загляну к тебе на денек… потому что, хотя ты и уродка, мне хочется целовать тебя во все правильные места, и это безумное желание… Шлю тебе издалека свою любовь… Схожу по тебе с ума. Огюстен»[355]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [ок. 1879], частное собрание.. Та самая любовь, которую Ренуар столь страстно выражает в письме, получила наглядное воплощение в его величайшем шедевре «Танец в Буживале» (1883).
Через несколько лет после начала их отношений Ренуар смирился с мыслью, что своенравная Алина всегда будет поступать по-своему, невзирая на все его советы. В 1881 году Алина спросила, разумно ли ей ехать в отпуск без него, на что он ответил: «Я не стану тебя останавливать, если ты решила провести несколько дней в Шату». Он продолжает: «Я буду рад, если ты поедешь. Там ты немножко придешь в форму. Впрочем, ты так долго пренебрегала своим внешним видом, что я не могу представить себе, как можно радикальным образом уменьшить объем твоей талии, хотя, конечно, это твое дело»[356]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [август 1881], частное собрание.. Ренуар хотел, чтобы Алина следила за своей внешностью, и высказывал озабоченность по поводу ее фигуры, однако явно смирился с тем, что она все равно сделает так, как захочет.
Что бы там Ренуар ни думал по поводу форм Алины, когда он ее писал – а писал он ее все чаще, – он всякий раз преображал ее в соответствии со своей творческой задачей. То, что возникало в воображении, затмевало то, что видел его глаз. У нас нет никакой возможности определить, с какой натурщицы написана какая фигура, поскольку Ренуар не только представлял одну и ту же модель по-разному, но иногда использовал несколько моделей в работе над одной фигурой[357]Знаменитый пример: работая над «Судом Париса», 1908 ( Dauberville . Vol. 4, Pl. 3471), Ренуар сперва использовал в качестве модели для Париса мужчину-актера, а потом – свою натурщицу Алину.. Как и Лиза, Алина служила ему источником вдохновения, однако он не считал необходимым в точности передавать ее внешность. У Алины были рыжие волосы, однако в 1881 году он изобразил ее блондинкой на картине «Белокурая купальщица», рыжеволосой – в «Завтраке гребцов» и брюнеткой – в «На террасе»[358]Ibid. Vol. 1. Pl. 583, 224, 254 соответственно.. Кроме того, он вольно трактовал ее фигуру. Из трех работ 1881 года лишь в «Белокурой купальщице» Алина выглядит полной, а на двух других картинах – стройной.
Безусловно, любовь к Алине оказала благотворное влияние на творчество Ренуара. В годы ухаживания за ней, с 1879 по 1884 год, он создал величайшие свои полотна, воспевающие радость романтических отношений в Париже и его пригородах, такие как «Завтрак гребцов», «Танец в Буживале» и «Танец в деревне»[359]Ibid. Vol. 2. Pl. 999.. Алина стала одной из нескольких женщин, которые позировали ему для жанровых картин. Кроме того, она позировала для одиночных женских фигур в интерьере и на природе, для нескольких портретов матерей с детьми, а также, все чаще, в качестве обнаженной натуры[360]Матери с детьми: Ibid. Vol. 1. Pl. 215, 250, 254, 255; обнаженные: Pl. 590, 589, 582; Vol. 2. Pl. 1295, 1296, 1323; Vol. 3. Pl. 2493..
Первой картиной, где изображена Алина, стали «Гребцы в Шату» 1879 года[361]Ibid. Vol. 1. Pl. 217.. Вместе с нею позировал друг Ренуара Кайботт. Шату, куда Ренуар любил ездить на пленэр, – это городок на Сене в 14 километрах к северо-западу от центра Парижа. С вокзала Сен-Лазар, расположенного неподалеку от мастерской Ренуара, туда можно было доехать поездом за полчаса. За постой в тамошнем трактире «Мэзон Фурнэз» Ренуар расплачивался портретами членов семьи трактирщика[362]Портреты Альфонса Фурнэза и его дочери Альфонсины см.: Ibid. Pl. 515, 321, 469, 472 соответственно.. Он начал писать в Шату в середине 1870-х и примерно тогда же предлагал в письме доктору де Беллио: «Пожалуйста, выкройте денек, чтобы приехать сюда пообедать. Вы не пожалеете, неподалеку от Парижа нет другого такого же красивого места»[363]Ренуар – Жоржу де Беллио, Шату, без даты [ок. 1881], взято из: Paris, Librairie Flenri Saffroy, sale catalogue, N.d., no. 1314..
Остров в Шату стал местом действия одного из величайших шедевров Ренуара, «Завтрак гребцов», 1881. Эта работа начата через год после встречи с Алиной, и она позировала для главной женской фигуры. Она находится в левом нижнем углу, на ней соломенная шляпка, украшенная лентой и цветами. Алина нежно придерживает маленького терьера, сидящего на столе. Возможно, это та же собачка, которую Ренуар в 1880 году изобразил рядом с Алиной на траве[364] Dauberville . Vol. 1. Pl. 307.. Не исключено, что это тот самый песик Алины, о котором Ренуар впоследствии упомянет в письме: «Мои наилучшие пожелания Кики, или Квикви»[365]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Дьепп], без даты [август-сентябрь 1882], частное собрание..
На этом полотне Ренуар изобразил, вольно трактовав натуру, четырнадцать своих друзей, которые сидят или стоят у двух столов, закончив завтрак на террасе ресторана в «Мэзон Фурнэз». За террасой, в верхнем левом углу, видны яхты на Сене и часть железнодорожного моста. За спиной Алины стоит сын владельца ресторана, Альфонс Фурнэз-младший, который заведовал лодочным прокатом. В центре изображен, сидя спиной к зрителю, барон Рауль Барбье, офицер-кавалерист, бывший мэр Сайгона во Вьетнаме, вернувшийся во Францию в 1876 году. Барбье беседует с Альфонсиной Фурнэз, дочерью владельца ресторана, – она стоит, облокотившись на перила. Сидящая женщина с бокалом в руке – это Эллен Андре, актриса, которая также позировала Мане и Дега. Рядом с ней, в профиль к зрителю, неизвестный мужчина. За ним стоит спиной, в черном цилиндре, состоятельный банкир, издатель и художественный критик Шарль Эфрусси. Лицом к нему изображен его секретарь, поэт и критик Жюль Лафорг. В верхнем правом углу – трое близких друзей Ренуара, которые часто для него позировали: слева, в черном котелке, – Эжен-Пьер Лестринг, чиновник. Рядом с ним – Поль Лот, морской офицер и журналист, он обнимает знаменитую актрису Жанну Самари. Она заткнула уши, чтобы не слышать непристойную шутку мужчин. Справа сидит, глядя на Алину и куря сигарету, близкий друг Ренуара Кайботт, большой любитель ходить на веслах и под парусом[366]Об идентификации персонажей см.: The New York Times. Sunday, 9 April 2006. P. 33.. Рядом с ним – актриса Анжела и итальянский журналист месье Маджиоло. Группа друзей Ренуара, облаченных в модные наряды того времени, представляла его обычный мотив: радость жизни, наслаждение едой, вином и общением. Присутствует и романтическая нота: Кайботт смотрит на Алину, Барбье явно заинтересован Альфонсиной Фурнэз, двое мужчин флиртуют с Самари.
Не существует единого мнения о том, когда Ренуар начал работу над этим шедевром. Однако из трех его писем видно, что приступил к созданию «Завтрака» он в сентябре 1879-го, через год, в августе и сентябре 1880-го, все еще работал над ним, а закончил пять месяцев спустя, в феврале 1881 года, – тогда картину приобрел торговец. Всего на ее создание ушел год и четыре месяца. Из письма Ренуара к Берару в сентябре 1879 года понятно, что он только приступил к работе: «Надеюсь повидаться с тобой в Париже 1 октября, а сейчас я в Шату… Работаю над картиной с гребцами – давно уже мечтал к ней приступить. Я старею и не хочу больше отказывать себе в этом празднике… Впрочем, она уже дорого мне обходится. Не знаю, закончу ли, однако поделился своими сомнениями с Дедоном, и он согласился, что, даже если картина окажется слишком накладной и мне не удастся ее дописать, она все равно станет шагом вперед: время от времени надо ставить перед собой задачи, которые кажутся слишком сложными»[367]Ренуар – Берару, Шату, без даты [сентябрь 1879] // Lettres de Renoir a Paul Berard. P. 3.. Называя картину «накладной», Ренуар имеет в виду, что вместо большого полотна, 130 на 173 сантиметра, он мог бы писать портреты и зарабатывать. Поскольку позировали для картины друзья, вряд ли им пришлось платить. Тем не менее понадобилось купить полотно и краски, а также оплатить проживание в «Мэзон Фурнэз».
Второе связанное с этой картиной письмо, которое Ренуар в августе 1880 года написал Алине, подтверждает, что он продолжает работу и надеется закончить ее к концу года: «Милый друг, скажи мадам Альфонсине, что я собираюсь приехать в Шату примерно 8 сентября, если погода не испортится. Я хочу закончить завтрак гребцов, который лежит у барона»[368]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [август 1880], частное собрание.. Барбье позволил хранить полотно в своем доме в Шату.
В третьем письме, от середины сентября 1880 года, Ренуар пишет Берару, что ему очень хочется поскорее закончить картину, и сетует, что внезапно получил заказ на портрет: «Дорогой друг, я все еще не закончил эту картину, потому что какая-то шлюшка из высшего общества посмела заявиться в Шату и потребовать, чтобы я ее изобразил. Это оторвало пятнадцать дней от основной работы… Я злюсь все сильнее… Проваландаюсь здесь еще неделю, потому что все уже сделал, а потом вернусь к портретам». Он продолжает: «Напишу тебе на следующей неделе. Надеюсь, что наконец-то закончил… Ах! Даю слово: это последнее большое полотно». Подтверждением того, что письмо к Берару написано в начале сентября 1880 года, служат последние строки: «Андре вернулся в школу?»[369]Ренуар – Берару, Шату, без даты [середина сентября 1880] // Lettres de Renoir a Paul Berard. P. 4–5. Старшему сыну Берара Андре было тогда 11 лет, он учился в частной школе и должен был в начале сентября уехать из Варжемона[370]Ренуар писал Андре Берара летом 1879 г. в школьной форме, с книгами в руках ( Dauberville . Vol. 1. Pl. 567)..
Работа над «Завтраком» заняла целый год и четыре месяца из-за одного непредвиденного события. После четырех месяцев работы, в январе 1880 года, Ренуар упал с велосипеда и сломал правую руку; пришлось писать левой. Он отнесся к несчастному случаю с юмором и смирением. Своему патрону Дюре он пишет: «Мне нравится работать левой рукой: это забавно, а получается даже лучше, чем правой. Не дает мне стоять на месте». Он продолжает: «Не стану благодарить Вас за то, что Вы так сильно волновались в связи с моим падением, но очень этим польщен, очень ценю сочувствие, которое мне все выражают… Примерно через неделю я окончательно поправлюсь. За быстрое излечение я должен благодарить доктора Терье – он просто неподражаем»[371]Ренуар – Дюре, без места, 13 февраля 1880 // Braun. L’Impressionnisme et quelques precurseurs. P. 10–11.. Судя по всему, Ренуар научился одинаково пользоваться обеими руками; почти двадцать лет спустя Писсарро писал сыну: «Помнишь, когда Ренуар сломал правую руку, он писал изумительные картины левой?»[372]Писсарро – сыну Люсьену, без места, 22 января 1899 // Pissarro . Correspondance de Camille Pissarro. Vol. 5. P. 10–11. Хотя Ренуар повторно сломал правую руку в сентябре 1897 г. (см. главу 4), Писсарро, по всей видимости, имеет в виду перелом 1880 г., и потому, что на тот момент они были близкими друзьями, и потому, что по качеству и количеству число работ Ренуара после перелома 1880 г. просто поражало. Несмотря на перелом, в этом году Ренуар поставил подпись «Ренуар. 80» на тринадцати работах, в их числе – «На концерте», «Девушка с кошкой», «Первый шаг» и «Девушка в шляпе», плюс на десяти заказных портретах[373] Dauberville . Vol. 1. Pl. 252, 487, 250, 485 соответственно; заказные портреты: Pl. 342, 424, 472, 476, 506–508, 551, 568, 569.. Сломанная рука художнику не мешала; он с решимостью преодолел препятствие и двинулся дальше.
Невероятная плодовитость Ренуара в этот период кажется еще более удивительной, если учесть, что, как уже было сказано, «Завтрак гребцов» – одна из самых больших его работ. Дюран-Рюэль приобрел ее 14 февраля 1881 года за 6 тысяч франков – в четыре раза дороже, чем заплатил Ренуару в 1878 году Шарпантье за картину примерно того же размера[374]Размеры «Мадам Шарпантье с детьми» – 153,7 × 190,2 cм.. Дюран-Рюэль признал ее шедевром и многократно выставлял: в Париже, сперва – на коллективной выставке на рю Вивьен, с конца апреля по конец мая 1881 года, потом – на седьмой выставке импрессионистов в марте 1882-го, а потом – на персональной выставке Ренуара в своей галерее в апреле 1883-го. Потом Дюран-Рюэль отправил картину в Америку: в Бостон на Иностранную выставку в мае – июле 1883 года и в Нью-Йорк на Выставку американских художественных галерей и Национальной академии дизайна с 18 апреля по 20 июня 1886-го.
В феврале 1881-го, впервые получив столь высокую цену за свою работу, сорокалетний Ренуар наконец-то счел возможным снять отдельную квартиру. Он сохранил за собой мастерскую на рю Сен-Жорж, где продолжал жить его брат Эдмон. Себе же Ренуар подыскал жилье в нескольких кварталах к северу, в доме 18 по рю Удон. Он предложил Алине переселиться к нему, но при условии, что их отношения останутся тайной для всех, кроме Эдмона, который дал клятву не разглашать их секрет. Поначалу они взяли у Эдмона на время матрас, и Ренуар примерно в марте 1881 года пишет Алине: «Отправь ему матрас обратно, чтобы он ничего не говорил»[375]Не опубликовано; Ренуар – Алине, Алжир, без даты [ок. 15 марта 1881], частное собрание.. Поскольку Ренуар не имел намерений жениться на Алине, пока не устроит свои финансовые дела, он не считал нужным объявлять, что они живут вместе. Действительно, огласка добавила бы ему в чужих глазах богемности и могла повредить его репутации.
Хотя они и не были женаты, Алина исполняла обязанности хозяйки дома: надзирала за служанкой Сесиль, которая делала уборку и в доме 35 по рю Сен-Жорж, и в их новой квартире. Работа по хозяйству в те времена, в отсутствие холодильников, водопровода и канализации, доставляла немало труда, поэтому даже люди со скромным достатком, как правило, нанимали слуг. Со служанкой Алина расплачивалась деньгами, которые Ренуар присылал ей из поездок. Например, в том же письме он пишет: «Денег пришлю со следующим письмом»[376]Ibid.. В другом просит: «Спроси у Сесиль, закрыты ли ставни на рю Сен-Жорж, – я не хочу, чтобы мое пианино выгорело на солнце… Пожалуйста, вели Сесиль ничего в мастерской не трогать. Там многое в беспорядке, но к моему приезду все должно быть так, как я оставил»[377]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [август 1881], частное собрание.. В другом письме он задает вопрос: «Сесиль по-прежнему тебя устраивает?»[378]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [август-сентябрь 1882], частное собрание. И далее: «Я получил письмо, в котором ты пишешь, что служанка плохо работает. Тебе ничего не стоит от нее избавиться и нанять другую, ты ведь сама решаешь, как тебе поступать, главное – уложиться в средства, что тебе в любом случае не удается»[379]Не опубликовано; Ренуар – Алине, Дьепп, без даты [август-сентябрь 1882], частное собрание..
В 1881 году Ренуар хотел, чтобы Алина, помимо хозяйственных дел, посвящала время саморазвитию: он предложил ей брать уроки игры на фортепьяно. Сам он, как и большинство культурных людей того времени, владел инструментом. Он предложил ей перевезти его пианино с рю Сен-Жорж в их квартиру, а далее посоветовал: «Скажи, чтобы перевезли мое пианино. Можешь брать уроки. Будет чем заняться. Я напишу записку, чтобы консьерж позволил его забрать»[380]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [август 1881], частное собрание.. Несколькими годами раньше Ренуар выполнил портрет мадам Жорж Хартман, жены издателя музыкальной литературы, – она стоит перед роялем. Вскоре после этого он написал «Девушку за фортепьяно»[381] Dauberville . Vol. 1. Pl. 368, 372.. Кроме того, два года спустя он предложил Алине заняться изучением английского языка, который он сам в то время осваивал. После того как в 1883 году они вдвоем съездили на отдых на английский остров Гернси у побережья Нормандии, Ренуар писал подруге: «Очень советую тебе подналечь на английский, мы на следующий год туда вернемся»[382]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [ок. 1883], частное собрание..
В середине февраля 1881 года, когда Алина обосновалась в новой квартире, Ренуар уехал по делам в Алжир. Перед отъездом он закончил картины, которые собирался представить на Салон 1881 года, и договорился со своим другом Эфрусси, что тот передаст их на комиссию. Заказы на эти работы нашел именно Эфрусси: два портрета трех маленьких дочек любовницы Эфрусси – Луизы Морпурго, графини Каэн д’Анвер. Годом раньше Ренуар написал портрет их старшей сестры, Ирен Каэн д’Анвер[383] Dauberville . Vol. 1. Pl. 506. Эфрусси заказал Ренуару рисунок с портрета Ирен, опубликованного в «Газет де боз-ар» (июль 1881); см.: Bailey . Renoir’s Portraits. P. 11. Fig. 11.. В начале 1881 года, перед отъездом в Алжир, Ренуар закончил портрет двух младших сестер, Алисы и Элизабет[384] Dauberville . Vol. 1. Pl. 253; см.: Bailey . Renoir’s Portraits. P. 181; de Waal . The Hare with Amber Eyes. P. 83; см. также здесь: глава 4.. По прибытии в Алжир он написал Дюре: «Я уехал сразу после того, как закончил портреты малышек Каэн, и так устал, что даже не могу сказать, удалась картина или нет»[385]Ренуар – Дюре, Алжир, 4 марта 1881 // Benjamin . Renoir and Algeria. P. 143.. Ренуар надеялся, что, благодаря влиянию Эфрусси, эти портреты будут пользоваться на Салоне бо́льшим успехом, чем «мои несчастные работы прошлого года»[386]Ренуар – Дюре, без места, [18 апреля] 1881 // Ecrits et propos sur I’art. P. 115.. Ренуар думал, что уезжает на месяц, но задержался на два. У Алины сохранилось десять его писем, написанных во время путешествия[387]Неопубликованные письма, частное собрание.. Ни одного ее письма к нему за этот период пока не обнаружено. Впрочем, из писем Ренуара видно, что любовь их очень сильна.
Художник впервые поехал за границу. Поскольку Алжир являлся французской территорией, проблемы с языком не возникло. Он доехал поездом до Марселя, потом пароходом – до столицы страны, Алжира. В письмах он жалуется и заявляет, что плавание оказалось «очень неприятным»[388]Не опубликовано; Ренуар – Алине, Алжир, без даты [апрель 1881], частное собрание.. Его утомили «три скучных дня в пути»[389]Ренуар – мадам Берар, Алжир, без даты [ок. 28 февраля 1881] // Benjamin . Renoir and Algeria. P. 144.. Уже проведя в путешествии целый месяц, он все еще не приспособился к новым обстоятельствам и пишет Алине: «Я – худший путешественник во всем мире и едва удерживаюсь, чтобы не вернуться домой»[390]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [неподалеку от Алжира], без даты [ок. 15 марта 1881], частное собрание.. Кроме того, он страшно тоскует по Алине и в одном из первых же писем заявляет: «Собирался написать тебе и позвать в гости»[391]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [ок. марта 1881], частное собрание.. Вместо этого он обещает: «Если придется вернуться сюда осенью, привезу тебя в Африку»[392]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [ок. марта 1881], частное собрание.. То же обещание звучит и в другом письме: «Если придется ехать снова, я намерен взять тебя с собой»[393]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [середина марта 1881], частное собрание..
Поездка, состоявшаяся в феврале, позволила Ренуару перебраться из холодного серого Парижа в теплый солнечный Алжир, где можно было работать на пленэре. Главной целью этого путешествия для Ренуара было желание усовершенствоваться в своем мастерстве. Впоследствии он говорил: «[Писать пейзажи] – единственный способ немного обучиться нашему ремеслу»[394]Ренуар – Моризо, Порник, без даты [лето-осень 1892] // Morisot . Berthe Morisot: The Correspondence. P. 172.. В первом письме к Алине он сообщает: «Дорогая моя малышка, я добрался хорошо и послезавтра приступаю к работе. Начинаю осматриваться, пытаюсь решить, что написать в первую очередь»[395]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [ок. 15 февраля 1881], частное собрание.. Впоследствии он пояснил: «Нужно научиться не транжирить время попусту, но на то, чтобы наладить работу, нужно какое-то время». И еще: «Я не имею права вернуться, не привезя с собой хоть несколько полотен»[396]Не опубликовано; Ренуар – Алине, Алжир, без даты [ок. 15 марта 1881], частное собрание.. Агент Ренуара и его патроны очень хотели, чтобы он писал. В письме к Алине он язвительно шутит: «Попытайся еще раз написать мне что-нибудь очень злобное. Все, видишь ли, пишут мне только приятные вещи, чтобы я побольше работал, а тут хоть какое-то разнообразие»[397]Не опубликовано; Ренуар – Алине, Алжир, 29 февраля 1881, частное собрание.. Кроме того, в конце февраля он сообщает: «Тут очень красиво, думаю, привезу домой очень симпатичные вещи. Есть из чего выбирать, все очень красиво»[398]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Мустафа], без даты [ок. 20 февраля 1881], частное собрание.. Ренуар работал с охотой, и впоследствии Дюран-Рюэль приобрел три алжирских пейзажа и картину с сидящей алжирской девушкой – все работы подписаны «Ренуар. 81»[399] Dauberville . Vol. 1. Pl. 101, 158, 201, 308 соответственно..
Ренуар жил в Мустафе, пригороде Алжира в трех километрах от города, адрес его звучал так: «Кафе „Хелдер“, военная тренировочная база, Мустафа, Алжир»[400]Ренуар – мадам Берар, Алжир, без даты [ок. 28 февраля 1881] // Benjamin . Renoir and Algeria. P. 144.; кроме того, он сообщил Алине, что собирается путешествовать по стране: «Придется съездить на юг либо прямо сейчас, либо позднее, через 3 недели… Железных дорог нет. Поедем в конных повозках, это не очень быстро»[401]Не опубликовано; Ренуар – Алине, [ок. 20 февраля 1881], см. примеч. 349..
Дюре он сообщает: «Я в Алжире. Хотел посмотреть собственными глазами, как выглядит страна солнца… Она прекрасна, природа здесь необычайно богата… Не хочу возвращаться домой с пустыми руками, пусть даже привезу что-то маленькое, ведь у меня только месяц; это не так-то много»[402]Ренуар – Дюре, Алжир, 4 марта 1881 // Benjamin . Renoir and Algeria. P. 143.. В письме к мадам Шарпантье он более красноречив: «Изумительная страна… какие красивые пейзажи… невероятно богатые, а зелень густая и пышная. Пришлю Вам рисунок»[403]Ренуар – мадам Шарпантье, без места [Алжир], без даты [4 марта 1881] // Ibid.. Эфрусси он объясняет: «На этот раз много не привезу, но собираюсь вернуться сюда – страна очень красивая»[404]Ренуар – Шарлю Эфрусси, Алжир, 28 февраля 1881 // Ibid.. Мадам Поль Берар он пишет длинное письмо, призывая ее убедить мужа «приехать посмотреть эти восхитительные пейзажи… Вы обязательно должны увидеть равнину Метиджа рядом с Алжиром. Никогда не видел ничего более роскошного и плодородного… Тут на удивление приятно, ночи прохладные, комаров нет… Арабы – очаровательные люди… Должен признать, что вполне счастлив: увидев Алжир, его невозможно не полюбить»[405]Ренуар – мадам Берар, Алжир, без даты [ок. 28 февраля 1881] // Ibid. P. 144.. Другое письмо он отправил напрямую ее супругу: «Возможно, смогу тебе что-то привезти, пейзаж-другой»[406]Ренуар – Берару, Алжир, 1881 // Ibid. Два написанных в этот период пейзажа см.: Dauberville . Vol. 1. Pl. 157, 158..
Алине он рассказал о своей работе подробнее: «Завтра начинаю большую картину с арабами и большой пейзаж»[407]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [ок. 15 марта 1881], частное собрание.. На картине «Арабский праздник в Касбе» («Мечеть») изображены музыканты в окружении большой толпы людей, а на заднем плане – турецкие укрепления[408] Dauberville . Vol. 1. Pl. 223. Среди других пейзажей – «Банановое поле, Алжир» и три картины под названием «Сад в Эссуа» (Pl. 201, 101, 200, 202 соответственно); «Овраг дикарки», 1882, см.: Benjamin . Renoir and Algeria. Pl. 85.. Кроме того, он написал «Алжирскую бухту» – он надеялся, что экзотичность обстановки и персонажей, отличающая эту работу от более ранних, поможет ее продать[409] Dauberville . Vol. 1. Pl. 158.. Помимо пейзажей, Ренуар собирался писать и фигуры, однако жаловался Берару, как трудно найти натуру. Впрочем, он сделал наброски с нескольких алжирских девушек[410]Ibid. Pl. 308, 345, 384.. Возможно, натурщицы были француженками или еврейками – в то время мусульманки в Алжире обязательно закрывали лицо чадрой.
В первой части поездки Ренуара сопровождал его брат Эдмон. Об этом упомянуто в нескольких письмах к Алине: «Сижу с братом в кафе „Хелдер“»[411]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Мустафа], без даты [ок. 20 февраля 1881], частное собрание.. Позднее: «Сердит на брата, который внезапно уехал из Алжира, ничего мне не сказав, и теперь я наедине со своими мыслями»[412]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [ок. 15 марта 1881], частное собрание.. Эдмон тогда работал в ежедневной газете La France Méridionale в Ницце[413] Le Coeur . Edmond Renoir, Pierre Auguste Renoir. P. 7.. Некоторое время Ренуару было очень одиноко, он даже засобирался домой. Скучая по Эдмону, он пишет Алине: «Попытайся прислать мне какие-нибудь новости про брата»[414]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [ок. 15 марта 1881], частное собрание.. Эдмон решил вернуться в Алжир, но всего за несколько дней до отъезда оттуда Ренуара. Художник пишет Алине: «Брат приедет завтра»[415]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [середина апреля 1881], частное собрание.. Но и после отъезда Эдмона Ренуар не остался в полном одиночестве – в Алжире у него было несколько друзей. Впервые в жизни он оказался в ситуации, когда не он брал деньги в долг, а брали у него. Он пишет Алине: «Что до Лестринга, он – единственный из моих друзей, кто пока не занял у меня ни франка»[416]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [ок. 15 марта 1881], частное собрание..
Какие-то подробности, касающиеся его времяпрепровождения с Лестрингом, видимо, вызвали у Алины подозрения в верности Ренуара. Сначала он написал Алине: «За его [Лестринга] поездку платит министерство, он живет в Алжире у друга, которого я не знаю; я его и двух раз не видел. Друг детства, у которого он остановился, женат, у него куча детей, я из чистой вежливости нанес ему визит»[417]Ibid.. Возможно, Алина, которой тогда было 22 года, сообразила, что у друга детства Лестринга, в его 34 года, могут быть дочери-подростки, и ощутила в «куче детей» какую-то угрозу, а может, вся эта история показалась ей фальшивой. Памятуя, что ее отец бросил ее мать, она всегда с подозрительностью относилась к мужскому поведению – и прислала гневный ответ, упрекая Ренуара в том, что он не сообщил ей подробнее, у кого живет Лестринг.
В следующем письме Ренуар заверяет ее: «Я не стал тебе об этом писать, потому что голова была занята другими вещами, а кроме того, мне казалось, что тебе будет совсем не интересно знать, что у него есть друг, к которому он каждые три года приезжает на три месяца, тем самым лишаясь ежегодного месячного отпуска». В ответ на обвинения Алины Ренуар продолжает: «Уж ты могла бы знать, что мне хватает забот зарабатывать живописью и некогда тратить время на глупости. А еще это несправедливо по отношению к Лестрингу, который капризен и порой невыносим, но манеры у него безупречные, и он человек исключительно порядочный». После этих объяснений он добавляет: «Видишь, я, как могу, пытаюсь умерить твой гнев». В заключение Ренуар заверяет ее, что каждый день в восемь вечера ложится спать, а встает в шесть утра[418]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [март 1881], частное собрание.. Алина, хотя и была на восемнадцать лет моложе возлюбленного и оставалась простой девушкой из деревни, не боялась в открытую высказывать свои сомнения по поводу верности Ренуара.
Пока Ренуар работал в Алжире, Алина раздумывала, не принять ли предложение отца съездить в Канаду. Виктор Шариго, на тот момент проживавший в Виннипеге, написал ей несколькими месяцами раньше, уговаривая приехать в Канаду, где, как он утверждал, она больше заработает шитьем, чем в Париже[419]Не опубликовано; Виктор Шариго – Алине, Виннипег (Канада), 2 августа 1880, частное собрание.. Алина, обычно такая решительная, никак не могла определиться, ехать ей или нет. Ренуар знал про письмо Виктора и про сомнения Алины и, полностью отказавшись от своего назидательного тона, предоставил ей решать самой. Предполагая, что она все-таки уедет, Ренуар наказал: «Напиши мне про день отъезда, чтобы я заранее вернулся в Париж. Пиши поскорее, постарайся сообщить, когда уезжаешь. Меня-то не будет всего месяц, а когда ты вернешься – бог ведает»[420]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [ок. 15 марта 1881], частное собрание.. Возможно, мысль об отъезде на неопределенный срок напугала Алину – в итоге она отказалась от мысли повидаться с отцом.
Но если Алина решила не разлучаться с Ренуаром надолго, сам он сильно задержался в Алжире. Запланированный месяц пошел к концу, он понял, что ему нужно еще время, чтобы закончить работы, и остался на несколько лишних недель. То, что вместо месяца Ренуар провел в Алжире два, для него типично – он не любил следовать жесткому графику. Все свои последующие поездки он, как правило, сильно затягивал, а маршрут менял по ходу дела. Алина, ожидавшая его назад в конце марта, часто задавала в письмах вопрос, когда же он вернется. Ренуар отвечал: «Милая моя подруженька, мне очень тяжело: я не могу бросить два очень важных пейзажа, жду еще двух-трех солнечных дней. Если бы не это, вернулся бы мигом. Подожди еще немножко. Как только погода наладится, а за этим дело не станет, я напишу, с каким судном возвращаюсь. В любом случае буду не позднее следующей недели»[421]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [апрель 1881], частное собрание.. А вскоре любовно обещает: «Милочка моя милая, изо всех сил постараюсь отплыть в воскресенье. Идет дождь, надеюсь, что завтра смогу поработать. Я заказал ящики [для картин], их уже доставили, так что, если припозднюсь, мне только и останется, что их упаковать. В любом случае дольше вторника не останусь. Жалко, конечно, этюды»[422]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [15 апреля 1881], частное собрание.. На обратном пути он опять принимает все предосторожности, чтобы их отношения остались в тайне: «Пожалуйста, предупреди месье Дешана, что он получит телеграмму, которую я отправлю тебе из Марселя, не упоминая в ней твоего имени. Ты поймешь, о чем речь. Я просто укажу время прибытия»[423]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Алжир], без даты [апрель 1881], частное собрание..
В середине апреля 1881 года Ренуар вернулся в Париж, к их общей с Алиной радости. Они очень соскучились друг по другу и рады были оказаться рядом. После возвращения из Алжира и до обычного отъезда на лето к Берарам в Дьепп Ренуар собирался посетить Лондон, но, поскольку уже была середина апреля, он отказался от этой затеи, решив провести больше времени с Алиной. Он извинился в письме к Дюре, который рассчитывал повидаться с ним в Лондоне: «Погода отличная, у меня есть натурщицы. Это единственное мое оправдание… Не знаю, не обидит ли Вас мое поведение, которое напоминает причуды хорошенькой женщины… Плохо постоянно проявлять нерешительность, но такова уж моя натура, а поскольку я старею, то уже вряд ли переменюсь»[424]Ренуар – Дюре, без места [Шату], без даты [пасхальный понедельник, 18 апреля 1881] // Renoir . Ecrits, entretiens et lettres. P. 115.. Отговорка звучит не слишком убедительно, потому что до этого Ренуар согласился не только на поездку в Лондон, но и на изучение английского языка. Впрочем, из Алжира он уже написал Дюре, что «вынужден бросить занятия английским» и вернуться к ним «не раньше следующей зимы»[425]Ренуар – Дюре, Алжир, 4 марта 1881 // White . Renoir: His Life, Art, and Letters. P. 105..
Это один из тех случаев, когда Ренуар прикрывался нерешительностью, тогда как на самом деле просто передумал. Он довольно часто пытался смягчить обиду, выдавая смену настроения за нерешительность. Именно эта его непредсказуемость и вызвала вопрос Писсарро: «Кто в состоянии постичь этого самого непоследовательного из всех людей?»[426]Писсарро – сыну Люсьену, Эраньи, 23 февраля 1887 // Pissarro . Correspondance de Camille Pissarro. Vol. 2. P. 131. В 1881 году Ренуар признался Алине: «Я нерешителен, и всегда таким буду»[427]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места [Лувесьен], без даты [ок. 1881], частное собрание.. Год спустя он предложил ей съездить с ним в Бретань, однако добавил: «Ты же знаешь, что я могу передумывать по двадцать раз. Вместо Бретани мы можем оказаться в Фонтенбло»[428]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [июль – сентябрь 1882], частное собрание.. После возвращения из Алжира Ренуар провел следующие полгода, зарисовывая повседневную жизнь в Шату, Буживале и Круасси. Часто с ним рядом была Алина; он написал ее портрет, подписанный: «Ренуар. 81»[429]Dauberville. Vol. 1. Pl. 254, 478..
Но хотя это и была прекрасная весна в обществе Алины, Ренуар всегда подчеркивал, что творчество для него важнее прочего. Настало лето, он оставил Алину в их парижской квартире и отправился под Дьепп к Берарам. Здесь он продолжал писать портреты для Бераров и их соседей. Эти портреты были важны для карьеры, однако подчас Ренуара охватывало раздражение. В июле 1881 года он пишет Алине: «Портреты даются мне с трудом»[430]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [июль 1881], частное собрание.. Через месяц он сообщает: «Погода все еще пасмурная. Мне очень скучно. Модели ужасные. Не знаю, с какого ракурса их писать»[431]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, без даты [лето 1881], частное собрание.. Впрочем, это раздражение никак не сказалось на прелестных портретах соседей Берара по Дьеппу и их детей[432] Dauberville . Vol. 1. Pl. 282, 488, 558, 572, 574..
Летом 1881 года мадам Бланш с сыном Жак-Эмилем отдыхала в Дьеппе, а муж ее работал в Париже. Жак-Эмиль спросил у матери, не пригласит ли она Ренуара погостить у них, чтобы художник дал ему несколько уроков. Мадам Бланш сперва согласилась, однако в первый же день после приезда Ренуара передумала – дело явно было в ее предубеждении против человека из низов, да еще и с нервическим темпераментом. Впоследствии она объясняла мужу: «Я сказала ему [Ренуару], что мы не готовы [принять его здесь] надолго, и это правда; помимо этого, хотя он неплохо зарабатывает, но тратит деньги весьма безрассудно; он может оказать на Жака дурное влияние; а еще он такой ненормальный – и в работе, и в разговоре, никакого образования, это ладно, но все разумное он отвергает; мне кажется, что [отказав Ренуару] я сослужила Жаку очень добрую службу, ведь у него в мастерской все так чисто и аккуратно; ему [Ренуару] нужны целые банки краски; холсты он готовит сам; не боится ни дождя, ни грязи; хочет написать большую картину с изображением голых детей, которые купаются при свете солнца; для этого ему нужно, чтобы было не очень жарко, но солнечно; для детей важно, чтобы не было холодно и ветрено, тогда они смогут два-три часа позировать голыми в воде. [Такая дурацкая идея] куда только не заведет! Если бы [его поведение] не было все время столь неподобающим и если бы речь шла только о пяти-шести днях, я бы не так решительно возражала [против его визита], однако его нервный тик за столом и его разговоры за ужином произвели неприятное впечатление на няню и на меня. Не забывай, что мужской прислуги у нас нет, а Дина, притом что в доме все готово, будет недовольна, если ей придется обслуживать мужчин, стирать грязные и мокрые брюки, чистить башмаки, заляпанные грязью; а он не тот человек, которого остановит грязь в окрестностях. В общем, не вижу никакой причины заносить грязь в наши опрятные комнаты со свежими коврами и обивкой. Как тебе известно, у месье Берара есть и мужская прислуга, и комнаты, которые не испортишь, и, разумеется, служанки, которые не впадают в истерику, когда просишь их сделать какую-то мелочь сверх привычных обязанностей»[433]Мадам Бланш – доктору Бланшу, Дьепп, ок. 20 июля 1881 // Blanche . Pêche aux souvenirs. P. 443–444..
Жак-Эмиль воспринимал Ренуара совсем иначе. Примерно тогда же он так описал случившееся в письме к отцу: «Вчера приезжал в гости Ренуар. Мама, как ты знаешь, пригласила его со мной поработать. Поскольку комната не была готова, мы не смогли его оставить на ночь, и, как ты увидишь, это даже к лучшему. Мама пригласила его поужинать. Мы просидели за столом чуть меньше сорока пяти минут (обычно ужин занимает минут пятнадцать-двадцать). Мама разнервничалась и сказала, что не сможет ужинать с ним постоянно. Потом наговорила мне про него очень нехороших вещей, хотя сама же его и пригласила. Сказала, что он человек недалекий, какой-то писаришка, ест медленно и невыносимо дергается. Короче говоря, она, как могла, старалась отменить свое приглашение… Ренуар за десять минут написал закат. Это рассердило маму еще сильнее, она сказала ему, что он „зря расходует краску“! Хорошо, что сам он ничего не замечает. Сам я не сказал маме ни слова, так сильно я на нее разозлился»[434]Жак-Эмиль Бланш – отцу, доктору Бланшу, Дьепп, 20 июля 1881 // Ibid. P. 444–445..
Вне зависимости от мнения матери, Жак-Эмиль остался преданным поклонником Ренуара и летом следующего года написал отцу: «Я сейчас часто вижусь с Ренуаром, и он нравится мне все больше и больше. Немногие понимают истинное величие этого человека, который на первый взгляд кажется таким угрюмым». После этого он цитирует письмо Мэтра, где говорится о Ренуаре: «Когда Ренуар в хорошем расположении духа, что большая редкость, и когда он дает себе волю, что еще большая редкость, он говорит с отменным красноречием, на удивительном, своеобразном языке, который не вызывает неудовольствия у культурных людей. Кроме того, характеру его присуща такая неподкупная честность и такая бесконечная доброта, что мне всегда приятно было слушать его разговоры. При ближайшем рассмотрении видно, что он наделен большим здравым смыслом, да, здравым смыслом и скромностью; очень тихо и невинно, он с упорством пишет свои разнообразные, утонченные работы, от которых у будущих знатоков голова пойдет кругом»[435]Бланш – отцу, 15 августа 1882 // Ibid. P. 441.. Жак-Эмиль и его мать так никогда и не сошлись во мнениях по поводу Ренуара. Впоследствии молодой художник приобрел несколько работ мэтра[436]Жак-Эмиль Бланш приобрел эскизы маслом к «Пастуху, корове и овце» (1886) и к «Большим купальщицам» (1887) ( Dauberville . Vol. 2. Pl. 1048, 1292)..
Лето 1881 года Ренуар провел в Дьеппе, а в следующий раз, отправившись путешествовать, взял с собой Алину. В конце октября, через полгода после его возвращения из Алжира, они поехали в Италию. Неудивительно, что Ренуар взял Алину с собой, – он очень скучал по ней в Алжире, а кроме того, дважды дал ей обещание, что в следующую заграничную поездку они отправятся вместе. Они мирно путешествовали вдвоем, и поездка, которая изначально планировалась длиной в два месяца, растянулась на все шесть. Есть много свидетельств о том, что Алина сопровождала возлюбленного на всем ее протяжении, с момента отъезда из Парижа в конце октября 1881 года и до возвращения в конце апреля 1882-го. В марте 1882 года в алжирской газете L’Akhbar появилось сообщение, что из Марселя на пароходе «Мерис» только что прибыли «художник Ренуар и его супруга»[437] Benjamin . Renoir and Algeria. P. 42.. Другим доказательством может служить то, что Алина не сохранила ни одного письма Ренуара за эти шесть месяцев. От его алжирского путешествия у нее осталось десять посланий – от полугодовой разлуки наверняка осталось бы еще больше. Кроме того, Алина позировала для самой важной работы, которую Ренуар написал в Италии, – «Белокурой купальщицы»[438] Dauberville . Vol. 1. Pl. 583..
Еще один повод верить в то, что Алина сопровождала Ренуара, – это ее слова, сказанные четырнадцать лет спустя дочери Берты Моризо Жюли Мане, а также ее собственным детям, что они с Ренуаром провели медовый месяц в Италии. Жюли записала в дневнике: «Мадам Ренуар рассказала нам [Жюли и ее матери] про их поездку в Италию после свадьбы. Очень забавно было слушать ее рассказ, потому что мы уже много раз слышали повествование месье Ренуара, из которого следовало, что он ездил туда один, еще до знакомства с женой. Ей было двадцать два года, и она была очень стройной, сказала она [Алина], во что трудно поверить»[439] Manet . Growing Up with the Impressionists. 19 September 1895. P. 67.. По словам Жана Ренуара, мать и ему говорила, что провела медовый месяц в Италии[440] Renoir . Renoir, My Father. P. 239..
По сути, эта поездка действительно стала для двух влюбленных медовым месяцем. При этом поженились они только девять лет спустя. Однако на нескольких изображениях обнаженных женщин у модели на пальце левой руки четко видно обручальное кольцо – например, в «Белокурой купальщице». Впрочем, это было обычным делом на ранних ренуаровских портретах обнаженных – таких как «Купальщица с грифоном» (1870) и «Обнаженная в солнечном свете» (1875), – возможно, им руководили понятия о приличиях[441] Dauberville . Vol. 1. Pl. 596, 603..
Как видно из дневника Жюли Мане, Ренуар никому не сообщил, что Алина будет его сопровождать, а потом хранил эту тайну десять с лишним лет. Он не хотел, чтобы про их отношения знали многие его друзья, патроны и агенты. Соответственно, в его письмах из поездки прямо или косвенно указывается, что он путешествует один; например, он пишет Дедону: «Я слегка соскучился вдали от Монмартра и… оказалось, что самые уродливые парижанки куда привлекательнее первых итальянских красавиц»[442]Ренуар – Шарлю Дедону, Неаполь, без даты [декабрь 1881] // White . Renoir’s Trip to Italy. P. 347–348.. Мане он пишет с Капри: «[Здесь] я – единственный француз»[443]Ренуар – Мане, Капри, 28 декабря 1881 // Ibid. P. 348.. О том, что все это время его сопровождала Алина, знали только два человека: брат Эдмон и друг Сезанн.
Маршрут двухмесячного путешествия Ренуара по Италии можно восстановить по его венецианскому альбому и по письмам. (Альбом 13 на 20 см приобретен, судя по ярлыку, в венецианском магазине: «Бьязутти… Венеция»[444]André. Renoir: Carnet de dessins..) В нем содержатся зарисовки из путешествия по Италии и второго его путешествия в Алжир. Кроме того, о том же маршруте свидетельствуют письма к Дюран-Рюэлю, Берару, Шарпантье, Шоке, Дедону и Эдуарду Мане. Известно, что 1 ноября 1881 года Ренуар с Алиной находились в Венеции[445]Ренуар – Берару, Венеция, 1 ноября 1881, взято из: Hotel Drouot sale catalogue, 16 February 1979, no. 69.. Маршрут, которому Ренуар намеревался следовать далее, четко изложен в письме из Венеции к мадам Шарпантье: «Я начал с севера и собираюсь спуститься вниз по всему сапогу [Италии], а закончив, с превеликим удовольствием приду к вам отобедать». В том же письме он прислал ей стишок: «Уезжаю в Рим, / Венеция, прощай, / Прекрасный край, / Земля обетованная, / Мой дивный рай, рай, рай»[446]Ренуар – мадам Шарпантье, Венеция, без даты [осень 1881] // White . Renoir’s Trip to Italy. P. 346.. Примерно в то же время он сочинил похожий стишок для Дедона: «Прощай, Венеция, / Небес свинцовых край, / Земля обетованная, / Мой дивный рай, рай, рай. Еду в Рим, а потом в Неаполь. Хочу посмотреть Рафаэля, да, друг мой, Ра-фа-э-ля. А потом все недовольные… наверняка будут кричать, что он на меня повлиял!»[447]Ренуар – Дедону, без места, ноябрь 1881 // Ibid. P. 347.
Из Венеции Ренуар с Алиной отправились поездом к югу, без остановки во Флоренции, прямо в Рим, где Ренуар, возможно, изучал фрески Рафаэля в Фарнезине и Ватикане. Приехав 21 ноября в Неаполь, он расхваливает эти фрески в письме к Дюран-Рюэлю[448]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Неаполь, 21 ноября 1881 // Ibid.. В Неаполе он также осмотрел древние помпейские фрески, хранившиеся в местном музее. Позднее он напишет мадам Шарпантье: «Я тщательно осмотрел музей Неаполя; изображения из Помпеи чрезвычайно интересны со всех точек зрения»[449]Ренуар – мадам Шарпантье, Эстак, без даты [конец января или начало февраля 1882] // Ibid. P. 350.. То, что Ренуара особо заинтересовали Рафаэль и помпейские фрески, говорит о том, что он хотел учиться у великих мастеров настенной живописи, поскольку не оставил мысли создать новый тип росписи интерьеров – настенных панно для общественных зданий. Художник надеялся создать собственный стиль настенных росписей, который, при некотором сходстве, отличался бы от стиля Пьера Пюви де Шаванна, единственного широко известного декоратора-современника, работы которого Ренуару нравились[450]См.: Herbert . Renoir’s Writings on the Decorative Arts. P. 69–71..
В Неаполе Ренуар и Алина остановились в гостинице «Тринакриа» по адресу: Пьяцца Принчипесса Маргарита, 11, – там они, с перерывами, жили два следующих месяца. Они съездили на Капри, где поселились в отеле «Лувр»[451]Ренуар – Берару, Капри, 26 декабря 1881, взято из: Hotel Drouot sale catalogue, 16 February 1979, no. 72.. Оттуда Ренуар написал Мане, высказав надежду, что его скоро представят к ордену Почетного легиона[452]Ренуар – Мане, Капри, 28 декабря 1881 // White . Renoir’s Trip to Italy. P. 348.. Кроме того, они с Алиной съездили в Сорренто. В середине января Ренуар посетил Калабрию, а потом Палермо – там он написал портрет Вагнера, недавно закончившего оперу «Парсифаль». Вернувшись в Неаполь и пробыв там неделю, Ренуар с Алиной сели в поезд, идущий во Францию. 23 января 1882 года они поселились в отеле «Бэн» в Эстаке, под Марселем.
Все художники стремились в Италию, где можно было изучать классическое наследие прошлого. Так поступали не только предшественники Ренуара, но и некоторые его друзья. Ренуар, которому уже исполнилось сорок, поздно припал к этому источнику вдохновения – Дега еще в двадцать один уехал в Италию на три года, а Мане на третьем десятке побывал там дважды. Моризо ездила в Италию за год до Ренуара, но ей пришлось преждевременно вернуться – заболела ее дочь[453] Monneret . L’Impressionnisme et son epoque. Vol. 2. P. 90.. Ренуар все еще трепетал перед увиденным, когда в конце 1883 года написал Дедону, тоже собиравшемуся в Неаполь: «Обязательно осмотри музей Неаполя. Не картины маслом, а фрески. Проведи там всю свою жизнь»[454]Ренуар – Дедону, без места, без даты [декабрь 1883] // White . Renoir’s Trip to Italy. P. 350..
Как и в Алжире, Ренуар много писал в Италии: ему необходимо было регулярно отсылать работы и агенту, и в мастерскую. Да и другие постоянно уговаривали его работать в поездке, – например, в письме от Мане сказано: «Я уверен, что ты вернешься со множеством работ, очень самобытных и занимательных… привози побольше полотен»[455]Не опубликовано, Мане – Ренуару, без места, 30 декабря 1881, частное собрание.. Ренуар надеялся, что станет писать итальянцев, но, как и в Алжире, с натурщиками возникла проблема. Он пишет Дедону: «Чтобы уговорить кого-то позировать, нужно проявить невероятное дружелюбие, а кроме того, знать язык»[456]Ренуар – Дедону, Неаполь, без даты [декабрь 1881] // White . Renoir’s Trip to Italy. P. 348.. Ренуар итальянского не знал. Тем не менее несколько изображений местных жителей он все-таки написал: в Венеции – два этюда женской головы, в Неаполе – голову девушки, «Мать с ребенком»[457] Dauberville . Vol. 1. Pl. 439, 480, 438, 255 соответственно. и «Итальянку с тамбурином»[458] White . Renoir’s Trip to Italy. Pl. 24..
За два месяца пребывания в Италии Ренуар создал всего один портрет – Вагнера по заказу Жоржа Шарпантье. Когда Шарпантье получил эту картину, Ренуар написал ему: «Если написанный мною портрет Вагнера Вам понравится и Вы захотите добавить к нему пояснительную надпись, можете сказать, что портрет выполнен в Палермо 15 января 1882 года, через день после того, как Вагнер закончил „Парсифаля“»[459] Dauberville . Vol. 2. Pl. 1253; Ренуар – мадам Шарпантье, без места, без даты // Renoir et la famille Charpentier. P. 38.. Завершив работу над портретом, Ренуар немедленно написал Шарпантье длинное письмо, где рассказал, как неуютно он чувствовал себя по ходу короткого тридцатипятиминутного сеанса: «[Я]… очень нервничал и сожалел о том, что я не Энгр». Нервность он приписал собственной робости, отметив: «…когда застенчивый человек себя накручивает, это слишком»[460]Ренуар – неназванному другу [Жоржу Шарпантье], без места [Палермо], 14 января 1882 // White . Renoir’s Trip to Italy. P. 350, 349 соответственно.. Жена Вагнера Козима отметила возбуждение Ренуара в своем дневнике, в записи от 15 января 1882 года: «[Ренуар] позабавил Р. [Вагнера] своей нервической манерой и тем, что все время гримасничает за работой»[461]Козима Вагнер, цит. по: Distel . Renoir (2010). P. 209.. Вагнер скончался год спустя, 13 февраля 1883-го, и Ренуар снял с портрета угольно-карандашную копию – ее опубликовали в La vie moderne 24 февраля 1883 года вместе с некрологом[462] Dauberville . Vol. 2. Pl. 1464. 4 года спустя Шарпантье продали свой портрет Вагнера Роберу де Бонньеру. В 1893 г. Ренуар получил заказ на копию для Шерами и на время взял портрет у Бонньера (Ibid. Pl. 1257)..
Самая значительная часть итальянских работ Ренуара – это пейзажи, где представлены известные достопримечательности. В Венеции он делал зарисовки в уже упомянутом блокноте, а также написал «Гранд-канал», «Дворец дожей», «Площадь Св. Марка», «Туман в Венеции» и «Гондолу»; в окрестностях Неаполя – «Море на Капри», «Мыс Монте», «Сорренто», «Сад в Сорренто», «Везувий утром», «Везувий вечером», а к югу от Неаполя – «Калабрийский пейзаж»[463] Dauberville . Vol. 1. Pl. 162, 161, 198, 163, 160, 170, 169, 165–167, 199 соответственно.. Однако основной целью поездки в Италию было совершенствование импрессионистического стиля. Ренуар был недоволен тем, что все время использует одни и те же изобразительные средства. 21 ноября, после возвращения в Неаполь из Рима, он пишет своему агенту: «Я все еще страдаю недугом экспериментаторства. Я недоволен, я стираю и стираю снова. Надеюсь, что эта навязчивая привычка отпадет; именно поэтому я и решил послать тебе весточку. Вряд ли я многое привезу из поездки, но мне кажется, что я продвинулся вперед, а такое всегда бывает после долгих периодов учебы. Все мы возвращаемся к своей первой любви, но с новыми нотками… Я – как школьник, мне нужно чисто написать целую страницу, и тут – бам! Клякса. Я все еще совершаю ошибки, а ведь мне 40 лет. В Риме ходил смотреть Рафаэля. Прекрасные работы, жаль, что я не видел их раньше. В них много мудрости и знания. Он не стремился к недостижимому, как я, но получалось красиво»[464]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Неаполь, 21 ноября 1881 // Renoir. Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 15.. Пять дней спустя Ренуар пишет Берару: «Я перепробовал все – писал со скипидаром, с воском, с сиккативом [загустителем] и т. д… и в итоге вернулся к тому, с чего начал. Но время от времени у меня случаются умопомрачения, которые дорого мне стоят, а никакого прогресса не дают»[465]Ренуар – Берару, Неаполь, 26 ноября 1881, взято из: Hotel Drouot sale catalogue, 16 February 1979, no. 70.. Чувствуется, с какими мучениями он старался изменить свой стиль.
Ренуар пытался сделать фигуры более плотными, а композиции – более упорядоченными, сохранив при этом импрессионистический подход к свету и цвету. Он надеялся, что в Италии откроет секрет «величественности», которой уже достиг Сезанн, – не исключено, что именно стиль Сезанна и подтолкнул Ренуара к поездке в Италию. Ренуар пытался воспроизводить классические и скульптурные черты произведений Сезанна, но по-своему. Что касается слова «величественность», то именно его Жорж Ривьер (возможно, с подачи Ренуара) употребил применительно к Сезанну четырьмя годами раньше, в статье для журнала L’Impressionniste за 1877 год: «Движение фигур отличается простотой и благородством… картины обладают необычайной величественностью». И еще: «Пейзажи просто завораживают… Эти работы можно сравнить с лучшими творениями Античности»[466] Rivière. L’exposition des impressionnistes // L’Impressionniste: journal d’art 2 (14 April 1877); воспроизведено в: Venturi . Archives de I’impressionnisme. Vol. 2. P. 316..
Ренуар в точности повторяет слова Ривьера, когда в 1881 году пишет из Италии про римские фрески Рафаэля и помпейские фрески из музея Неаполя. Мысль о простоте и величественности пришла ему сразу, едва он увидел фрески Рафаэля, и преследовала его даже двумя месяцами позже, когда он вернулся во Францию. Из Неаполя он пишет Дюран-Рюэлю о римских работах Рафаэля: «В масляной живописи я предпочитаю Энгра. Но фрески [Рафаэля] изумительны в своей простоте и величественности»[467]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Неаполь, ноябрь 1881 // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 15.. В конце января или начале февраля 1882 года он так описывает мадам Шарпантье свой поход в музей Неаполя: «Итак, я останусь на солнце – не для того, чтобы писать портреты при свете, а чтобы согреться и многое рассмотреть, тогда, мне кажется, я обрету величественность и простоту художников древности»[468]Ренуар – мадам Шарпантье, Эстак, конец января или начало февраля 1882 // White . Renoir’s Trip to Italy. P. 350..
Основным итогом создания этих итальянских набросков стала «Белокурая купальщица», явно написанная под влиянием Сезанна, Рафаэля и помпейских фресок. Алина позировала для нее рядом с Неаполитанским заливом. Именно в этой картине Ренуар впервые продемонстрировал уникальное сочетание импрессионизма и классицизма – в этом направлении его творчество будет развиваться и дальше. Он не отказывается от импрессионизма, но дополняет его классицизмом, создавая новый стиль – классический импрессионизм. Этот синтез станет основным направлением его художественных исканий следующих тридцати восьми лет. «Белокурая купальщица» обладает классической плотностью тщательно прорисованного тела, а также внятностью и сбалансированностью пирамидальной композиции, однако она, безусловно, относится к импрессионизму благодаря заливающему ее свету, ярким разнообразным цветам и фактурному мазку. Она напоминает фреску Рафаэля «Рождение Галатеи» на вилле Фарнезина тем, что эта бессмертная обнаженная тоже как бы отделена от того, что ее окружает. Ее плотное пирамидальное тело обведено явственным контуром. Обнаженная 1881 года отличается от созданной шестью годами раньше «Обнаженной в солнечном свете» – там тело сливается с окружающей его высокой травой и приобретает свойство эфемерности. Два натюрморта, которые Ренуар написал в Неаполе, «Луковицы» и «Средиземноморские фрукты», обладают схожими свойствами[469]White. Renoir’s Trip to Italy. Pl. 25; Dauberville . Vol. 1. Pl. 44 соответственно.. Округлые плотные формы фруктов напоминают округлые плотные формы грудей, головы и тела купальщицы.
«Белокурую купальщицу» Ренуар продал видному парижскому ювелиру Анри Веверу, написав на полотне: «Месье А. Веверу / Ренуар. 81». Он отправил свои работы в Париж и поручил Берару заявить их на Салон 1882 года. Для выставки Ренуар отобрал две работы: «Белокурую купальщицу» и «Портрет мадемуазель Ивонны Гримпрель»[470]Портрет см.: Dauberville . Vol. 1. Pl. 508.. То, что комиссия отвергла «Купальщицу», но приняла портрет маленькой девочки, выглядит довольно странно. Ренуару наверняка было очень обидно, что первая же его работа в стиле классического импрессионизма была отвергнута. Однако весной 1882 года Дюран-Рюэль предложил ему написать новый вариант той же обнаженной фигуры, который впоследствии продал Полю Галлимару. На второй картине тело обнаженной очерчено еще четче[471]Ibid. Vol. 2. Pl. 1295.. Заказав второй вариант, Дюран-Рюэль подстегнул Ренуара двигаться в этом новом направлении. Вторая «Белокурая купальщица» оказалась даже еще более классической и монументальной, а тело на этом полотне еще отчетливее отделено от фона.
Поскольку новый классический импрессионизм родился из поиска тех свойств, которые Ренуар усматривал у Сезанна, нет ничего удивительного в том, что, вернувшись во Францию, Ренуар прежде всего посетил своего коллегу. 23 января 1882 года он пишет агенту: «Случайно встретил Сезанна, мы собираемся поработать вместе. Недели через две счастлив буду пожать Вам руку»[472]Ренуар – Дюран-Рюэлю, без места [Эстак], 23 января 1882 // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 20.. Ренуар собирался вернуться в Париж не позднее 7 февраля. Хотя Сезанн каждый вечер ужинал у своих родителей в Экс-ан-Провансе, жил он поблизости, в Эстаке, со своей тайной возлюбленной Гортензией Фике и их девятилетним сыном Полем Сезанном-младшим. Зная про семейную ситуацию Сезанна, Ренуар без колебаний привез к нему Алину. Они тоже обосновались в Эстаке, в отеле «Бэн», известном также как «Мэзон мистраль».
Художники работали бок о бок: Сезанн писал «Овраг рядом с Эстаком», а Ренуар – «Скалистые утесы в Эстаке», подписанные «Ренуар. 82»[473]О пейзажах Ренуара и Сезанна см.: White . Renoir: His Life, Art, and Letters. P. 123; Dauberville . Vol. 2. Pl. 774 (а также Pl. 775 – второй написанный там пейзаж).. Новая для Ренуара масштабная композиция, четко очерченные вершины гор и параллельные линии в пейзаже явно вдохновлены приемами, которые тогда использовал Сезанн, а также уроками фресок Рафаэля и помпейских художников. Ренуар был так восхищен работами Сезанна, что, уезжая из Эстака, прихватил несколько выброшенных Сезанном рисунков и забыл несколько своих законченных работ. Через год, в марте 1883 года, он написал Сезанну и попросил прислать ему эти картины – он хотел представить их на выставке, которую Дюран-Рюэль планировал провести в апреле[474]Ренуар, цит. в письме Сезанна к Золя, без места [Экс], 10 марта 1883 // Cezanne . Paul Cezanne: Correspondance. P. 209.. Много лет спустя Ренуар признался: «У меня есть несколько его [Сезанна] набросков, которые я нашел среди скал в Эстаке, где он работал. Они прекрасны, но он был так увлечен другими, еще лучшими, с которых собирался писать, что про эти забыл или, едва закончив, выбросил их»[475]Ренуар, цит. по: Pach . Pierre-Auguste Renoir // Scribner’s Magazine, May 1912, воспроизведено в: Wadley . Renoir: A Retrospective. P. 245..
14 февраля 1882 года Сезанн собирался в Париж. Ренуар же, который изначально намеревался вернуться в столицу неделей раньше, остался в Эстаке – он был тяжело болен. Дюран-Рюэлю он написал, что уже восемь дней лежит в постели с «тяжелейшим гриппом»[476]Ренуар – Дюран-Рюэлю, без места [Эстак], 14 февраля 1882 // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 21.. Состояние его все ухудшалось, и примерно 19 февраля он отправил Дюран-Рюэлю еще одно письмо: «Не могу работать из-за пневмонии»[477]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Эстак, 19 февраля 1882 // Ibid. P. 23.. 24 февраля Писсарро сообщил об этом Моне («Ренуар тяжело заболел в Эстаке»)[478]Писсарро – Моне, Париж, без даты [ок. 24 февраля 1882] // Pissarro . Correspondance de Camille Pissarro. Vol. 1. P. 155.. В тот же день к брату приехал Эдмон Ренуар. Сезанн, обычно отрешенный от бытовых дел, тоже встревожился – 2 марта Ренуар написал Шоке: «Сезанн необычайно добр ко мне… Хочет перенести ко мне все из своего дома… поскольку сам возвращается в Париж»[479]Ренуар – Шоке, Эстак, 2 марта 1882, взято из: Hotel Drouot sale catalogue, 23 June 1969, no. 197..
Болезнь стала лишь одной из проблем, обрушившихся на Ренуара. 19 января 1882 года, примерно тогда, когда они с Алиной уехали из Неаполя во Францию, рухнул крупнейший французский банк «Юнион женераль» и обвалился парижский фондовый рынок. Этот обвал вызвал депрессию, которая растянулась на пять-шесть лет и привела к финансовым проблемам как у агента Ренуара, так и у всех художников. В этой связи Ренуара очень волновал вопрос продажи его работ. Эти тревоги оформились, когда он серьезно заболел, а его старые друзья-импрессионисты начали настойчиво уговаривать его поучаствовать в новой совместной выставке, – теперь они называли себя «независимыми художниками». Через два дня после сообщения о пневмонии Ренуар отправил Дюран-Рюэлю еще одно письмо – он явно раздражен и полагает, что участие в этой совместной выставке положит конец его успешной карьере модного портретиста. Сильнее всего он возражал против определения художников как «независимых» и против участия в выставке Гогена, которого воспринимали крайне неоднозначно; другое его возражение состояло в том, что, по его мнению, присоединившись к группе в марте, он потеряет право выставляться в мае-июне на Салоне 1882 года.
Ренуар понимал, что своим нынешним успехом обязан «Мадам Шарпантье с детьми», которая была выставлена на Салоне 1879 года. Благодаря доброжелательным отзывам салонных критиков он сделался модным портретистом. Вместе с импрессионистами он не выставлялся с 1877 года. После этого, как уже говорилось, его работы принимали на Салон в 1878–1881 годах. В 1878 году выставки импрессионистов не было, а по причине своего успеха на Салоне Ренуар отказался участвовать в совместных выставках 1879–1881 годов. К 1882 году сама мысль о том, чтобы оставить прибыльный Салон ради сомнительных совместных выставок, стала ему невыносима.
В разгар пневмонии, когда и агент, и друзья-импрессионисты просто умоляли его поучаствовать в выставке в марте 1882 года, Ренуар решительно отказался. Это никак не назовешь поведением робкого, пассивного человека. Агенту он пояснил: «Я не желаю ни под каким видом входить в группу, которая называется „независимой“. Основная причина в том, что я выставляюсь на Салоне, а две этих вещи несовместимы… Полагаю, что, если я выставлюсь там, [цена] моих портретов упадет на 50 %»[480]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Эстак, 26 февраля 1882 // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 26–27.. Ренуар неоднократно возвращается к этой мысли: «Публике не нравится искусство, которое она считает политическим, а я в свои годы не желаю быть революционером»[481]Черновик, Ренуар – Дюран-Рюэлю, без места, без даты [Эстак, 26 февраля 1882], включено в: Эдмон Ренуар – Дюран Рюэлю, без места, без даты [Эстак, 26 февраля 1882] // Ibid. P. 30.. Несколько позже, еще в одном письме к агенту, он поясняет: «В Париже наберется не более пятнадцати любителей, которым может понравиться художник, не участвующий в Салоне. А таких, которые не купят и крошечного портрета, если художник там не выставляется, 80 тысяч»[482]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Алжир, март 1882 [дата 1881 указана неправильно] // Ibid. P. 11.. Ренуар яростно противился тому, чтобы его заклеймили революционером или независимым, поскольку эти слова были тогда связаны в умах французов с кровавой Парижской коммуной 1871 года. Во времена, когда критики особенно злобно насмехались над его творчеством, именно из-за связи с политикой и насилием бо́льшую часть его работ называли никуда не годными. Вопрос о том, было ли искусство Ренуара того периода революционным, остается открытым. В его работах присутствовали темы современной жизни, свет, яркие цвета, радужная палитра и общая свобода, раскованность, динамичность. Однако теперь он только что ознакомился с произведениями классического искусства и стал использовать консервативные элементы, которые связали его творчество с великим наследием прошлого.
Поддавшись настоянию Дюран-Рюэля, Ренуар позволил отправить принадлежавшие маршану работы на седьмую совместную выставку – но агент обязался четко обозначить, что выставляет их он, а не сам Ренуар. Дюран-Рюэль согласился и послал на выставку 25 работ Ренуара, в том числе «Завтрак гребцов». Таким образом, когда пришла пора в мае-июне 1882 года выставляться на Салоне, Ренуар смог избежать конфликта. Впоследствии он извинился перед Дюран-Рюэлем за повышенный тон своих писем: «Я писал в самый разгар болезни. Не могу сказать, что находился в здравом уме»[483]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Алжир, без даты [март 1882] // Ibid. P. 35..
Болезнь – тяжелая пневмония – достигла пика в конце февраля – начале марта, когда Ренуар сообщил Берару, что его предупредили о вреде холодной погоды: «Доктор не хочет, чтобы я возвращался в Париж… Я бы предпочел недели на три поехать в Алжир… Поработаю немного. Дорогой друг, хочу попросить Вас впопыхах об одолжении. Мне нужно получить в Марселе пятьсот франков в субботу, до 3 часов дня, поскольку в 5 уходит судно на Алжир, а я без гроша… Какой это ужас – проваляться в постели почти два месяца. Боже, болезни – такая гадость. На улице у меня кружится голова. Я сильно похудел, просто ужасно, похож на соломенное пугало. Попытался понемногу писать в комнате, но через пять минут началось головокружение. Бред какой-то»[484]Ренуар – Берару, без места [Эстак], без даты [конец февраля или начало марта 1882] // Benjamin . Renoir and Algeria. P. 144–145..
В поисках тепла Ренуар и Алина 5 марта, почти через месяц после начала его болезни, сели на судно, уходившее из Марселя в Алжир. Ренуар собирался пробыть там две недели, но задержался примерно на шесть. Они сняли квартиру в доме 30 по рю ла Марин, неподалеку от Порта, Большой Мечети и Мавританской аркады. Пока Ренуар выздоравливал и пытался вернуться к работе, Алина ухаживала за ним и следила за их временным жилищем. Из Алжира Ренуар жаловался Берару: «У меня постоянная лихорадка, которая никак не проходит… Не могу взяться за работу. Принимаю пилюли, от которых вроде бы эта гадость должна пройти за три дня. Посмотрим… Надеюсь вскорости написать, что мне лучше. Но все это просто невыносимо: одно выправляется, а другое начинается заново… Давно уже пора этой болезни пройти, потому что из-за недомогания я стану совершенно несносен. Надеюсь в следующем письме рассказывать о чем-то совершенно другом»[485]Ренуар – Берару, без места [Алжир], без даты [март 1882] // White . Renoir: His Life, Art, and Letters. P. 124.. Он и агенту описывает свою болезнь и медленное выздоровление: «Я покрыт волдырями, они очень болят, я страшно мучаюсь, но это не слишком серьезно, надеюсь, через несколько дней все это завершится… Выздоравливаю очень медленно; время от времени случаются приступы лихорадки и напоминают, что я еще не совсем оправился»[486]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Алжир, без даты [март 1882] // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 31..
Алжирский врач посоветовал Ренуару остаться в теплом климате до полного выздоровления. К середине марта ему явно стало лучше, но врач распорядился, чтобы он никуда не уезжал до начала мая. Ренуар шел на поправку, 14 марта он написал Берару: «Утром был у врача, он отменил лекарства. Чувствую себя хорошо, вот только ноги болят. Врач сказал, что мне надо остаться в Алжире еще на месяц. Постепенно нужно отказаться от фланелевого нижнего белья. По его словам, оно закупоривает поры… Я теперь не курю, зато ем за четверых»[487]Ренуар – Берару, Алжир, 14 марта 1882 // Benjamin . Renoir and Algeria. P. 145.. В апреле: «Лихорадка прошла точно по волшебству, чувствую себя преотлично. Что меня излечило – пилюли или сирокко?»[488]Ренуар – Берару, Алжир, без даты [апрель 1882], взято из: Paris, Librairie de l’Abbaye, catalogue, n.d., no. 248. Но даже когда все симптомы болезни прошли, проблемы со здоровьем остались – летом он написал Берару, что его «все еще трясет, даже в разгар дня»[489]Ренуар – Берару, без места, без даты [лето 1882] // White . Renoir: His Life, Art, and Letters. P. 125..
Хотя здоровье его в течение второй поездки в Алжир оставляло желать лучшего, Ренуар написал четыре пейзажа – на двух изображены святые места, и в обоих случаях начал он с набросков в блокноте: это «Лестница в мечеть Сиди-Абдурахман» и «Мечеть Сиди-Абдурахман». Кроме того, он написал «Сад в Мустафе», «Алжир» и «Воспоминание об Алжире», которое подписал: «Алжирский сувенир»[490] Dauberville . Vol. 2. Pl. 912, 913; Benjamin . Renoir and Algeria. Fig. 71; Dauberville . Vol. 2. Pl. 773 соответственно..
По ходу второй поездки в Алжир Ренуару удалось написать несколько фигур – все они в экзотических нарядах. Агенту он объяснял: «Я почти что обосновался в Алжире, беседую с арабами, чтобы найти натурщиков, что весьма непросто… Однако на сей раз надеюсь привезти несколько фигур, чего в прошлую поездку не удалось. Я видел очень колоритных детей. Удастся ли уговорить их позировать? Все, что смогу, сделаю. А еще видел очень привлекательных женщин, но, если преуспею, расскажу потом. К работе смогу приступить только через несколько дней. Это время употреблю на поиски, потому что, когда возьмусь за дело, хочу написать побольше фигур и, если получится, привезти вам что-нибудь необычное»[491]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Алжир, без даты [март 1882] // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 31.. Многие молодые мусульманки считали, что позировать художнику – непристойно, соответственно, выбор Ренуара ограничивался старухами, детьми и немусульманами. Он написал два варианта «Старой арабки» и несколько фигур арабских детей, в том числе «Ребенка с апельсином», «Алжирскую девочку» и «Али, арабского мальчика», а также выполнил наброски маслом «Алжирские типы»[492] Dauberville . Vol. 2. Pl. 1056, 1057; Benjamin . Renoir and Algeria. Fig. 113; Dauberville . Vol. 2. Pl. 1055, 1259, 1017, 1018 соответственно.. Помимо алжирских детей, он изобразил и девочку-француженку. Берару он объяснял это так: «Я пишу прекрасных людей, а именно – хорошенькую десятилетнюю девочку, парижанку. Мы купили ей костюм. Она в нем выглядит очень мило»[493]Не опубликовано; Ренуар – Берару, без места [Алжир], без даты [март 1882], частное собрание.. Из других работ, где, видимо, изображены немусульмане, можно отметить наброски в альбоме и написанную с них картину «Алжирская девушка», а также две картины с сидящими алжирскими женщинами[494] Dauberville . Vol. 1. Pl. 345; vol. 2. Pl. 1058; vol. 1. Pl. 384 соответственно..
Пока Ренуар оставался в Алжире, Берар, выполняя его поручение, подал на Салон две его работы. 23 апреля 1882 года, примерно за неделю до возвращения Ренуара в Париж, Берар доложил: «Твой портрет маленькой Гримпрель [мадемуазель Ивонны Гримпрель] принят на Салон… а купальщицу отвергли!!!» Речь идет о «Белокурой купальщице», варианте 1881 года, для которой Алина позировала на Неаполитанском заливе. Берар понимал, что Ренуар расстроится, и смягчил удар, воскликнув: «Я страшно рад и все больше убеждаюсь в твоих талантах и талантах твоих друзей… успех не за горами… В целом все идет хорошо. Пора и тебе насладиться успехом; нельзя позволить, чтобы тебя забыли». Берар, его жена и четверо детей, привыкшие ежегодно принимать Ренуара у себя, очень по нему скучали. В том же письме Берар пишет: «Мы, разумеется, рассчитываем на тебя и просто настаиваем, чтобы ты приехал к нам погостить… ты даже не представляешь, как нам не терпится увидеть тебя снова на рю Пигаль [их парижский адрес]. Сообщи в письме точную дату своего возвращения»[495]Не опубликовано; Берар – Ренуару, Париж, 23 апреля 1882, частное собрание..
Вскоре после отправки этого послания Ренуар вернулся в Париж. По приезде он сразу занялся тем, что стал претворять заграничные впечатления в заказные портреты и жанровые сцены. Еще из Эстака, до болезни, он написал мадам Шарпантье: «Мне очень приятно, что Вы все еще думаете о пастельном портрете дочери. Мне бы надо было раньше вернуться в Париж, но я не стал спешить, потому что многому учусь: чем дольше я отсутствую, тем лучше получится портрет… Здесь постоянно светит солнце, а потому соскабливать и начинать заново можно сколько угодно. Это – единственный способ учиться, тогда как в Париже приходится довольствоваться малым… Рафаэль работал только в помещениях, но изучал солнечный свет, потому что им заполнены его фрески. И вот, глядя на то, что происходит снаружи, я научился видеть только общую гармонию, не отвлекаясь на мелкие детали, которые делают солнечный свет тусклее, а не ярче. Надеюсь, приехав в Париж, написать что-нибудь на основании этих важных уроков и обязательно показать Вам»[496]Ренуар – мадам Шарпантье, Эстак, без даты [конец января или начало февраля 1882] // White . Renoir’s Trip to Italy. P. 350. Пастельный портрет мадемуазель Шарпантье см.: Robida . Le Salon Charpentier. Pl. XV..
Действительно, вернувшись в Париж, Ренуар стал использовать в некоторых работах открытые в путешествии «величественность и простоту», не поступившись при этом ни сиянием, ни трепетом цвета. Благодаря четкому контуру, тщательной прорисовке фигур, резкому фокусу и динамизму эти новые изображения фигур заставляют вспомнить Сезанна, Рафаэля и некоторые помпейские фрески. Среди самых удачных портретов в этом новом стиле – те, которые вскоре после возвращения Ренуара в Париж заказал Дюран-Рюэль. Дюран-Рюэль, будучи вдовцом, хотел иметь портреты своих пятерых детей, которым было от двенадцати до двадцати лет. До того как он сделал этот заказ, Ренуара сильно тревожили отношения с его агентом. После конфликта, связанного с выставкой 1882 года, Ренуар написал Берару, что тревожится о будущем: « Если Дюран от меня откажется … мне будет о чем тебе порассказать: о моих препирательствах с Дюран-Рюэлем по поводу участия в Выставке независимых. Пришлось слегка уступить. А именно, я не мог запретить ему выставить те мои работы, которые принадлежат ему»[497]Ренуар – Берару, Эстак, без даты [начало марта 1882] // Bailey . Renoir’s Portraits. P. 344.. К концу июня Дюран-Рюэль окончательно дал понять, что не держит на Ренуара зла. Художник с облегчением пишет Берару: «Дюран-Рюэль намерен заказать мне портреты всей семьи и попросил оставить под это весь месяц август»[498]Ренуар – Берару, без места, 22 июня 1882 // Ibid. P. 190, 311. N. 7.. Дюран-Рюэль хотел, чтобы Ренуар писал, пока семья будет проводить летние каникулы в арендованном замке в Дьеппе. В то лето Ренуар написал портреты четверых детей из пяти – четкостью формы они отличаются от его более ранних работ с изображением людей[499] Dauberville . Vol. 2. Pl. 967, 1003, 1059, 1254..
Однако не все портреты, написанные Ренуаром после возвращения, воплотили его новый подход. Тем же летом он написал портрет мадам Мари-Анриетты Клаписсон – она сидит в своем саду в Нейи, пригороде Парижа[500]Ibid. Pl. 1044, связанный рисунок – Pl. 1091; еще один недавно переатрибутированный портрет из собрания мадам Клаписсон (возможно, ее же) см.: Pl. 1146.. Муж ее был отставным лейтенантом, биржевым маклером и коллекционером – он приобрел у Дюран-Рюэля картину 1882 года «Лестница в мечеть Сиди-Абдурахман»[501]Ibid. Pl. 912.. Портрет мадам Клаписсон выполнен в прежнем стиле реалистического импрессионизма – фигура как бы погружена в пейзаж. Заказчица осталась недовольна, Ренуар обещал в течение года переделать портрет и в октябре 1882 года пожаловался Берару: «Я сейчас в нелучшей форме. Пришлось переделывать портрет мадам Клаписсон. Полный провал. Кроме того, мне кажется, что Дюран не очень доволен портретами детей. В любом случае нужно все это осмыслить, не впадая в крайности, – мне следует быть осторожнее, чтобы не лишиться доверия»[502]Не опубликовано; Ренуар – Берару, Париж, октябрь 1882 // Paris, Archives Durand-Ruel.. Первые предпринятые после возвращения попытки писать портреты никого не удовлетворили. Ренуар мучился, не в силах понять, что же нужно его заказчикам, и, соответственно, пытался найти баланс между своими творческими устремлениями и материальными потребностями. Ему не терпелось вернуться к жанровой живописи, чтобы экспериментировать с новым стилем. Кроме того, он тосковал по парижской жизни с Алиной. Работая в Дьеппе у Дюран-Рюэля, он писал ей: «Мне нечего тебе сказать, кроме того, что я начал работу над портретами и жду не дождусь, когда можно будет вернуться в Париж и работать в мастерской»[503]Не опубликовано; Ренуар – Алине, без места, [Дьепп], без даты [август-сентябрь 1882], частное собрание.. В другом письме к Алине он просит: «Передай всем мои наилучшие пожелания. Скажи, что я вернусь при первой возможности и что в Дьеппе я не ради собственного удовольствия»[504]Не опубликовано; Ренуар – Алине, Дьепп, без даты [август-сентябрь] 1882, частное собрание..
Алина тоже тяготилась отсутствием Ренуара. Полугодовое заграничное путешествие укрепило их отношения. Она затосковала, когда он, оставив ее в Париже, уехал в Дьепп. После двух недель разлуки она взывала к нему: «Скажи мне, мой бедненький: тебе там в Дьеппе холодно? В Париже мы замерзаем. Ты много работаешь? Скоро закончишь свои портреты? Месяц – это слишком долго! Вся наша поездка этой зимой показалась мне гораздо короче, чем последние две недели без тебя. Пиши почаще, давай знать, что все у тебя хорошо. Любящая тебя Алина»[505]Алина – Ренуару, без места [Париж], без даты [лето 1882] // Renoir, Jean . Renoir, My Father. P. 313–314..
Вернувшись в Париж, видимо, в сентябре 1882 года, Ренуар начал работать над новой серией картин: триптих с изображением танцующих пар, – безусловно, эмоциональным фоном послужила его собственная пылкая личная жизнь. Три эти работы заставляют вспомнить вихрь современной жизни из «Бала в Мулен де ла Галетт» (1876), величайшей его чисто импрессионистической картины. Работа над тремя танцующими парами заняла семь месяцев. Притом что собственно к работе Ренуар приступил только в сентябре, замысел, скорее всего, появился у него еще в марте, когда он написал своему агенту из Алжира: «Я замыслил картины, которые будут стоить мне больших денег»[506]Ренуар – Дюран-Рюэлю, Алжир, без даты [март 1882] // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 35.. Идея триптиха почерпнута из традиционного христианского искусства, из многочисленных большеформатных алтарных росписей – Ренуар видел их в музеях и соборах, возносящих хвалу Иисусу или Богоматери. На триптихе Ренуара хвала возносится романтическим чувствам в современном Париже, причем в разных слоях общества. Художник придерживается традиционных пропорций – центральное панно несколько шире боковых.
Для центрального полотна «Танец в Буживале» Ренуар выбрал романтическую интерлюдию просто одетой пары; слева у них за спиной изображены три человека, беседующие за столом, а еще трое стоят и общаются под деревом справа. Судя по одежде танцующих, они принадлежат к низкому сословию: оба без перчаток, кавалер в соломенной шляпе, темно-синей блузе и простых башмаках, судя по всему – гребец.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления